Закрываю глаза - открываю уже не здесь.
Ты попробуй найти - вокруг меня возникает Лес,
Путает тропы, перекрестки скручивает узлом,
Ты звал меня, глупый, доброй - теперь называешь злом.

Коридоры сглатывают шаги - не услышишь мой легкий бег.
Следы заполняет дождь, уже плачущий по тебе.
С меня он смывает грусть и неправду всех этих лет,
И ярче горят сердца, неподвластные общей судьбе.

Закрываю глаза - открываю уже не тут.
Бойся - хитрый Саара уже поет у себя в пруду.
Увязнет в болоте твой чужеродный шаг,
Ты пошел за мной? Ты не вернешься назад.

Мир вдыхаю в себя - выдыхаю уже не здесь.
Новый дождь поет и танцует Лес.
Не ходи за мной, коль хочешь остаться жить.
Я ничего не сделаю. Я просто буду кружить.

Твое тело растащат - еще не успеешь остыть.

В колонках играет - Сплин - Аделаида
Настроение сейчас - Напряжение не кончается

Эмоции мои тяжелы и сдавливают грудную клеть, а я - то брожу по ссылкам, то кружусь по комнате, и...
Чувствам этим вырваться бы на волю воплем, от которого разумный мир разлетится вдребезги, но я молчу, захлебываясь песней, словами, музыкой, и - не могу спать, и остается только кружить из угла в угол, либо - застывать, каменея, и молчать, молчать, молчать...

Копить в себе нарастающую волну из ошметков образов, боли - в груди и в висках, напряжения в спине, бросать взгляды на часы - о, уже открыли метро, но нет, сиди, сиди - и жди.
Стать бы зверем. А то в этом облике мне совсем невмоготу...

И да, я - становлюсь, иду сквозь серую темноту Города, и, прикрыв глаза, падаю под разбитым фонарем, кладу голову на лапы, пережидая приступ удушья и боли в висках, и - жду, потому что где еще ждать, как не в этом твоем Городе?
У меня на шее болтается многогранник игральной кости, буквально днем я оплела его шестью нитями и теперь - ношу на себе, зачем пока неведомо, но так надо.

Многое не могу объяснить, но - чувствую столько, что задыхаюсь, захлебываюсь, все это становится физической болью. И стягиваю это в себе, и в который раз по кругу повторяющаяся песня становится заклинанием, которое держит меня, не позволяет вырваться из себя самой воплем или не рвануть на электрички. Я же шальная, дурная, я же могу и не таких глупостей наворотить, я же...

Уткнувшись в стол лбом подпевать тихо, да - чувствовать, чувствовать, чувствовать...
Вздрагивать, дергаться, ловить себя внезапными глюками, и - тянуться сквозь километры всем своим естеством.
Жда-а-а-ать.

Есть только северный ветер и он разбудит меня
Там где взойдет звезда Аделаида.

...Она идет вдоль длинного дома по темной подворотне, освещаемой жидким светом из окон и всего парой целых лампочек. Это - самый короткий путь от остановки до дома, и - самый темный. Обычно, этот проулок обходят стороной даже взрослые мужчины, и что тут делала худенькая девушка, чуть ли не подросток - было загадкой. То ли ей было все равно, что с ней станет, то ли - была уверена в своих силах. А может...
Ей навстречу выходит некий темный силуэт, по сравнению с ней - громадный, мощный, плечистый. Казалось, он перегородил весь проход. Хриплый голос просит закурить, заслышав "не курю" - оскалился похабно, но вдруг - словно бы поперхнулся воздухом, отшатнулся, бормоча что-то под нос - мат или молитву, не разберешь.
Разворачивается. Бежит, не оглядываясь, втянув голову в плечи, продолжая бормотать. Кажется, все-таки молится.
Из темноты возле стены, позади девушки, поднимается нечто - черная гладка шкура, длинные, тонкие лапы, длинная же морда, как у добермана, но массивнее. Существо не получается разглядеть, оно сливается с темнотой, и лишь глаза - продолговатые, какой-то злой формы переливаются красновато-бордовым, отражая тусклый свет. Создание громадного роста - почти два метра в холке, но кажется изящным, сложенным, как сюрреалистическая статуэтка из эбонита.
- А я говорил тебе, что не ходи по подворотням, - голос звучит словно отовсюду, низкий, "густой", чуть порыкивающий.
- Ну а чего мне бояться? - девушка улыбается, обернувшись, делает шаг к существу, привставая на цыпочки обнимает безбоязненно за шею, гладит короткую поблескивающую шерсть. Чудовище издает тихий рокочущий звук, еще не рык, но близко, и скалит зубы в жуткой улыбочке. Но девушка не пугается, она знает - ему нравится, просто он не умеет показывать это иначе, чем вот таким жутким образом. От оскала этого монстра седеют другие, но не она.
- Мы скучали по тебе, - жуткая тварь трется узкой головой о щеку обнимающей его хозяйки, она улыбается счастливо, жмурясь и продолжая обнимать того за шею.
- Я уехала всего на неделю к морю. Привезла много красивых фотографий и всякие ракушки. И даже бутылек морской воды для Тиня. Он же хотел, помнишь? - монстр щурит и без того неширокие глаза от удовольствия - И как остальные там?
- Скучают, - вздыхает тварь, невольно рыкнув - Дня три резвились по всему городу, а потом надоело. Да и опять эти святоши лазают везде, мало ли... Ну, ты так не делай больше... - укоряюще просит ее монстр, вильнув гладким хвостом.
- Давай я тебя покатаю, посмотришь на город, - он высвобождается из объятия бледных рук, ложится, чтобы ей было удобно взобраться на спину, потом осторожно поднимается, делает шаг, другой - вокруг когтистых лап вьется хороводами пыль и мелкий мусор, мягкий, бесшумный рывок - тварь взмывает невесомым силуэтом, унося с собой хозяйку, обхватившую могучую шею.
Они несутся сквозь ночную темно-синюю мглу, расцвеченную полотнищами света от фонарей, приглушенным шторами свечением окон, сквозь звуки машин и музыки, голосов и телевизоров. Его лапы уже не касаются черепичных крыш, монстр несется по воздуху быстро и плавно, в шерсти отражаются звезды колючим блеском. Она смотрит вниз, и видит не совсем то, что видел бы обычный человек. Она видит, как в паутине проводов запутались теневые информаторы, путающие телефонные линии и телевизионные каналы, устраивающие помехи, которые пугают детей и даже иногда взрослых, потому что очень похожи на завывающие голоса. Она видит, как в помойках роются похитители памяти вещей - они сжирают все то, что "видели" вещи, воруя частички человеческих жизней. Их маслянистые блеклые глаза начинают светиться ярче, если удается найти вещь с памятью чуть более интересной, чем консервная банка.
По стене небоскреба через три улицы видно пару темных клякс, похожих на сломанные зонтики. Они ищут тех, кто сейчас мечутся в температурном бреду или видит кошмар, и подпитываются его слабостью и болезнью. И человеку через какое-то время становится легче.
Город полон чудовищ и монстров, тварей и кошмаров. Некоторые из них опасны, некоторые почти не пересекаются с людьми, а вот бывает что помогают даже. Все они либо омерзительны, либо - прекрасны, одни приманивают людей к себе, иные - отпугивают.
А бывают те, кто дружит с ними. Личности, которых людьми назвать уже сложно. Их мало интересует жизнь социума, либо даже среди других они - выделяются. Эти странные не могут влиться ни в один коллектив, не задерживаются в компаниях, не смотрят новости.
Эти странные смотрят в себя, и через глубину своих переживаний - на весь остальной мир.
Изящный силуэт осторожно приземляется у порога старого одноэтажного домика под рыжей черепицей. Его окна обычно всегда завешаны тяжелыми портьерами, на крыше крутится флюгер в виде двух летучих мышей, мелодично позвякивают латунные колокольчики и какие-то странные амулеты поблескивают над дверью.
Открыв дверь, девушка тут же падает на пол - ее с радостным писком сшибает с ног непонятное существо, состоящее из вороха малиновых перьев, множества цепких лапок, коротких ног. Создание больше похоже на игрушку, чем на что-то живое, однако оно верещит, обнимая пришедшую за шею и плечи, щебечет что-то, вздыбив перья.
- Ну вот! Ты пришла! - радостно повизгивает малиновое нечто - Пришла! А то! Ну как так! Оставила нас одних! Ну как так можно?!
Хозяйка дома смеется, пытается отцепить бархатные лапки и подняться на ноги, запутавшись в длинном ремешке сумки. Черный зверь стоит на пороге, улыбаясь своим жутким оскалом, но это никого не пугает. Он дома.
- А ты?! Ты! Привезла мне?! Ракушку на веревочке?! - продолжает пищать малиновое. Постепенно, к ним сползаются остальные обитатели дома, темные, бесшумные, жутковато-завораживающие. Скользят, летят, прыгают. Просто появляются из стен и потолка. Руку девушки обвивает темно-серый, почти черный змей, скользит ей на плечо, и чешуя его ледяная, как дыхание зимы. Но и он рад ее видеть.
На голову падает маленькая крылатая тень, один из смятых "зонтиков", пожирающих температурный бред, но пока еще совсем малыш.
- Я тебе и морскую воду привезла, - смеется девушка, осторожно отцепляя одну из четырех пар бархатных лапок - Только дай мне встать, я же на сумке сижу!
Спустя десяток минут она сидит на полу в большой комнате, прислонивших спиной к катавшему ее монстру, и рассказывает рассевшимся по всей комнате чудикам и монстрикам о море, разложив бусы из ракушек, смешные талисманы из камешков и лент, включив ноутбук с фотографиями. Ее плечи обвивает блестящее тело змея, притушившего зловещее синее сияние, под боком устроилось малиновое нечто, наконец-то переставшее верещать.
А за зашторенными окнами просыпался город, окрашивался красками рассвета, растворяя благостную темноту, лишая укрытия ночных жителей, прячущихся в свои подасфальтовые норы и подвалы, разбредаясь по незаселенным еще квартирам и пустым комнатам, и - иногда приходя в дома к странным людям, которые их не боялись.

Серия сообщений "Минутные сказки":
Часть 1 - И всю ночь говорить про космос
Часть 2 - Это существо
...
Часть 11 - Собирайся, королевна!
Часть 12 - Ночь Сказок - Древо Памяти
Часть 13 - Берегиня кошмаров
Часть 14 - Пусть чудеса останутся
Часть 15 - Звездопадная сказка
...
Часть 28 - 04. Холод.
Часть 29 - 35. Голос над мирами
Часть 30 - 43. Видишь город в темноте... (с)

В колонках играет - Джем - Эден
Настроение сейчас - Выр-выр

Квест "Одинцово-Дубна" выполнен. В ту сторону вместо почти трехсот рублей я доехала за... 16 с половиной. Впрочем, из Дубны до Одинцово я доехала вовсе бесплатно, да.
Сий маршрут - трехчасовой, с дважды ходящими контролерами, впрочем я даже наушники не вытаскивала, и бегая от них по вагонам под "Когда воротимся мы в Портленд" чувствовала себя одновременно обдолбанным сталкером и беглым от правосудия пиратом, которого засекли в катакомбах с сокровищами.
В Дубне меня ждали Кось, а так же внезапно - громадный кот Бася, с которым у нас установилась взаимная любовь, ласковая и трепетная, и когда эта туша укладывался на мои откровенно неширокие коленки - бока его живописно свисали с обеих сторон. А еще он нежно облизывал мне руки (уже второе кошачье, кто так делает) и еще более нежно покусывал, а так же лез целоваться. Чертовски флегматичный и спокойный - отчего-то люблю я флегматиков, прямо вот не знаю, учитывая, какая я холера. Потрясающий мужчина, пусть и кот на 17-ом году жизни.
Вечером меня утянули в "Гостиную" - это небольшое мероприятие, которое проводит преподавательница, она когда-то вела курсы у Кось, а чуть позже стала организовывать посиделки со своими студентами, которые приводили еще и левых личностей (типа меня). Поют, играют на всем чем можно - от гитары до хрустальных бокалов, иногда читают стихи, я там даже паре прекрасных погадала на игральных костях.
У меня все пытались выпытать, какое у меня имя написано в паспорте, на что моя отвечала, что паспорта у меня с собой нет, а значит - как представили, так и зовут, и вообще, мне паспорт приходится менять каждые двадцать лет, так как живу триста лет, куда деваться-то нам, бессмертным тварям?
А вообще, за эти выходные было огромное количество знакомств, что для меня привычно и все такое. Учила плести Ловцы Удачи, пару продала еще, гадала на случайных картах, попавшихся мне на улице (шесть червей), и костях, радовалась сообщениям по телефону, потом - грустила над идиотизмом и раздражалась на блядство из разряда "всех люблю не могу трахну в мозг своей любовью" а так же - выпавшим всего 15 из 30 возможных, половина, у меня половина и не у меня тоже, и что мне делать с собой и сердцем своим? Забить не могу - а что делать - не знаю. Знать бы, кем меня, а я бы, да что я, там бы...
Эх.
А вообще, моя информационная удачливость спалила сразу пару вещей, одна - на счет которой я фыркала, грустила, ржала и раздражалась (целые две кроваво-кипящие полосы, да, меня бесят такие бабы, при том бесят до желания разбить им голову, впрочем, я однажды ее прокляла на один глаз и на одну жизнь - могу и на второй, почему нет?), а вторая - оказывается, я окружающих порчу, во как, это кстати бывший заявил, так и заявил, что мол "а он начал общаться с Нэн и испортился" - это про брата моего, во я хохотала. Экая я нехорошая.
Сейчас, как обычно и бывает, мне хочется стать просто рыжей тварюгой, не кошкой и не волком, глаза закрыть, в ладонь уткнувшись, молчать и все, и все, и все.
Волчьи законы, мать их.
А иначе мне не нравится. Но, не зная, что же тебе в ответ - тя-а-а-ажко.
Выр-выр-выр.
Пойду себе амулеты от хандры завязывать, в темный кокон лабиринта теней себя кутать и медитировать, чтобы две кипящие полосы на гербе с красно-черной звездой не стали тремя, и, не дай боги, пятью-шестью, иначе я за свою агрессию не отвечаю.
Как хорошо, что мне гордость не позволяет так орать. А я-то еще себя несдержанной считала, ну-ну...
В крайнем случае в Дубне есть прекрасный Бася, который греет мне коленки своей тушей и нежно кусается, и это прекрасно - хотя бы в одном мужчине я уверена.

...и в лабиринт огней!..

В колонках играет - Loreena McKennitt
Настроение сейчас - Урчать

Все, кого ты любишь, могут оказаться кошками...

Увидела эту строчку у Кось в статусе, и так она мне понравилась, что я ее себе попырила, с копирайтом даже.
А оказалось, что это мои собственные слова, которые она чуть-чуть перефразировала.
Внезапно. В самом деле. В этом что-то есть, да.
А вообще, у Кось талант говорить убойные лаконичные фразы.

Что же до кошек, то, в общем-то, я иногда и сама хочу стать эдакой какой-нибудь тварью, чтобы лобастой башкой под колени тыкаться, класть подбородок на подлокотник и все такое прочее, тут как обычно не о любви - я в ней некомпетентна, все, что люди зовут любовью - у меня заменяется звериной привязанностью, уважением и восхищением, был там еще четвертый туз, но я его забыла, может, чуть позже вспомню. Так что преданная тварь из меня вышла бы прекрасная.
Главные четыре компонента, все остальное - это так, добавляется в тех или иных пропорциях. Влюбляться я тоже не умею - влюбленность у меня заменяется восхищением, при том не обязательно целиком личностью, а какими-то чертами характера или даже внешности, ужимками. При том мне не обязательно с этим человеком общаться, и вообще, чуть позже он мне может оказаться и не нужен, потому что на одном восхищении даже дружбы не выстроишь.
Вспомнила. Четыре туза - преданность, уважение, интерес, восхищение. Это то, что я могу объяснить и идет от головы, а от сердца - да черт его знает, что оно там чувствует, больное мое, но мне всегда должно быть интересно, иначе становится скучно, а как показала практика - гаснет мое восхищение, за ним зачастую уважение, и... на одной лишь преданности тоже не уедешь.
А все это гаснет тогда, когда пропадает уважение и интерес ко мне. Восхищение - это приятно, конечно, все такое, но мной не обязательно восхищаться, но уважать меня и то, что я делаю, то есть проявлять интерес - нужно, так-то. Я в свою очередь не поскуплюсь на искренность.
И да. Главный джокер всего этого - искренность. Тузы тузами, но без искренности они - ничто.
Понимаешь ли, дорогое мое бытие, когда я - всем своим существом кому-то, не раздельными составляющими "голова-сердце-гормоны", а - всецело, то - искренняя, в этом нет для меня никакого подвига, потому что для меня это в порядке вещей.

Да, с одной стороны я дикая злобная тварюга из темного леса, ары-ры, все такое, загрызу и не подавлюсь, но с другой стороны - это же лучше, нежели в лицо улыбаться, а за спиной поливать дерьмом.
Почему-то лживая доброжелательность ценится многими выше, чем искренность, пусть даже презрения искренность.
И не учитывают, что такое я только с одной стороны - с другой же я мурчу, когда гладят за ухом, слушаю песни, затаив дыхание, кусаюсь ласково за руки, люблю сладости и горячий чай, плачу, читая стихи или слушая песни, смотря мультфильмы или погружаясь в книги - и плачу, и смеюсь.
И иногда мечтаю стать безмолвной пламенно-рыжей тварью, помесью волка и кошки, чтобы сшибать с ног, урчать нежно и ушами шевелить, слыша голос. Пожалуй, это было бы идеально для такой, как я. Хотя и кормить такую тварюгу муторно, зато это целые сколько-то кило предельной верности и искренности.
Потому что облачать все это в плоть человеческую было несколько опрометчиво, да, я умею плести фенечки и Ловцы, но в остальном - это все так неважно, что ну не тупи, мироздание, слышишь, в следующий раз?

[Ты меня прости, ты меня прости, сам назвал меня сказочником, но все равно - прости за мои столь наивные, но все-таки сказки, за кривые рисунки (с которых все и началось в этом случае), за черте как звучащий голос и едва слышную запись. Оно само, сильнее меня и чище. А еще. Мама иногда зовет меня птицей.]

Я расскажу тебе сказку о том, как люди становились зверями, тотемами, саблезубыми тенями, рукокрылыми мутями. Ты глаза закрой, это не больно, но чуточку жутко, хочешь - не верь, обращая все шуткою.

...Канет год, как будто не было Колеса*, сутки начинаются, да с конца, он кожу рвал на себе, словно тесный плащ, прочь из сердца рвался беззвучный плачь. На руках отрастали когти, в глазах - туман, покрывался весь шерстью, но он точно знал - коль отринет все - не видать ему ничего и нигде, он ни там, ни тут, остается только выть на луну да смотреть во тьму.

...Канет год, словно в пальцах не удержать ручья, она безумна, одна, она вновь - ничья, только бьется в груди песня птичья. Ей бы глотку порвать - да и выпустить из неволи все то, что было укрыто бездушной мглою, все, взращенное на крови, что вернулось с болью. Она пыталась узнать о любви, да отравилась любовью, и ей неясно - что делать с собою? Но лопатки взрываются с новой силой, на губах лишь трель: "Я тебя просила" - вырываются крылья в пространство мира. "Господи, как же больно, но как красиво!"

Не страшно тебе еще? Не зудят крыла, не пытается вой из груди прорваться?
Ну ладно, слушай. Я буду стараться.

...В полнолуние сошлись, как в безумном танце, два зова тех, кто не мог остаться просто семечком не проросшим.
"Не смотри, я страшный"
"Нет, ты хороший"
Коснулось крыло топорщащегося загривка. Взгляд в глаза. "Ну, ты будешь сливки?"
Смех лукавый, летящий звенит в ночи, а волк улыбается и молчит.

А что днем? Как простые люди - электрички, метро, трудовые будни, только легче теперь пережить, коль знаешь, что ты не один такой в этом странном мире.
Пахнет лесом и степью у них в квартирах.
Он за пазухой носит золотое ее перо, она - в кулоне хранит шерстинки.

Начинается полночь - и часы забывают тикать, замирают вдруг шестеренки. И на самой границе мира, зыбкой и ломкой, раздается голос - быстрый, смешной и звонкий.

Вот такие вот сказки, мой друг.
Сказки, настолько реальные, словно...

"Так ты сливки будешь?"
Я обернулась к волку.

* Имеется в виду Колесо годовых праздников, таких как Самайн, Бельтайн и прочее.

Серия сообщений "Минутные сказки":
Часть 1 - И всю ночь говорить про космос
Часть 2 - Это существо
...
Часть 8 - Уходящий за Солнцем
Часть 9 - Теньк
Часть 10 - Сказка о непростых
Часть 11 - Собирайся, королевна!
Часть 12 - Ночь Сказок - Древо Памяти
...
Часть 28 - 04. Холод.
Часть 29 - 35. Голос над мирами
Часть 30 - 43. Видишь город в темноте... (с)

Вернешься - куда ж ты денешься.
Рухнешь, сломаешься, надорвешься,
Пальцы о край порежешь - сорвешься,
На дно безумия канешь.

Ты шепот мой слышишь, слышишь?
И ветер в затылок холодом дышит,
Закричишь белугой - лишь я услышу,
И подставлю душу, ну на - держись.

А вокруг шныряют разные-разные люди.
Ловишь блеск, да не тот, что любишь,
Слышишь смех, да не тот, что в сердце.
Вертишься все. Да не отвертеться.

В колонках играет - Indigo Girls – Love Of Our Lives (Acoustic)
Настроение сейчас - Хорошее

Я - дурочка, мне плести еще пару фенечек на обмен, а еще Нэксу на Огненное Крещение (да-да, я выдам ему в руки огненные пои), а я - начала плести фенечку для Фени. Потому что все остальное у меня не плетется упорнейшим образом, а начало одной фенечки вообще куда-то затерялось, хотя раньше почти вегда попадалось под руку. Ну и куда оно делось?
Про пои - заказала себе мимимилые кафедралы кевларовые, скоро будут - съезжу за ними. И очки пилотские надо проплатить - никак на яндекс-деньги рубликов не скину.
В это субботу ярмарка, а в воскреснье - мы лихо идем спасать мир вокруг нас от распада на вижащие частички.
Я живу как во сне, не просыпаясь, даже глаз как будто не открывая, и слава богу, потому что вокруг меня много еще всяких, у кого едет крыша и кого срочно нужно тащить, вытаскивать, гладить по загривку или отвешивать подзатыльники, мол, вставай! Не падай.
Потому что кто - если не я? Я нынче железная, мир, после всего произошедшего, железная. Бедный Фень - по возвращению ему придется завоевывать мое доверие и приручать заново, пускай моя верность ему и осталась на месте.
Фень, кстати, старательно показывает как ему радостно и хорошо живется, хотя ранее статус во вконтакте не обновлял по полгода, даже когда происходило что-то реально интересное. Знакомые мои хихикают - сразу видно, для кого старается, мол "смотри, смотри, а мне и так неплохо".
Да я знаю, что неплохо, вот только на сколько этого твоего "неплохо" тебе хватит? С людвой тебя объединяют только компьютерные игры, фехтование и "нелюбовь" ко мне, и все, и все, сам-то ты для них как комнатная собачка, они же по парочкам все.
Однажды утром ты проснешься, в будни на работу, поднимешься, чуть не сшибешь чашку со стола и внезапно щелкнет в голове, что все нынче с тобой происходящее - неправильно, отвратительно и не верно. И к кому ты пойдешь с этими ощущениями? К людве этой? Они - людва, они не понимают и не ощущают, только прикидываются.
А нынче, мир - я железная, железная, потому что кто - если не я? Вокруг падают и сдают позиции бастионы здравого смысла, значит - приходит мое время, Время Безумия, незримые ассасины сознания, выходящие в бой когда громадные воины с двуручными мечами уже ничего не могут сделать.
Я буду смеяться и играться границами собственного сознания, тасовать пласты реальности как засаленные карты, пока не сойдется пасьянс. Только не забудь вытащить меня, мир, да, меня будут страховать некоторые, ниточки их ко мне тянутся, веревочки, но - обязательно не забудь уцепиться за меня, мир, иначе все - зря.
Мне бы еще две недели продержаться, а там - легче будет, я к тому времени перетасую эти самые пласты реальности, и залягу на дно, тихо урча себе под чуткий нос - ждать, зализывать раны, нанесенные мне собственным Безумием, и ждать, ждать, ждать...
Ждать останется совсем немного.

Милый мой, хороший, неласковый, не слышишь ты, не видишь, нет? Куда бы не прятался ты, не бежал и не уходил - в себя бы погружался, ты находишь и видишь меня. Чуешь меня, тепло мое и биение сердца, и в толпе - то рыжий волос мелькнет и погаснет, то картавинка прозвенит, как колокольчик, может даже взгляд мой пригрезится, и...
Никуда ты не денешься, милый мой и хороший, неласковый.
Опасно огонь приручать, опасно - Зверя, а я говорила тебе, говорила, да ты смеялся, не верил, что все так страшно быть может, оглянешься - и кажется, видится, чуется.
Это я. Иду за тобой след в след.
Ты пытаешься скрыться среди тех, кого презираю я, но это не поможет, мне нет дела до них, ведь главное - это ты, и никто более, а они - спотыкаются, ломают пальцы о тени, и не могут меня поймать, я все равно рядом, я ближе чем ты думаешь, потому что я...
...я - в тебе самом.
Приручать меня, знаешь ли - все равно что впускать в себя, позволять мне обнять - и впустить когти в плоть, корнями срастись, не оторвешь, милый мой, неласковый.
Все дороги твои все равно приведут ко мне, потому что не к кому тебе идти, потому что никто не обнимет так же, не грызанет за уши, волосы не расчешет.
И ведь - не о любви это, о верности. Потому что любовь - лишь одно из проявлений и дополнений к верности, единственное из всех проявлений ее. Потому что верность моя всегда была выше любви или дружбы, родства. Остальное - лишь обрамления.
Ты думаешь что сможешь так просто отвязаться от своего Зверя, милый мой, неласковый Хозяин?
Значит, глаз моих не помнишь, и оскала, и слез, и смеха.
Но чувствуешь привязь - и мечешься, понимая, что не можешь разорвать ее, и вероятно - не так уж уверен, что хочешь, просто вдруг захотелось побыть гордым и якобы сильным, доказать всем вокруг, что ты - Настоящий Мужчина, а не тряпка, и, и, и...
Дело ведь не в любви. Дело - в верности. Любовь она переходяща. А верность - настоящая, прирученная верность - нет.
И пока я чувствую, как звенит в моей груди струна - я буду рядом с тобой, я буду в тебе самом.
Гореть, смеяться и петь.
И не сможешь спокойно спать, пока не примиришься сам с собой, а значит - и со мною тоже.
Посмотри в мои глаза, видишь - в них пляшет огонь, дарующий тепло.
Кто еще сможет для тебя - вот так?
Я затаилась в груди твоей, под самым сердцем, и никому не уступлю своего места, логова своего.
Потому что никто более не.
Ни ты. Ни я.

В колонках играет - Orikasa Fumiko – Oto no Hana
Настроение сейчас - Умиротворение

- Ты меня в братья добавишь?
- ты и так у меня в друзьях х_Х
- То есть нет. Ок
- а, тьфу, сорри, не поняла сначала. я просто плету сижу. вот теперь ок.) я просто встаю рано в будни, и щас малец уже туплю. Х_Х
- Понимаю. Благодарствую) Сестричка:)

Это переписка из вконтакта. В виду того, что я завела там новый аккаунт, удалив старый - я как-то сразу не проставила родню и вообще с этим забыла. Вот уж не думала, что этому нечеловеку так важно, чтобы он был у меня все так же указан в "братьях".
Мы и в самом деле схожи - волчьей сущности, он только более волчонок еще, чем я. Но, как я говорила еще Феню - чуть позже он вымостится.
Кстати про Феня. Смешное - я ждала поддержки и помощи от него, но получаю ее сейчас от посторонних, в общем-то, личностей, у которых я не просила ее.
Потому что вот тот диалог, приведенный выше - греет. То, что кому-то важна даже такая мелочь, как графа "родственники".
В этом я вижу отклик и отдачу. Эмоциональную, что важнее.
"Смотри, чтобы терабитяне тебя не услышали. Они думали, что ты их король."
В этом - все, что надо. Вся подноготная.
У меня - своя Терабития, с Ловцами и нитками. С чудесами теней, паутин и живыми голосами игрушек.
Но если ты не веришь в эти тени, в эти голоса и паутины - убирайся прочь, пока они не узнали этого.
Если ты не чувствуешь нашей связи - отдай мне память мою обратно, душу мою - верни.
Но пока в Мироздании дует правильный ветер, несет правильные запахи - я жду.
Жду, затаившись среди теней, голосов и паутин.
Жду, когда вернется король и Хозяин.
А пока у меня есть новенький - фиолетовый смешной заяц, связанный мачехой, громадный букет белых роз в крынке, новые ловцы, потрясающей красоты нитки, эльфийские свитера, а еще - 54 килограмма моего веса вместо 58.
И музыка, музыка.

С меня окончательно слетела вся эта людская шелуха эмоций, и прочее-прочее-прочее.
Слишком много (для меня) народу из ирреальцев, нелюдей, чудных, волшебных становились людвой. Невольно это так же влияло на меня. Изменения, творящиеся вокруг, слишком много именно людвы, привили мне сугубо человеческие чувства, вернее, опять-таки, чувства и зачастую реакции людвы.
А нынче мне спокойно, собранно, насмешливо. И совершенно ясно. Что к чему.
Фень, к прискорбному моему сожалению, вчера реагировал как обычный парень двадцати лет от рода, роду людвы, а не как он утверждал - нелюдей. Но, в общем, его сейчас поносит мордой по асфальту, все прочее, и скучно станет, и...
Вот что значит если нелюдь пытается казаться людвой, даже если сам этого не замечает.
А сегодня я себе еще стрижку сделала. Ну, мне сделали. Фотография - унылие, но хоть как-то представить, что к чему.
Фень, кстати, отдал мне свои фенечки. Которые я ему плела.
А я... я надыбала пепельницу с толстыми стенками, и все это сожгла. Я освобождаю его от любых влияний, включая мои. Ну, кроме тех, что не относятся к поверхностным, а то, что является настоящим - остается.
Потому что связь, она, знаешь, никогда не рвется между Стражем и Зверем.
Глупое, людское "никогда". Такое же глупое слово как "любовь". Потому что оба затасканные донельзя.
Сам факт, что, коль взялся - обратно дороги нет. И не будет. Только если бегать от этого всю жизнь, и прочие жизни, но это тяжко.
Видишь, сгорает? Остается пепел, которым будет кормиться ветер.
Я посмотрю, что ты будешь делать со своей неожиданной свободой.

В колонках играет - Канцлер Ги - Тень на стене
Настроение сейчас - Теряюсь там и тут

...Когда моя кожа начинает источать яд - она становится нежнее шелка, нежнее теплого сквозняка, белее солнечного зайчика. И запах - притягательный, и свежий, и терпкий - но нет, это яд, слышишь? Когда кожа моя - нежнее шелков.
Не смотри в глаза мои когда я начинаю терять устойчивость в этом мире, не смотри - бездны, омуты, космос. И ты тоже начнешь выпадать из границ и реалий этого мира. Что это? Зачем? Кто эти люди, что я делаю здесь? Заче-е-е-е-ем?..
Что ты хочешь от меня? Правды или чтобы я была милой и хорошей? Лояльной, доброй?
Если ты выбираешь правду - не отводи глаза, не делай вид, что не знаешь меня - правда моя она такая, страшная, обдерганными ушами шевелит, щурит глаза, притухает пламенный взор - ну, ну, я не прячу лица и собственного зла, ну?
А если ты хочешь видеть во мне добро и справедливость - то ты и ложь увидишь. Я буду врать.
Я ложусь и слушаю землю, чтобы не слышать чужой болтовни и не говорить дурного самой. Мне стали скучны обычные встречи ради пустого трепа. Переговорила, как перегорела - для того, чтобы что-то рассказать, у меня есть место тут, на электронной бумаге мироздания.
Все эти разговоры - о том, что не нравится мне, тебе, им - или о том, что нравится, о том, какое красивое небо, какое бывает море, какое, и просто - треп - надоело, скучно и пресно, не интересно.
Сплетни слушать? Я их знаю.
Все эти - люди, нелюди - ну их, прикидываться.
Я не верю тем, кто говорит "ну, я ко всему отношусь с пониманием". Это значит "ты не увидишь меня настоящего".
А уж кто пытается казаться лучше, умнее и глубже - ну их.
И все эти люди и нелюди, кто меня к себе хочет, с собой, болтать сидеть - ну о чем? Что нового и интересного ты расскажешь мне? Психологические проблемы опять?
А я вот могла бы рассказать о том, как громко тикает стрелка - это буквально полуночный выстрел, когда внезапно мир пересекает границу яви и нави, и тени плясать начинают, стучатся в зеркала с той стороны, а я что? Не мне их бояться.
Хочешь, я поцелую тебя в темечко - и по капли выпью твою душу?
Зато ты поймешь - что это там, за зеркальной гладью, она для тебя станет как вода, даже круги пойдут по твердой некогда границе. Хочешь - там, хочешь - тут.
Я могу рассказать сказки страшные, бессюжетные, но кто их будет слушать? Где моя Ночь Сказок? Чтобы говорить - и чувствовать, как холодеет кожа, будто льдинкой провели.
О том, что Цветок расцветает в самую короткую ночь, выпадающую на полное безлуние - в центре города, и границы его лепестков светятся льдисто-голубым, и если испить росы с них - не будешь прежним, никогда, и ты проваливаться будешь сквозь зеркала, тайны и людские взгляды, и потеряешься, не вернешься, пока вновь не найдешь Цветок, а там? Никто не знает, никто не видел, никто не встречал. Говорят, они уходят туда, откуда эти Цветы расцветают на мостовых.
Мой яд отравляет меня саму, но это - так сладко, боже мой, так это сладко - травиться этим ядом бесконечного одиночества везде и всюду - мифическое это везде и всюду. Ядом дыхания - я дышу здесь, но ветром других миров.
Когда-нибудь я буду выдыхать некое психотропное вещество, заставляющее быть нечто иным. Или хотя бы просто - быть.

Серия сообщений "Минутные сказки":
Часть 1 - И всю ночь говорить про космос
Часть 2 - Это существо
...
Часть 4 - Привет звездным ветрам
Часть 5 - Демиурговы маски
Часть 6 - Ды-ха-ни-е
Часть 7 - О русалках
Часть 8 - Уходящий за Солнцем
...
Часть 28 - 04. Холод.
Часть 29 - 35. Голос над мирами
Часть 30 - 43. Видишь город в темноте... (с)

Работаю. о.О За предыдущий месяц премия была - 500 ры дополнительно.
Скоро Купала - у меня теперь так - прихожу домой с работы, и сажусь делать - делаю один полноценный Ловец (у меня задумок - зашибись, и вдохновение прет из всех щелей) плюс делаю один из элементов сборного Ловца (таких намечается два). Еще надо понаделать шнурков. И потихоньку плести хаератник для Мари - впрочем, если не успею, надыбаю грим-краску, нарисуем по теме.
За сегодня я дооплела палку для посоха, доделала паутинку для элемента, сделала маленький Ловец Снов. Сейчас я ползу в душ, делаю таблицу на июнь, и заваливаюсь спать. На хаератню меня уже не хватает.
Еще работать в субботу - потом три дня выходныыыыыыых. ^____^

Во. Недавно Фень ездил с рекон-клубом на три дня под Подольск, к славянскому Кремлю. Приехал - заросший, но пахнущий полем, собой и костром. А я сидела и токсикоманила - потому что нет ничего лучше этого запаха. Особенно этих запахов вперемешку.
По звериному носом запах тянуть - и дышать, дышать.
Не надышишься, зверик, слышишь, не вдышишься,
И только всем сердцем, биением, неспеша
Вся - от кончика ушей до хвоста - колышишься.
И - дышится, дышится, дышится.

Сложно подозревать (некоторым, не всем) какая сила таится в тонких пальцах, в тепле ладоней.
Взмах руки - и срывается когтистый след, распарывающий плоть, оставляющий борозды в асфальте и бетоне...
...Легкое касание той же руки - мягкое тепло просачивается под кожу, лечит ссадины и переломы. Невесомостью стирает чужие слёзы, горстями зачёрпывает боль.
Ведомая неким маниакальным откровением, кидаешься в новую кровавую волну гнева - и из целителя становишься убийцей. Из Хранителя - Малкавианом. А после, когда астральные и настоящие когти - уже в крови - бросаться на шею в истерике, зарывшись лицом в грудь, и не отпускать, ни в коем случае не отпускать, оставляя на ткани рубашки маслянистые следы от сведённых судорогой великого страха пальцев.
Излагать мысли то ломанными всхлипами, то - долгими фразами, не зная, где поставить точку.
...Они смотрят на меня тусклыми глазами в обрамлении синяков, с трещинами красных сосудов, делящих белки на острые осколки. Я гордо вскидываю голову, не только, чтобы видеть их всех, но и для того, чтобы кровь не заливала лицо. Она капает с волос, повисает рубиновыми капельками на ресницах. Живительная алая влага пропитала блузку - как назло белую - и стекает по спине, расправленным плечам.
Они смотрят. Просто смотрят - без страха, упрека или гнева. Их кожа грязно-серая, у них больные глаза и тонкие, бескровные зеленоватые губы. Точёные крылья резных носов чуть трепетают. Принюхиваются. Чуют кровь. Но не бросаются. Не их стиль.
Им не нравится, что кожа у меня - просто бледная. Им не нравится, что у меня синие глаза - у них блекло-зелёные. Они терпеть не могут мои длинные волосы - у них выбриты виски.
А больше всего они ненавидят мою кровь. Она красная, горячая, как мое сердце. Их кровь мутная, болотного цвета, и - прохладная, вязкая...
...Крик вспарывает небо - он переходит в вой. А кто-то упрямый держит в кольце - слишком крепком для меня - рук, чтобы не кинулась, чтобы не бросилась в пекло. Хватит, мол, намахалась когтями, зверь.
И я послушно обмякая, повисаю в бережной хватке, не смея поднять головы и посмотреть в глаза.
Белая ткань блузки и рубашки расцвечена алыми пятнами. Вязкий запах - такой густой, почти до тошноты - бьет в виски. Сознание гаснет под гнётом слабости, ускользает...
Срываюсь во тьму.


[07 Апреля 2009]

...Садитесь ближе к огню, зажгите свечи на окнах - пусть они ведут к вам добрые ветра, и пусть злые - обходят вас. Садитесь ближе к пламени... Пусть танцует в ваших зрачках...
А я расскажу вам о том, о чем можно рассказывать только в самую длинную ночь в году, рассказать - и словом по слову пронести в мир. А именно - о Звере и Хозяине его...
...Зверь, оберегающий и защищающий Хозяина, и Хозяин, хранящий Зверя. Зачем они нужны друг другу?.. Кто они?..
Зверь оберегает Хозяина от напастей и врагов, он - рядом, даже если далеко. От любой беды Хозяин может зарыться в огненную - именно огненную, как пламя в Зимний Солтыций, гриву. И выстоят они вместе. Ведь Зверь - он друг, а не просто живность какая, он ближе, возле души, до определенного момента. А Хозяин?.. Хозяин хранит Зверя... от себя самого, от помешательства звериного, полнолунного, когда гложет Зверя тоска полночная, когда вкус крови блуждает стальным по нутру. И от себе подобных Хозяин тоже Зверя хранит. Ибо больше их, а Зверь - один... был бы один, коли Хозяина рядом не было, который держит Зверя под сердцем, рядом, и защищает от криков ярости и злобы, непризнания, от чужой человеческой стали, от недругов, притворяющимися друзьями. Ведь Зверь не злой, Зверь - это Зверь, о себе, о жизни своей он заботится мало, лишь бы те, кто дороги ему, были живы и здоровы...
Кто может быть Хозяином эдакого удивительного, диковинного, волшебного Зверя? Тот, кто больше всего в этом нуждается. Кого одиночество гложет, одиночество, когда под сердцем не тяжело, а просто - пусто, кто хочет заполнить пустоту эту, как колодец в миры Мары, и заполнить её огнем и небом, ветром и смехом безумным.
А Зверем, кто становится Зверем?..
Тот, кто не боится отдавать себя кому-то другому бескорыстно. Не за любовь, не за дружбу - за верность и жизнь. Тот, кому хватает огня, и тот, кто пламень этот раздает по протянутым рукам, по небу всполохами и росчерками. И у кого глаза цвета неба над Валгаллой - ночной покров, или пронзительная синева с отблеском стали, снега.
Так кто же Хозяин? И кто же - Зверь...
...Зажгите свечи в Зимний Солтыций, загляните в глаза тому, кто сидит по ту сторону свечи, вглядитесь в отражение свое в зрачках чужих. Может, именно там вы увидите небо Валгаллы, или всполохи сияющего севером одиночества?..
Зажгите свечи и оглядитесь, вглядитесь, ощутите. Сегодня - волшебная ночь, долгая, пронзительно долгая. Смотрите да увидите, ищите, да обрящете, ибо ночь - лишь покров, лишь плат поверх зеркала Мироздания, и только взмах руки, только взгляд до понимания своей Темной Души, своей Тени.
Своего Хозяина. И своего Зверя...
Мидинваэрне... Пусть распахнет усталые глаза.
Вглядись... в эту ночь уходят по снам. Вглядись. В себя. В эту ночь уходят по тропам из свечей...
Зажгите свечи - они горят и во снах, и в нас. Зажгите свечи. Сегодня Звери ищут своих Хозяев.
[21 Декабря 2009]

...Мне иногда кажется, что я выдуманная, и что чем старше - тем сильнее это проявляется. Я потеряла имена - они не имеют значений больше как прежде, как казалось, у меня даже ощущения дома толком нет, хотя это и не осознается всегда и постоянно. Имена - да, я отзываюсь на интонации и голоса, а вот "ощущение дома" призрачно присутствует, ну а на самом деле...
...Давай же, выйди в половину пятого утра (?) из дома, поймай электричку наподальше, и езжай - без наушников - просто не хочешь, сонный и невнятный, как полуночный морок. И почувствуешь себя и в самом деле - мороком без определенного места обретения сущности.
Мое прошлое так же невнятно, как и будущее, но если на будущее у меня может даже какие-то судьбы есть, то прошлое будто истончается, или вовсе кусками исчезает, погрызенное хитрыми мышами, а время, которое было в прошлом - время, на которое было отведено прошлое - вообще девается непонятно куда, пожранное неведомой мне хтонической сущностью. Ну, или даже чудовищем. У кого какие бабайки.
Неужели я становлюсь вещью в себе?
...А еще эти непланированные, но даже ожидаемые встречи кажутся мне волшебными и судьбоносными...
Наверное, так.
Привязываюсь не к местам а к людям и городам. Москву не люблю, хотя и красивая - если смотреть отчужденно и не впутываться. Никогда бы не стала работать курьером в Москве. Не-не.
В Питер хочу. Свою квартиру - чтобы ничего лишнего или чужого. И будет не квартира даже - а Логово, Логово Чудес - любой Белый Кролик обзавидуется со своей норой.
А пока я... Морок? Видение, придумка?.. Что-то же истончается, что-то же...
...Даже не читав любимого мною Макса Фрая, и вообще, когда еще даже толком не увлеклась фэнтези - меня гложила некая тоска, тоска по тому что нельзя, чтобы у меня было как у всех, типично-банально-скучно, не просто - не хочу, не так уж много кто хочет, а вот - нельзя, иначе мое призрачное существование потеряет смысл и - все...
Двери в потолке, зеленые трамваи? Радужная тропинка?
Или - мое собственное нутро, ребра-клапаны, душа развернутая как книга?
...Монстр, куда ты пожрал последний год? Столько всего было, а так ушло - будто реально кто-то сжирает. Может это я и есть этот монстр?
А кажется только-только была в Питере, а на самом деле...

В колонках играет - Пикник - Раз, два
Настроение сейчас - Летят

Знаешь, я думала - все мои раны зарастают, затягиваются и исчезают, сглаживаемые потоками времени, событий и прикосновений, ан нет, вот сковырнулось чуть-чуть, и полилось - не кровью, словами, что...
...Ай да бог мой, смеешься, что ли - что ему искать? Во мне сердце второе наросло и то не до конца, во мне душа разбитая некогда ютилась, да вот, когда разбилась - я и осколков-то не нашла.
Бог мой, ну как ему рассказать, что сердце мое - витраж, я его рисовала с нуля, заново и сначала, и что там было на старом - не помню, что означало, и что я могу предложить кроме памяти-кинопленки, моих настроений ломких как лед в мартовский полдень, что ступишь - и упадешь, ну же, бог мой, ты же как-то идешь, невесомым следом, а больше никого и не надо, ну как ему объяснить?..
Как ему показать, что значить такою быть?

Мое новое сердце - толковое, но оно помнит что было что-то и до него, разбитое ныне и неживое, но было такое, такое, такое...
И я иногда сомневаюсь - осталась ли я живою?

Или выдумал меня из осколков и витражей, туманных духов и миражей, собрал горстями из звезд над крышей, и имя выткал, и чтобы выжить мне сердце выковал из металла, туда засунул что смог найти: и чем дышала, о чем молчала, мечтала тоже, с ума сойти! А после к сердцу приделывал шестеренки, вписал бубенчик, чтоб пело звонко, деталей много, деталей столько, и как все это прижилось?..

И стало снова: и любо-мило, и дождь со снегом, и мир на мир.
Драконы в небе, и феи кружат, на крыше феникс гнездовье свил.
И я по миру - скольжу по краю, весенний ветер, безумных смех.
И ты, мой бог - со мною рядом. Ты мне роднее и ближе всех.

Скоро осень закончится - в этот раз она обошлась мне относительно малой кровью. А там - зима, и уют, приходящий в дом, в логово, когда на улице метет - а ты пьешь теплый чай, ешь вкусности и смотришь мультики. Или плетешь фенечку. А может Ловец доплетаешь. Можно еще книжку почитать. Или стать зверьем и за руки кусаться - не сильно, а только потому, что пахнет чем-то вкусным и пряным.
Зиму и люблю и не люблю - холодно, кучу всего на себя напяливать, но и люблю - чудеса зимние-новогодние, каникулы-отпуска, люди, объятия - чаще, потому что на становится холоднее и надо греться.
А еще обязательно надо будет слепить этой зимой снеговика. И башенку.
У меня еще почему-то горло першит и кашляется, и спать охота, а вообще, все налаживается и идет как надо. И Синюю Банку я доделала - она теперь классная на ощупь. И вообще, Синяя Банка - это символ. Того, что мы сами заполняем свою жизнь любыми, значимыми для нас, знаками. Синяя Банка - это, ну, судьба, и судьбу эту мы сами делаем полной чем-либо. Во как. Так что в религии у меня теперь стоит "Волшебство и Синяя Банка".
Я ее буду заполнять фенечками. С разными-разными узорами и цветами. Дорогу себе выплету.
Бегать теперь с ней буду как с писаной торбой.
А завтра пятница, и, похоже, я отрабатываю часть той, следующей, недели, и все, тугудун-тугудун.
Завтра День Марены. День затухания, сна, летаргии, смерти. Спячка.
И все будет тихо, спокойно, сонно и уютно.
Подбираем нужное, творим Акуну Матату - оставляем хвост позади, складываем лапки под себя, сворачиваем накопленную энергию клубочком - поглубже внутрь, и - ждем самой длинной ночи в году, а позже уже - весны.

Там, где я - зверь, ты стоишь за моей спиной. Перехватывая за ошейник, с усмешкой глядишь во Тьму. Но отпустишь - рванусь, зазвучу струной обгоняя яростную волну. В той волне - и страхи, и боли, и чей-то смертельный сон...
Я, обгоняя время, обустраиваю заслон.

Я отвыкла от всех имен, от всего, что связано с членораздельными звуками, и сейчас я отзываюсь на звуки голосов, на интонации, на эмоции, вложенные в выдох.
Я говорю с богами внутри себя, всполохи их присутствия отражаются у меня в зрачках - ты же видишь, видишь, да?..
Перехватив меня за подбородок тонкими руками ты вглядываешься, внимательно, читая, пытаясь понять - что же они говорят, вспыхивая в моих зрачках, словно загорающиеся и мгновенно гаснущие мотыльки.
...Я шевельну мягким ухом - да, да, слышу, но так лень вставать, здесь так тепло, так хорошо, и убирать косматую башку с твоих коленей ну так не хочется, совсем. Но я даже хвостом не шевельну - сделаю вид, что сплю.
Не тяни меня за ошейник, ну, ладно-ладно, встаю, но с тебя чур вкусного сыра с ветчиной. И ветчины. И родниковой воды. И можно даже птичку какую-нибудь. Побольше, да.
Но живую птичку мне никто не даст, и потому довольствуюсь подмерзшим ощипанным трупиком. И сыром. Ветчины...
Как нет?! Вчера съели!? Ну я же видела, вчера, в холодильник...
Это было позавчера?
А... ну ладно. Хочешь, я ради такого благого дела даже обратно из зверя превращусь, в магазин сбегаю? Ну?
Ско-о-о-о-о-олько на улице градусов?! Э... давай напару пойдем, я собакой прикинусь, а? Ну, что, что огненных расцветок? И что, что глаза громадные-кошачье-волчьи?
Там холодно! А в звериной шкуре тепло!
Э... ну ладно, завтра сходим. Ты за ухом почеши, да, вот тут. Ур-р-р-р-р-р...
Ой! Куда? А второе ухо?..
Лягу посреди кухни, растянусь и буду мешаться - вот ходи теперь, переступай.
Ай-яй, не пинайся! Все, ухожу-ухожу.
Все, не мешаюсь. Только сыру оставь?..

Когда-нибудь я переконвертирую свою вечность в нужный формат, закрою глаза и выпаду из всего этого - не будет никаких кругов вечного перфоманса, никаких других поэтов, с которыми я могла бы сравнивать свое творчество, никакой "художественной точки зрения" - ничего этого. Для меня сдохнут все мои неприязни, все эти девочки полные безвкусицей, все эти гнусные таланты, взращенные на попытке что-то там сбацать, и - все.
Отпадет необходимость следить за тем, на каком языке я говорю, быть может, я начну говорить на языке Атлантиды, моей внутренней Атлантиды, и на моем плече будет изображение Шамбалы, и я буду отзываться только на блеск кольца на чужой руке, как струна говорить, ласково, тягуче и упруго, как собственные шаги. Как стрела, попавшая в цель, все еще дрожащая от энергии, вложенной в нее невесомым порывом тетивы.
Все эти люди сотрутся из моей памяти, ведь их выдуют ветра Атлантиды, а вечерами я буду смотреть на ночной город, и видеть в них огни. И то будут огни Атлантиды, которые изнутри, во мне. Но не важно, когда моя вечность будет в нужном формате, любой город будет Атлантидой. Я перестану понимать язык, на котором говорят все эти люди, я буду слушать их по эмоциям, по запаху и шелесту кожи, читать по губам. И исчезать из жизни, забываться, опадая пеплом, уноситься прочь.
Алегриа! Испанское "Радость" звучит так верно, и правильно, фонетически вкусно. Катаю это слово на языке, как леденец, льется по гортани горячей и пряной волной. Алегриа. Радость. Звучно, раскатисто.
Как это будет на языке Атлантиды, помнишь, помнишь?
Я вспомню. Осталось только переконвертировать свою вечность, и я буду петь тебе каждую ночь, перед сном, песни, звучащие над лунными куполами Атлантиды, и покажу тебе в сновидениях ее невесомые нити, тянущиеся к каждому выжившему.
Нет, не выжившему. Сбывшемуся.
Я - сбылась. Осталось лишь вспомнить по воле какой вечности и вспомнить ее формат.
Все мои стихи должны быть на языке Атлантиды. Тогда они правильные.
Дай мне чуть-чуть, щепотку бесконечности и бессмертия, посвященных именно мне, и я буду петь тебе свои фениксовые песни, впитанные мною из волшебных огней Атлантиды при самом моем рождении из соленых морских ветров, сквозняков, пламени. Вот увидишь, я обязательно вспомню.
Ты узнаешь меня по тайному знаку, я узнаю тебя по перстню на пальце... (с)
Пока я пишу на чужом языке - извини, ты не ощутишь всей моей души, как бы я не старалась. Не услышишь. Лишь самое-самое отдаленное, образ, не передающий сладостной той бездны.

Волчья кровь - невесть к чему пропоют ветра.
Я улыбнусь оскалом, я-то знаю об этом всё.
Белым росчерком в тех или этих мирах,
И я знаю, что снег все следы занесёт.

Мне не нужно ни хлеба, ни мяса задаром.
А зрелищ хватает и в жизни по самое горло.
Вы мне оставьте мою свободу - Валгаллу.
А я уж сама путь найду в свой заснеженный Город.

Я не скучаю по хозяйскому голосу и тёплой руке.
Мне роднее холод снегов, и бег по бескрайней степи.
Но рано или поздно я вернусь к Хозяину Горной Реки
Чтоб заново душу свою из огня и золы обрести...

[11 Ноября 2008]

А на землю ложилась темень.
Кутала плечи в душистый бархат...
Только я вновь забыта теми
Кто считал, что будут мне рады...
На дорогах скулила мгла,
Красноречьем моим убита.
Я, конечно же, вновь одна.
И конечно же, вновь забыта.
И печаль на свече искриться,
Тёплый чай, и - какая пошлость! -
В скупости снов... забыться,
И забыть, наконец, о прошлом...

На дороги ложилась темень.
Тёплый бархат срывался с плеч.
Ты, конечно, не вспомнишь Зверя,
Что сгорит в спистопляске свеч...

[18 Января 2009]

...Он падал. Она видела, как искалеченное тело, чуть изогнувшись, рухнуло на выглаженные камни Дна. Вокруг - лишь скалы. Он. И Тот, Кого Надо Уничтожить. Не просто - Убить, а - Уничтожить, стереть саму память об его существовании, выкорчевать его следы даже там, где следы не отпечатываются. Чтобы вещи забыли его прикосновение, чужая память - его голос, а души - боль, которую он нёс.
Убийца рванулась с места. Да, Он повелел ей не встревать - но сейчас Он изранен, и алая кровь окрашивает камень. Белая волчица прыгнула совершенно бесшумно, распоров неподвижный воздух...

Он шёл через лес, кутаясь в чёрный плащ. Ветки пригибались к земле от снега и льда, дыхание облачком срывалось с губ. Зима выдалась лютой и снежной, но Он почти не утопал в сугробе. И не оставлял следов. Незаметно вечерело, в небе всходило идеально круглое, Волчье Солнце, бросающее серебристые невесомые дорожки сквозь деревья. Вдруг, Он услышал плач. Нет... рыдающее подвывание, совсем тихое. Оглядевшись, фигура в чёрном плаще направилась вправо, небольшим посохом, вернее, длинной прочной палкой, с которой содрали кору, расчищая путь...

...Тот, Кого Нужно Уничтожить замахнулся выбеленной гладкой палкой, но мощные клыки успели перехватит её, потянуть, выдрать из рук, отбросить прочь. Он НЕ ИМЕЕТ ПРАВА касаться того, что принадлежит Другу...

...Он вышел на небольшую заснеженную поляну, укутанную в лунный свет. Поляна была не совсем пуста - её пересекало поваленное, гнутое дерево. Идущий заметил небольшую нору, выкопанную под деревом. Оттуда доносился плач-всхлип. Подойдя поближе, незнакомец внимательно заглянул в подкоп. Потом отложил посох, осторожно запустил в нору бледные руки, не обтянутые перчатками, и вытащил на свет волчонка. Что он делал здесь, посреди лютой зимы, когда ни одна волчица не заводила себе потомства, оставалось загадкой. Вернее, не он. Она...

...Поток воздуха ударил в глаза, прошелестел в белой шерсти. Волчица прильнула к груди земли, скалясь. Враг попятился, вытаскивая из ножен сталь. Убийца зарычала, и скользнула сквозь воздушные потоки, обходя Врага по левому боку, намереваясь либо сделать прыжок, метя в горло, либо вцепиться в бедро, и лишить его подвижности...

- Как же ты тут оказалась, красавица? - улыбнулся Он, откидывая капюшон. Совсем ещё молодое лицо, пепельно-русые, длинные волосы разметались по плечам, серые, живые глаза... Он был красив, так, как может быть красив дикий и смертоносный зверь, а голос звучал уверено и певуче. Маленькая волчица только всхлипнула, доверчиво прижавшись. Она не чуяла от Него запаха человека. Этого запаха просто не было... Только - леса и северного ветра...

...Она выбрала третье - и вцепилась чуть ниже колена, чувствуя, как сокрушается такая хрупкая кость такого мощного Врага. Остриё меча только-только коснулось спины, но Убийца уже отпрянула назад, чувствуя, как что-то тёплое стекает по плечам и передним лапам. Она Уничтожит его...

- Я назову тебя... - вновь улыбнулся Он - ...Зима. - и рассмеялся. Волчица не боялась. Он не причинит ей вреда. И она не оставит Его...

...Рык. Тихий, утробный. И ярость в синих, как небо, глазах. И ещё - холод и лёд. Сейчас она заходила с правой стороны, решив вцепиться в руку и обезоружить Врага. Боли не было. Не должно было быть - и не было...

- Зима! - окликнул Он. Белоснежная волчица, ещё нескладная, как и всякий подросток, вылетела из леса, радостно свесив язык и прижимая большие мохнатые уши к голове. Ей не было ещё и года - но было видно, что Зима вымостится в мощного и сильного зверя. Весна одурманивала запахом набухающих почек и звоном быстрых ручьёв.

...Бросок. Убийца вонзила клыки в руку, чуть выше запястья - ей повезло. И сжала тиски челюстей. Меч со звоном выпал из руки Врага. Даже кольчуга не спасла - волчица чувствовала металлический привкус крови. Клыки увязли в тёплой плоти, раздался сдавленный крик - тогда она отпрянула, уходя от небольшого клинка в левой руке Того, Кого Нужно Уничтожить. Но кожа на руке висела ошмётками, обрывки вен хлестали кровью...

Её первой жертвой стал какой-то бандит с дороги, решивший «узнать», что же находится в Его сумке. Он даже не успел посохом замахнуться, как Зима прыгнула, и спустя полминуты несчастный рухнул с разодранной глоткой. Волчица отошла от трупа, слизывая с морды кровь шероховатым языком, который так доверчиво мог вылизывать Его руки...

...Она наносила стремительные удары. Бок был чуть поцарапан, одно ухо - оборвано, словно в обычной волчьей драке. Враг терял силы, истекая кровью. Убийцу же подпитывала злость.
Но, Он же ещё жив, Он выживет, обязательно выживет, она залижет Его раны, и Он вновь будет играть на флейте свои чудесные песни, гармонию леса...

Её вторым именем стала Убийца - кратко и хлёстко. Он вырастил её, не осуждая, не приручая, как свою. Он стал именно другом. И Зима не оставляла Его никогда, разделяя одиночество и свободу на двоих. Белая волчица и парень с красивыми серо-стальными глазами...

...Раздался вой. Плач, отражающийся от скал, уносящийся высоко-высоко, тревожа сны смертных. Зима сидела возле Него, и, запрокинув голову, плакала. Поздно было зализывать раны, поздно были лечить Его сердце своим присутствием. Он ушёл. Он ушёл один, без неё, не оставив в одиночестве, но не смог остаться сам.
Она всегда была с Ним. Зима делила свободу и одиночество на двоих. Даже последний бой они разделили пополам. И смерть они разделят тоже - на двоих...
Кровь с разодранной спины смешивалась с Его кровью. Волчица лежала, положив голову Ему на грудь. В шерсти прятались серебристые капли. Синие глаза мутнели...
Даже смерть они разделят на двоих...

[05 Октября 2008]

Боль, словно ртутная капля перетекает с ладони на ладонь. С ладони на ладонь. Посверкивает в лунном свете, переливается чернью и медью, с лёгкой позолотой. Боль. Твоя боль...
Я чувствую её внутри себя... То давление на ровно бьющееся сердце, то давление на виски, и словно сам воздух пропитался этой горьковатой болью...
Я сижу на подоконнике, против лунного света, но ты меня не видишь. Не хочу, чтобы видел. Я сделаю всё как можно незаметнее...
Подношу сложенные лодочкой ладони к губам, и втягиваю ртутную капельку в себя. Боль не вспыхивает. Она уходит. Параллельно с тем, как капелька впитывается внутри меня.
Я бесшумно срываюсь с подоконника на пол, но не поднимаюсь.
Я умерла?
Из темноты ко мне подходит тёмный силуэт в капюшоне, протягивает руку - белокожую, гибкую, с длинными цепкими пальцами. И я, оставляя незримое не для кого более тело, поднимаюсь навстречу,
Кто сказал, что у Смерти - холодные руки? Её руки тёплые. Осторожные. Лёгкие. Прямо как у меня.
Интересно, чьё лицо скрыто под капюшоном моей смерти?..
Она ведёт меня к арке, которой нет в мире живых. И мы спускаемся в подземелья. Подземелья отчаяния. Твоего отчаяния.
Воздух давит мне на плечи, но я иду за своей Смертью. Рискованно? Опасно? Ты знаешь, я люблю рисковать. Особенно ради других.
Сырость пробирается в горло и лёгкие, першит горечью. Горечь...
Горечь потерь?
Блёстки капелек вплетаются в волосы, на ресницах - словно слёзы. Твои ли это слёзы? Или уже мои?
Знаешь, Смерть, оказывается, я умею задавать вопросы, на которые не хочу получить ответа... И не надо ухмыляться. Это моя ухмылка.
Ниже, ниже, ниже... И пульс всё слышнее. Мой пульс. Или твой? Есть ли у меня пульс сейчас, когда я вроде как умерла?..
И что меня воскресит?
Ниже... ниже... ниже... Ступени, гладкие и шершавые одновременно. Темень и пресная сырость. Биение пульса в ушах.
Мне страшно? Да, наверняка страшно мне... Или кому-то страшно за меня? Слишком уж отчуждён этот страх для моего...
Нисхождение во мрак... В темноту... В чужие горечь и боль... Или, уже в мои? Не знаю...
Что меня оживит?
Но что я могу сделать сейчас?
Огонь! Пламя биения моей души! Оно зажглось передо мной, и я вырвала руку из цепкой хватки моей Смерти, и подхватила золотистый огонёк - ещё такой слабый и беззащитный. Держись, гори!
И вот, он лижет мои ладони, греет, изводит сырость, проникшую внутрь.
Не бойся! Гори! Гори!!!
Огненный сгусток разрастается, обретает форму. Полу волка-полу кошки. Совсем ещё маленький - не больше трёхмесячного котёнка.
Пылающий... Рассветный Зверь. Я оставляю его здесь, в царстве чужой (или уже моей?) горечи.
Я отдаю его в тёплые руки своей Смерти - она присмотрит за ним здесь, пока он совсем мал. Потом, он станет стражем. От чужих, кто случайно набрёл на этот ход, и от разочарования, которое настигает нас всегда и везде, к которому невозможно привыкнуть.
Пылающий...
А мне пора возвращаться...
Яркий луч света скользнул по моему бледному лицу, и я еле разлепила веки. Жёсткий пол, несколько новых синяков после падения, усталость внутри, гул в голове.
Рассвет за окном разорвал ночь на тысячи визжащих и корчащихся лоскутков.
И, знаешь, почему-то сейчас мне её не жаль... Вовсе.
Я вздохнула, улыбнулась. Рассветный Зверь отныне твой.
А я вновь уйду в ало-оранжевый огонь рассвета...

[22 Июля 2008]

В колонках играет - Emilie Autumn - Dead Is The New Alive
Настроение сейчас - Сны, сны, сны

Тихо.
Затаиться. Ты слышишь?
Шелестит, тихо, тихо, очень тихо.
Фшурх!
Я выхожу навстречу собственной тьме, смотрю в ее глаза цвета фиолетовой стали, и вижу все то, что могло бы быть, может быть, если бы...
Если бы я была ей.
И там - взблеск лунного ножа, кровавые всплески, шорохи, звуки, вихрящиеся страхи, везде. Одним своим взглядом я бы могла свести с ума, надломить, разуверить в собственных силах, могла бы...
Но не могу. И так лучше для всех - я улыбаюсь, кидаю все слова, словно на ветер, а они летят и ранят, как пули, как пули с серебряным напылением.
Я смотрю в глаза своей тьме, она улыбается мне - безжалостно, радостно, искристо, искренне, не прячась, не пряча собственной сущности.
Я по жизни так же улыбаюсь, и так же не прячу свой острый звериный хребет под теплыми складками небесных покрывал, я не прячусь, и ошейник - предупреждение, не тронь, не тронь, не знаешь - не трогай.
А потом закрываю глаза, кладу голову на колени, и забываюсь сладким, душным летним сном, в котором я вижу сумбурные осколки собственных воспоминаний, из этой, из прошлой жизней.
И все это - лишь видится мне.