Эжен Делакруа. Гамлет и Горацио на кладбище
Прочла
«Гертруду и Клавдия» Апдайка. Я не отношу себя к большим любителям альтернативных интерпретаций знаменитых произведений мировой литературы, но иногда читаю их с большим интересом. А «Гамлет», как мне кажется, оставляет больше вопросов, чем ответов. Если бы это была просто история месте, все было бы гораздо проще.
Если раскрывать секреты о своем отношении к трагедиям Шекспира, то я очень люблю «Отелло» и «Короля Лира», почему-то не люблю «Ромео и Джульетту» и до сих пор не доросла до «Гамлета». Возможно, именно из-за попыток «дорасти» «Гамлет» меня всегда так интриговал.
У Апдайка легендарный «принц датский» фактически не появляется как действующее лицо. Зато много внимание уделено образу его отца, которого все мы помним в первую очередь как призрака. И старший Гамлет у меня положительных эмоций практически не вызвал.
А вот Гертруде и Клавдию, соответственно, сочувствуешь. Их история показана как история взаимоотношений женщины, вышедшей замуж без любви, принесшей мужу трон, но так и не оцененной по достоинству своим супругом, и мужчины, который если и испытывает зависть к старшему брату, то только из-за его возможности обладать таким сокровищем, как его жена.
И на братоубийство Клавдий идет не ради королевской власти, а ради того, чтобы защитить Гертруду и их так поздно расцветшую любовь (ей – 47, ему – 59). Последние страницы посвящены планам Клавдия на будущее – процветание Дании, узаконенное семейное счастье, возможность брака Гамлета и Офелии, надежда на то, что Гамлет полюбит его как отца… Почти что идиллия.
Но мы-то прекрасно знаем, что все эти воздушные замки разрушит Гамлет.
Вот, например, одна из характеристик Гамлета, присутствующая у Апдайка:
«— Я видела, как ты разговаривал с Гамлетом.
— Да. Он был достаточно мил. Мой заржавелый немецкий его позабавил. Не понимаю, почему ты его боишься.
— Не думаю, что тебе удастся его очаровать.
— Но почему, любовь моя?
— Он слишком очарован самим собой. И не нуждается ни в тебе, ни во мне.
— Ты говоришь о своем единственном сыне.
— Я его мать, да. И знаю его. Он холоден. А ты нет, Клавдий. Ты теплый, как я. Ты жаждешь действовать. Ты хочешь жить, ловить день. Для моего сына весь мир лишь подделка, зрелище. Он единственный человек в его собственной вселенной. Ну а если находятся другие чувствующие люди, так они придают зрелищу живость, может он признать. Даже меня, которая любит его, как мать не может не любить с того мгновения, когда ей на руки кладут причину ее боли, новорожденного, который кричит и плачет от воспоминания об их общей пытке, — даже на меня он смотрит презрительно, как на доказательство его естественного происхождения и свидетельство того, что его отец поддался похоти. Голос Клавдия стал резким:
— Тем не менее, на мой беспристрастный взгляд, он кажется остроумным, с широкими взглядами, разносторонним, удивительно чутким к тому, что происходит вокруг, чарующим с теми, кто достоин быть очарованным, превосходно образованным во всех благородных искусствах и красивым, с чем, несомненно, согласится большинство женщин, хотя эта новая борода, пожалуй, производит неблагоприятное впечатление, скрывая больше, чем оттеняя.
Гертруда сказала на ощупь:
— Гамлет, я считаю, хочет чувствовать и быть актером на сцене вне своей переполненной головы, но пока не может. В Виттенберге, где большинство — беззаботные студенты, валяющие дурака в преддверии настоящих дел, отсутствие у него чувств — или даже безумие, безумие отчужденности, — остается незамеченным. Ему следовало бы оставаться студентом вечно. Здесь, среди серьезности и подлинности, он ощущает, что ему брошен вызов, и сводит все к словам и насмешкам. У меня одна надежда: что любовь приведет его в равновесие. Прекрасная Офелия совершенна в своей душевной прелести, в тонкости чувств. Твой брат считал ее слишком хрупкой для продолжения его рода, но она обретает женственность, и интерес Гамлета растет не по дням, а по часам.
— Очень хорошо, — сказал Клавдий, пресытившийся жениной мудростью и теперь вполне готовый расстаться с этим днем. — Но твой анализ выявил еще одну причину, почему нельзя допустить, чтобы он сбежал в Виттенберг. Истинная привязанность должна строиться на все новых добавлениях, как прекрасно помним ты и я».
Мне понравилось это небольшое произведение Апдайка. Наверное, потому что я всегда сочувствовала только одному герою бессмертной трагедии Шекспира – Гертруде.
А еще прочтение «Гертруды и Клавдия» напомнило мне вот это стихотворение Цветаевой:
ОФЕЛИЯ - В ЗАЩИТУ КОРОЛЕВЫ
Принц Гамлет! Довольно червивую залежь
Тревожить... На розы взгляни!
Подумай о той, что - единого дня лишь -
Считает последние дни.
Принц Гамлет! Довольно царицыны недра
Порочить... Не девственным - суд
Над страстью. Тяжеле виновная - Федра:
О ней и поныне поют.
И будут! - А Вы с Вашей примесью мела
И тлена... С костями злословь,
Принц Гамлет! Не Вашего разума дело
Судить воспаленную кровь.
Но если... Тогда берегитесь!.. Сквозь плиты
Ввысь - в опочивальню - и всласть!
Своей Королеве встаю на защиту -
Я, Ваша бессмертная страсть.