Обстановка в зоне АТО остается максимально напряженной — боевики укрепляют свои позиции в захваченных городах, накапливая силы на юге Донецкой области и в Луганской области. СНБО в своих сводках открыто заявляет: на востоке воюют солдаты российской армии, некоторые маскируются под флагом ДНР. Оппозиционные российские СМИ пишут о том, что на Украину закидывают целые подразделения российских десантников и они несут большие потери — десятки, а то и сотни бойцов. Их семьям запрещают об этом говорить под страхом потери матпомощи.

Впрочем, официально в России наличие войск на Украине отрицается, а рассказы о множестве погибших называют происками пятой колонны и национал-предателей. Сепаратисты тоже говорят, что регулярных частей из РФ у них нет, только «добровольцы», а историю с российской армией, мол, в Киеве выдумали, чтоб оправдать поражения. К слову, во вторник лидеры сепаратистов еще раз уточнили, что на переговорах в Минске их неправильно поняли и они, мол, не хотят вообще ни при каких условиях оставаться на Украине (напомним, в понедельник прошла информация, что ЛНР и ДНР хотят автономию в составе Украины). Впрочем, учитывая сигналы из Москвы, что Россию как раз автономия Донбасса вполне бы устроила, все эти заявления могут быть игрой сепаратистов, чтобы потом сделать вид, что идут на компромисс.

Тем временем в Донбассе боевики продолжают атаки по всей линии фронта, оттесняя силы АТО от Луганска и постепенно приближаясь к Мариуполю.

Бои на юге

Ожесточенные бои велись у населенных пунктов Комсомольское и Староласпа. По сообщениям СНБО, военным удалось удержать Раздольное, Васильевку и Староласпу, а также стратегически важный мост через реку Кальмиус. Эти населенные пункты находятся между Донецком и Новоазовском. Но сепаратисты сообщают, что под их контроль перешел ряд населенных пунктов, в частности, поселок Тельманово в Донецкой области. В дальнейших планах сепаратистов — взятие Мариуполя, этот пункт имеет ключевое значение.

«Я не могу подтвердить информацию о взятии Тельманово», — сказал нам спикер АТО Леонид Матюхин. Но местные жители рассказали «Вестям», что поселок действительно под контролем ДНР: «Да, днровцы в поселке, ставят блокпосты в сторону Мариуполя. Боев пока нет, все спокойно». Судя по всему, сепаратисты готовят новое кольцо для сил АТО, которое сожмется возле Мариуполя. Несмотря на то, что в городе пока все спокойно, в понедельник были слышны выстрелы в районе Новоазовска. Об этом сообщили в СНБО, а местные жители подтвердили информацию. Мариуполь усиленно готовят к обороне. Как заявил мэр города Юрий Хотлубей, в ближайшее время будет построена вторая защитная линия на расстоянии 15–20 км от города.

Луганск

Не лучше ситуация для украинских войск в Луганске, куда, по сообщениям силовиков, подходят подкрепления РФ. В частности, скопления российских военных были замечены в районе Хрящеватой и Новосветловки. Местные жители, правда, говорят: эти населенные пункты под контролем сепаратистов, но российских военных они не замечали.

«В нашей местности русских точно нет — только сепаратисты, но их силы не особо значительны, ведь Нацгвардия давно отступила, — рассказал нам житель Новосветловки Иван. — Силы ЛНР колоннами выдвинулись на Луганск. У нас избрали временного главу поссовета, уже решают дела с руководством ЛНР».

Во вторник 30-й мехбригаде удалось вырваться из Лутугино, о взятии которого еще в понедельник заявили сепаратисты. Об этом у себя в «Фейсбуке» написал журналист Роман Бочкала: «Это был ад. Сначала по ребятам били «Градами», сгорело все, что было. Во время движения накрыли авиацией — кассетными бомбами».

По факту, сейчас под контролем ЛНР почти весь юг Луганской области и идет наступление на позиции АТО к северу от Луганска.

Иловайск

Работа по выводу украинских войск из Иловайска продолжается. Как рассказали «Вестям» в батальоне «Донбасс», очередную партию вывели из окружения, сейчас стоит вопрос о возврате раненых и пленных. Сколько еще остается под Иловайском, неясно — о потерях не знают даже в батальонах, которые там оказались. Как уже писали «Вести», по предварительным данным СНБО, под Иловайском в плен попали около 200 украинских военных; по данным генерала Рубана, почти 700.

В СНБО пообещали, что все виновные в провале под Иловайском будут наказаны. В дело уже включилась прокуратура. Как сообщил на брифинге спикер ГПУ Юрий Бойченко, расследуется уголовное производство по факту дезертирства военнослужащих батальона «Прикарпатье». «26 августа, несмотря на боевые задания в зоне проведения АТО, более 300 военнослужащих отказались от несении обязанностей военной службы в боевой обстановке, самовольно оставили боевые позиции и отбыли к месту постоянной дислокации в Ивано-Франковской области», — заявил Бойченко.

Эксперты считают, что последние неудачи сил АТО — результат стратегических просчетов. «Просчеты допущены в проведении разведывательных мероприятий в отношении выявления новой стратегии России, боевиков в этом регионе и концентрации сил на ведущих направлениях. Это Луганск, Донецк, Иловайск и Новоазовск. Эти просчеты привели к тому, что мы имеем потери и ряд населенных пунктов оставили», — говорит экс-руководитель службы внешней разведки Украины Николай Маломуж.

Украину готовят к партизанской войне

Масштабные наступления боевиков на позиции украинских военных вынудили штаб АТО изменить тактику ведения боевых действий: силовики переходят к обороне позиций. «Мы выстраиваем оборону от России, которая пытается не только закрепиться на территориях, ранее оккупированных террористами, но и осуществлять наступление на другие территории Украины», — заявил министр обороны Валерий Гелетей.

Спикер СНБО Андрей Лысенко заявил, что Генштаб разрабатывает планы по созданию партизанского движения. «Партизанское движение есть в мобилизационных планах Генштаба. Есть определенные командиры партизанских отрядов, они знают своих людей, которые будут в этих отрядах», — заявил Лысенко в эфире одного из телеканалов. Правда, он признает: сделать это на востоке очень трудно из-за скудности лесов: «Есть, как говорят, маленькая «зеленка» — парки, посадки, где пока прячутся люди, но организовать полномасштабное партизанское движение на востоке Украины — это сверхбольшая проблема».

Политологи считают, что Генштаб скорей готовится к созданию партизанского движения в случае наступления российской армии за пределы Донбасса. «Создать подполье можно и в Донецкой области, но социальная база поддержки там будет намного меньше, чем в центральных областях, не говоря уже о западных, — говорит Владимир Фесенко. — Ключевое значение имеет само решение о создании партизанских отрядов: будут создаваться предпосылки для разворачивания партизанского движения в случае продвижения российских войск за пределы Донбасса».

Ранее сообщалось, что взлетно-посадочная полоса Луганского аэропорта была подорвана украинскими военными. После того, как военные покинули аэропорт Луганска, наши взрывники подорвали взлетно-посадочную полосу, тем самым сделали невозможным ее использование.

В то же время руководство непризнанной Донецкой народной республики настаивает на ее независимости от Украины. Сейчас в рамках консультаций контактной группы по Украине ведется диалог, который в итоге должен привести к перемирию между сторонами. При этом лидеры ДНР по-прежнему не приемлют формат прямого диалога с официальным Киевом.

На первый взгляд, с точки зрения психически здорового человека, война России и Украины — это какой-то кошмар, безумие, несущее сплошное горе, конфликты и проблемы для всех.

Еще полгода назад такой сценарий казался абсолютно нереальным. Сделать врагами два народа с многовековой общей историей может только враг русских и украинцев.

Однако текущие события показывают, что развивается самый кошмарный, самый кровавый сценарий братоубийственной войны. Это не наша война, это не ваша война, это не война отправленных двадцатилетних десантников. Это война Путина.

Зачем она ему нужна? Так он уже сам прямо ответил на этот вопрос: »Нужно приступить к переговорам о политической организации общества и государственности на юго-востоке Украины».

Он сделал это заявление только сейчас, но действия по заброске диверсантов-сепаратистов, поставка оружия, настойчивое желание Путина заставить Порошенко сесть за стол переговоров с пропутинскими боевиками, многие из которых граждане России — все это выдавало его намерения задолго до публичного признания.

Слова Пескова, сказанные вслед за Путиным, что Путина не так поняли про государственность востока Украины, всерьез воспринимать не надо. Он постоянно несет околесицу. Типа, Путин женат на России... Читать по-русски мы умеем и без него.

Еще раз. Путин: «Нужно приступить к переговорам о политической организации общества и государственности на юго-востоке Украины». Конец цитаты.

До последнего времени задача расчленение Украины публично как цель не ставилась, а заменялась идеей так называемой федерализации.

Лицемерие Кремля в том, что он пытается навязать Украине и украинскому народу то, чего лишены граждане России, поскольку никакого федеративного государства в России уже давно (с 2004года) не существует. Робкие попытки отстаивать интересы регионов, в первую очередь, финансовые, жесточайшим образом подавляются.

Итак, Путин добивается расчленения Украины и создания на востоке страны марионеточного государства Новороссия с полным экономическим и политическим контролем из Кремля.

Для его клана крайне важен контроль над металлургией востока Украины а так же военно-промышленным комплексом. Кроме того юго-восток Украины богат запасами сланцевого газа, добыча которого создает реальную конкуренцию бизнесу путинской компании «Газпром».

Провальный сезон в Крыму — резкое сокращение потока туристов, неслыханный рост цен на услуги и продукты, дефицит пресной воды — толкает режим на аннексию юго-востока Украины с целью обеспечить наземный коридор на полуостров.

Ради этих целей Путин ввел войска, включая десантников и кадыровцев, поставляет на восток оружие и боевую технику, ради этих целей обрек Россию на изоляцию и санкции.

Ради этих параноидальных целей гибнут русские и украинцы. А Россия погружается в ложь, насилие, мракобесие и имперскую истерию.

Все это легко объяснить тем, что он тяжело психически больной человек. Так порой думают многие, включая автора. Но есть и другое объяснение.

В его кровавых действиях, в разжигании братоубийственной войны прослеживается главная цель — удержание личной власти и денег любой ценой. До начала войны его рейтинг медленно, но верно снижался.

Общество, несмотря на цензуру, мало-помалу стало понимать, что у власти находятся алчные, аморальные люди, главная цель которых — личное обогащение. Партия воров теряла свои позиции и нужна была крупномасштабная встряска, которая бы развернула этот тренд и восстановила популярность и доверие.

Украина дала пример антикриминальной революции, свергнувшей вора-президента. Ах, вы посмели выйти на улицу и свергнуть президента? За это Украину надо наказать! Что б не дай Бог русским мысль о революции не пришла в голову.

Кроме того, Украина выбрала европейский путь, предполагающий верховенство закона, демократию и сменяемость власти. Успех Украины на этом пути — прямая угроза власти Путина, который выбрал прямо противоположный курс, — режим пожизненной власти, произвола и коррупции.

Теперь, чтобы не угодить за решетку за нарушение Конституции РФ — из-за ввода войск в другую страну без согласия Совета Федерации РФ и международных обязательств России о нераспространении ядерного оружия — из-за нарушения Будапештского меморандума, Путин не оставил себе другого маневра, как быть президентом до смерти.

Так что внешне его поведение — безумие, а на практике холодная стратегия пожизненной деспотии.

Часто сторонники «Русского мира» объясняют агрессию Путина к Украине тем, что постсоветские республики, включая незалежную, являются зоной жизненных интересов России. Вместо того, чтобы показывать пример законности, безопасности, развития, высокого уровня жизни, в сознание граждан внедряется концепция грубой силы и угроз. При этом достигается прямо противоположный результат.

Украина уже стремится в НАТО, хотя до войны имела внеблоковый статус. Сам Североатлантический альянс окреп, союз Америки и Европы стал гораздо прочнее, чем раньше. Кроме того агрессия Путина консолидировала украинский народ, а борьба за независимость и территориальную целостность стала национальной идеей.

То есть ни одна из целей, заявленных Путиным, не достигнута. Происходит все ровно наоборот.

Европа готовит новые санкции против России, и возникает вопрос о том, каким будет ответ Москвы. Может ли Владимир Путин сократить поставки газа в Европу? Дело в том, что Россия не только использует газ как рыночный товар, но и связывает с ним политические инструменты интервенции. Приведу несколько примеров: в 1992 году «Газпром» без предупреждения остановил поставки газа в Прибалтику, чтобы пресечь эмансипационные усилия Литвы, Эстонии и Латвии, а в 2009 году он прекратил поставки газа на Украину, в том числе транзит газа другим странам-потребителям. В 2014 году Россия опять остановила поставки Украине, причина – стремление сделать эту страну участницей евразийского проекта.

Учитывая подобную логику, теперь можно ожидать, что ограничение или остановка поставок газа в Европу на самом деле могут стать следующим санкционным шагом Москвы. Тем более что в «противостоянии» санкций пока намного большие потери мы наблюдаем с российской стороны. В Европе российские меры ударили, в первую очередь, по сельскому хозяйству и пищевой промышленности, но по совокупности все это экономический ущерб небольшого масштаба, поддающийся локализации. В России все принципиально иначе: их «продовольственные» санкции влияют сильнее на российских потребителей, чем на европейских производителей. Так что единственным, кто на собственной шкуре ощущает эти санкции, а также санкции евроатлантического пространства, является российский потребитель. Однако как раз это в России может работать как инструмент «мобилизации российского народа», который обижают империалисты. И с народом, настроенным таким образом, можно предпринимать большие ответные шаги – например в виде закрытых газовых вентилей для Европы.

Но здесь есть один тормозящий аспект: 50% российского государственного бюджета формируется из средств от продажи углеводородов, 80% экспорта составляет углеводородное топливо. Россия не располагает другими альтернативными рынками, на которые можно было бы выйти с нефтью и газом. Высокий уровень российских валютных резервов на самом деле бесполезен в ситуации, когда из-за санкций им нельзя воспользоваться на международной арене. Вывод очевиден: без экспорта нефти и газа российская экономика быстро окажется на дне. Остановка или ограничение поставок имели бы и еще одно, более долгоиграющее, последствие – потерю бизнес-доверия. При этом в течение следующих трех лет Евросоюз способен серьезнейшим образом вытеснить российские поставки газа. Речь идет не только об американском или европейском сланцевом газе, но и о форсировании энергосбережения. С точки зрения Путина, газовые санкции могут быть привлекательны, так как поспособствуют краткосрочному или среднесрочному укреплению его внутриполитической позиции. Но в реальной долгосрочной перспективе они могут навредить самой России больше, чем Европе.

Автор является консультантом по вопросам энергетики.

Трагедия под Иловайском закончилась многочисленными смертями и сотнями раненых. Какую-то часть раненых украинцев обменяли на пленных «потерявшихся» российских десантников, многие продолжают самостоятельно выходить из окружения. Пленных украинских бойцов группами отпускают благодаря работе украинского центра по обмену военнопленными. В субботу 16 украинских пленных были отправлены к родным, благодаря Руслане и этому центру. О том, как это было, мы поговорили с самой Русланой.

— Руслана, что заставило вас поехать на Донбасс спасать солдат?
— Это все очень спонтанно получилось. Был запланирован визит в Днепропетровск. Я увидела перед собой не то что Днепр, а увидела такой уверенный город Львов начала 90-х, когда только-только начиналась независимость.

То есть, патриотизм зашкаливает. Днепропетровск всегда был, наверное, патриотичным городом, но в данном случае я увидела вообще другой Днепр. Я как-то так прониклась, мы все обнимались-целовались, так громко все это происходило — «Слава Украине!», гимн…

Видно было по всему, что у людей сейчас ничего нет дороже этой темы, ничего нет дороже того, чтобы сохранить страну, мы все чувствуем этот острый момент.

И когда я уезжала, мне предложили организаторы — у нас еще планируется День авиации, мы соберем летчиков и т.д., приедешь выступить бесплатно? Я говорю: «Да, конечно, приеду, без проблем».

И я приехала в Днепр, мы поехали в госпиталь, к раненым. Я была в реанимации, видела ребят, которых только привезли, они еще были в коме. Мне все показали. Конечно, видеть обгорелые тела и ребят без рук, без ног — честно скажу, это не совсем спокойно. Кстати, я с Семеном Семенченко там познакомилась, пришла к нему в палату, мы с ним поговорили.

А потом я спустилась в холл, там меня ребята ждали. И я посмотрела на их лица и поняла, что они меня сейчас убьют. Я говорю: «Почему вы на меня смотрите волком?». Они говорят: «Руслана, то, что мы пережили… Мы пошли на фронт в шлепанцах. Теперь еще, не дай Господи, нас будут называть дезертирами». У нас был очень непростой разговор, очень честный.

Вообще в стране ситуация непростая. Любой разговор, который начинается — неизвестно, чем он закончится. Не начинать разговор — неправильно, умалчивать ситуацию — неправильно, бояться сказать себе правду — неправильно, а начинаешь говорить, и действительно не понимаешь, когда и чем это закончится…

С чего начался поход под администрацию президента? 28-го, в четверг, мне звонят мои ребята с «Ночной варты», с Майдана, и говорят: «Слушай, тут под администрацией президента большой митинг, приезжай… Семен Семенченко написал в «Фейсбуке», что надо быстро помогать, потому что ребята оказались в кольце. И родственники их собрались под администрацией президента и просят конкретной помощи».

Мы приехали. Вышли переговорщики, сказали: «Президент так озабочен… все нормально, 90% информации мы не можем вам сказать». Представляете, митинг стоит, 2-3 тысячи народу, а переговорщики берут микрофон для того, чтобы сказать, что им нельзя ничего сказать людям.

Состояние родных я не могу передать, потому что их и так колбасит, им звонят, им говорят: «Мы уже прощаемся с жизнью, скорее всего, нас уже до утра не будет». Матери, в обморок падают, плачут и кричат: «Помогите, сделайте что-то». И в этот момент выходят переговорщики после разговора с Порошенко и говорят: «Ну, за всех переживают, все будет нормально, вы не волнуйтесь, там отличная операция».

Потом мы все узнали, что операция была действительно «отличная». Я вышла тогда и сказала: «Не просто нужно дать поддержку батальонам, нужно срочно вводить военное положение, потому что это ненормально, когда одни идут жизнь отдавать, а другие гуляют с собачкой по парку».

Все должны оказаться сейчас в равных условиях, тогда сразу все поймут, что страна в опасности. Потому что сидеть возле телевизора, щелкать новостями и спрашивать: «Сколько у нас там еще областей осталось?» — это тоже ненормально.

Короче, я приезжаю в Днепр, встречаюсь с Владимиром Рубаном, это генерал-полковник, который возглавляет центр по обмену военнопленными. Он говорит: «Руслана, нам готовы дать 16 наших военнопленных. По разговору с Захарченко я понял, что он считает победу Русланы на Евровидении действительно настоящей победой Украины». Я, понимая, что есть контакт, говорю: «Я сажусь, еду, даже не думая». Он не ожидал, что я соглашусь.

— Куда он предлагал ехать? В Донецк?
— В Донецк, сразу напрямую. Захарченко был готов отдать наших 16 пленных, но чтобы приехали матери, родственники. А Рубан позвонил и говорит: «Со мной приедет Руслана». Музыкантов и маму я запихнула в самолет и сказала: «Все, летите в Киев, мне здесь надо остаться». И даже не сказала никому — не знал ни муж, ни родители, вообще никто. Мы просто сели с Рубаном в машину и поехали в Донецк.

— Но Захарченко давал какие-то гарантии? Мало ли что…
— Ну какие гарантии? Мы просто поехали забирать наших ребят.

— Но ты же певец Майдана, певец «хунты» в их понимании!
— Я почувствовала, что ко мне не относятся, как к «хунте», а как к нормальному человеку. Приехали… Разговор с Захарченко меня просто потряс. Я, конечно, понимаю, что у людей сейчас много возникнет вопросов, но почему я должна врать, если я обязана передать ту информацию, которую я увидела?

Захарченко мне очень четко сказал: «Я не хочу больше этого кровопролития, я не могу смотреть, как убивают лучших моих ребят и лучших ваших ребят, это надо останавливать». Говорили мы втроем — я, Захарченко и Рубан.

Он говорит: «Я не враг Украине, передай это, пожалуйста. Я не хочу стрелять, я не хочу, чтобы в меня стреляли. Я не переступлю границы Донецка, и пусть из меня не делают монстра. Не надо мифов. Мы в свое время боялись Львова. Почему вы сейчас боитесь Донецка? Мы вам не чужие».

Вот это я услышала. Ты представляешь, как мне крышу снесло после этого текста?

— А может быть, он просто врал тебе?
— Хорошо, давайте искать в этом логику. Ищите сами, анализируйте сами. Я вам просто передала то, что мне сказали. Я не преследую никаких конкретных целей, я просто вам передаю информацию.

— А насколько, как тебе показалось, он был искренен в своих словах?
— Абсолютно, потому и передаю. Если бы я почувствовала какую-то фигню или модерацию, я бы, наверное, притормозила. Но поскольку я увидела, что там что-то не то…

Значит, Путину было выгодно приделать им рога и копыта, так же, как и нам. А что, если нас просто сталкивают? Хотя мы знаем, что возле него ходит постоянно ФСБшник…

Он меня посадил в машину, где-то час мы ездили по Донецку, он мне показывал город, жаловался, что надо поднимать инфраструктуру, жаловался, что нет поставок продовольствия, жаловался, что ему нужно то-се, он пытался выглядеть таким полноценным хозяйственником.

— Его позиция понятна, хотя Пургин, деятель ДНР, в понедельник заявил, что они не видят себя в составе Украины, и никаких других вариантов не рассматривают. ( У же после интервью, во вторник, Захарченко тоже подтвердил эту позицию. Он заявил, что ДНР не хочет «оставаться в пределах Украины ни территориально, ни в политическом, ни в финансовом векторе» — прим. ред.) .
— Странно про выход из Украины... Очень странная ситуация. У них у всех тогда, получается, разные мессиджи…

Как они не в составе Украины? Мне он такого не говорил. Мне он сказал: «Я такой же украинец. Я считаю себя украинцем, я не враг Украине». Получается, идут разные послания.

Захарченко очень пытался дать мне понять, что он такой настоящий патриот своей земли: чужого не надо…Мне это было сказано напрямую. Я тоже, наверное, рискую, что в эту историю влезла, мягко говоря.

Он говорит: «Ты не представляешь. Я же услышал твое послание на Майдане. Мы подорвались, мы были готовы вас поддержать. Ты не представляешь, сколько людей здесь, стоя возле телевизора, тебе хлопало, когда ты говорила: «Очистим Украину от Януковича». Здесь, на Донбассе, куча народу мечтала, чтобы мы все от Януковича уже куда-то делись. Потому что он здесь похоронил минимум 3 тысячи людей, только чтобы отобрать бизнес и т.д.».

Все это он мне рассказывал. Если бы это была какая-то выстроенная сказка, я бы тоже это почувствовала. Он как-то так спонтанно все это говорил, у нас все было сплошной импровизацией — и наша встреча, и наш разговор, это все было стихийно. Никто не ожидал, во-первых, что я соглашусь приехать. Ну как можно было какие-то сделать заготовки перед этим? Его ребята, конечно, сначала все смотрели косо, потом привыкли. То есть, никто меня там не собирался убивать, не пристрелил, не повесил, как какую-то красную тряпку с Майдана.

Давайте все сядем и поедем вместе в Донецк. Вы увидите, наверное, то же самое. Я говорю Захарченко: «А ты готов это все повторять на камеру, что ты мне говоришь?». Он говорит: «Да».

Если это технология, то в чем? У меня начал очень жестко ломаться предыдущий стереотип. Меня колбасило очень долго, у меня был шок, полетело в голове все, что было перед этим.

Я не ожидала это все увидеть. Мне было тяжело все это осознать, а еще тяжелее было все это высказывать на пресс-конференции. Но я слово в слово сказала все то, что он попросил.

— То есть, он ездил с вами по Донецку?
— Он меня возил в своей машине. Причем нашу машину обстреляли, его охранника ранил в шею снайпер. Российские медиа сразу же подняли шум, что было покушение на Захарченко, и даже не знали, что в этот момент с ним в машине сидела я вместе с Рубаном.

— А когда вы ездили по Донецку, вы видели какие-нибудь российские войска?
— Нет. За все время я увидела один раз триколор — какую-то несчастную будку, в которой все это было покрашено. Я вообще нигде не видела триколора, по всему Донецку. Я еще удивилась, когда увидела, что где-то еще остались остановки, покрашенные в желто-голубой и подумала: «Ничего себе, они еще не закрасили».

Город очень чистый, подчеркнуто чистый, людей немного. Я спросила: «Сколько там людей?». Он говорит: «Не знаю. Наверное, тысяч 600-700 осталось».

— И каковы его планы?
— Он хочет подымать инфраструктуру. Он хочет, чтобы с той стороны прекратился огонь. Он хочет, чтобы его услышали. Он считает себя украинцем и не считает себя врагом Украины.

Он говорит: «Скажи им, пожалуйста, пусть они меня услышат». Причем он очень рассчитывал, что у меня получится это донести. Я видела по нему, что он очень рассчитывает на то, что я это не побоюсь сказать.

— Чего же он тогда хочет?
— Вот то, что я передала. Мне ничего больше он не передал, только это, я это и передаю. Пускай уже наши тогда соображают, что это означает. Пускай и Порошенко думает, и наши все ребята, пускай садятся и соображают, что с этим делать.

— Что было дальше, как вы забрали пленных?
— Мы забрали наших ребят, посадили их в автобус. Я спросила: «Как с вами обращались? Вас обижали?». Они говорят: «Нет». Они были шокированы, потому что их было 150, а осталось 16. Их российские войска просто размазали.

И мне интересно, как наше Минобороны будет объяснять все, что случилось с нашими батальонами. Я посчитала, что 200-300 ребят там полегло, минимум. Просто за пару часов они улетели на небо. Очень «успешно» была операция спланирована, зашибись.

— Где вы забирали ребят? По фотографии — возле какой-то церкви..
— Нет, мы забирали прямо возле гостиницы, где у нас была встреча. Где-то возле набережной. Я просто не очень хорошо знаю Донецк. А потом мы уже приехали к церкви. Мы сфотографировались возле церкви, потому что стали там на перекур.

Они вообще всю дорогу молчали. Я ехала с ними в автобусе, чтобы с ними ничего не случилось по дороге.

Позже Рубан сказал, что это был самый большой обмен. Говорит, что по 5 человек отдавали, по 3-4, но 16 — это первый раз. И опять же, это был не обмен, нам их просто отдали. Не было условий. Захарченко просто отдал 16 человек. А потом, когда мы уехали, он еще 10 отпустил.

Сейчас мне позвонили девочки из Ужгорода, говорят: «Странно, мы звоним своим, их отпускают тоже». Они тоже попали в плен, и им говорят: «Пускай за вами приезжают родственники. Единственное условие — что вы больше не будете брать оружие и против нас воевать».

— А что рассказывали эти солдатики, которых ты везла?
— Они были в ах…е. Они молчали, им было так хреново… Один пацан так и не мог прийти в себя. Естественно, как ты можешь прийти в себя, если у тебя брата на глазах разорвало? Они вообще не понимали, кто они теперь...

— Откуда были эти бойцы? Внутренние войска?
— 93-я была механизированная, в основном. У меня список на Фейсбуке лежит. Они были очень обломаны, разбиты, уставшие, они были никакие, если честно. С одним мальчиком я разговорилась, он говорит: «Руслана, я не знаю, что тебе сказать. Слово «спасибо» — это ничего. У меня жена через 3 месяца рожает сына».

И когда я их привезла родителям, ты не представляешь, что это были за эмоции! Ты не представляешь их встречу! Мы привезли их в Днепропетровскую ОГА. Эти эмоции надо было видеть! Там одна девочка еще была, которой сообщили, что ее мужа убили… Она упала на асфальт и так орала, это был кошмар какой-то…

— Что было по дороге? Все было спокойно?
— Мы ехали через блокпосты. Когда мы выезжали, в Донецк была очередь из машин километров на 10. Мы подозревали, что это либо возвращаются за вещами, либо едут за пленными, за ранеными, либо трупы забирать.

— Очередь гражданских машин?
— Да, это все гражданские, легковые — дети, мамы, все в кучу. Конечно, ехали и грузовые, наверное, с продовольствием, какие-то фуры, потому что железной дороги же нет.

— То есть, в твоем сознании что-то изменилось?
— Очень сильно. Кстати, я прекрасно понимаю, что они недавно провели еще и парад наших военнопленных. Мы ничего со счетов не снимаем. Но то, что произошло — я не знаю, как это объяснить. Я просто констатирую факт: это я услышала. Давайте теперь все вместе думать, что это означает. Есть возможность остановить мясорубку — значит, ее надо останавливать. Молотить людей — это не выход.

— Сколько там еще примерно осталось пленных? Почему отдали 16, потом 10?
— За все время, я думаю, 600.

— А все пленные — они у Захарченко содержатся или там есть другие группировки, которые контролируют других пленных?
— Он мне сказал, что у него есть мародеры, и сказал, что есть группировки, которые всех замучили. Он говорит: «Я признаю, что есть мародеры и неконтролируемые люди. Это не мы, это не наши. Мы сами не знаем, куда и как от них избавиться».

— А вы говорили о русских, про русскую армию? Он говорил что-то об этом?
— Как мне показалось, он понимает, что надо защитить Украину. Может быть, я неправильно его поняла. Но мне показалось, что все понимают, что внешний враг — это российская агрессия. Они четко понимают, что есть понятие своей земли и есть люди, которые должны защищать свою землю. И он уважает людей, которые защищают свою землю. Поэтому он со мной говорил как с человеком, который тоже патриотично защищал свою землю и свои идеи.

— У него в окружении есть российские солдаты?
— Я не видела россиян, я видела только донецких. Все, с кем я общалась, все, кто его окружал — это были исключительно донецкие.

— Каковы твои дальнейшие планы? Ты собираешься с ними поддерживать контакт или еще туда возвращаться?
— Я не знаю, надо посмотреть, настоящее все это, либо превратится в очередную игру.

Я хочу понимать — это все искренне или это манипуляция. Если это будет манипуляция, меня там не будет. Если люди действительно хотят, чтобы остановилась кровь — я буду полностью этому содействовать.

— Те ребята, которых ты вывезла, что они теперь будут делать? Какие у них планы?
— Не знаю. У них было очень подавленное состояние. Им нужна будет особенная реабилитация, это очень тонкий момент. Я не знаю, кто ими будет заниматься. Там и ранеными не особо кто-то занимается, там раненые на поле боя пооставались. Надо просто спросить у министерства обороны, они собрали раненых и трупы?

Надо задавать прямые вопросы министерству обороны или тем, кто за это отвечает. Они разбегаются, они где-то сидят, пересиживают. Мне постоянно смс-ки приходят: «Нас оттуда заберите, нас отсюда, мы там, мы сям». Ну что это такое? Что это за война такая? Рекогносцировки нету, координации нету. Те пошли, те побежали, этим сказали стоять, а те, наоборот, пошли в атаку.

Ну как можно это все комментировать? Это не патриотично, надо бы наверное молчать об этом. А как молчать? А чего они тогда гибнут такими пачкам, сотнями? Нет, надо правду говорить.

— Это за эти последние несколько дней столько жертв. До этого же вроде были успехи…
— Я не знаю, наверное, но я попала именно в эти последние пару дней, я до этого не лезла вообще в тему военных, мы им только передавали медикаменты, покупали аптечки, лекарства, помогали собирать средства на бронежилеты, каски. Я не особо лезла в эту тему. Я знала, что волонтеры работают, а я занималась беженцами и международным направлением. И тут вдруг «бабах!» и прямо жизнь мою развернуло!

— То есть, вы сами в шоке пока?
— Мои друзья в шоке, они за меня переживают, говорят: «Мы еще понимаем, героизм и безбашенность на Майдане, но тут лезть прямо в самое-самое…». Я говорю: «А у меня не было вариантов — 16 жизней того стоят». Тем более, я ехала с Рубаном, я ему доверяю полностью.

— Ты на этих выборах пойдешь в какую-то партию, в какой-то список?
— Нет. Я всегда буду вне политики. Вообще отношение к сегодняшним выборам у меня очень странное, потому что сейчас самое главное, по-моему, это страну защитить. Мы должны сначала убедиться, что стране ничего не угрожает.

Я, конечно, понимаю, что выборы — это актуально, но выборы явно на втором, если не на третьем месте. Сейчас ничего не может быть актуальнее…

Надо всегда держать фокус на самые главные вопросы, самые главные мессиджи. Если нас кто-то сбивает с дороги вправо-влево, значит, мы не умеем держать главную линию. Наша самая главная линия сейчас — что бы нам ни рассказывали новости, пресса, соцсети или тролли, куда бы нас в сторону не относили, самое главное сейчас — это сохранить Украину, ей действительно угрожает опасность.

Вот Днепр это чувствует, мы это должны чувствовать. Мариуполь это чувствует — они вышли живой цепью с плакатами. Сейчас Юг немного просыпается, они очень остро переживают. Сейчас надо держать это ощущение, помогать югу, Днепру четко сохранить Украину.

О том, что в трех компаниях «Роснано» начались налоговые проверки, «Известиям» рассказал высокопоставленный источник в правоохранительных органах. По его словам, под налоговый контроль попали ООО «Роснано Капитал», ЗАО «Пластик лоджик» и ООО «Усолье — сибирский силикон» (УСС).

Радиостанцию «Эхо Москвы» обвинили в связях с аферистами, которые продают пожилым людям мошеннические медицинские приборы и препараты — отечественный «аппарат квантовой терапии» и прилагаемый к нему набор лекарственных средств, курс которых обойдется потребителю в 600 тыс. рублей.

Президент Украины Петр Порошенко обвинил Россию в понедельник в "прямой и неприкрытой агрессии" и отметил, что это внесло изменения в баланс сил в противостоянии Киева и пророссийских сепаратистов на юго-востоке страны. Порошенко меняет баланс

Агрессия, эскалация, вмешательство... Такие понятия обычно используют западные лидеры для описания российских действий на востоке Украины. При этом слова «вторжение» всячески избегают. Для объяснения такого решения Запада выдвигается несколько аргументов. Мы попросили прокомментировать их специалистов по Восточной Европе и России Флорана Пармантье и Сириля Бре.

Аргумент № 1: отношение общей численности российских войск на востоке Украины к максимальным возможностям российской армии и процентная доля затронутой украинской территории не позволяют описать ситуацию как «вторжение».

Концепция вторжения не носит исключительно юридический характер.

Это в точно такой же степени политическое, дипломатическое и военное понятие, которое играет не меньшую роль во всех этих сферах. Под ним суверенное государство подразумевает разнообразные угрозы для своей независимости, территориальной целостности и суверенитета. Здесь также возможно накопление этих критериев.

В международном праве в договорах по коллективной безопасности отдается предпочтение наиболее бесстрастным и объективным понятиям. Так, например, в статье 39 седьмой главы Устава ООН используется понятие «акта агрессии» и «угрозы миру» для обозначения причин, которые могут послужить основанием для собрания и действий Совета безопасности. В Североатлантическом договоре 1949 года, который положил начало НАТО, содержится определение «вооруженное нападение». Что касается Хельсинских соглашений 1975 года (они лежат в основании Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе), там говорится о «захвате территории».

Помимо чисто терминологических споров, следует определиться с условиями возникновения угрозы для суверенитета государства со стороны военной силы. Исторические критерии вторжения в данном случае весьма ограничительны: объявление войны, официальное намерение завоевать или оккупировать страну. Они не могут быть единственными критериями агрессии с точки зрения международного права. Несогласованное нарушение границы иностранными вооруженными силами, действия по поддержанию гражданской войны, посягательства на гражданский мир, кибератаки и экономическое давление — все это точно такие же акты агрессии.

Словесная баталия на самом деле очень важна в международной среде, но она не должна скрывать расхождения насчет реальной действительности.

С точки зрения слов приоритетное использование понятия «вмешательство» вместо «вторжение» приуменьшает масштабы действий Российской Федерации: вмешательство носит частичный, временный и ограниченный характер, тогда как вторжение — это нечто массированное и устойчивое. Выбор первого определения также позволяет воздержаться от характеристики намерений Российской Федерации. Точно так же использованный президентом Путиным во время интервью 31 августа термин «государственность» создает некую неопределенность, потому что может означать «государственное образование», «федеративное государство» или «независимую республику». Таким же образом, понятие «вмешательство» не приписывает России стремление аннексировать юго-восток Украины.

На самом деле ситуация уже вышла за границы вмешательства, но еще не подошла и к вторжению: присутствие российских войск и техники на украинской территории было подтверждено по меньшей мере в Донецке и в окрестностях Мариуполя. Однако те несколько тысяч задействованных на Украине российских солдат определенно не придерживаются стратегии завоевания. Так, повстанческие силы с российской поддержкой сосредоточены в нескольких четко определенных стратегических зонах, а не охватывают все русскоязычные регионы страны. Кроме того, Москва вовсе не обязательно преследует точно такую же цель, что и в Крыму: юго-восток Украины не имеет такого стратегического значения, как базы Черноморского флота (при условии, что НАТО не пытается принять в свой состав всю объединенную Украину, так как это привело бы альянс прямо к южным российским границам).

В военном плане, Российская Федерация обладает командными структурами, вооружением, традициями, опытом и технологиями, которые ставят ее в число военных держав первого плана, по крайней мере, в евразийской зоне. Такие развитые вооруженные силы по определению предлагают на выбор политическим властям широчайший спектр сценариев. Иначе говоря, с военной точки зрения России, безусловно, по силам устроить вторжение на всей украинской территории или ее части. Тем более что украинская армия не ровня российской, а Запад определенно не решится отправить свои вооруженные силы в бой в самом центре Европы, как это было во время Второй мировой войны.

С политической точки зрения все не так очевидно. Стоит напомнить, что юго-восток Украины не обладает такой стратегической ценностью, как Крым. Кроме того, не нужно забывать и об экономической стороне дела: включение нового образования в состав федерации стало бы тяжелым бременем для государственных финансов, особенно на фоне санкций. Наконец, Москву могут вполне удовлетворить промежуточные решения, как уже показал целый ряд «замороженных» конфликтов. Российские власти могут стремиться к реализации осетинского или приднестровского сценария: речь идет о создании признанного лишь Москвой и ее союзниками государственного образования, без необходимости платить дипломатическую и финансовую цену аннексии. Такой вариант обладает несомненным преимуществом, потому что позволяет надолго ослабить Украину и не допустить расширения НАТО на эту зону.

Аргумент № 2: Запад избегает слова «вторжение», чтобы не демонстрировать нежелание вмешиваться.

Несмотря на отсутствие слова «вторжение», заявления НАТО и его генерального секретаря Расмуссена возвращают Североатлантический альянс к его первоначальной задаче: противодействие советскому блоку и российской сфере влияния в Европе и на Ближнем Востоке.

Такие заявления совершенно неуместны и бесполезны, потому что они лишь служат подтверждением российского восприятия конфликта на Украине и уверенности в том, что ставкой стало сохранение или потеря Россией зоны влияния.

Запад не вмешивается в первую очередь потому, что украинские власти не просили его это сделать, а это является необходимым условием по нормам международного права. Президент Порошенко ограничился просьбой о «материальной помощи» НАТО, что открывает возможность для поддержки самого разного рода, в том числе в виде выделенных МВФ 28 августа траншей. Существующие разногласия между западными странами тоже играют заметную роль. Дипломатические мотивы накладываются на вполне понятную сдержанность: никто не горит желанием вступать в бой с ядерной державой и еще больше разжигать конфликт. Кто сегодня готов умереть за Донецк? В России такие люди находятся. Но на Западе их нет.

Наконец, с самого начала кризиса в ноябре 2013 года Запад придерживается стратегии экономических и юридических санкций. «Мягкая сила» санкций, которую так расписывал финский премьер-министр Стубб, предполагает расширение сдерживающих мер по отношению к России. И хотя никто в Западной Европе не хочет умирать за Донецк, общественное мнение и руководство готовы к экономическим последствиям противодействия российской политике. Касается это в том числе и Германии.

Обозначение ситуации как «вторжения» означало бы новый этап в масштабах санкций: заморозка активов, осуждение в ООН, еще более жесткие финансовые меры.

Аргумент № 3: отказ от использования слова «вторжение» оставляет Путину возможность вывести российские войска, сделав вид, что на Украине их и не было.

Нынешняя на первый взгляд выжидательная позиция Запада оставляет российским властям возможность для отступления. Президент России — разумный человек, который вот уже не первый месяц ведет игру, балансируя между силой и примирительными заявлениями. Сохранение определения «вмешательство» также позволяет показать российским властям, что новый этап санкций вполне возможен, и что их ужесточение уже не за горами.

Стратегический интерес российского руководства вполне очевиден: ему нужно надолго ослабить Украину. Однако открытые сдержанностью Запада тактические интересы пока что отличаются неопределенностью и во многом зависят от соотношения сил. Последние десять дней мятежники ведут масштабное контрнаступление против регулярной украинской армии и добились ощутимых успехов. Поэтому Москва может как ограничиться демонстрацией способности в любой момент изменить расклад на востоке Украины, так и попытаться развить преимущество, чтобы надолго подорвать единство Украины.

Флоран Пармантье, преподаватель в парижском Институте политических исследований.

Сириль Бре, преподаватель в парижском Институте политических исследований, бывший преподаватель политологии в Московском университете.

Внешнюю политику российского президента Владимира Путина четко характеризуют два коротких предложения, сказанные два с половиной века назад. Первое из них: «Россия — европейская держава». Второе: «России нужен рай».

Первое кредо сформулировала царица Екатерина II (1729-1796), которую ее подданные прозвали «Великой». Второе же сформулировал ее фаворит, маршал и губернатор Григорий Потемкин (1739-1791). Первое высказывание касалось уверенности в себе, традиций, современности и силы Европы. Второе касалось Крыма, а заодно и всего юга России между огромными степями и Черным морем. «Поверь мне», — говорил Потемкин своей любовнице-императрице. — Сделав это, ты прославишься больше, чем любой другой русский монарх когда-либо. Ты обессмертишь свое имя«.

И действительно, когда Екатерина в 1762 году свергла мужа и взошла на трон, Россия представлялась Европе какой-то далекой страной где-то на востоке. А после смерти императрицы в 1796 году Россия была настоящей державой, которая делала на европейском континенте все, что хотела. И возможности для этого у нее появились именно после присоединения Новороссии.

Когда Владимир Путин сегодня говорит о «Новороссии» как о собственной стране и выступает в роли защитника ее жителей, он, бывший офицер КГБ, следует примеру немецкой принцессы Ангальт-Цербстской, которая в XVIII веке превратила русское царство в европейскую державу. Свои ресурсы и территорию, славу и положение в мире она получила благодаря беспрецедентной экспансии, жертвами которой пали и ханство крымских татар, и гетманщина запорожских казаков, и существовавшее на протяжении нескольких веков польское королевство.

К теплым морям

Когда западные критики упрекают Путина в том, что его помпезная риторика о независимой «Новороссии» в составе самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик лишь прикрывает шовинистические имперские амбиции, это составляет одну сторону медали. «Новороссия» вписывается в конкретное представление о Российской империи, которая 250 лет назад стала реальностью и, наконец, придала России статус, к которому она стремилась со времен Ивана Грозного (1530-1584).

Этот царь, с владычества которого началась новая история России, указал путь на юг и присоединил Казанское и Астраханское ханства, но так и не смог выйти к Балтике. Петр Великий (1672-1725), настоящий реформатор на царском троне, также мечтал об империи, которая простиралась бы на юг, где его флоту были бы не страшны холодные зимы. Но, несмотря на все свои усилия, ему не удалось продвинуться дальше Азовского моря. Впрочем, Петр в 1709 году одержал решающую победу над шведским королем Карлом XII в бою под Полтавой (юго-восточнее Киева), которая позволила России закрепиться пусть не на юге, но в направлении к Балтийскому морю.

А потом настало время Екатерины и Потемкина. Даже предпочтя ему более молодых любовников, она оставалась милостива к князю Таврическому. Она, ведшая переписку с Дидро и Вольтером, провела реформу государственного управления в духе умеренного Просвещения. А он завоевал для нее юг. После бесконечных войн против Османской империи, выступавшей защитницей степных мусульманских правителей, Екатерина в 1782 году заявила своему «дорогому любовнику», что ей угодно завоевать Крым и присоединить его к Российской империи. Вскоре после этого Севастополь был превращен в морскую крепость «Южной России».

Но присоединение стало лишь последней стадией развития, начавшегося десятью годами ранее с первого раздела Польши. Совместно с Австрией и Пруссией Россия отобрала у бывшей державы около трети ее территории. Львиная ее доля — Белоруссия и территория к востоку от Днепра — отошла именно России. В это же самое время под предводительством донского казака Емельяна Пугачева восстали все еще свободные южные территории, которым на помощь пришли войска Османской империи.

Примеры азиатских странностей

Против них Потемкин пустил в ход все доступные средства. Князь, по сути, стал воплощением новой российской экспансивной внешней политики, как это сформулировал историк Кристоф Шмидт (Christoph Schmidt). А если процитировать одного из его современников, «Потемкин раз за разом являл собой новый, фантастический пример... азиатских странностей».

Получивший от царицы огромные полномочия князь строил города, заводы, корабли и дороги и даже собирался построить в основанной им степной столице, которую он назвал Екатеринославом, академию и огромный собор. Его завистники выдумали историю о «потемкинских деревнях». Однако в действительности князь, благодаря своей неуемной энергии, эксцентричности и жестокости в течение всего 15 лет построил потрясающую воображение колониальную империю, которую заселил — возможно, это стало главным его достижением — колонистами из Германии.

Когда Екатерина в 1790-х годах включила в состав России не только еще одну часть Польши, но и Новороссию, она расширила европейские границы страны так, как это не удавалось ни одному другому правителю ни до, ни после нее — сравниться с ней в этом не смог даже Сталин.

Вершиной же создания «Новороссии» стало уничтожение гетманщины запорожских казаков в районе нижнего течения Днепра. Потемкин реализовал то, что, начиная с заключения так называемого Переяславского договора от 1654 года, называлось царскими правовыми взглядами. Тогда свободолюбивые казаки, воевавшие против Польши, поклялись в «вечной верности» российскому царю. То, что одна из сторон тогда считала временным маневром, другая сторона поняла буквально. В советские времена это событие отмечалось как годовщина «воссоединения... свободолюбивого украинского народа... с русским народом в едином государстве Российском».

По случаю 300-й годовщины этой клятвы, данной под Переяславом, в 1954 году тогдашний советский руководитель и бывший первый секретарь Компартии Украины Никита Хрущев сделал широкий жест и подарил Крым Украинской ССР.

В ходе ежегодной «прямой линии с Владимиром Путиным» в апреле 2014 года последний назвал это решение «исторической ошибкой», которую, впрочем, к тому моменту уже удалось исправить. Кстати, следующей жертвой этой исторической «ревизии» может стать Молдавия. Будучи частью Бессарабии, эту территорию в 1812 году присоединил к России один из наследников Екатерины.

Теперь же пришла очередь «Новороссии». Не исключено, что Путин при этом считает себя не просто циничным «реальным политиком», но и последователем Потемкина. А то, что нынешняя Восточная Украина не имеет ничего общего со своей давней предшественницей, которая подарила России новых жителей и свежие западные идеи, — это уже совсем другой вопрос. Путин предлагает рай, для которого характерны другие, более опасные ценности.

Позавчера слушатель программы Slate Money написал в редакцию и задал один из тех вечных и не имеющих ответа вопросов, который все любят обсуждать. Кого в нашей стране можно считать богачом? Или, как спросил слушатель по имени Мэтт, «какой уровень доходов необходим, чтобы считать себя принадлежащим к высшим слоям общества в США»?

Задайте этот вопрос американцам, и их ответ сведется по сути дела к следующему: «Богач — это тот парень, который зарабатывает больше, чем я». Всего один процент взрослых людей в США готовы называть себя высшим слоем общества, о чем свидетельствуют данные опроса исследовательского центра Pew (но там — ни слова о том, сколько эти люди зарабатывают). Между тем, почти девять человек из 10 относят себя к тому или иному уровню «среднего класса» — высшему, низшему или просто среднему.

Вопрос о том, кого считать богатым, вызывает наибольшее оживление тогда, когда Вашингтон начинает думать о повышении налогов. Большинство американцев полагает, что «богачи» должны платить больше налоговому управлению США, но вопрос в том, кого считать богачами. Вот самый простой способ: посмотреть на распределение доходов и выбрать планку. Согласно базе данных по самым большим доходам в мире, семейный доход в размере 113 000 долларов в год уверенно ставит вас на десятое место, а доход в 394 000 долларов делает вас истинным членом пресловутого одного процента. Вы можете с полным правом заявить, что любой, кто зарабатывает больше, является богачом — или, по крайней мере, зарабатывает весьма незаурядную сумму денег.

Кроме того, нет оснований ограничивать себя простым двойным показателем богатый — небогатый. Возьмите старую классификацию состоятельности Тимоти Ноя (Timothy Noah). Несколько лет тому назад он написал на страницах Slate, что верхние 10% следует считать «типа богатыми», один процент «откровенно богатыми», а 0,1% — «вонючими богачами». Мне такая классификация всегда казалась довольно разумной. Если у нас в повседневном языке есть слова для обозначения разных оттенков среднего класса, то почему не сделать то же самое для характеристики богачей.

Но в последнее время я задумываюсь над вопросом о том, кого можно называть богачом, в несколько ином свете, благодаря книге Марка Рэнка (Mark Rank), Томаса Хершля (Thomas Hirschl) и Керка Фостера (Kirk Foster) «В погоне за американской мечтой» (Chasing the American Dream). Там излагается весьма вдумчивый и немного необычный подход к определению класса. Вместо того, чтобы смотреть на распределение доходов за год, они отслеживают, как меняются заработки американцев во взрослом возрасте, и рассчитывают степень вероятности того, что кто-то из нас временно будет бедным или богатым.

Степень вероятности стать богачом выше, чем вы думаете. Более 76% американцев хотя бы на протяжении одного года испытывают радости и наслаждения от семейных доходов, обозначаемых шестизначной цифрой, а более половины в тот или иной момент жизни зарабатывают более 150 000 долларов. Около 20% хотя бы раз достигают отметки в 250 000 долларов, и в наши дни они попадают в верхние два процента по уровню доходов.

Сколько американцев становятся богатыми, и как долго это продолжается?

Однако доходы - вещь непостоянная. По словам Рэнка и его соавторов, лишь половина американцев имеет обозначаемые шестизначной цифрой доходы на протяжении пяти и более лет, и лишь треть — в течение целого десятилетия. Между тем, менее двух процентов за свою жизнь преодолевают планку в четверть миллиона 10 и более раз. И лишь один процент делает это 10 лет подряд.

Почему наши доходы столь серьезно увеличиваются и сокращаются? Люди болеют и увольняются с работы. Они получают премиальные. Некоторые в течение года напряженно трудятся сверхурочно. Родители отказываются от карьеры, чтобы ухаживать за детьми или переходят на неполный рабочий день. Жизнь не похожа на размеренный марш, как и наши доходы. Мне кажется, это обстоятельство усложняет определение класса. Многие из нас становятся богачами минут на 15, но очень немногим удается удержаться на таком уровне.

Вот почему в поисках ответа на вопрос о богатстве лучше думать о накопленном состоянии, а не о годовом доходе (кстати, это хороший аргумент в пользу налога на богатство). Ваш чистый капитал будет плавать вместе с колебаниями на бирже и ценами, но по сравнению с доходом это довольно устойчивый показатель вашей финансовой состоятельности. Здесь также принимается во внимание такая вещь, как наследство, которое не нужно вписывать в налоговую декларацию каждый раз при ее составлении. Оценки разнятся в зависимости от источника информации, но по данным фонда Рассела Сейджа, верхние 10% американских семей обладают чистым капиталом как минимум в 763 000 долларов, а у верхних пяти процентов он находится на уровне 1,3 миллиона долларов. Будет справедливо сказать, что если американец или американка стоят более 750 000 долларов, их можно называть как минимум «типа богатыми».

При этом с измерением богатства возникают свои проблемы. Старая вдова с дорогим домом обладает богатством, но не деньгами. Семейная пара может зарабатывать 250 000 долларов в год и тратить эти деньги напропалую, пытаясь жить не хуже вонючих богачей вместо того, чтобы соответствовать своему уровню типа богатых. Однако в этом случае они попадают в другую категорию — безответственных богачей. Но конечно, к вам это не относится. Вы же средний класс. Верно?

Правительство Украины во главе с Яценюком вносит на рассмотрение парламента закон об отмене внеблокового статуса украинского государства и о возобновлении курса Украины на членство в НАТО. Это историческое постановление было инициировано СНБО Украины. При этом премьер на заседании кабмина пояснил, что вносимый в Верховную раду законопроект предусматривает запрет на членство Украины в других союзах.

На Западе продиктованное американцами постановление украинского правительства приняли без особого энтузиазма. Ведь что означает членство в НАТО? И почему марионетки-русофобы так добиваются этого? Для украинской стороны постановка вопроса о членстве в альянсе приносит два дивиденда.

Первый. Яценюк, как и Порошенко, Турчинов, Аваков, Гелетей и прочие относительно психически здоровые люди понимают, что Украина уже безвозвратно потеряла две области — Луганскую и Донецкую. Никакая украинская армия, даже обильно вооруженная натовским оружием, не будет в состоянии отбить у ополчения Донбасс, ибо, во-первых, самые современные западные вооружения отлично уничтожаются российским оружием; во-вторых, на Украине попросту не будет солдат, готовых осуществить эту бесполезную миссию ценой собственной жизни (за исключением, вероятно, откровенных нацистов с террористическими наклонностями из «Свободы», «Правого сектора» и т.п.). В Киеве также понимают, что после освобождения Донбасса ополчение ринется в другие регионы, ибо к тому времени там успеют сформироваться свои народные республики (кстати, в Харькове, Одессе этот процесс пошел, но был приостановлен). В Киеве хорошо понимают, что одесситам, херсонцам и харьковчанам одинаково противно то, что он им предлагает, а именно: бандеровский национализм нацистско-фашистского толка и, скажем так, «евроценности» и марионеточная европейская политика, определяемая американцами. Следовательно, единственное спасение от экспансии донбасских ополченцев вглубь Украины (согласно правящему режиму) — это форсированное членство в НАТО с последующим вводом войск альянса на территорию страны с целью пресечения победного наступления ополченцев. Этой задачей Киев решает также и другой важный для себя вопрос, заключающийся в уклонении от обязанности по защите страны, на которую, как видим, правящий режим неспособен.

Второй. Скоро парламентские выборы, и идти на выборы, ежедневно теряя по несколько самолетов и районов, крайне опасно для режима. Ибо, если наступление ополчения продолжится такими темпами, то к 26 октября Украина практически лишится авиации и большей части бронетанковых войск (не говоря уже о людских потерях), к тому же никто не сможет сегодня сказать, куда дойдет ополчение к тому времени (это зависит, естественно, от поддержки России и российских добровольцев). Следовательно, курс на вступление в НАТО с целью спасения от «российской агрессии» становится весьма полезным предвыборным трюком, если не сказать — необходимым.

Ну, а что принесет членство в НАТО Украины хозяевам этой конторы — Соединенным Штатам? Дело в том, что вступление Украины в Североатлантический альянс сегодня невозможно уставом самой организации, который не принимает в свои ряды государства, имеющие территориальные проблемы с соседями и не контролирующие собственные территории. Это известно и Яценюку, и Порошенко. Так почему же Вашингтон инициировал этот спектакль? Безусловно, американцы за ночь могут переписать устав НАТО заново и убрать все пункты, запрещающие членство Украины, даже не поставив в известность союзников. А затем подписать договор с режимом Порошенко и подсунуть Верховной раде на ратификацию. Однако к тому времени ополчение уже может рыть окопы в 10 километрах от Крещатика. И что тогда? Успеют ли депутаты проголосовать до бегства? Если да, то как будет выглядеть реализация этого договора?

Это вопросы, над которыми сейчас бьется администрация Обамы. Ясно одно: американцам была нужна русофобская Украина в границах 1991 г., однако даже они поняли, что это уже из разряда фантастики. Следовательно, теперь американцам нужна на Украине война на истощение России и тотальный хаос, в которой будут воевать все кому не лень, кроме них самих, без лобового столкновения с Россией. И, естественно, американцы хотят добиться пресечения расползания войны вглубь Украины. И трюки типа постановления кабинета Яценюка следует рассматривать скорее как тактические маневры, но никак не стратегические. Быть может, на этот раз киевскому режиму повезет...