https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_004485711/viewer/ Туркестанский календарь на 1904 г. : с приложениями: 1. карта Туркестанского края : 2. план г. Ташкента / под редакцией В.В Стратонова. - Тип. Штаба Туркестанского военного округа, 1904. Приложения нет.

https://dlib.rsl.ru/viewer/01004485711#?page=1  Туркестанский календарь на 1904 г.

Картинка для торта.  Для фотопечати.

 

      

1.

   (продолжение)    https://www.academia.edu/4532803/%D0%A1%D0%9E    

       

https://www.academia.edu/4532803/%D0%A1%D0%9E    

 

 

 

   

    

 

   

              

 

     

,

1.Сцена из спектакля "Фархад и Ширин". Царица Махинбону - Марьям Якубова.

2. https://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=817498 Шах Хосров - Мухитдин Кари-Якубов. "Фархад и Ширин".1937. Ташкент, Узбекский музыкальный театр.


 

3. Сцена из спектакля "Фархад и Ширин". Царица Махинбону - Марьям Якубова, придворная танцовщица - Тамара Ханум.

4.https://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=833494  Махин-Бану - М. Якубова. "Фархад и Ширин". Узбекистан, Узбекский Музыкальный Театр. 1937г. Из фондов "Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина"

5.

6. В роли Фархада – Сагдулла Нарханов Из брошюры, выпущенной Узбекским Научно-исследовательским Институтом Искусствознания в 1936. Прислала Светлана Шевельчинская.

7.. Страница буклета, выпущенного в связи с Декадой Узбекского Искусства в Москве. 1937. Прислала Светлана Шевельчинская.

 

 

 

 

 

 

 

https://www.minsport.gov.ru/press-centre/photo/295...al_version=N   

Сегодня, 5 октября, отмечает День рождения олимпийская чемпионка по спортивной гимнастике, заслуженный мастер спорта СССР Галина Яковлевна Шамрай (Рудько).

Г. Шамрай входила в состав легендарной сборной команды, которая выступила на Играх X Олимпиады 1952 года в Хельсинки (Финляндия). Для Советского Союза это был дебют на Олимпийских играх, и наши спортсмены, многие из которых были фронтовиками, блокадниками, узниками фашистских концлагерей, сразу установили высокую планку для всех своих последующих преемников, завоевав второе место в общекомандном зачёте в яростном соперничестве с сохранившей в тот раз лидерство сборной США.

Свой весомый вклад в общее достижение внесла и Г. Шамрай, которая в составе женской сборной команды СССР (в неё также вошли: Медея Джугели, Екатерина Калинчук, Мария Гороховская, Нина Бочарова, Галина Минаичева, Галина Урбанович и Пелагея Данилова – прим. ред.) завоевала первую золотую награду для Советского Союза в командных соревнованиях, а также серебряную медаль – в групповых упражнениях с предметом. Успех этого блестящего состава во многом предопределил дальнейшее развитие отечественной гимнастической школы, которая и поныне входит в число мировых лидеров.

Г. Шамрай также четырёхкратная чемпионка мира 1954 года (в абсолютном первенстве, в командных соревнованиях, в групповых упражнениях и в упражнениях на брусьях). Помимо этого, она стала чемпионкой СССР в 1955 году.

По завершении спортивной карьеры длительное время работала детским тренером по спортивной гимнастике.

На протяжении долгих лет её судьба была связана с олимпийским чемпионом по футболу Анатолием Ильиным, который ушёл из жизни в этом году, о чём официальный сайт Минспорта России сообщил 11 февраля.

Спортивные заслуги Г. Шамрай отмечены орденом «Знак Почёта».

Министерство спорта Российской Федерации поздравляет Галину Яковлевну с Днём рождения и желает благополучия, долголетия, крепкого здоровья и счастья!

 

Фото: МИА «Россия сегодня, МСФО «Спартак», Федерация спортивной гимнастики России и сайт www.vremya.tv

Пресс-служба Минспорта России

Николай Безсонов. Енисейская епархия.  Примечания.  https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/tserko...%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BD

Уже после смерти Ростислава Николаевича Юренева вышла его книжка " В оправдание этой жизни". Тираж всего-то 1000 экземпляров. Я раздобыла одну книженцию. Прочла с удовольствием, а отсканировала только страницы, касающиеся старших Юреневых. Всё, что проливает свет на жизнь Сергея Николаевича Юренева и его братьев, их общее прошлое. К сожалению, рассказывая о предках Ростислав Николаевич не поместил портреты бабушки Елены Карловны и её сыновей в детстве. Увы и ах!!! Но всё равно очень интересно!.

 

 

 

Биографов удивляет место рождения Сергея Николаевича -Селюты под Витебском. Так вот в чём дело - это дачное место, где Юреневы снимали дом!

,

 

 

   ,

 

И ещё об отце Николае Николаевиче Юреневе.

,

    

Енисейская епархия (отрывок).

                          

П. Г. Рогозный
Церковная революция 1917 года.  https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserkvi/tserkovnaja-revolyutsija-1917-goda/4?=%D0%B5%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BF+%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BD

Предреволюционная деятельность Енисейского и Красноярского епископа Никона (Безсонова)⁴⁵⁹ заметно выделяла его среди всех архиереев. По всей видимости, владыке принадлежит одна из немногих на протяжении всего синодальною периода попыток поставить духовную власть выше светской.

С 1913 по 1917 годы преосвященный успешно боролся с гражданскими властями в губернии. Безуспешно окончились все их многочисленные попытки избавиться от строптивого епископа. По всем политическим и экономическим проблемам в государстве Никон имел свое мнение, которое и высказывал открыто в прессе, несмотря на постоянные предупреждения со стороны церковных властей⁴⁶⁰.

В прессе Никон позволял себе довольно резкие выпады против местной и столичной власти. «Земельный и хлебный вопросы нашей русской действительности как-то не доходят до рук и сердец ни начальства, ни Думы, – писал епископ. – У нас боятся больших дел и реформ. Бедная Россия! Думы-то у твоих орлов-министров... часто бывают не орлиные, а кротиные. Не по плечу им размах богатырский... Говорю я не «революцию» (ныне скоро в нее попадешь – запишут тебя туда кроты и лакеи!!), а правду, исходящую от любящего Царя и Народ сердца»⁴⁶¹.

По поводу этого выступления Никона Енисейский губернатор И. И. Крафт направил письмо обер-прокурору Синода В. К. Саблеру, в котором обвинил владыку в «возбуждении классовой вражды». По его словам, Никон «скорее политик, чем архипастырь, а потому чем раньше он будет избавлен от управления епархией, тем для народа будет полезней... Разве можно так настроенному епископу доверить воспитание масс? Такие «прокламации» он писал не раз и продолжает писать»⁴⁶². Никаких последствий, судя по отсутствию документов, данный эпизод не имел.

Оправдываться перед Синодом владыке пришлось после другой статьи, посвященной делу Бейлиса и опубликованной в газете «Енисейская мысль». Никон довольно резко выступил в прессе против судебного процесса: «Слишком уж громадные обвинения желают некоторые возложить на совесть этого некогда Богоизбранного народа. Ведь и на христиан когда-то это гадкое обвинение возлагали. А вспомните иезуитскую испанскую и другие инквизиции... Не похоже ли все это на кошмарное Киевское дело»⁴⁶³. Статья епископа «заинтересовала» министра внутренних дел Н. А. Маклакова, который направил ее обер-прокурору Синода⁴⁶⁴. От Никона потребовали объяснений⁴⁶⁵.

Владыка оборонялся тонко, защищая по сути неуязвимую позицию. «Раз Св. Синод находит мою заметку неуместной и несообразной с саном и должностью епархиального архиерея... почтеннейше прошу разъяснить мне мои невольные ошибки и заблуждения»⁴⁶⁶. Естественно, никаких разъяснений не последовало, на письмо епископа была наложена резолюция: «Прекратить производство»⁴⁶⁷. Никон снова спокойно мог заниматься епархиальными делами.

Обладая деспотичный характером, преосвященный в буквальном смысле терроризировал местное духовенство. В 1913 г. местный протоиерей Иоанн Пальмин прислал в Синод своеобразный донос на архиерея, который составил 108 машинописных страниц.

По словам протоиерея, в епархии царит «"бироновщина». «Слово и дело» в полной ходу, и дикий произвол не встречает организованного отпора. Местное духовенство низведено Никоном до положения быдла». Основной причиной такого положения, по мнению Пальмина, является социальная чуждость архиерея – выходца из дворянского сословия и на посту епископа, остающегося «помещиком Безсоновым».

Пальмин создает выразительный портрет архиерея: «...упитанное лицо, грозно сверкающие гневом глаза...». Во время богослужения Никон стоит «с мертвой неподвижностью выправки былых времен николаевского солдата». А продолжительность службы «только вызывает удивление его неутомимостью»⁴⁶⁸. Однако, по мнению Пальмина, образ поведения владыки далек от благочестивого. Никон поощряет танцевальные вечера даже во время постов, «сам за полночь просиживает на эстраде, наблюдая, как юнцы и юницы духовной школы выделывают разнообразные па и грациозные, соблазнительные по пластичности, а часто и грубости новейших модных танцев, движения»⁴⁶⁹.

Любовь к светским развлечениям архиерея объяснялась еще одним фактором, который, как представляется, играл немаловажную роль в его жизни. Об этом весьма осторожно пишет и Пальмин. Со времени приезда Никона в Красноярск рядом с ним появилась «...девица лет 20... счастливой наружности... именуемая „архиерейской племянницей”». Эта молодая особа – Женя Соббатович – сопровождала владыку «везде и всюду» и даже «присутствовала при приеме епископом официальных лиц». Впрочем, сама Женя отвечала, что «...она, собственно, не родня владыки, а знакомая... дочь товарища». «Племянница» поселилась вначале в покоях епископа, но, как иронично замечает Пальмин, «по крайней некультурности сибиряков возникли на этой почве толки», и она вынуждена была переехать на квартиру к протоиерею Смиренскому, где, впрочем, владыка «посещал ее во всякое время дня и ночи». Женя очень любила танцевать, и, как пишет Пальмин, Никон «организовал у себя в архиерейском доме хор балалаечников, устраивая танцевальные вечера прямо у себя в покоях, где «балалаечники играли малороссийские песни, а Женя исполняла танцы, одетая в малороссийский костюм»⁴⁷⁰. Слухи об «архиерейской племяннице» не затихали, однако Никон, по-видимому, придавал им мало значения⁴⁷¹.

Правда вместе с тем протоиерей отмечал невероятную работоспособность и предпринимательский талант владыки: «... он много делает, у него, по-видимому, неисчерпаемый запас энергии».

«Здесь, продолжал Пальмин, даже в делах церковного управления – делах духовного строительства – все те же деньги. Словом, по-американски – за деньги все можно купить и все можно продать. У кого есть деньги – пожалуйте вам честь и место»⁴⁷².

Такая деятельность владыки требовала вхождения в контакт с местными капиталовладельцами, однако Никон шел дальше, налаживая связи и с преступными элементами. Сомнительные коммерческие проекты епископа заинтересовали в первую очередь не церковные власти, а Министерство внутренних дел. В начале 1916 г. на имя обер-прокурора Св. Синода А. Н. Волжина пришло «доверительное»⁴⁷³ письмо от товарища министра С. П. Белецкого⁴⁷⁴. В нем сообщалось, что, «по имеющимся в МВД данным, проживающий в г. Красноярске председатель местной монархической организации рижский мещанин А. С. Блиц, выкрест из евреев, человек умный и ловкий, но с очень темной нравственной репутацией, к сожалению, вошел в доверие к преосвященному Никону... не только попавшему под его влияние, но даже назначившего его руководителем некоторых хозяйственных дел епархии». Далее Белецкий изложил внушительный «послужной список» деяний Блица, согласно информации министерства.

Биография последнего имела одну закономерную особенность: где бы он ни работал или ни служил, везде его деятельность заканчивалась заведением уголовною дела, а иногда и временной «остановкой» в тюрьме. Блица обвиняли в мошенничестве, присвоении особо крупных денежных сумм, подделке документов, воровстве, ложных доносах.

Какое-то время Блиц жил в Риге и в Санкт-Петербурге, затем пере ехал в Сибирь, где «продолжил свою преступную деятельность». Так, будучи начальником транспортной конторы Сибирской железной дороги, он был обвинен в должностном злоупотреблении и снова попал в тюрьму. После освобождения он переехал в Красноярск, вступил в «Союз русского народа» и, став корреспондентом газеты «Сусанин», начал вымогать у местного населения деньги «за неоглашение компрометирующих их фактов». В начале 1915 г. Блиц в «компании с некоторыми лицами основал горнопромышленную контору „Разведчик”, под фирмой коей в Красноярске обустраиваются разные темные дела. Войдя в доверие к преосвященному, Блиц решил использовать связи епископа с целью получения концессии на эксплуатацию вод целебного источника в Енисейской губернии „Шира”»⁴⁷⁵.

В связи с этим обер-прокурор Синода Волжин направил в Красноярск Никону письмо, в котором была изложена биография Блица. Преосвященный отвечал: «...Все подробности жизни Блица мне, конечно, и доселе не известны; слышал, что он сидел в тюрьме... я одно знаю (и это несомненно): г. Блиц – редкий, отличный юрист и очень дельный человек». О конторе «Разведчик» владыка сообщил, что она «делает серьезные и важные, а не дела „темные”... а от нас кроме благодарности Блиц ничего не заслуживает»⁴⁷⁶. На этом инцидент был исчерпан, никакой реакции Синода не последовало, единственное, что удалось центральным властям, так это сделать владыку «невыездным». Синод запрещал появляться епископу на заседаниях Государственной Думы, членом которой он был. Никон же продолжал воевать с местными властями⁴⁷⁷.

Красноярский губернатор Я. Г. Гололобов в своем письме иркутскому генерал-губернатору писал, что «таких изветов не ожидал даже от епископа Никона... то и дело приходится слышать, что Никон что-нибудь затевает, кого-нибудь обличает, злословит, с кем-нибудь у него вышел конфликт. При этом постоянно приходится ожидать, что и на тебя поступит какой-нибудь клеветнический донос...». Отмечал Гололобов также, что владыка «постоянно вмешивается в гражданские дела... при этом всячески старается обличать и порицать администрацию»⁴⁷⁸. Губернатор просил привлечь Никона к судебной ответственности за клевету.

Иркутский генерал-губернатор А. В. Пильц в связи с этим направил письмо министру внутренних дел А. Д. Протопопову, в котором сообщал, что «отношения между губернатором и епископом Никоном, причем неправой стороной является последний, исключают всякую возможность пребывания их одновременно в Красноярске. Ежедневно можно ожидать крупного скандала между ними»⁴⁷⁹.

Отправленное 25 февраля 1917 г. письмо уже в момент написания было неактуальным и впоследствии было направлено в Синод из МВД «по принадлежности» – скорее уже как исторический документ.

Февральский переворот, как уже отмечалось, Никон воспринял с громадным энтузиазмом. Революционные события только прибавили энергии Енисейскому архиерею. 4 марта владыка собрал совещание городских священно-церковнослужителей для «обсуждения текущих событий и отношения к ним духовенства». Он стал забрасывать новое правительство телеграммами и письмами. Так, А. Ф. Керенского он просил освободить «великого ученого украинца Ерушевского – защитника прав славной нации» и рассмотреть дело митрополита Шептицкого, «ревностного служителя Отечества». Министра народного просвещения он просил «пожалеть украинскую и другие национальные школы»⁴⁸⁰.

Главным объектом эпистолярной атаки Никона стал обер-прокурор Синода Львов – ему владыка направлял телеграммы и письма, в которых он развивал свои мысли относительно участия духовенства в политической борьбе, рассказывал о ситуации в Красноярске⁴⁸¹. «Здесь все идет прекрасно, блестяще, – телеграфировал владыка Львову. – Свободные здания учебных заведений, занятия закопчены – передал Комитету безопасности и Комитету солдат с рабочими». О себе Никон сообщал, что он «весь в работе для успокоения страстей⁴⁸².

Активное участие вместе с городским духовенством принял владыка и в праздновании 10 марта – Всероссийского праздника русской революции. «В дни „переворота” в государственной жизни родины, – вещал Никон в кафедральном соборе, – я молчать не хочу, не могу и не буду... Россия наша дорогая воскресла, смертью старого строя попраны смерть, угнетения, болезни... отчаяние народа: тем, кто был во гробе – забыт, замучен, закован, унижен, обижен, – жизнь дарована». Хотя такие аналогии были и сомнительны с богословской точки зрения, в те дни это мало кого волновало. После молебна в 12 часов в Красноярске началось празднование «Праздника свободы», «Гражданской Пасхи» или «Весны России» – как именовался сей праздник.

В торжественном шествии участвовали войска гарнизона, представители государственных и общественных организаций, учебных заведений, масса простых горожан. По ходу движения манифестантов была сооружена триумфальная арка, украшенная флагами и щитами с надписями: «Да здравствует Учредительное собрание!», «Да здравствует Англия!», «Да здравствует Франция!», «Слава борцам, павшим за свободу народа!»⁴⁸³. Сам епископ находился среди членов Комитета общественной безопасности, «верный своему долгу народного избранника и гражданина России», как гордо писали в церковной прессе⁴⁸⁴.

12 марта Никон вступил в партию «Народной свободы» и произнес на собрании местных кадетов зажигательную речь. «В то время, – говорил владыка, – когда наши герои проливали свою драгоценную кровь за Отечество, в то время, когда мы все работали на благо нашей Родины, Ирод упивался вином, а Иродиада бесновалась со своими Распутиным, Протопоповым и другими пресмыкателями и блудниками»⁴⁸⁵. Речь

Никона была слишком радикальной для партии кадетов. Следует учитывать и то обстоятельство, что говорил это епископ и что все его крайне политизированные и пристрастные речи печатались в церковной прессе. Сам владыка, очевидно, считал Енисейскую епархию явно тесной и слишком провинциальной для такой личности, как он, поэтому и стремился попасть в Петроград на заседание Государственной Думы. Однако Львов, по-видимому, не испытывая особого желания видеть владыку в столице. Тогда Никон стал проситься в отпуск. «Я весь-весь горю и болен... а умирать еще не хочу, – писал епископ в Синод, попутно продолжая развивать свои мысли об участии духовенства в политической жизни. – Немыслимо быть не политиком... мы не дичь и не бревна...» Свое же финансовое благополучие он оценивал пессимистично: «Я ничего не имею, все роздал и теперь нищий»⁴⁸⁶. Требуемый отпуск епископ получил, но прежде чем уехать, решил созвать съезд духовенства.

Выборы на съезд происходили на собраниях духовенства по благочинным округам. «Журнал» одного из таких собраний был впоследствии прислан в Синод, благодаря чему исследователь получил счастливую возможность познакомиться с настроениями в низах провинциального духовенства.

В самом начале собрания духовенство округа выразило «радость» по поводу «удаления старой власти, упорно задерживающей ход естественного развития страны». На голосование был поставлен вопрос о «желательной форме» управления страной, причем 9 человек высказались за республику, 9 за конституционную монархию. Ввиду этого собрание «постановило предоставить каждому действовать сообразно своим убеждениям». Далее был поднят вопрос о созыве Собора, об упразднении института благочинных, высказано пожелание, вдовым священникам разрешить беспрепятственно вступать во второй брак. Заслушан был также доклад «Демократия и деньги и отношение к ним духовенства», но прения решено было не открывать, т. к. доклад не «вносит каких-либо новых конкретных предложений».

Были произведены выборы на епархиальный съезд. Тут-то и поступило предложение протоиерея Пальмина высказать перед Никоном пожелание об оставлении им кафедры, «ввиду явного беззакония и произвола, выразившегося в обирании церквей и монастырей, увольнении без прошения многих лиц, а также за привлечение на важные должности в епархии развратников (протоиереи Смирнов, Крестин) и шпионов, и др. проступках»⁴⁸⁷. Большинством голосов 10 против 4 при 1 воздержавшимся предложение Пальмина было отвергнуто, как «грязный пасквиль» и признано «не заслуживающим внимания»⁴⁸⁸.

Посылая «Журнал» данного собрания Никону, благочинный протоиерей Цветков в конце документа сделал приписку, касающуюся строптивого протоиерея. «Вообще о прот. Пальмине я должен заметить, что с момента прибытия своего в Енисейск он начал злословить вас, владыко... в последнее время при каждом удобном моменте (а он почти всегда сводил разговор на эту тему) он не упускал случая, чтобы не выкинуть какую-нибудь оскорбительную колкость»⁴⁸⁹. Никон, поставил в «журнале» резолюцию: «о. Иоанна Пальмина уволить за штат (за явное поношение и ложь на епископа)»⁴⁹⁰.

Между тем первые неприятности начались и у Никона, в день Пасхи⁴⁹¹ в его доме был произведен обыск⁴⁹². Епископ узнал об этом из газет. Вскоре в прессе появилась заметка об этом самого владыки под заглавием: «Это было бы смешно, если бы не было так грустно». «Обыск в архиерейском доме, – писал Никон, – где неведомо чего искали... подобен безумному заподозреванию бездельников, что в кафедральном соборе хранятся пулеметы и махорка. (Подобные заподозревания имели место в нашем культурном и «свободном» городе»)⁴⁹³.

День открытия съезда Никон назначил на 15 апреля, но в последний момент отложил дату на 2 дня. Однако уже к 15 числу в Красноярск съехались представители 20 благочинии из 28. Попытка договориться с епископом об открытии съезда ранее назначенного срока успеха не принесла. На частном совещании духовенство решило не откладывать срок, и таким образом, съезд начал свою работу 16 апреля, на день раньше назначенной Никоном даты.

Как следует из докладной записки в Синод председателя Исполнительного комитета съезда В. Смирнова члены последнего разделились на две неравные части: большинство – противники епископа и меньшинство – его сторонники. Собственно, съезд только и занимался тем, что обсуждал деятельность архиерея. Обвиняли Никона в деспотизме, в неуважении человеческого достоинства, увольнении неугодных лиц, проведении на лучшие места в епархии своих земляков с Украины. Ставили в вину владыке и то, что он «развил широкую промышленную деятельность» и уделял мало внимания своим пастырским обязанностям – «говорит речи в Военно-промышленном комитете и других общественных организациях, на митингах, пишет статьи в газетах». Недобрым словом, естественно, помянули и антиалкогольную кампанию архиерея. «Произвол, насилие, ложь – система Никона», – подытожил сказанное один из ораторов⁴⁹⁴. Сторонники владыки пытались его защитить, но, по-видимому, не совсем успешно. Так, указывалось, что «священники с Волыни не хуже прочих», а сам епископ невиновен – «он просто архиерей старого отжившего времени»⁴⁹⁵.

Никон выступил на съезде с речью, которую он произносил с небольшими перерывами в течение 8 ¹/₂, часов. В записке, представленной в Синод, содержится только краткий пересказ речи. Епископ «не отрицал обвинения, но признал свои действия правильными... не отрицал он и бранных слов в алтаре, не отрицал близкого общения с Блицем, чело веком, по его признанию, «гнусным изменником, достойным смертной казни, но очень умным и хорошим юристом». Более подробное изложение речи владыки было опубликовано в местной кадетской газете. Так, говоря о перемене своих политических убеждений, Никон рекомендовал вспомнить Л. Толстого, считавшего «подобное явление вполне естественным. Я не был черносотенцем... Я был правым, но правым беспартийным... Мне от старого строя незачем отрекаться, т. к. поклонником я его не был... Мне приписывает Королев расхваливание еврейской веры... и Замысловский и Пуришкевич меня тоже в этом обвиняли... я не расхваливал еврейскую веру, но говорил, что всей национальности таких обвинений предъявлять нельзя». Касаясь его близости к салону графини Игнатьевой и Распутину, Никон, по словам газеты, «так возмущался, что не удержался даже от резкого слова». Говоря об увольнении местного духовенства и замене его на выходцев с Украины, епископ заметил, что удалял он пьяниц, а многих представителей Волынского духовенства он не знает даже лично и переводились они Синодом. Отвечая на обвинения в деспотизме, владыка заявил: «С природными свойствами характера, правда, резкого, но и правдивого, бороться мне трудно». После этого Никон сам перешел в наступление, обвиняя выступавших в сведении с ним личных счетов. «Теперь, когда я увидел озлобленные лица и понял ваш страх раба, а не свободного человека, я вижу приговор мой написан... И я говорю здесь для людей, которые совесть не потеряли, и говорю не для этого собрания. Вы меня так тяжко наказали, и ваше наказание свершилось. Но съездом епархиальным я это собрание не считаю. Дайте мне тысячу обвинений, и я на них отвечу»⁴⁹⁶.

Однако, как и предполагал владыка, его выступление не помогло, и когда съезд приступил к баллотировке, 101 депутат отказали Никону в доверии, 7 высказались за при 19 воздержавшихся⁴⁹⁷.

Епископ и его сторонники не сдавались, организовали параллельно с работой съезда митинг в зале Общественного собрания. По словам автора докладной записки, в президиум съезда обратился «некто Крутухо, агент Никона по кормлению амнистированных уголовников», требуя допустить на съезд с правоv высказаться «по вопросу о Никоне». Он заявил, что за ним «стоит весь народ, и намекал на возможность при отказе «поговорить по-другому""⁴⁹⁸. Положение, по словам председателя съезда, стало «настолько угрожающим», что они вынуждены были обратиться к местному комиссару – «прося охраны». В итоге для предупреждения «партизанских вылазок» съезд два дня занимался под охраной вооруженных солдат и милиции⁴⁹⁹.

Многочисленные сторонники Никона, также писавшие в Синод, иначе излагали ситуацию вокруг съезда. По их словам, на съезде присутствовали посторонние лица, многие вели себя «крайне постыдно, все время шумно аплодировали, грубили шуткам докладчика, громко хохотали, когда докладчик издевался над епископом»⁵⁰⁰.

Приверженцы владыки писали, что инициатива собраться параллельно работе съезда в зале Общественного собрания исходила от «Бюро скорой помощи амнистированным уголовным арестантам», когда им стало известно, что на съезде в течение нескольких дней «обсуждался вопрос, как бы отрешить Преосвященного от занимаемой должности и даже как бы его арестовать».

По их словам, «произведенное немедленно расследование» установило, что съезд далеко не представляет собой все духовенство и на нем сводятся личные счеты с епископом, под влиянием некоторых священников с явно уголовным прошлым»⁵⁰¹. На собрании «никониан» председательствовал «военный следователь» полковник Н. И. Рудьков в «присутствии приглашенного от Совета рабочих, солдат и казаков депутата гражданина – солдата Ревича». Собрание выслушало речь председателя местной еврейской общины Гефтера, «явившегося для того, чтобы засвидетельствовать благодарность от всего еврейского общества епископу Никону за многое добро, им сотворенное»⁵⁰². Другие ораторы отмечали «выдающиеся заслуги Никона, являющегося одним из наиболее достойных иерархов Православной Церкви». Наконец, было решено послать делегатов на съезд с предложением «объединиться». Однако президиум съезда, «приняв делегацию в коридоре», попросил подождать ответа и, удалившись на заседание, распустил съезд, так ничего и не ответив сторонникам владыки.

Далее, по словам авторов записки, в девятом часу вечера, когда сторонники Никона продолжали заседать, в зал Общественного собрания «буквально ворвалась кучка людей во главе с членом съезда, огромного роста дьяконом Сергеевым, который вскочил на стол и стал произносить речь явно угрожающего характера. В это время кто-то из ворвавшихся схватил за грудь одного из выступавших и стал его трясти. Все собравшиеся граждане и гражданки, испугавшись погрома, бросились к дверям и в панике, плача и крича, бежали. Таким образом, митинг протеста против «съезда духовенства» был насильственно разогнан провокаторами [и] агентами последнего».

Сообщая эти сведения в Синод, сторонники владыки в конце записки приложили «справку», в которой сообщалось, что во главе съезда духовенства стоят – «бывший руководитель красноярского «Союза русскою народа», на днях изгнанный воспитанниками женской гимназии, инспектор Всеволод Афанасьевич Смирнов, священник Муратов, спаивающий и обирающий инородцев, дьякон Сергеев, пьяница (ушел в дьяконы, чтобы избавиться от воинской службы). А за ними в тени идейный вдохновитель, выпущенный на днях из тюрьмы, обвиняемый в государственной измене, знаменитый провокатор Алексей Степанович Блиц (Арон Иоськов)». Данное послание заканчивалось словами: «Дай Бог таких [как Никон] светлых и больших людей побольше на Руси»⁵⁰³. Направлено оно было не только в Синод, но и председателю Государственной Думы М. В. Родзянко. Реакции на записки и сторонников, и противников Никона из Синода не последовало.

Сам епископ отправил в Синод только одну телеграмму – «озлобленные пастыри мною же созванного съезда превратили съезд в митинг, суд над епископом, полная мерзость»⁵⁰⁴.

Таким образом, ситуация в епархии стала патовой. Съезд духовенства, завершив работу, выбрал из своего состава Епархиально-наблюдательный совет, который, по их мнению, должен был управлять епархией. Сам Никон, понимая, что прямая конфронтация может привести к непредвиденным последствиям, решил действовать закулисно. Можно думать, что, собирая съезд, владыка не представлял, с какой оппозицией он столкнется. Управляя епархией в течение 5 лет и постепенно превращал ее в свою «вотчину», Никон мог считать, что в корне уничтожил среди духовенства возможность даже самого слабого протеста. Однако он не учел изменившиеся политические обстоятельства, того, что, как выразился протоиерей Пальмин, «была объявлена свобода».

Совершил архиерей и тактическую ошибку. Обладая полнотой всей духовной власти и претендуя на власть светскую, Никон мог воздействовать на выборы участников съезда в соответствии со своими пожеланиями, но по каким-то причинам проявил тут не свойственную ему пассивность. Возможно, сыграла свою роль и его самоуверенность. Как бы то ни было, ранее забитое и запуганное енисейское духовенство дружно выступило против своего начальства. Следует отметить и то, что Никон пользовался большой поддержкой именно среди мирян. Широкая просветительская, благотворительная деятельность владыки снискала ему популярность среди местной буржуазны, интеллигенции и крестьян. Другими словами, Никона поддерживали те, на кого не распространялась непосредственная власть епископа. Тем более все «проекты» владыки тяжким бременем ложились именно на плечи или, скорее, на карман духовенства. Да и такие его кампании, например, как антиалкогольная, явно не прибавляли ему популярности в духовной среде. Это косвенно подтверждает и тот факт, что среди многочисленных подписей под петициями, направленными в Синод сторонниками владыки, очень мало подписей духовных лиц⁵⁰⁵.

Сам Никон, уезжая в отпуск, оставил своему преемнику, епископу Барнаульскому Гавриилу (Воеводину), назначенному Синодом, по его совету, временно управлять епархией, записку: «Никаких распоряжений, которые может быть будут исходить от свободного собрания духовенства и мирян... не исполнять... Экстренный епархиальный съезд считать несостоявшимся». Духовной консистории было приказано «все дела незамедлительно представлять для решения и подписи мне»⁵⁰⁶.

Прибыв в Красноярск, епископ Гавриил сразу вступил в резкий конфликт с Епархиально-наблюдательным советом, который, по его словам, избран съездом незаконно «явочным порядком» и отказался сотрудничать с ним. Посылая в Синод «журналы» Совета со своими комментариями, Гавриил писал, что они «подделаны... и было бы очень интересно для истории Енисейской Поместной Церкви (так. – П.Р.) сохранить эту «книгу», боюсь, что члены совета, способные на разные подлоги и обман, уничтожат ее»⁵⁰⁷.

В свою очередь, члены Епархиально-наблюдательного совета жаловались в Синод на Гавриила, что он не имеет «самостоятельности», действуя по указке проживающею в Черноморской области Никона⁵⁰⁸, и посылает ему на утверждение все дела. Таким образом, в епархии фактически установилось «двоевластие», или, как писали в прессе, «гибельное многовластие»⁵⁰⁹. Епархиально-наблюдательный совет действовал параллельно с Консисторией и епископом Гавриилом. «Официальные известия по Енисейской епархии» отмечали, что всем, как и раньше, «руководит Никон, с той лишь разницей, что раньше он жил в Красноярске, а теперь в Черноморской области»⁵¹⁰. Однако, по всей видимости, борьба за власть внутри епархии носила локальный характер и ей явно недоставало масштабов никоновской эпохи. «Епархиальная жизнь со времени отъезда Никона как бы замерла», – писали в церковной прессе. «Высшая церковная власть по не известным нам причинам безмолвствует»⁵¹¹.

Епископ Гавриил, по его словам, связанный, с одной стороны, «наказом Никона», с другой стороны, «членами самодержцами наблюдательного совета с функциями выше епископских», чувствовал себя крайне неуютно и не желал оставаться в Красноярске. «Боюсь, как бы сей совет не провозгласил „самостоятельности” Енисейской епархии»⁵¹², – писал он в Синод. Уезжая из Красноярска в Барнаул, Гавриил напоследок оригинально расправился с конкурирующей организацией: одних членов совета он отлучил от церкви, других запретил в служении⁵¹³.

Епархия, по сути, осталась без епископа. Духовенство и миряне активно писали в Синод, прося разрешить проблемы церковной власти в епархии. Так, например, члены Красноярского железнодорожного приходскою совета просили Синод назначить в епархию

строгого и сильного епископа, «опирающегося на православный пролетариат»⁵¹⁴.

Никон между тем продолжал отдыхать в Туапсе и изредка напоминал о себе письмами в Синод⁵¹⁵. Когда срок отпуска истек, владыка попросил его продлить для «завершения лечения».

Можно представить себе удивление членов Синода, когда они получили от Никона сразу несколько писем. «Я глубоко разочаровался в русском православии, а также в верхах и низах русского духовенства, посему считаю, дальнейшее пребывание в сане епископа для себя недопустимым лицемерием... прошу меня не считать членом церкви, именующей себя «православной». Покорнейше прошу никаким увещеваниям меня не подвергать, это излишняя трата времени: мое решение окончательное, продуманное и выстраданное»⁵¹⁶. Правда, сняв сан, Никон писал, что он остается христианином и просил пенсии: «Все отдал службе», а также высказал свои пожелания об устройстве церкви в будущем. «Необходимо полное и немедленное отделение церкви от государства... многому хорошему надо поучиться у католиков, достойных не одного лишь неразумною поношения... Церковь Украинская должна быть особо – автономна».

Определением Св. Синода от 1 августа Никон был низвергнут из епископского сана и монашества⁵¹⁷. Однако довести лично до бывшего епископа это решение секретарю Синода не удалось. Никон, как выяснилось, еще в конце июля прибыл в Петроград и остановился в Александро-Невской Лавре, откуда, по-видимому, и писал свои послания, а через несколько дней выехал в Могилев⁵¹⁸.

В начале сентября бывший владыка прислал в Синод еще одно письмо, в котором просил выслать ему документы об образовании и формулярный список, т. к. он «должен занять какое-либо место и служить (за неимением средств)». В письме содержалось также напоминание о «заслуженной» пенсии. «Не думаю, что в цели и задачи даже и Синода «православной» русской церкви было заставлять меня голодать и мучиться». Под письмом стояла выразительная подпись: «Гражданин Николай Николаевич Безсонов (б. епископ Енисейский и Красноярский Никон)»⁵¹⁹.

После снятия сана бывший владыка женился на своей «бывшей» племяннице⁵²⁰. По свидетельству митрополита Евлогия, Безсонов вначале сотрудничал в газетах в качестве театрального рецензента.

Позднее Николай Безсонов стал исполняющим обязанности начальника Департамента исповеданий в Министерстве внутренних дел Украинской Народной Республики.

Евлогий вспоминал, что ему пришлось вести деловую переписку с «новоявленным министром». По его словам, он даже ездил в Киев «переговорить» с председателем Рады Голубовичем на предмет удалить «ренегата, осквернившего духовный сан. Мой протест ни к чему не привел. Безсонов оставался министром», – заканчивал свой рассказ Евлогий⁵²¹.

Ясно представить себе мотивы Никона, решившегося снять сан, трудно. Возможно он понимал, что возвращение в Красноярск не принесет ему ничего кроме неприятностей. Конфликт с местным духовенством мог вспыхнуть с новой силой. Да и как прагматичный политик, Никон не мог не понимать, что в условиях «углубления революции» сан епископа не сулит его владельцу ничего хорошего. Сетования на нехватку средств и бедность вряд ли можно рассматривать как банальную просьбу, наличных денег у Никона, видимо, не было. Все было вложено в многочисленные проекты, концессии, недвижимость в Енисейской епархии. Даже противники не обвиняли владыку в растрате средств на личные нужды⁵²².

В череде маргинальных типов архиереев предреволюционной России, таких как Антонин (Грановский), Варнава (Накропин), Владимир (Путята), Никон выглядит фигурой исключительной и необычайно яркой. Конечно, никакой церковности в действиях владыки не было. Даже его проповеди носят экономический или политический характер. На посту губернатора или министра Никон чувствовал бы себя гораздо лучше. Постоянное вмешательство владыки в гражданские дела и конфликты с губернской властью можно тоже рассматривать как исключение. Хотя ссоры епископа с губернатором были явлением относительно частым⁵²³. Однако наступающей стороной в таких конфликтах была светская власть, в пользу которой часто они и разрешались⁵²⁴.

Возникает также вопрос, насколько типична ситуация, сложившаяся в Красноярске в 1917 году, в сравнении с другими епархиями Российской Церкви.

Тремя основными силами, влиявшими на исход внутрицерковной борьбы, были: Синод и обер-прокурор, белое духовенство, прихожане и епархиальный епископат. Постепенно набирал силу еще один фактор, ставший впоследствии решающим, – революционная власть. (Комитеты общественной безопасности, Советы). В нашем случае высшая церковная власть в лице обер-прокурора и Синода молчала. «Война» шла лицом к лицу: Никон и его сторонники против местного духовенства.

Насколько же вообще вся никоновская история была исключением? Енисейский владыка был единственный архиерей, снявший сан в 1917 году. Явно не типичным является полное невмешательство в конфликт высшей церковной власти, которая, несмотря на стремительно надвигающийся хаос, оставалась все равно последней решающей инстанцией. В то же время можно отметить и некоторые типичные черты, характерные для эпохи в целом, острота противостояния; архиерей – белое духовенство и, как следствие, стремление последнего узурпировать всю епархиальную власть.

Енисейская «история» дает возможность взглянуть по-иному на ряд вопросов, казалось бы, достаточно освещенных в историографии: взаимоотношения светской и духовной власти, границы власти епархиального архиерея, а также жизнь российской провинции, разительно отличающейся от жизни столиц. Вряд ли деятельность Никона могла бы происходить в Петрограде или Москве. Наиболее непонятным остается вопрос о позиции Синода и обер-прокурора, которые в течение пяти лет закрывали глаза на деятельность Никона. Скорее всего, у Никона были широкие связи в церковных верхах, а также возможно и в светских. Все это и позволило Никону создать в епархии свою «вотчину» и управлять ею, руководствуясь лишь собственным нравом.

 

  https://pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/media/priestdb...e82-46eb-b7f8-b8cb44a5cf6a.pdf

https://ruskline.ru/analitika/2010/06/30/istoriya_kirgizskogo_myatezha_1916_goda_v_opisanii_semirechenskogo_duhovenstva/ 

1.


2.


3.


4.


5.

И ещё https://pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/library/material/11153/… Туркестанский церковный вестник. Ташкент, 1918. № 1–5 Он выходил в Ташкенте, пока окончательно его не прихлопнули.

https://pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/library/material/7891/ А ещё раньше выходили в Верном
Туркестанские епархиальные ведомости. Верный, 1906–1918