«Мама! Кыыыыся!». 

Ульяна Меньшикова

 

Меньшикова Ульяна

 

 

Однажды мы с сестрой поехали продавать родину. Как актёр Бурков из рязановского фильма «Гараж». Умерла бабушка, Клавдия моя Ивановна, какое-то время в её доме пожили квартиранты, да съехали, купив собственное жилище. А бабулина хатка осталась пустой и потихоньку начала рушиться, как любой дом, без человеческого присутствия. 
Наследники - моя мама и её брат, решили, что лучше будет дом продать. Ухаживать за ним в деревне было некому, от города больше двухсот пятидесяти километров, не наездишься. Меня, само-собой, никто и слушать не стал, когда я попыталась возразить и доказать как-то, что не нужно домик продавать, пусть стоит, это же наша жизнь, детство и прочая романтика. Потом, может быть, мы что-то и придумаем, пустим на несколько лет кого-нибудь бесплатно пожить, лишь бы стоял. Но… Продать и всё. 
Я была в декретном, Илюше только год исполнился, я подрабатывала певчей в храме и могла в любой момент поехать куда угодно; у сестры был большой медицинский отпуск, лет нам было на тот момент уже по тридцать, не дети малые, вот нас и командировали родители продавать наше детство. 
Подъехав к дому, чуть на зарыдали с Олеськой. Всё выглядело так, будто из калитки сейчас выйдет бабушка и всё будет, как прежде. Но, никто, конечно же не вышел.

Мы долго провозились с замком, который немного заржавел от длительного безделья и вошли в дом. Дом, в котором уже не пахло сушёной черёмухой, хмелем , хлебом и воском Пусто. Гулко. И непривычно совсем. В этом доме всегда было движение, здесь никогда никто не был без дела, в нём всё было наполнено запахами, звуками, снующими туда-сюда из подпола в двери котами. Тихо. Пыльно. И совсем мало воздуха, потому, что весной некому было выставить «вторые», зимние рамы и они бережно хранили домовое тепло, цепляясь старой, годами копившейся и ссохшейся по всему периметру замазкой за прежнюю и уже никому не нужную жизнь.

Но, печаль печалью, а жизнь жизнью. Нашли вёдра, натаскали воды, принялись вытаскивать рамы, отмывать окна и пол. Пока бегали до колодца, перездоровались со всеми соседями и через час в доме уже было всё, что нужно. Кровать с шарами, перина, детская кроватка для маленького Ильи, пара матрасов, постельное бельё, полотенца, чашки-плошки. (Квартиранты, когда съезжали , по доброй традиции захватили с собой на новое место почти всё, что было в доме, включая вёдра и тяжеленные чугунные сковороды – мою самую большую потерю, такого комплекта нынче не укупишь). Горевать, правда, по этому поводу мы не стали, чай не чужая нам Новичиха, не пропадём. И не пропали, конечно. К вечеру даже печь подбелили, принесённой бабушкиной младшей сестрой известью, чтобы, как говорила бабуля : «Посвежее было дышать».

Ужин сварили, дитё накормили, спать уложили, сидим , все из себя хозяюшки, чай со смородиновым листом пьём и радуемся, что дом ожил, посветлел и задышал. Идиллия. Кто бы знал, что нам было уготовано в эту ночь и в последующую неделю …

Легли спать. Олеся на большой кровати, я на полу возле детской кроватки устроилась. Выключили свет и уснули за минуту, умаявшись за день до изнеможения. 
Среди ночи просыпаюсь от ощущения, что кто-то пристально на меня смотрит. Прислушалась, все спят. Олеся Васильевна храпит, как хороший дядька, Илия Андреевич сопит на пиано. Ну, думаю, начинаются дедовы штучки-дрючки, приехали. Ходит, поди, тут, старый хрыч, проведывает «любимых» внучек.Только занесла руку для мощного крестного знамения и приоткрыла рот для «сгинь сила нечистая», как, ставший со страха видеть во тьме глаз, выхватил очертания чего-то или кого-то, сидящего в детской кроватке, прямо в ногах у спящего Илюшки.

«Кот? Нет, для кота маловат. Домовой?! Боже милостивый, оно же сейчас мне ребёнка придушит!»

 

.Я хватаюсь рукой за перекладину кроватки : «А ну пошло вон отсюда!» - кричу и пытаюсь встать. Но резкий подъём с низкого старта никогда не был моим коньком, да и недавние переломы ног тоже изрядно поубавили девичью прыть и я, запутавшись в собственных телесах повалилась обратно на пол, чуть не опрокинув кроватку с единственной кровинушкой.

И тут же что-то с омерзительнейшим визгом вскочило мне на голову, пробежало по всему телу и вцепилось в безымянный палец на ноге. Ощущение, что палец отрезают бритвой и, возможно, сейчас я лишусь ноги и вообще жизни, подкинуло меня из положения лёжа сразу в боевую стойку. Я выхватила из кроватки ребёнка, который, от испуга сразу же начал кричать дурнинушкой. «Живой! Слава Богу, живой!» - проносится где-то по кромке сознания. Бросок к выключателю, включаю свет и вижу, как в кошачий лаз под печью ныряет чей-то серый шерстяной зад с длинющим хвостом.

- Олеся! Олеся вставай! – ору- Вставай у нас крыса!
Олеся Васильевна, которая до этой самой минуты преспокойно спала, будто у неё в ушах лежало по килограмму беруши, резво подскочила и тоже начала вопить, как скаженная и метаться из угла в угол.

- Где?! Где она?! Бежим! – схватила Илюхину шапочку, натянула её на голову и вылетела во двор. Я следом за ней. А куда бежать? На дворе темень непроглядная, тишина, даже собаки не брешут. Стоим. Молчим. Две тёти в ночных рубашках. У одной на голове детская шапочка, у второй на руках полуголый младенец, который от наших прыжков притих и спокойно сидел, не понимая, что за побудка и что это за странная прогулка среди ночи.

- Стой не стой, Олесь, а надо в дом идти.
- Там крыса. Она Илью сожрет… А потом нас.
- Нас долго жрать, мы крупные. Меня эта тварь за ногу укусила, надо посмотреть что там. Ты медработник у нас? Вот и пойдём спасать мою жизнь. И Илью надо осмотреть, может она и его укусила.

На упоминании о профессии Олеська встрепенулась, нащупала у двери метлу и , выставив её на манер копья, со всей смелостью человека, который давал клятву самому Гиппократу, шагнула в сени. 
Осмотрели ребёнка, никаких повреждений, слава Богу, на нём не нашли. Моя рана немного кровоточила и на вид не выглядела страшной.

- В больницу завтра надо. Наверняка крысятина эта бешеная. Без уколов не обойтись – резюмировала Олеся Васильевна. 
- Да … Планида у меня такая. Не успею в Новичиху явиться, как надо в больницу идти. 
- Зато встретят как родную. Соскучились, поди по тебе.

Уснули с рассветом. Илья решил, что, коль его подняли среди ночи, то время нужно использовать по максимуму. Пять раз поесть, поиграть и даже погулять, чему мы поначалу воспротивились, но потом, когда небо уже посветлело, отправились с ним на двор, чтобы найти приспособу с помощью которой мы забаррикадируем кошачий лаз, откуда к нам припожаловала непрошенная гостья.

На дворе нашли старую печную заслонку и три кирпича. Соорудив, на наш взгляд совершенно несокрушимую конструкцию, начали укладываться уже не каждый в свою постель, а вповалку, на полу, положив Илью посередине, на всякий случай.

Но не то место деревня, где тебе дадут всласть выспаться и вылежаться.

- Чё, всё спитя, городския? Осспади, вам чего на кроватях то не спится? И мальчишку на пол уторкали. Жарко вам, что-ли?
Приоткрываю глаз и упираюсь им в чью-то ногу, облаченную в сморщенный хлопчатобумажный чулок.

- Баб Клав (бабушкина сестра, живущая по соседству подъявилась), да мы всю ночь не спали, крыса к нам приходила, укусила меня, пару часов назад только легли. 
- А я вам молока свежага принесла, ички тоже свежие, масла колобок, соленое правда, но ничо, дольше не пропадёт. Вставай, хозяйка… Какую крысу?

Я при помощи сложного акробатического этюда принимаю вертикальное положение.
- Привет, баб Клав. Пойдем чаю налью да расскажу. 
Баб Клава выслушивает мою историю, ахает и охает, сверкая начищенными железными зубами.

- Так понятно, что она тут блыкает у вас. У соседей-то вон пять коров и свиней штук двадцать, а стайка впритирочку к вашему забору стоить, вот они и лезут оттудова.Кота-то нет в доме. А в ларях у вашей Клавки, поди, до сих пор ещё отрубя да пшениця лежат. Вот они и благуют тут у вас, как на курорти Минводы. Так… Ты давай у больницу снаряжайси, а я пойду кота вам искать. Вы-то здоровенные тети, а мальчонку если покусает, беда будет.

Через три часа у нас в доме поселились две кошки, одна краше другой. Трехцветная, невозможно пёстрая , тощая, с верёвку толщиной- Маруся и безымянная, которую мы тут же нарекли Зинаидой Гиппиус (не знаю зачем, первое что пришло в голову), пушистая и круглая, как мяч, с маленькой, почти лысой головой, вся цвета пыльного мешка.

- Вы их покормитя хорошенько и из хаты не выпускайтя пока. Пусть приживутся.
- Баб Клав, ты их где выхватила-то, хозяева не придут нас колотить?

- Та ни, кому они нужныя, Маруська-моя, так у меня их четверо, обойдуся. А эта мелкоголовая прибилась к соседям недавно, так они её не особо жалуют, своих пОлно. Сёдни заслонку не открывайтя, чтоб не сбёгли. И завтра тоже. А на третий день не кормите их и подпол чтоб открытый стоял. Дом кошками запахнет и крыса сама не пойдёть. А там они её и споймают, если что. 
- Так а в туалет им куда ходить? Они же в подпол привыкшие? – спрашиваю
- Пошли до меня, я тебе банку из-под иваси дам, песку туда насыпешь и дело с концом.

День прошёл напряженно. Кошки рвались на волю неистово. Мы с помощью веника отгоняли их от дверей, проскакивая в щель, как те тараканы.

В селёдочную банку они категорически отказывались ходить, а в доме справлять свои дела не могли, так как вам это не городские баловни. Селян за такое дело бьют вдоль хребтины всем, чем попадётся.

Измученные, мы с Олесей соорудили им подобие ширмы, чтобы стеснительные Маруся и Зинаида поняли, что их никто не увидит. Огоньку в эту историю добавлял Илья, который с блаженным видом носился за испуганными животными, хватал их за разные части организма и таскал вверх ногами с воплями: «Мама! Кыыыыся!». Измотаны были все, кроме младенца, который сохранял невероятную бодрость духа,грацию и пластику.

Кошки с перепугу забились в банку с песком и от страха сделали все свои дела в непривычном для себя месте. Олеся Васильевна тоже не отставала от младенцев и котов, читая мне лекции, что уличные животные-это рассадник глистов, блох , токсоплазмоза и ещё неизвестно, что лучше, съест ли его крыса или погубят кошачьи паразиты.

- Васильевна, ну хоть ты заткнись,а… Выведем глистов и блох, не велика хитрость. Давайте спать уже. День длинный был и встали ни свет ни заря.

Свили в очередной раз гнездо из матрасов и перины. При помощи энергичной колыбельной «Там где клён шумит над речной волной» и некоторых насильственных действий усыпили младенца Илию и наконец-то завалились сами.

Не успев сомкнуть глаз, как мне показалось - просыпаюсь. Чу! В доме тихо. И вдруг из соседней комнаты доносится аккуратный такой, интеллигентный звук – шкряб-шкряб. Как будто ногтями по стеклу. Пауза. Опят – шкряб-шкряб. Я, насколько это возможно тихо встаю и печальным слоником крадусь в кухню. Глаза ,уже по привычке, превращаются в прибор ночного видения. Никого. Шкряб-шкряб. Где кошки? Включаю свет. За ширмой , возле банки спят Зинаида с Марусей и ухом не ведут. Я затаилась. Через какое-то время опять слышу шкрябанье. Хватаю кочергу и крепко бью ей по кирпичам, которые лежат на заслонке. Крыса пожаловала, здрасьте, давно не виделись. Выпнула кошек из-за ширмы и посадила их возле баррикад.

Зинаида с Марусей обречённо переглянулись и томно разошлись по разным углам. 
- Ах вы заразы ленивые!
Укрепила кирпичи кастрюлей, оставила включенным свет на кухне и прилегла, примостив под бок кочергу на случай непредвиденной битвы, неистово завидуя богатырскому сну своей сестрицы, которая даже положения не поменяла, пока я проверяла блок-посты. Какое-то время я ещё прислушивалась но сон победил.

- Миоооооооу
-Йааааааааааа

Вопли, которые я услышала сквозь сон, были воистину достойны товарища Люцыферыча. Как мы с Васильевной оказались стоящими в детской кроватке, не помню. Я с кочергой и Ильёй под мышкой, она с метлой ( когда успела запастись?). Слава труженикам села, кровать была исполнена местными умельцами из твёрдых пород дерева и рассчитана на тысячу младенцев, как минимум. Иначе бы мы переломали себе ноги, обрушив фабричную конструкцию из фанерок и тонких палочек. 
В кухне шла абсолютно неистовая борьба тьмы и света.

Зинаиды наши орали дикими африкансими пумами, крыса визжала на ультразвуковых частотах, звуки драки были такими, что казалось бьются семь бригадиров – нефтяников.

По звуку слетевшей на пол посуды стало понятно, что бойцы переместились на стол. И тут в этот концерт включился ничего не понимающий Илья. Успокаивать орущего ребёнка кочергой было не очень педагогично, поэтому своё оружие я передала Олесе Васильевне и начала исполнять бессмертный хит Юрия Антонова «Море-море мир бездонный». Сын успокаивался по ночам только под советскую эстраду. Но о вкусах не спорят.

А тем временем схватка переместилась в подполье, звуки боя стали более глухими и звон посуды уже не раздавался.

- Олеська, беги дырку закрывай. Да скорее же ты!
Васильевна с метлой и кочергой наперевес ловко метнула своё пухлое полутораметровое тело через рештчатую загородку кроватки и рванула на кухню… 
-Аааааааааааа! –раздалось с кухни.
Я, не прерывая музыкалной композиции выпрыгнула из кроватного короба и ринулась вырывать сестру из лап лютой смерти.

Продолжение будет) Потом.