“Скромное обаяние буржуазии.”

 

Борис Брестовицкий

Мои записки на салфетках имеют определённые преимущества перед обычными тетрадями. Я их теряю. Теряю дома, среди книг и фотоальбомов, куда кладу их, чтобы не мялись и не пачкались. Какое же это преимущество, можете спросить вы? 
А вот какое! Иной раз, найдёшь такую салфетку, и уже не помнишь, что именно тогда задумал написать. Два-три предложения, а «цель» забыта. И тогда по старым запискам возникает совершенно новый текст.
Несколько предложений, ни начала, ни конца... И я действительно совсем не помню, что же хотел тогда написать. Поэтому получилось нечто новое.
Январь, зима в Тель-Авиве. Солнце, почти как летом. Тепло, почти как летом. И лишь опавшие листья на бульваре Ротшильда танцуют фанданго, и этим танцем напоминают нам – наступила зима. Это не большие листья фикуса, похожие на растоптанные вьетнамские шлепанцы, а маленькие листики акаций и сикомор. Словно обрывки старых писем, прочитанных и выброшенных за ненадобностью, кружатся они над уродливыми скелетами ржавых велосипедов. Они, опавшие листья, уже донесли «благую весть» и больше не нужны. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!» (*)
Заметно подросший и заметно полысевший брюссельский мальчик на углу улицы Бецалель Яффе все еще напряженно терпит, взяв себя в руки. Он – один из немногих зрителей этого танца, вот только руки его заняты, и он не может похлопать в ладоши.
Я люблю зимний бульвар. Нет, я и летний люблю. Но именно в зимнем есть особая прелесть. Зима в курортном городе — это вечный бой. Тель-Авив, он же очень летний. 14 километров пляжей, огромное количество летних открытых кафе и люди, нежелающие признавать погоду. Люди, которые даже в суровую тель-авивскую зиму бегают по бульвару в шортах и майках. Даже под дождем. Я уверен, что если пойдет снег – то они и под снегом будут бежать в шортах и майках. И будут стоять у кофейных киосков в своих танахических сандалиях на босу ногу, запивая горячий кофе холодной водой с кубиками льда в запотевших стаканах.
Жители северной Европы смеются, что у них летом холоднее, чем у нас зимой, и без опаски и посинения смело лезут в море. Им смешно… а нам не до смеха. Мы же живем в стране вечного лета. И дома наши летние. Поэтому в январе, когда я возвращаюсь домой с работы, после целого дня на улице, я одеваюсь. Свитер – это нормальная домашняя форма одежды в зимнем Израиле.
А еще зима – самое тихое время года в Тель-Авиве. В многочисленных тель-авивских кафе и барах сооружают зимние веранды, пряча за стеклом публику и гремящую музыку, машины все реже разъезжают с открытыми окнами и не пугают прохожих ревом сабвуферов и на улицах становится тише.
- посигналь ей, она уснула – говорю я Давиду, 84-летнему таксисту, который везет меня из Яффо в Тель-Авив.
- разве это изменит ее сущность? – философски отвечает мне он, - да и холодно… И согреваясь, шевелит пальцами в шерстяных перчатках.
Зимняя философия таксиста – включить в машине кондиционер на максимум холода и одеть перчатки, потому что в 84 года руки мерзнут все время.
Зимняя философия Тель-Авива – это вместо четырех чашек кофе в день выпивать три и одну огромную миску горячего супа. Тель-Авив – это вам не Иерусалим. Тут любят густой суп-кремма, со сливками и с мясом.
Мой знакомый яффский повар Эмиль специально для друзей готовит суп-гуляш с добавочной порцией жгучей паприки, и специально для друзей ставит рядом с тарелкой супа рюмочку холодной водки. Рюмочка быстро «потеет» от близости горячего супа и капельки скатываются вниз, образуя на столе маленькие лужицы.
Вот она – тель-авивская зима. Лужи только на столе! От запотевшей водки.
А на бульваре Ротшильда падают пожелтевшие листья. Падают и взлетают снова, поднимаемые проносящимися велосипедистами.
Падают и взлетают снова. И снова падают.
Зима в Тель-Авиве. Суровая, но короткая. Тихая зима. Я никуда не тороплюсь. Сижу в кафе и снова пишу на салфетке. Кто знает – может именно эту салфетку я не потеряю, и вы узнаете, какая же зима в Тель-Авиве.