- Ну что ты, маленький,- говорит и кладет ладонь на затылок, туда, где коротко, колюче и влажно.

- Ты боишься?



- Нет, - отвечаю и комкаю плечи.

У него в рубашке, где пуговица ловит отражение солнца в отражении зеркала - уже на излете этого дня, - ключицы пахнут, как булочки из бабушкиных завтраков, корицей, что ли, и коричная же россыпь веснушек, вдыхаешь и першит в сердце.



- Давай не будем торопиться, - говорит, - хочешь посмотрим кино?

- Нет, - отвечаю.

Я не за этим пришла сюда, не за лишней петелькой времени, у меня дома мама сидит на кухне, вся оранжевая от лампы, как апельсинная корочка, вся встревоженная, как пограничный пес Джульбарс с Карацюпой, у нее Время Че через полчаса, у нее чайник кипит, и запотели стекла, за которыми солнце проваливается, и у тапочек ее черепашьи плюшевые лица шевелятся и переступают, и потукивают по линолеуму, - мама волнуется, какое уж тут кино.



- Ты такая напряженная, - говорит.

- Нет, - отвечаю.

А он уже отвернулся и что-то такое делает рукой, кругами, кругами, и волны расходятся между лопаток, как от камешка, который бросала в пруд длинными утрами, тревожила ручейников и водомерок,....



- Послушай, - говорит, - может, как-нибудь потом попробуем.

- Нет - отвечаю.

Это у других бывает потом, а у меня невезение растет в животе, сразу за селезенкой. Зимой боялась крупитчатых, с ржавым налетом, тротуаров, жаловалась - болит, ой прямо не могу, и тянет. Папа хмурился, прищелкивал строгими пальцами и вытряхивал из постели, как крошку стряхивают с праздничной, раскрашенной винно-винегретными кляксами скатерти, - марш-марш в занозистые колготы, в шершавое картонное платье, в тяжелую шубу, такую неживую, что даже моль стеснялась надкусить.

- Знаешь, - говорит, - сначала может не понравиться. Но вообще-то, еще никто не уходил недовольным. А ты что, совсем никогда не пробовала?



- Нет, - отвечаю.

Что он так долго. Я думала, все будет быстро, у меня же мама там и чайник, и сто тысяч пыльных родственников в альбомах, а я сижу тут на диване поджав ноги и тяну минуту за минутой, словно распускаю старый свитер на шерстяные бесполезные прядки. У меня от волнения мурашки на плечах и в горле перехватывает, как у щегла, взявшего вдруг несуществующую в мире ноту.

- Ну ладно, - говорит он. - Но ты точно уверена, что все-таки хочешь попробовать?

- Да, - отвечаю.

И тогда он ставит передо мной самую первую чашку кофе.

Кофе?  — это видеозапись снегопада в раю. Кофе?  — это слипшиеся клавиши рояля. Кофе?  — это лопнувшая бледность. Кофе?  — это заплетённый в косичку зрачок. Кофе?  — это варенье из джазовых пластинок. Кофе?  — это водопад изнутри. Кофе?  — это свет, который можно размешивать ложечкой. Кофе?  — это монолог одного из многих пятнышек луны. Кофе?  — это начинка упавшего в лужу дождя.

Кофе?  — это архипелаг причудливости. Кофе?  — это застывший эпизод негритянской скульптуры. Кофе?  — это воспалённое молочное язычество. Кофе?  — это врата восприятия ночного пейзажа. Кофе?  — это оркестровая ямка с тишиной озарения. Кофе?  — это лоскуток укороченного головокружения. Кофе?  — это немой вымысел радуги. Кофе?  — это гигантская веснушка. Кофе?  — это мокнущая полночь ручья. Кофе?  — это холмик, из горькой влаги октября. Кофе?  — это захлебнувшийся голос брюнетки. Кофе?  — это заштопанный огонёк. Кофе?  — это морщинка многоточия. Кофе?  — это полуденный сон сдобного фавна… "23 глотка" Андрей Сен-Сеньков

Фотограф Дина Беленко. Хабаровск

"Если бы мне нужно было уложить свою биографию всего в пару слов, я бы сказала: "Меня зовут Дина, и я рассказываю живые истории про неживые вещи". В каждом предмете есть какая-то хитрая загадка, тайна, которая будит воображение. Каждая вещь находится словно бы в клубке ассоциаций и вымыслов, стоит потянуть за ниточку, и они начнут раскрываться.

Сделать что-то самостоятельно от начала до конца, почувствовать себя режиссером, написать пьесу и разыграть ее в лицах (пусть с осколками бокалов и бумажными бабочками вместо хорошеньких барышень) — это прекрасная возможность преобразования действительности.  Но когда пьеса сыграна, приятно думать, что ты являешься не столько манипулятором, сколько своеобразным переводчиком — с вещного на одушевленный".

Макс Фрай "Кофейная книга" (отрывок)

Музыка: Peter White - Floating In Air