Интервью с Анатолием Лавренишиным

Марина Степанская: Мы с Сережей говорили о разных стилях в анимации и поиске своего пути. Какие у тебя есть мысли по этому поводу? Как себя обособить в мире анимации?

Когда мы начали делать полный метр, появилось другое ощущение – на этом поле не такая большая конкуренция, не так много стилей. Потому что приезжаешь на фестиваль анимации – и там что ни автор, то новый стиль. А сейчас буду опираться на то, что мне нравится по сути и пытаться не допускать сильного влияния других режиссеров на мой фильм.

А как ты фильм готовишь вообще?

Хожу и думаю. Концентрируюсь. Делаю много эскизов, раскадровок. Много обсуждаю с Настей, сценаристом – мы постоянно что-то меняем, придумываем ходы. Вот с Леной начали общаться по поводу финансирования.

Ну вот по сколько часов в день ты работаешь над фильмом?

Фильм растянут по всему дню – нет такого, что ты сел и 8 часов подряд над ним работаешь.

Я просто помню, как ты “Белую ворону” делал и сколько времени у тебя она заняла. Можешь об этом рассказать?

Ну с коротким метром по-другому. Ты садишься и рисуешь, рисуешь, рисуешь – каждый день по 8-10 часов должен работать. И только тогда есть шанс, что месяца за 3-4 сделаешь кино.

С полным метром другая штука – тут большой кусок работы, в которой задействовано много людей. То есть, сначала ты максимально креативишь на подготовительном этапе, а потом наступает следующий этап, когда будет просто команда работать, а ты будешь ходить и рассказывать, что нужно делать.

Ты реально веришь в то, что вот ты будешь ходить и рассказывать, а остальные будут работать?

Ага. Сяду вот в массажное кресло и буду оттуда команды раздавать. (смеется)

Давай про “Крамницю” поговорим. Откуда птички вообще взялись?

Дарья Бадьёр: И почему в сочетании с футуристическим городом на фоне?

Была очень простая история про ловца птиц, который влюбился в женщину и начал ей дарить своих птиц. Дарил, дарил, думал, что она из любви к нему принимает их, любуется перьями, слушает их красивые голоса. А потом случайно узнает, что на их ест просто. У него оставалась одна, самая красивая, птица, и он в результате не дарит ее, а отпускает на волю.

А мне интересно, почему эта история обросла таким антиутопическим антуражем?

Изначально идея была в том, чтобы дома были похожи на яйца. Дом главного героя ведь в конце ломают и он исчезает – вылупляется, то есть, из яйца.

Хотелось одновременно сделать и фантастическое что-то, и стилизацию под восточную сказку. Фантастика появилась, когда стало понятно, что птиц нужно как-то выделить – живое на фоне неживого. Так и роботы появились.

М.С: А что самым сложным было во время создания фильма?

Организация людей и процесса, приготовление к нему. Обычно ты сам садишься и рисуешь, никого не напрягаешь. А тут нужно было всех собрать и скоординировать. Снять же живых актеров еще надо было.

Ты еще все время ныл, что в компьютере всеми легче управлять.

Ага. Там ведь кнопочки есть. Но зато потом было офигенное ощущение, когда все 40 слоев собираются в одну картинку.

Кстати, какое секретное название у “Магазина певчих птиц”?

“Кицябля” (первоначальное название, которое поменяли перед сдачей фильма в Госкино – прим.).

Какая фестивальная судьба у фильма?

Ну, конечно, мы на рассчитывали на Канны (смеется) – мол, получим там кучу призов и будем в шоколаде. Но “Магазин” получил премьеру на фестивале класса "А" и призы на фестивалях поменьше, катается сейчас по миру.

Расскажи о фильме “Next”.

Он открыл вход на фестивали и подарил паранойю на следующие лет 8, когда ты ходишь и думаешь, что не сможешь снять лучше, чем этот фильм. По простоте, по бедноте он какой-то идеальный получился.

Ты ездил во Францию и даже полгода жил там – почему?

Шел по стопам своего дедушки. Он был гастарбайтером во время Второй мировой. Подростком его отдали в Германию – он там поработал, потом убежал из плена и гулял по Франции, а потом вернулся в Советский союз. Его рассказы про путешествия я с детства помню. Мне кажется, они породили целый пласт сознания у меня. Когда я стал самостоятельным, я понял, что этот пласт нужно как-то реализовать и поехал путешествовать. Париж, например, оказался именно тем городом, по которому хочется ходить бесконечно.

Эти путешествия как-то повлияли на твою работу?

Да, у меня есть пару сценариев с таким пропарижским настроением.

А почему ты именно анимацией занялся?

Меньше людей для нее надо. Можно сидеть в уголке и делать дело.

Сначала я рисовал комиксы, сидел дома, было интересно. А потом это дело превратилось в анимацию, потому что я привык работать, забившись в угол одному. Первые фильмы я так и сделал – там только звукорежиссер появлялся или композитор.

А вот в “Белой вороне” просматривается тема про восхождение на олимп славы – откуда она у тебя? К тому же там это восхождение заканчивается полным провалом. В “Кицябле” тоже эта тема есть.

Ну там герой все-таки находит выход. А в “Вороне” – нет. Когда я ее делал, у меня было внутреннее ощущение, что вот-вот, и что-то произойдет. Там тоже есть такое ощущение, что человек создает какую-то хрень вокруг себя, а она рассыпается. Потом опять создает – и снова рассыпается. А потом до него доходит, что это не он делает, а какая-то параллельно существующая сила. Так и появилась история вороны – о маленьком существе, которое двигает все остальное.

Похоже на психотерапию.

Так и есть.

Д.Б: Мне показалось, что и в “Вороне”, и в “Магазине” есть тема исключительности, изолированности от общества. Насколько это тебе близко и будет ли это отражено в следующем фильме?

Да в следующем фильме герой вообще будет мычать весь фильм, и только в конце скажет фразу. Рот у него в виде молнии.

Откуда взялась эта тема?

Из детства, наверное, с подросткового возраста.

Мне кажется, что это перекликается еще и с темой изолированности аниматоров – что вы сидите в углу и делаете фильмы. Мы с Сергеем тоже обсуждали эту тему, а ты что думаешь об этом: аниматоры – изолированное сообщество или нет?

Да, есть закрытость. Один продюсер шутит, что киношники делают фильмы, собравшись вместе, а аниматоры когда фильм снимают, то разбегаются каждый по своим углам. Если ты успел каждому дать маленькую задачу, он тебе ее сделает и принесет, а ты уже из принесенного соберешь пирамидку фильма.

М.С: Мы еще говорили о том, что анимацию воспринимают как детское кино только. Что ты думаешь об этом?

Ну процентов на 80-90 анимация для детей. Но это, говорят, наследие Диснея.

Но есть же еще анимация для подростков, для взрослых. Даже те сериалы, которые сейчас популярны – “Губка Боб” и остальные – они же для взрослых, которые выросли на анимационных каналах и смотрели в детстве Микки Мауса.

Вот у тебя есть ребенок. Что бы ты ему показывал в первую очередь?

Сам будет выбирать, скорее всего, но будем подсовывать то, что нам нравится, а что-то отсекать, наверное.

Ну что, например, оставите? “Свинку Пепу” или советские мультики?

Я бы сначала попытался показать ему если не взрослую, то фестивальную анимацию, которая мне самому нравится. Насчет “Свинки Пепы” не знаю –наверное, это неизбежно, но главное, дать какую-то альтернативу, чтобы вызвать интерес к другому кино.

А на фестивали ты зачем ездишь, что там самое интересное для тебя?

Со временем впечатление о фестивалях меняется. Сначала важно было уже то, что ты попал в новую страну и встречаешь новых людей. А сейчас, особенно после полугода, проведенного во Франции, новизна ушла, хочется только наблюдать за людьми и смотреть, как они себя ведут. Брать элементы для новых мультиков. Но вообще сложно сказать.

А чем французское сообщество аниматоров отличается от нашего?

Во Франции было ощущение, что художники существуют как реальная прослойка общества – о них знают, их уважают, с ними считаются. Мне кажется, что в Украине, да и на всем пост-советском пространстве, художник живет, отвергая общество.

Что ты имеешь в виду – в Украине общество отвергает художника, или что?

Нет, художник просто не может найти себе места. Вот ты художник в какой-нибудь Виннице, и что ты можешь делать? Можешь участвовать в выставках, или пойти дальше учиться, или пойти зарабатывать деньги на студию. Редко, когда государство может предоставить тебе возможность творить. Тебе нужно выживать.

Расскажи, как была устроена твоя жизнь в Ангулеме, например?

Очень монотонно. Жизнь аниматора – это же не жизнь киношника. Пришел, сел, порисовал шесть часов, стало хорошо, пошел поспал. И чем монотоннее, тем больше тебя захватывает сам процесс анимации, и ты не замечаешь, насколько медленно продвигается работа. Ты просто следишь за тем, как каждый день появляются новые кадры и начинают собираться воедино.

А почему нельзя точно так же в Белой Церкви сидеть в монотонно рисовать мультик?

Можно, почему нет. Раньше я на все лето в деревню уезжал, чтобы мультик нарисовать. В Белой Церкви просто своих людей много – родня, мама. А в Киеве друзья. Так что для работы надо либо из Киева подальше уехать, или из страны.

То есть, Франция – это просто способ уехать и побыть где-то одному?

Да. Я понимаю, что, скорее всего, навсегда туда не перееду, но такой образ жизни, как там был, мне очень нравится.

А ты себе представляешь иногда, что лет через 10 тебе на сцене Дома кино будут вручать какого-нибудь заслуженного деятеля искусств?

Ага, а ты без трусов стоишь там на сцене и микрофон перегруженный и все визжит и тебе стыдно. И тебе это снится. Нет, это архетипический ужас студента. Представляю, конечно, иногда, но не горю желанием. Пусть лучше фильм получит хорошую кассу и поездит по фестивалям.

Где ты внутренний ресурс берешь для того, чтобы несколько лет подряд по многу часов в день рисовать?

Несколько лет подряд я еще не пробовал. Но вообще зарядка хорошо действует. Или айкидо, на которое я уже 10 лет хожу и не надоест никак. А сейчас еще семья и дети. Тоже особое удовольствие.

Ты видишь какое-то свое место в украинском кинематографическом сообществе?

Сейчас да. Снимаю ведь полный метр. Мне нравится.

Д.Б: То есть, полный метр – это как легитимация себя в сообществе?

Можно и так сказать. Это уже большая машина, с кучей педалей. Еще нужно эту машину построить, правда.

Финансирование уже выделили?

Еще нет. Там не стопроцентное финансирование от государства будет, частичное. Но мы постоянно пытаемся модернизировать, успокоить и удешевить процесс съемок.

А если сейчас произойдет чудо и тебя позовут делать анимационный сериал на телек, пойдешь?

Нет. Мне понравилось работать на “Смешариках” – я там сделал пару серий как режиссер. Но быть создателем целого такого сериала – не знаю. Мне полный метр больше нравится.

Ну кто на это две недели своей жизни угробит? А “Звездные войны” можно за два дня пересмотреть.

Поэтому полный метр интереснее, чем сериалы.

А сам ты что смотришь? Игровое кино или анимацию? Не на фестивалях, а как зритель.

Фильмов стараюсь много смотреть – попадаешь на какое-то очень хорошее кино и понимаешь, как оно работать. А с анимацией сложнее – ее только на фестивалях получается смотреть.

А в порно предпочитаешь анимацию или игровые фильмы?

Хороший вопрос. (смеется) Ну хентай – хорошая штука. Японская рисованная порнография. Еще там появилась новая волна – 3D-анимации в порно.

Я просто задумалась о том, что разные режиссеры разное порно смотрят. Я вот порноанимацию не смотрю.

А игровые игровое смотрят, значит?

Да. Я вот документальное смотрю – хоум-видео всякое.

Раздел “соседи”. (смеется)

Но так ведь определяется твое направление в искусстве, разве нет?

Да. Я всегда, к тому же, поражался статистике, что 70% интернет-контента – это порнография и сексуальный контент. Масштабно.

А тебя стимулирует конкуренция? Есть вообще у тебя конкуренты, которые отжимают место под солнцем?

Стимулирует, когда ты работаешь с кем-то параллельно над проектом, общаешься и получаешь какой-то заряд от людей. А конкуренция, как на фестивалях или кинорынках, мне никогда не нравилась.

А есть кто-то, кому ты прям завидуешь и хотел бы сам такие фильмы делать?

Есть такие, но это же не конкуренция, это полуподражание, полувосхищение, полупоследование.

Например, кто?

Из полных метров – это Миядзаки, конечно. Я десятки раз его пересматриваю. Из фестивальных – Норштейн, Алексеев, Алдашин, Ковалев.

Д.Б: А как ты относишься к переходу игровых режиссеров на территорию анимации – как “Бесподобный мистер Фокс” Уэса Андерсона, например, или “Аномализа” Чарли Кауфмана?

Этих фильмов не видел, если честно. Ну это интересно, конечно. Но мне нравится, когда анимация продуманная, созданная не игровиком, а именно аниматором, который знает, как лучше сделать.

Мне даже трехмерная анимация, которая делается с помощью motion capture, не нравится.

То есть, реалистичность тебя не привлекает?

В анимации это вызывает отторжение. Мне расказывали про человекоподобных роботов: есть некая точка подобности, когда робот становится слишком похожим на человека и человек начинает чувствовать к нему отвращение. То же самое есть и в анимационных реалистичных персонажах.

А что у тебя вызвало отторжение из того, что ты недавно посмотрел?

“Зоотрополис” – при том, что он классно сделан, оторваться невозможно. Но ты выходишь и у тебя ощущение, что что-то не то. Это не мультик. Это очень реалистичная история, просто с живыми зверушками анимационными. Но оно такое настоящее, что становится не по себе.

Марина Степанская, Дарья Бадьёр 

Анатолий Лавренишин: "В Украине художник живет, отвергая общество"