Да-да, 9 апреля 1962 года на нашем горизонте взошло и до сих пор ярко светит нам и обогревает нас наше Солнышко, наша Милочка, Людмилочка, Людочка, Люсенька, Люсик.



Люсик… Это имя Ира выбрала, когда еще было неизвестно, принесет ли нам аист мальчика или девочку. Так звали единственного сына Ириной тети Башевы (Бат-Шевы?) из Днепропетровска, который совсем юным погиб на войне. Всю свою нерастраченную материнскую любовь тетя перенесла на Иру. Любовь эта была взаимной, и только случайность помешала Ире после школы поехать жить в Днепропетровске у тети и учиться там же в институте, и тогда не было бы нашей с нею встречи, и не было бы Люси, и я, скорее всего не попал бы в Израиль и не писал бы здесь и сейчас эти строки.

Но всё произошло так, как должно было произойти.

И пусть вас не смущает, что окружение мамы с дочкой не соответствует описанию нашей комнаты (металлическая, а не деревянная кровать,



радиоприемник, которого у нас не было).

Дело в том, что первые недели своей жизни наша дочка вместе с мамой провели у Ириных родителей – в нашей комнатке было по ночам так холодно, что поселить там новорожденную было страшно. Днем хозяйка, тетя Нина добросовестно нагревала всю квартиру, но старая, разваливающаяся хатка не держала тепла…

Спать Ире приходилось на раскладушке, а для Люсеньки мы поставили новую кроватку. Но, о кроватке разговор особый.

Эта весна была для нас в самом деле была совершенно необыкновенной…

По радио (приемника у нас еще тоже не было) часто звучала песни из кинофильма «Добровольцы, в том числе одна - для нас и про нас:

Еще сады не распускались
В ответ на первое тепло,
А я гляжу: знакомый аист
Над крышей выпрямил крыло.

Ах, здравствуй, аист,
Мы наконец тебя дождались.
Спасибо, аист,
Спасибо, птица,
Так и должно было случиться.

Так и случилось.

Но, не сразу.



А 9-го апреля аист, как ему и положено, приземлился в родильном отделении 1-й Советской городской больнице – на окраине города, куда автобус ходил очень редко. И, чтобы совместить посещения больницы до и после работы и в обеденный перерыв, мне пришлось позаимствовать у брата Лени оставленный в свое время ему «в наследство» велосипед, который еще за те годы, что я лихо ездил на нем в техникум, приобрел тот еще вид…



В ближайшем номере нащей заводской многотиражки



не заставило себя ждать и поздравление

Весна в этом году была ранней.

Уже в марте можно было ходить в плаще






или в теплой кофте.




А, может быть, нас согревали предчувствия…

Вообще-то все модельщики – кудесники, они как скульпторы-резчики могут воплотить и в дереве, и в металле любой замысел конструктора, изготовить модели и стержневые ящики для изготовления отливок самой замысловатой формы. Но металломодельщики работают по чертежам оснастки, а деревомодельщики – прямо по чертежу отливки с нанесенными технологом указаниями, что горахдо сложнее.

Как-то нам заказали изготовить для одного из тракторных заводов партию корпусов распределительного клапана с разветвленными и невероятно изогнутыми в пространстве внутренними каналами.

И, как модельщики не пытались, деревянный ящик для изготовления стержня у них не получался. Тогда они обратились за помощью ко мне.

Моё пространственное видение не было так сильно развито, как у них, но я еще в техникуме полюбил задачи-головоломки нашего преподавателя черчения Николая Арсентьевича Богуша на нахождение трех проекций детали по двум известным и положения любой точки на трех ее проекциях.

Я сел за чертежную доску и вычертил объемное изображение того самого стержня.
Оказалось, что задача, которую поставили перед собой модельщики, не имеет решения: в ящике с одним, даже криволинейным разъемом такой стержень изготовить нельзя. Я предложил сделать его составным из трех несложных частей.

Модельщики решили меня за это отблагодарить, и стали допытываться, что из мебели они могут для меня сделать. Но, какая может быть мебель, если в нашей комнатке ногой ступить негде? Тогда они предложили сделать книжную полку, которая места на полу не занимает.

Я вспомнил виденную мною в отрывном календаре картинку и нарисовал чертеж вот этой самой полки.



Она прожила у нас более тридцати лет – до отъезда в Израиль, а потом перекочевала на дачу к нашим друзьям.

Не правда ли, в Ире



что-то есть от «Незнакомки» Крамского?



Или это только мне кажется?

А то она мне не верит, и все время в зеркале проверяет, так ли это.



Мы с нею, как могли, придали человеческий облик нашей комнатке. Главным образом, конечно, она, но и я немного руку приложил. Вот эта книжная полочка, возле которой Ира собой любуется, отчасти - моё детище. Отчасти, потому что я её спроектировал, наши кудесники – деревомодельщики литейного цеха изготовили, а отец покрасил под орех.

Вот сейчас мы с нею



еще раз прогуляемся, а уже потом я расскажу, почему вдруг модельщики сделали мне такой подарок.

По выходным дням мы с Ирой много гуляли на свежем воздухе: снежная зима -красавица, от которой мы почти отвыкли в Одессе, к тому располагала,



а жилье наше, наоборот, было не настолько привлекательным, чтобы в нем долго засиживаться,



да и врачи рекомендовали…

Очередной звонок с автозавода: в 14-м картере – на черновой расточке массовый брак по геометрии!

За геометрию отвечаю лично я…. Ноги в руки – и мы с Иваном Васильевичем Остапенко уже мчимся на автозавод.

В цехе раздаточных коробок нас встречает толпа разъяренных рабочих: шутка ли, весь участок стоит, под угрозой остановка главного заводского конвейера!

Посмотрел на гору бракованных отливок – во всех трех отверстиях картеров с одной и той же стороны часть внутренней поверхности осталась необработанной, не хватило припуска, а с противоположной стороны ободок уже, чем положено по чертежу.

Спрашиваю у начальника участка:

- У вас есть разметочный стол?

- Есть!

- Везите туда отливку!

Показываю разметчикам, как, согласно чертежу, нужно выставить отливку, прошу забить отверстия алюминиевыми планками, закрасить быстросохнущей краской, найти центры отливки и отверстий – всё так, как делали наши разметчики в модельной мастерской. Мне в спину недобро дышат рабочие, мастера, технолог и начальник участка, слышны их недовольные возгласы:

- Чего тут время терять, мать-перемать!!! Напартачили - исправляйте !!!

- Спокойно, спокойно, сначала надо разобраться кто и где напартачил…

- Нехер разбираться, все и так ясно!

- Кому уже всё ясно – я не задерживаю!

Вот уже все центры намечены. Прошу циркулем прочертить контуры отверстий. Они не совпадают с обработанными, а находятся там, где должны быть. Что ж, все ясно!

- На каком станке вы обрабатываете эти отверстия?

- На полуавтомате!

- Идемте, проверим установочные места вашего полуавтомата: похоже там выпала какая-то прокладка.

Знакомый мне технолог участка, выпускник нашего техникума Володя Щербина меня останавливает:

- Не надо тебе идти, там уже наладчики работают. Мы сразу всё поняли, когда увидели, как ты размечаешь отливку. Вчера станок был на профилактике и одну прокладку в самом деле забыли поставить! Да, утер ты нам нос, нечего сказать… У нас раньше такого никогда не случалось…

Что-то я увлекся собой и совсем забыл, что жена рядом находится.

А она, похоже, уверенно идет по моим стопам

Заглянул я в её юбилейный альбом



и что там вижу?

Моя красавица, так же, как и я (год назад), начала трудовую деятельность с того, что вместе со своими сотрудниками



убирает из-под снега кукурузу!



Ира меня спрашивает:

- Чему ты удивляешься? Мы же все – советские люди!

А я вспоминаю, как на первом курсе она писала из колхоза «Патриоты копают картошку»…

Мы и в самом деле были патриотами…

Или идиотами?

Интересно, и теперь на Украине горожане помогают селу выращивать и убирать урожай? Кто знает?

Почему в Ярославле картера не трещали, а у нас трещат?!!!

Поставим вопрос иначе: что у нас делается не так, как было в Ярославле?

Исчерпывающего ответа я не знал, так как в Ярославле ни я, ни другие технологи до того времени еще не были, но два отличия я знал точно. У нас для стержневой смеси применялись другие литейные крепители, а, главное, - мы отливали картера из другой марки чугуна.

И одно, и другое могло способствовать появлению трещин!

Так как в рецептурах смесей я в то время был еще «не Копенгаген» (мало компетентен), то целиком полагался на Лазаря Ильича Школьникова и Катю Лукутину, и хорошо помню, как они запаниковали, когда главный металлург совнархоза Владимир Иванович Кракало вычеркнул из нашей заявки на вспомогательные литейные материалов казеин. Его обвинить в этом трудно: в стране всепобеждающего социализма нечего было жрать, вот и решили исключить из промышленного употребления все, хоть что-то напоминающее о еде, а казеин, который применялся в литейном деле еще с демидовских времен, это какой-то продукт створаживания молока, потому тоже попал под запрет.

Школьников был отменным мастером поднимать большой шум, поэтому Владимиру Ивановичу пришлось срочно приехать к нам на завод, чтобы научить наших земледелов изготавливать качественную стержневую смесь без этого казеина. Они (Кракало, Школьников и Лукутина) втроем стояли над душой нашего самого лучшего земледела – бабы Паши, у них ничего не получалось… Потом какой-то выход нашелся, но вполне возможно, что сохранив необходимую прочность, стержни потеряли податливость – ведь этот показатель земельной лабораторией никак не измерялся…

Ну, а с маркой чугуна получилась не менее интересная история. На Ярославском автозаводе все отливки изготавливались из одной и той же марки обычного серого чугуна СЧ 21-40. Под эту марку и был спроектирован и построен новый литейный цех автомобильного литья на Дормаше. А в это время специально для тормозных барабанов КРАЗа была разработан износоустойчивый чугун с добавками хрома, никеля и меди на базе природно-легированного чугуна Орско-Халиловского металлургического комбината.

Но изготавливать отливки из двух разных марок чугуна на одном конвейере, обслуживаемом одним плавильным агрегатом (вагранкой) было невозможно. Тогда автозавод разрешил отливать и корпусные отливки из спецчугуна. Но не надо быть, как говорят, семи пядей во лбу, чтобы понять, что чугун, содержащий добавки хрома и никеля, не только более износостойкий, но и более хрупкий…

Должен ли был я объяснять это главному конструктору автозавода? Тем более, что мне надо было всего лишь согласовать увеличение толщины стенки отливки?

К моему удивлению, попасть к главному конструктору автозавода было совсем просто. В его приемной было пусто, я сказал секретарю, кто я, откуда и по какому вопросу, она зашла к Малышеву и сразу же пригласила меня.

Прочтя принесенное мною письмо с описанием проблемы и предложением по ее устранению, он поднял на меня изумленные глаза:

- Трещины?! В картерах раздаточной коробки?!! И я впервые о них слышу?!!! Да о чем эти олухи из ОТК только думают!!!

- ??? (Это я пожимаю плечами).

- Ты телевизор смотришь?!

- У меня еще нет телевизора.

- Но в кино ты ходишь?! Там сначала показывают киножурнал «Хроника дня» и почти всегда – военный парад на Красной площади – видел?!

- Видел.

- Значит, знаешь, что наши КРАЗы возят?!

- Знаю (для этого и кино смотреть не надо – кто в городе не знает, что КРАЗ – главный армейский автомобиль, в том числе на нем монтируют и передвижные ракетные установки).

- Ты представляешь, что будет, если такая машина вдруг остановится на Красной площади?!!!

- ! ( это я киваю головой, хотя на самом деле представил себе другую картину – как такая установка остановилась из-за поломки под бомбежкой или артобстрелом).

- Так вот, со мной такое уже было, и я сам себе не верю, что я до сих пор живой и вот с тобой разговариваю!!!

- … (я молчу).

- И вы хотите увеличить толщину стенки?!

- ! (я опять молча киваю головой).

- Да надо мной же весь мир смеяться будет! У Форда в таких отливках толщина стенки - 6-8 миллиметров, я сделал 10 – и вам мало?!!!

- ?… (я пожимаю плечами).

- И вы больше ничего не можете придумать?!

- ?...

- Вы ж меня без ножа режете!!! Почему в Ярославле картера не трещали, а у вас трещат?!!!

-?... (Интересный вопрос… Мне кажется, я знаю на него ответ, даже два. Но, не стану же я с ним об этом говорить? Мне нужно получить его согласие – и только!).

- Ну, черт с вами! Пусть лучше надо мной смеются, чем еще раз моя машина остановится перед Мавзолеем!

Уф-ф-ф!!! Какое счастье, что мне удалось удержать язык за зубами!

Когда я говорю о трещинах в отливках, вы, может быть, думаете, что это щель, в которую можно вставить палец, карандаш или хотя бы спичку? Да ничего подобного! В эту трещину, хотя она называется волосяной, и волос не вставишь – не то, что мой жесткий, бывший когда-то рыжим, но и тоненький волосок симпатичной брюнетки (уж не будем гадать, как её зовут!).

Потому-то и выявляются они, главным образом, только после механической обработки. А кто сказал, что они не могут возникнуть и после, когда автомобиль будет уже в эксплуатации? Ведь если отливка трещит, значит, в ней есть какие-то внутренние напряжения, и только сам Бог знает как, когда и почему они прорвутся наружу…

Нет, с этим определенно нужно что-то делать…

Лазарь Ильич Школьников решил, что избавиться от трещин можно, увеличив толщину стенки отливки с 10 до 12 миллиметров. Получить согласие на это главного конструктора КРАЗа Малышева он поручил мне.

Я - человек исполнительный. Если надо – и к министру поеду. Это уже его дело, станет ли он при своем высоком положении разговаривать с рядовым инженером.

Передышка в претензиях по трещинам была совсем небольшой. Автозаводцы наказали своих нерадивых работников, запретили использовать самосвал для перевозки отливок, снимали их с бортовой автомашины краном, трещин стало меньше, но полностью они не исчезли.

А тут еще ввели в строй грунтовочную камеру. И когда как-то совершенно случайно разбили треснувшую во время механической обработки отливку, оказалось, что внутри трещины видны следы краски, которой была загрунтована отливка. Следы вели явно в наш литейный цех…

Пока не была найдена и устранена причина трещин, надо было хотя бы уменьшить убытки от предъявляемых Дормашу автозаводом претензий. И хитрый хохол Остапенко нашел выход: будем разбивать все треснувшие отливки: если в них есть следы краски – наш брак, если нет следов – брак автозавода. Автозаводцы с таким подходом согласились, но разбивать отливки отказались: вам надо – вы и разбивайте…

У Ивана Васильевича это здорово получалось!

Он где-то подобрал автомобильную полуось, «карандаш», как он ее называл, и, крякнув, с одного удара разбивал отливку минимум на две части. Правда, однажды с ним произошел конфуз: вместо отливки, на две части (от живота и до спины) развалились его брюки, так что пришлось срочно переодеваться в одолженный у работников ОТК халат и на скорую руки сшивать их, чтобы хотя бы добраться до дома.

Да, с трещинами надо было что-то делать…

Раз в неделю мы с Иваном Васильевичем Остапенко отправляемся на автозавод, где ОТК внешней приемки предъявляет нам вскрывшийся при механической обработке литейный брак. Когда это засор, шлаковые включения или газовые раковины, спорить не приходится – наш брак, никуда не денешься!

А если этот трещины? Откуда они взялись? У нас на заводе их не было (или не заметили?), а автозаводцы уверяют, что у них они не могли возникнуть, потому что каждую отливку они носят чуть ли не на руках. Как проверишь?

Отливки с Дормаша автозавод, согласно договору, забирает самовывозом, увозит на собственных машинах. Раньше мы не обращали внимания, как они это делают, а теперь попросили ПДБ (производственно – диспетчерское бюро), чтобы нас предупредили, когда приедут за очередной партией отливок. И, представляете, за ними приехал самосвал!

Пока его загружали (краном), мы с Иваном Васильевичем сели на автобус и поехали на автозавод, зашли в это самое ОТК внешней приемки, якобы поинтересоваться, как там дела с качеством отливок после последней нашей встречи. А сами в окно поглядываем на площадку, где складывают поступающие на завод отливки. Вот, наконец, подъехал ожидаемый нами самосвал…

Начальник ОТК заметил его одновременно с нами, вскочил с места, выбежал на двор, но было уже поздно: водитель наклонил кузов и отливки с грохотом начали с полутораметровой высоты падать на бетонную площадку, а сверху на них валились другие.

- Вот так вы носите отливки на руках? Давайте составим, акт и больше претензий по трещинам к нам не предъявляйте!!!

Начальник Александр Моисеевич Коган, в цехе бывает редко, не хочет отрывать людей от работы и подменять своих заместителей, начальников участков, мастеров. Зато в своем кабинете работает допоздна. Первая смена заканчивается в 15 часов, а оперативное совещание всех руководителей первой и второй смены он назначает на 17.00: чтобы первая смена успела подвести итоги и принять душ, а вторая - смогла запустить работу. Вот тогда то и начинается дотошный «разбор полетов», который длится без ограничения времени.

Я хоть и не начальник, а всего лишь старший технолог и вообще работник не цеха, а отдела главного металлурга, но на этих оперативках должен присутствовать: мало ли какие претензии могут возникнуть и какую бочку покатят на нас, технологов, тем более, что мы – из другого ведомства.

Вообще-то в штатном расписании цеха есть четыре единицы технологов, но Коган никого на эти должности не берет. Как-то я спросил его, почему, и получил ответ:

- А зачем? Нас вполне устраивает ваша работа, а то, что вы подчиняетесь Школьникову, для даже лучше. А будь технологи в цехе, кто будет ими заниматься? У нас и без них хлопот полон рот. Но, если ты пойдешь к нам начальником техбюро, я наберу людей…

Я воспринимаю это как шутку – какой из меня начальник, я сам еще ничего не умею и не знаю.

Приемку отливок у цеха осуществляет бюро технического контроля (БТК), начальник которого – «хитрый хохол», как мы его называем между собой, Иван Васильевич Остапенко.



Мы с ним дружим, поддерживаем друг друга, иногда вместе выезжаем отдыхать.



Работа у Ивана Васильевича ответственная (особенно это сказывается, когда надо на кого-то отнести убытки от брака), и чтобы разделить с кем-то груз этой ответственности, он придумал коллективно производить разбраковку.

Для этого все отливки, которое БТК забраковало за день, ночью свозится на площадку в шихтовом отделении, а утром сюда приходим мы, технологи, и раскладываем их так, чтобы каждый мог посмотреть закрепленные за ним отливки и подумать, в чем причина брака.

Надо сказать, что не весь брак попадает на эту площадку. Часть его рабочие успевают отправить прямо на переплавку, поэтому число заформованных отливок никогда не совпадает с суммой годных и бракованных, но все закрывают на это глаза.

Отливки тяжелые, до 70 килограмм, нашим девчатам их не то, чтобы поднимать, а и поворачивать нельзя, этим занимаюсь я с контролерами БТК. Мужчины – Веня Онищенко Онищенко, Игорь Забайрацкий, Женя Бончев у нас появятся позже.

Разобравшись, что к чему, мы приглашаем мастеров, а они, в свою очередь – бригадиров и рабочих, чтобы те сами посмотрели на результаты своего труда. Иногда удается решить вопрос полюбовно, но часто цеховики не хотят соглашаться, что в этом браке – их вина, сваливают её друг на друга, говорят о неполадках оборудования, о том, что постоянно скачет давление в системе подачи сжатого воздуха…

Тогда спорные «браковки» (уведомления о браке) приходится передавать на рассмотрение заместителя начальника цеха по производству Григория Яковлевича Чередниченко



(На фото он справа. А слева – начальник бюро механизации и автоматизации завода Владимир Цундер. Они уточняю исходные данные для проектирования грунтовочной камеры. Эта камера не была предусмотрена проектом цеха, но в ней возникла необходимость, потому что автозавод потребовал предварительно окрашивать (грунтовать) все поставляемое ему литье).

Григорий Яковлевич тоже хохол и не менее хитрый, поэтому Иван Михайлович часто жалуется мне, что часть переданных ему браковок он просто теряет…

При всем при том, на нем то и держится всё производство цеха. Григорий Яковлевич – грамотный и опытный литейщик, переехал в Кременчуг из Ромен, с завода полиграфических машин, и часто в разговоре вспоминает: « - А вот у нас в Ромнах…».

У него всегда есть ответ на любой вопрос, он всегда может не только рассказать, но и показать, что и как нужно сделать. Нам, молодым, остается только завидовать ему и учиться, учиться, учиться…

У меня, кроме координации работы технологов, тоже есть свой фронт работ – геометрия отливок. Жидкий металл при остывании дает усадку (как ткань после стирки), а величина этой усадки зависит от многих факторов.

Кроме того, крупные стержни корпусных отливок перед сушкой и в процессе её «плывут», непредсказуемо уменьшаясь по высоте и раздаваясь в нижней своей части вширь.

Поэтому все модели и стержневые ящики по результатам измерения пробных отливок нужно обязательно доводить. Но сначала нужно тщательно измерить пробные отливки снаружи и внутри, что часто можно сделать, только разрезав отливку на части. При этом важны не только сами размеры частей отливки, но и их правильное расположение относительно тех элементов, которые будут использоваться на автозаводе в качестве базы для механической обработки на автоматических и полуавтоматических станках.

Так что мне приходится по многу часов «колдовать» с работниками металломодельной мастерской (на фото справа – её начальник Толя Кочубей),



пока оснастка всех отливок будет доведена до нужной кондиции. Приобретенные при этом знания и навыки мне вскоре очень пригодятся…

А тем временем пошли тревожные сигналы с автозавода.

В тех отливках, которые мы у себя считали годными, вскрывался при механической обработке брак – обычные при производстве отливок газовые и шлаковые раковины, засоры…

Не без оснований одной из важнейших причин массового брака в цехе считалось низкое качество формовочных и стержневых смесей. Оно не всегда соответствовало установленным параметрам, но так как они определялись земельной лабораторией задним числом, когда поезд, как говорят, уже ушел (то есть, смесь уже была выпущена из смесителя и по конвейеру ушла к формовочным машинам), то поделать было уже ничего нельзя.

Да и о каких параметрах могла идти речь. В технических условиях устанавливались только влажность и прочность образца. А на качество смеси влияли еще многие другие факторы, которые практически невозможно было учесть - температура песка и температура в цехе, количество глинистых составляющих в так называемой «горелой» (повторно используемой смеси) и другие, которые существенно влияли на требуемое время перемешивания

И тут нас здорово выручила Катя Лукутина.



Она перешла к нам с Харьковского тракторного завода – приехала вслед за мужем, получившим после окончания медицинского института направление в 1-ю Советскую городскую больницу.

При первом же знакомстве она нас поразила рассказом, что её мама, наверное, самая молодая в Союзе бабушка: она родила Катю в 16 лет, и Катя своего сына тоже родила в 16 лет.

Но, главным для нас было то, что Катя, единственная из нас, уже имела производственный опыт: на ХТЗ она работала как раз технологом по смесям в чугунолитейном цехе. Она умела определять качество смесей тактильным методом, на ощупь – сжимала комок смеси в кулаке и по его упругости и рассыпчатости давала заключение – годится или не годится – намного раньше, чем это устанавливала лаборатория. Я этого умения так и не освоил, но Катя научила ему земледелов и лаборанток, и дела в цехе пошли значительно лучше.

Только тот, кому приходилось участвовать в пуске нового предприятия или цеха, поймет связанные с этим мой восторг и ужас.

Восторг мой удесятерялся тем, что все фрагменты этого цеха я в своё время неоднократно «прощупал» на бумаге во время дипломного проектирования и вот, наконец, могу увидеть реальное воплощение этого проекта с некоторыми отклонениями в натуре.

А ужас вызывался теми плачевными результатами, которые вначале из всего этого получались – горы брака, среди которых с большим трудом можно было разыскать годную (по внешнему виду) отливку. В её подлинной годности можно будет убедиться только после того, как она будет полностью обработана на автомобильном заводе.

В чём дело? Почему столько брака? Этим были обескуражены все, от чернорабочего до директора завода. Ведь почти по такой же технологии успешно работает ярославльский автозавод, все рабочие и мастера прошли там стажировку – и вот такой печальный результат…

Нас, технологов, никто пока не винил – мы к этому браку были еще непричастны, от нас хотели и требовали одного: найти причины.

Для этого все за каждым технологом были закреплены несколько наименований отливок и какой-то из технологических переделов, и во время первой смены они должны были находиться там, где формуют эти отливки, изготавливают стержни для них, а если этих отливок в эту смену в работе нет – просто находиться на закрепленном за ними технологическом участке, и наблюдать, анализировать, делать выводы, вносить предложения… Это нам-то, прямо со студенческой скамьи, еще не нюхавшим, как говорят, пороха…

Правда, один опытный человек среди нас был – Катя Лукутина.

Менее чем через месяц Ире снова пришлось побывать в Полтаве...

...Когда она в Кременчуге пришла в соответствии со своим назначением устраиваться на работу, в отделе кадров ей сказали, что свободных мест на мясокомбинате нет… Естественно, домой она вернулась в слезах.

Знали бы они, кому дают от ворот поворот!

Как можно было с первого взгляда не распознать будущую гордость предприятия, звезду Доски Почета», лучшего рационализатора, автора многочисленных новых продуктов, медалиста ВДНХ, многократного лучшего специалиста пищевой промышленности Полтавской области и УССР?

И кто бы еще мог организовать работу пищевого предприятия так, чтобы за тридцать лет оно не получило ни одной рекламации на качество продукции?

И для такого человека – нет места?!!!

Пришлось Ире ехать в Совнархоз.

Уж не знаю, на кого из руководителей комбината там прикрикнули, но место нашлось.

И опять Ира вернулась домой в слезах:

- Меня посадят в тюрьму-у-у!!!

- Кто?! За что?!!!

- Если с кем-нибудь случится несчастный случай…

Оказывается, ее приняли на работу инженером по технике безопасности…

Это в трудовой книжке так записали.

А на словах добавили к этой должности еще целый букет: инженер по технической информации, заведующий технической библиотекой, старший инженер по подготовке кадров. Так что, когда из совнархоза на комбинат приезжала комиссия для комплексной проверки деятельности комбината, к Ире приходили сразу четверо проверяющих.

К тому же еще и комсомольцы избрали её своим секретарём…

Пройдет три с половиной года, и Ира снова придет домой в слезах;

- Меня посадят в тюрьму-у-у!!!

- Что опять случилось?

Оказывается, что главного технолога комбината действительно посадили за какие-то махинации, а Иру назначают на её место….

Еще через одиннадцать лет – опять слёзы:

- Ну, теперь-то меня наверняка посадят…

На этот раз её назначат исполняющёй обязанности главного инженера. А главный инженер, действительно, за многое отвечает. Не зря их так часто менят а комбинате…

В этот раз нам придется принимать радикальные меры. И через девять месяцев, спустя почти шестнадцать лет после первой, Ира родит вторую дочку.

Не всё же человеку плакать, надо иногда и порадоваться!

Через полгода Ира снова выйдет на работу в своей должности главного технолога – уже до выхода на пенсию…

В последующие годы мы с Ирой вместе и врозь (особенно она!) неоднократно побываем в Полтаве, и теперь нелегко вспомнить, что именно мы увидели там в тот, первый раз. И только сохранившиеся фотографии не дают забыть, что на Ворскле мы тогда действительно побывали




и купались в ней впервые.




Назавтра утром Владимир Иванович Кракало, как и обещал, осмотрел оснастку и, несмотря на ее все еще непрезентабельный вид, разрешил отправить её на завод.

В этот раз я оказался достойным учеником Лазаря Ильича Школьникова – научился снимать с себя ответственность и перекладывать ее на других…

А оснастка эта в цехе так и не понадобилась…