Дочитал роман, в третьей части славословий гениальному Сталину там был явный перебор. Даже если и недостаток книги, то всё равно художественное свидетельство культа личности.

Не успеваю прочитать роман - только подошёл к третьей его части, последней. Впрочем, пост уже можно написать, впечатление вполне определённое.

Можно сказать, к 80-летию Курской битвы.

Посмотрел два фильма по теме, художественный режиссера К. Буслова "1941. Крылья над Берлином" и документальный студии РД "Берлин сорок первого. Долетали сильнейшие" (уже видел пять лет назад по ТВ).В чём-то сходся, в чём-то расходятся.

Примечательно, что командир первой группы, бомбившей Берлин, Герой Советского Союза Евгений Николаевич Преображенский - мой земляк. Родился в Кирилловском уезде, учился в Череповецком педагогическом техникуме.

Сборник, выпущенный в 1978 году Библиотекой "Дружбы народов", включает в себя не только одноимённый роман, но также повесть "Семеро в одном доме" и несколько рассказов.

Писатель Виталий Николаевич Сёмин (1927 - 1978) не был "лауреатом и дипломантом", чьё имя звучало изо всех советских утюгов, но получал высокую оценку - от тех, кто понимал. Вот, буквально в процессе, узнал, что Юрий Домбровский называл его самым обещающим писателем в советской литературе. И это, кажется, ещё до выхода в свет романа про подневольную жизнь в нацистской Германии.

Умеющие читать отметили ещё повесть Сёмина "Семеро в одном доме" - автобиографическую чуть не до буквализма. Кстати, всё творчество писателя, похоже, насквозь автобиографично. И возможно, поэтому это такая трудная, не благостная, не убаюкивающая проза. Какая жизнь - такие песни. Критика же обрушилась на повесть со всей мощью...

Даже не знаю, чего ожидал от романа "Нагрудный знак "OST"". Поначалу был разочарован. Повествование показалось несколько путанным, не очень "выигрышным". Думал о том, что излагать эту историю следовало в строго хронологическом порядке - от первых предвоенных месяцев к дням оккупации, насильственного перемещения в Германию. Эффект был бы глубже.

До конца не отказался от этой мысли до сих пор. Сёмин говорит в романе о таких вещах, которые трудно представить читателю, лично не переживавшему и близко подобного.

Постепенно вчитался. Автор пристально всматривается в героев - в том числе в главного, в рассказчика Сергея. Картина складывается неожиданная, не укладывающаяся в рамки привычного. Хотя - удивительно ли? Кто нам создавал эти "привычные картины"? Как правило, как раз люди, которые и сами не имели такого опыта, как у Сёмина.

Некоторые детали при чтении, впрочем, вызывали настороженность. И не только американские B-52, разбрасывающие фосфор. Какие на хрен B-52 в сорок пятом году? Впрочем, докапываться до мелочей могли бы люди, прошедшие через арбайтлагеря, не те, кто родились через пятнадцать лет после войны...

Понял зато, почему так не полюбила критика повесть "Семеро в одном доме". Никакого соцреализма - только реализм! Люди, какими они были, какие есть, - не только самоотверженные трудяги, но и нелегкие и даже неприятные в близком соседстве. Похоже, на то, что потом несколько коряво описывал Лимонов, но без приблатнёной бравады и внимательнее. Вдруг вспомнил, что таких людей полно было вокруг в детстве - хотя что я мог в тогдашнем детстве понимать?!

Рассказы - "Ася Александровна", "В гостях у тёток", "Хозяин" - опять о людях тяжёлых. Макс Фриш любил писать о тяжёлых, а Джонатан Франзен - о сверхтяжёлых. Виталий Сёмин писал о тяжёлых, но русских людях. Что, как говорится, многое не то, чтобы объясняет, а - как бы дополняет. Наши люди потяжелее будут!

"На реке" м "Эй!" - как бы один рассказ, о туристском походе на шлюпке по Дону. Тут не только люди тяжёлые, но и ситуация. Автору удалось передать физическое ощущение этой тяжести.

Да, вот на такие неувлекательные темы он писал...

Заинтересовался книгой ещё с тех пор, как держал в руках бумажное издание. В аннотации, насколько помнится, утверждалось, что этот роман продолжает традиции, заложенные ещё Шолоховым и Симоновым. И вот именно такое сравнении настораживало.

Когда же принялся за чтение ЛитРесовской версии, давнишнее воспоминание скорее работало негативно, хотя в электронной книге в качестве аннотации вообще взят самый интригующий фрагмент текста. Кстати говоря, текст этот дан как будто в какой-то авторской редакции - если судить хотя бы по применению знаков препинания. Эти многочисленные многоточия с запятой после, особенно частые в прямой речи персонажей, тоже немало раздражали.

Впрочем, не будем мелочиться! Всё же по окончании чтения не мог в чём-то не согласиться со справедливостью первой аннотации романа. Андрей Бинев на самом деле замахнулся на тему, подобную шолоховской, "Тихого Дона". Равняется ли герой "Тихого солдата", Павел Тарасов, равным по масштабу Григорию Мелехову - вопрос открытый. И тем не менее есть сходство - в судьбе. Да и в каких-то чертах характера.

В юности сбежал из разорённой тамбовской деревни в армию и прошёл там тернистый и даже трагический путь. Был особой приближенной к сильным мира сего - стоял на часах в штабе Семёна Будённого, а после войны - в самом Кремле, охраняя Сталина. В войну же тоже хлебнул лиха сполна и заслужил боевые награды.

Не интеллектуал, не интеллигент, но тоже пытался осмыслить те гигантские события, в которых проливал кровь, свою и чужую, всего лишь как "тихий солдат". Совершал не только подвиги, но иногда и поступки вполне дурные.

Но время, в котором он жил, тоже было безжалостно к слабым и прекраснодушно-мечтательным. Кстати, картину России середины прошлого века автор нарисовал мрачноватую и, боюсь, довольно верную.

Вторым по яркости персонажем можно назвать подругу Тараса Марию Кастальскую. Это тоже своего рода "тихий солдат". Волею случая попавшая в систему НКВД и даже делавшая там до поры до времени успешную карьеру, она не была карьеристкой и уж тем более человеком жестоким, упивающимся доставшейся властью. Хотя да, в критические моменты пыталась эту власть использовать - скорее, неудачно.

Несомненно светлый персонаж романа, хотя и не занимающий в нём большого места, - священник Смирницкий, во время войны служивший в медсанбате.

Но больше в книге всё-таки фигур уродливых, иногда и страшноватых или даже прямо страшных. А ещё есть в сюжете и кровавая тайна, которую пытается разгадать Павел Тарасов, - интрига почти детективная.

По стилю, по слогу ни до прозы Шолохова, ни до книг Симонова роман всё же не дотягивает. Часто излишне многословный, временами даже слегка путаный, по-журналистски торопливый. Именно поэтому трудновато шло чтение в начале, когда не вылетело ещё из головы смелое сравнение с советскими классиками.

Первое крупное произведение автора о войне - написанное ещё до ее окончания. Вероятно, можно рассматривать как некую пробу большой темы - перед двумя трилогиями. Кстати, некоторая связь с ними есть, поскольку корреспондент Лопатин здесь тоже появляется в развалинах обороняющегося Сталинграда. 

Показаны самые напряжённые месяцы осады перед нашим контрнаступлением - в первую очередь и большей частью глазами главного героя, командира батальона капитана Сабурова. Как уже сказано выше, повесть создавалась ещё в военное время. Потому персонажам присуща бОльшая "плакатность", нежели в "Живых и мертвых" или "Записках Лопатина". Отрицательных героев практически нет; на такую роль не тянет даже неуравновешенный командир полка Бабченко, заплативший за дурной характер в конце концов и собственной жизнью. В то же время "Дни и ночи", как и более зрелые произведения Симонова, далеки от бодрячества, шапкозакидательских мотивов и т.п. Нет, герои здесь живут на пределе человеческих возможностей, в жесточайше суровых условиях. Наверно, поэтому их готовность к самопожертвованию ради общего дела выглядит совершенно естественной. 

Минимум пафоса и много конкретных деталей, в том числе "технических" (и у меня возникал вопрос, как Симонов будучи всё-таки корреспондентом во всё это вник, всё это узнал?). Даже про финал нельзя сказать, что он выдержан на однозначно оптимистической ноте. Нет, всё сложнее.

Линия капитана Сабурова - санитарки Ани Клименко будет завершена в написанном уже после войны рассказе "Полковник Сабуров".

Ещё при чтении думалось, что именно такого писателя как Симонов не хватает сейчас.  Как никто другой умел концентрироваться на главном, отбрасывать всё лишнее, всё только лишь рассеивающее внимание читателя.

Давно собирался прочитать этот роман. Но продвигался к нему достаточно медленно. Чуть ускорил процесс факт упоминания книги в интервью Алексея Варламова два года назад - накануне Дня Победы. Роман был назван в числе лучших книг о войне. Главным ускорителем для меня всё же стало чтение "Теней тевтонов". Какая-то неудовлетворенность осталась после книжки Иванова.

Не промахнулся с выбором. На фоне "Теней", явно нацеленных на лёгкий коммерческий успех, роман Попова показался куда более основательным. Хотя начало и может сбить с толку - сначала идут какие-то мутные военные дела (потом выяснится, что это детективная линия - в романе-эпопее). Да и потом повествование подхватывается очень издалека - событиями задолго до войны, аж в начале прошлого века.

"На кресах всходних" - это не только книга о войне, но вообще народная сага - в духе "Тихого Дона". По размаху и, главное, обнажённости страстей, кстати, куда ближе к роману Шолохова, чем к "опупеям" Анатолия Иванова и прочих. Ну и "Перекрёсток" Слепухина немного напомнило. Хотя у того в основном про интеллигенцию, а в книге Попова на переднем плане всё же белорусское крестьянство. Хотя кое-какая интеллигенция тоже имеется.

Любителям незамутнённых боевиков, пусть и с замысловатыми сюжетами, да и "ревнителям линии партии" роман Попова, боюсь, может сильно не глянуться. Уж больно у него всё не по уставу да не по канону. Положительных героев, так чтоб совсем беспримесных, в книге нет. Да и на катарсис в финале не след рассчитывать. Эпилог разбит на три главки, но ни в одной нет той благостности, к которой нас приучает массовая литература. Как там писал Владимир Савченко в своей "Должности во Вселенной"? Чтоб плохих догнали и наказали и чтоб хорошие поженились, а потом плодились... Увы, увы. У Попова получилось как в жизни - всё гораздо сложнее и неутешительнее.

Ну и какие-то несуразности в тексте всё же попались. Хотя и не в таком количестве как в романе Иванова ("Тени тевтонов"), в котором всё сплошная несуразность. А здесь касается имени одного из главных героев. То он лейтенант Кравцов, то он старший сержант Литвинов. Понятно, что он мог фигурировать под обеими, но только не в одно и то же время в одном и том же партизанском отряде. Явный перебор.

Начал читать раньше однотомника Исаева и Драбкина о Великой Отечественной войне, закончил только сейчас. Куда более трудное чтение. Масса сведений о перемещениях войск, выдержек из боевых приказов, из воспоминаний участников.

Вопреки названию описывает главным образом Прохоровском сражение, то, что ему предшествовало, и развитие событий.

Развеивает десятилетиями существовавший миф о крупнейшем в истории встречном танковом бое. Якобы с обеих сторон участвовали тысячи танков. На самом деле их там столько не было, особенно у немцев. Но в качественном отношении немецкая техника превосходила советскую. И выучка бойцов и командиров тоже.

Выдумка про тысячи танков как раз и появилась, чтобы заслонить ошибки, допущенные советским командованием. Промахи случались на всех уровнях - от командующего фронтом Ватутина, то командиров бригад и дивизий.

Автор ещё отмечает плохую слаженность частей и соединений. Частенько командиры наплевательски относились к соседям. Плохо была поставлена работа штабов, разведки (вопреки книжным и киномифам, возникшим потом). Отсюда огромные потери.

Но была не только некомпетентность и трусость. Был и героизм, стойкость, когда бойцы и командиры погибали на своих позициях, но не отступали.

Вообще-то подробное изложение всех атак, контратак, отступлений (которое по-хорошему-то надо бы отслеживать на карте с разноцветными фишками, обозначающими те или иные подразделения) складывается в страшноватую картину. Сражение шло почти без передышек. Уже когда операция "Цитадель" провалилась, немцы всё ещё продолжали атаковать и пытаться брать наши части в клещи.

Противостояние шло на пределе возможностей. Порой советские подразделения сутками находились без продовольствия, даже без воды, на минимуме боезапаса, однако и "железные" немцы к концу сражения банально стали ломаться. Несли потери из-за того, что экипажи засыпали в танках.

Если оценивать действия советской стороны, то битва выглядит как результат не тонкой стратегии и тактики, а стойкости и мужества личного состава, выполнявшего даже невыполнимые приказы.

То есть получилось вполне по Толстому. Враг был силен и хорошо подготовлен, но столкнулся с противником, превосходящим его силой духа.

И это не слова автора, а мой вывод как читателя.

Философ Ницше утверждал: всё, что меня не убивает, делает меня сильнее. А русский киношный персонаж начала 90-х заметил про него так: "Немец? Врёт!" И всё же в этой мысли что-то есть: болезнь, если не валит тебя намертво, даёт возможность полениться (как мог бы сказать один мой товарищ, трудоголик и перфекционист). Вот и я, вряд ли, по-другому смог бы посмотреть сегодня целых два фильма. Только слегка подкошенный болезнью.

А кино про войну. Первый фильм - про войну, на самом деле не случившуюся, фантастическую. Это "Аванпост". Снято в самом деле зрелищно, мрачно, даже страшновато. Не впечатлила однако центральная идея, которая, казалось бы, всё разложила по полочкам. И герои, несмотря на присутствие известных лиц, практически никакие. Нет у них ни характеров, ни индивидуальностей. Хорошо стреляют и дерутся - вот и всё, чем они могут похвастать.

На фоне другой отечественной кинофантастики, может, смотрится выигрышно, но культурного шока не вызывает. Грамотно переложенная на плёнку стрелялка.

Зато второй фильм смело могу назвать достижением отечественного кинематографа. Это "Ржев", про Великую Отечественную, про один из боёв местного значения (как сказано было в финале одной классической советской киноленты) во время Ржевской операции.

Хотя отзывы диванных критиков очень разнятся. Впрочем, обычное сейчас дело. Доходит до смешного. У одних увиденные в фильме батальные сцены эпичны, у других - недостаточно эпичны. Кто-то увидел антисовесткую пропаганду, другим не хватило критики советской системы. По мнению одних сценарий и диалоги очень хороши, другие же нашли их прямолинейными и топорными. Выискались даже умники, что поставили создателям в вину отсутствие в сюжете женщин. Ну да, женщин им подавай, чтоб равноправие полным было! Интересно, на самом деле в таких вот боях много женщин было?

На мой же взгляд, картина хороша тем, что следует лучшим традициям советской кинобаталистики и - на новом техническом уровне. Главное достоинство, конечно, - яркие, выразительные герои. Индивидуальности, личности (что, например, напрочь отсутствует в "Панфиловцах"). Некоторые сцены хочется назвать не просто психологическими, а экзистенциалистскими.

То, что актеры не примелькавшиеся, усиливает достоверность игры.

Ну а теперь по поводу так называемых "штампов" - оголтелых особистов и политруков. Так они потому и стали "штампами", что достаточно часто встречались. Таких "идейных" в нашей жизни и до сих пор хватает. Просто "идеи" у них несколько иные. Упоротость же в исполнении этих идей примерно такая же. Тут мы - "наследники" наших отцов и дедов.

Благодаря мягкой, однако настойчивой рекламе магазина Озон узнал, что в 80е в издательстве "Лениздат" существовала серия "Повести ленинградских писателей". Такие карманного формата томики в твердом переплете. Более того, одна такая книжица уже имелась в личной библиотеке - сборник Геннадия Гора. Потом появилась ещё одна - подборка сочинений Юрия Рытхэу. Однако состав серии был шире, гораздо шире. 

Вышли там авторские тома и у Стругацких, и у Шефнера, если не ошибаюсь. Хотя в основном серия была представлена именами не столь известными. 

Почему я выбрал сейчас для чтения книгу Павла Васильева? Наверно, потому что найти ее в электронном виде было труднее других. В полупиратских  библиотеках, пытающихся изобразить из себя законопослушных, она была заблокирована по требованию каких-то обладателей. Не будучи при этом представлена на платных ресурсах. Подозреваю, что с фамилией автору не повезло… Другой Васильев, похоже, застолбил поляну. И однофамильцам лёгкий путь к читателям теперь заказан, даже если и не претендуют эти авторы на то, чтобы "отбить деньги". Охоту к знакомству с такими "несистемными" писателями у книгочеев эти меры отбивают, да…

Впрочем, упертые пираты до сих пор существуют. Блокируют их, а они сопротивляются. Вот у них нужный сборник и нашел. 

Забыл сказать, биография у Павла Александровича Васильевича драматична даже на фоне многих других детей войны. Летом 1941 года ленинградский школьник поехал на каникулы в деревню на псковщину и попал на три года в оккупацию. 

Итогом этого жестокого недетского опыта как раз стали повести сборника, о котором веду речь. Так или иначе они о войне, о ранах нанесенных ею. Самая большая по объему повесть "Выбор" прямо автобиографична. Начинается она с того, что главный ее герой Вася Савельев возвращается в Ленинград после трёх лет вынужденной разлуки с родителями. Пред нами предстает трудная жизнь города на Неве в первые месяцы после снятия блокады. 

При чтении невольно вспомнился пресловутый фильм "Дылда". Васильев рисует, казалось бы, похожую картину: нищенский быт ленинградцев, изломанные судьбы, невосполнимые потери. Подловатость одних и самоотверженность других. Но общий тон всё же другой. И, главное, автору не надо выдумывать какие-то запредельные ситуации, чтобы эпатировать читателя. Хотя есть и леденящие воображение сцены - из ретроспективно показанного опыта жизни под немцами, и пронзительный эпизод утраты, случившийся уже в, казалось бы, мирной обстановке. Но есть и яркое описание праздника, стихийно организовавшегося 9 мая сорок пятого года. 

Проза Васильева привлекает к себе именно такими невыдуманными подробностями. Хотя да, это и не проза "большого стиля". Ведь по сути широкую известность, популярность у читателя получают именно такие авторы, сумевшие даже локальным историям придать некую "монументальность" (как это получилось, на мой взгляд, у Вадима Шефнера в "Сестре печали"). У прозы Васильева более камерное звучание. Однако без нее картина пережитой нашим народом войны явно станет неполной. И потому - несправедливо отлучение этого автора от современного читателя, какие-то нелепые блокировки...

Полное название книги, написанной Алексеем Исаевым и Артёмом Драбкиным, "История Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. в одном томе".

Прежде всего хочется отметить то, что хотя я читал этот электронный том с интересом и без особого напряга, но писать пост по нему мне не особо хотелось. Как блогер-книгочей здорово обленился. Книг прочитано поболе, чем написано постов на эту тему. Например, не смог написать рецку на фантастический роман Юрия Тупицына "В дебрях Даль-Гея" и ещё несколько более компактных повестей его же авторства. Хотя читал всё тоже с интересом, с удовольствием, с благодарностью фантасту (за то, что он этими похождениями героев снимает какую-то тяжесть с души). Да, такой вот нехороший феномен... О причинах догадываюсь, но не хочу говорить.

Итак, всё же "История Великой Отечественной войны".

Показалась куда более лёгкой для чтения, для усвоения, чем, допустим, книга Валерия Замулина о Прохоровской битве (этот труд тоже начал читать, но пока остановился, не дойдя до середины).

А ещё понял, что материал в произведении Исаева - Драбкина практически тот же самый, что и в документальном сериале "Великая война". Оба автора выступали там то ли продюсерами, то ли сценаристами. В фильме, пожалуй, развитие событий показано подробнее и, естественно, нагляднее. Но книга всё равно имеет свои плюсы. По крайней мере, для меня это проявляется однозначно. То, что представлено в форме текста, в форме текста и запоминается. И это легче, например, пересказать кому-нибудь другому. Но я пересказывать объёмистый том не собираюсь, а всех интересующихся отсылаю непосредственно к нему самому. Пусть читают.

Хотя книга, на мой взгляд, не лишена недостатков. Есть некоторая чисто стилистическая небрежность-торопливость. Это когда буквально в соседних абзацах повторяются, даже нет, не просто обороты. Но скорее - одна и та же мысль, сформулированная с незначительным (или вообще несуществующим) отличием. Такое сплошь и рядом случается в устной речи (не все же из нас Цицероны). А в письменном тексте производит впечатление неряшливости.

Ну и с некоторыми выводами-оценками авторов я как-то не спешил соглашаться. Да, представленная им версия событий по ряду пунктов сильно расходится с теми, что бытовали в советское время. Но кое-где они даже пытаются опровергать ту критику, что высказывалась ранее. Например, о дате взятия Киева советскими войсками говорят, что седьмое ноября тут вышло совершенно случайно. И ещё есть несколько подобных же моментов. Думаю, что у очевидцев и участников тех событий могло быть на этот счет гораздо более верное представление.

Накануне Дня Победы роман был назван Алексеем Варламовым в числе лучших книг о Великой Отечественной. Кое-что из того списка, рассказы Виктора Астафьева, я уже прочитал. Продолжаю знакомство.

Почти сразу после выхода в середине 90-х "Генерал и его армия" получил Русского Букера, а потом и Букера десятилетия. Впрочем, сейчас, когда авторитет премий упал, а самомнение читателей-зрителей возросло, это уже и не аргумент. Слишком трудные и горькие вопросы поднимает книга - а сейчас многие научились их в упор не замечать.

С точки зрения художественной, литературной, роман написан исключительно хорошо - языком плотным, ярким, зримым. Герои внятные, запоминающиеся. Действие развивается динамично, не отпускает. А коллизия, что называется, за душу, берёт. Есть, правда, один чисто технический косяк - те пресловутые восемь пуль, что прошли через живот, не задев жизненно важных органов. И ещё - своего рода "фантастика" в финале. Но можно считать это "дискуссионными" моментами.

Хотя главную дискуссию роман вызвал, конечно, не этим, а - вопросами, которые поднял.

В центре повествования - генерал, командарм Кобрисов, его судьба. Если обрисовать бегло - перед самой войной успел посидеть в тюрьме по политическому обвинению. Через сорок дней был выпущен и отправлен командовать дивизией - началась война. На фронте взял на себя командование армией, выводил из окружения. Потом стоял во второй линии под Москвой, попал в госпиталь. В сорок третьем году армия Кобрисова успешно захватила плацдарм на правом берегу Днепра. Оттуда пошло дальнейшее наступление.

Ах, да. В промежутке между двумя войнами командовал частями особого назначения, воевал с басмачами.

Дело в том, что в книге события показаны не в хронологическом порядке, пожалуй, скорее с конца. И подаются отнюдь не скупыми штрихами, а опять-таки скорее наоборот. Почему в поле читательского зрения и оказывается сразу много чего. Особенно много чего такого, чего, как я уже сказал выше, и не хотелось бы замечать и знать, - про русских людей, воюющих против русских же, то есть советских людей; про самого генерала Власова, сначала героя битвы под Москвой, потом - перешедшего на сторону врага (хотя Власову в романе уделено не так и много места, как может показаться - с чьих-нибудь слов). Про славных борцов со всеми русскими людьми... Про гениального полководца, пропавшего куда-то в начале войны на одиннадцать дней. И т.д. и т.п.

Помимо самого романа я прочитал ещё несколько статей. Например, работу А. Солженицына, в которой он разбирает достоинства и слабые места книги, - и этот другой взгляд показался очень любопытным. Оценив роман очень высоко, Солженицын не со всем в нём согласился, не всё нашёл убедительным. Вплоть до того, что образ главного героя следовало раскрывать в иной последовательности и, желательно, до наступления кульминации действия.

Потом были ещё три статьи самого Владимова. "Как я массировал компетенцию..." - развернутый ответ на очерк В. Богомолова" "Срам имут и живые, и мертвые, и Россия…". Затем "Прощай, оружие?" - размышления о том, как развивается (или скорее, не развивается) современная отечественная проза о войне. И ещё "Новое следствие, приговор старый" - полемика уже на тему так называемого "власовского движения".

В завершение опять про роман. Многие звенья сюжета его очень тонко меж собою увязаны, закольцованы. Но это даже не самое поразительное - есть целый ряд эпизодов, что сильны сами по себе, ошеломляют своей горечью.

Начал читать книги по списку, почти восемь лет назад предложенному Егором Холмогоровым. Завершают его десятку мемуары Н.К. Попеля, комиссара до начала Великой Отечественной, а закончившего её в качестве члена военного совета Первой танковой армии под командованием генерала М.Е. Катукова. 

Опять пишу про личные "кинособытия", охватывая не день и даже не два.

В прошлые выходные посмотрел два сериала - сначала про новейшие похождения майора Черкасова, потом "Зорге" Сергея Гинзбурга.

"Формула мести" (почему-то в программе новый сезон обозван был "Мосгаз. Новое дело майора Черкасова") снят примерно на том же уровне, что и прежние части. С той же мерой сказочности. На этот раз в очень невыгодном свете представлены деятели советской эстрады и театра. А Черкасов - как всегда на высоте. Хотя по-прежнему майор, уж много лет нету у него никакого продвижения по службе.

В сериале Гинзбурга дан некий новый образ знаменитого советского разведчика (буквально на днях ему памятник во Владивостоке открыли; 75 лет со дня гибели как-никак). Впечатление сложное. С одной стороны работа разведчика показана более реалистично, чем, допустим, в "Семнадцати мгновениях". Но такого архетипического сюжета нет. Нет и той массы афоризмов, которые потом будут цитировать. Но вообще, как я уже писал (и не раз), мы теперь другие, пограмотнее. Если бы зритель столько же знал в 1973 году, то и сериал про Штирлица таким культовым бы не стал.

Довольно спорным кажется выбор Домогарова на главную роль. Хотя - кого другого - не знаю. А японцы хороши. Особенно тот, что играет ниндзя. И ещё лучше - исполняющий роль майора Осаки.

Вчера досмотрел большой документально-художественный сериал "Великая война". Познавательно, интересно.

Сегодня, с опозданием больше чем в 30 лет, посмотрел "Зеркало для героя" Хотиненко. Году в 88м, наверно, понравилось бы. А сейчас - в каком-то ступоре. Если вся идея только в том, чтобы показать зомбированность людей 1949 года, то очень куцый замысел. Какого-то архетипического сюжета тоже нет. Есть некоторый сумбур, алогичность а-ля Тарковский и иже с ним. Т.е. режиссёрские находки имеются. В целом в общем понятно, почему фильм не стал "культовым" или там "народным".

На самом деле, конечно, не только военное, но в основном.

Чтением повестей Воробьёва я перебил чтение "Сестры печали" Шефнера. Так получилось - брал на работу бумажную книгу. Электрическую давно не ношу, звенит на проходной в рамке металлоискателя, вызывает ненужную активность гоблинов. "Что вы несёте?" Не говорить, что чушь прекрасную, - тем более, что и никакой чуши.

Эта бумажная книга, сборник "Убиты под Москвой" ("Правда", библиотека журнала "Знамя") у меня, страшно, стыдно и смешно сказать, с 1989 года. Я листал её сразу после покупки, вчитывался в какие-то абзацы и находил слог очень выразительным. "Что-то толстовское", - думал я тогда. Самого Льва Толстого я как раз читал и перечитывал в то время, однако до сборника Константина Воробьёва дело не дошло. Увлёкся потом разного рода иностранщиной, Камю с его "сегодня умерла мама, впрочем, не знаю, может, вчера"; монументальными творениями Томаса Манна; желчными идеями Ницше и т.д. Дино Буццати даже прочитал! А вот Воробьёва...

И опять-таки смешно, сейчас мне Д. Быков помог. Которого я вообще-то не люблю и не читаю. Оказывается, он назвал Воробьёва самым американским из русских писателей. Хемингуэй и Капоте в одном флаконе. Мощный, даже брутальный - и в то же время нежный и проникновенный...

Ну да, с Быковым сейчас готов согласиться. Начал чтение с повести "Сказание о моём ровеснике", она в сборнике первой стоит. Не самое раннее произведение Воробьёва и не о Великой Отечественной войне - о войне гражданской, первых годах советской власти. Язык действительно очень необычный. Я не сразу смог понять, что всё-таки вызывает у меня отторжение в этом языке. А потом сообразил: звукопись! Много слов диалектных, каких-то "былинных". Всё это звучит очень мелодично, очень певуче. И вот при чтении эту мелодию и слушаешь. А "визуализации" зримой картинки, которую я ценю в прозе, это, оказывается, мешает. Тем не менее повесть очень яркая и мощная, настоящая классика.

Далее было как раз военное - повести "Крик", "Убиты под Москвой". Это читая их, я вдруг подумал, что Шефнер пишет о войне недостаточно выразительно. Оба произведения выдержаны несколько в ином ключе, чем "Сказание..." Здесь былинности нет, есть нерв, даже надрыв (но не по Достоевскому). И это тоже классика.

А повесть "Это мы, Господи!" я прочитал только вчера. Снова это несколько иной "почерк". Ещё более неровный и нервный. Но какой материал! Здесь ведь про немецкий плен...

Вот что ещё сказать хочется. На прошлой неделе, по счастливому случаю, купил трехтомник Воробьёва, выпущенный издательством "Современник" в начале 90-х. В букинисте приобрёл. И передал хозяину магазина (общаемся с этим книголюбом давно, с 90-х) высказывание Быкова, а ещё то, что автор был в плену. Тут лавочник оживился. Летом имел возможность убедиться, что он изрядный либераст (раньше считал обычным либералом). "В плену? Про плен много врали..." Не дослушал его до конца (тут ему позвонили на сотовый, да и я спешил), но подозреваю, книготорговец полагает, что немецкий плен был вполне гуманным.

Так вот, у Воробьёва как раз написано, какими "гуманистами" были завоеватели.

А ночью я прочитал небольшую повесть "Генка, брат мой...". Она написана на послевоенном материале. Герои - два названных брата, бывшие детдомовцы, работающие, посменно, на одной машине такси. Да, вот эта повесть более всего похожа на сплав Капоте и Хемингуэя! С такой любовью и яростью показана непутёвая, но жадная жизнь братьев (жадная до чего-то истинного, правильного в этом мире; вовсе не до денег и материальных богатств!).

Даже как-то досадно, что не прочитал это раньше...

Читал эту книгу в юности раза два, не меньше. Тогда понравилось меньше, чем романы Бондарева и даже Бакланова. Запомнил, оказывается, очень мало - только эпизод с арестом - за то, что завернул что-то там в газету с портретом вождя; да ещё упоминание Ремарка. 

Сейчас перечитал с большим интересом. Компактный, но очень насыщенный роман. В том смысле, что начало битвы на Курской дуге показано глазами нескольких персонажей, как бы с разных ракурсов. И картина получилась почти панорамная. 

Не коробили даже публицистические отступления автора и его сильные "заезды" в будущее. Хотя, конечно, с точки зрения историографии, Ананьев мыслит в этом романе полностью в рамках тогдашней, советской.

Для поклонника творчества Василия Звягинцева, в течение примерно четверти века написавшего почти три десятка томов, составляющих цикл «Андреевского братство», появление в этой серии книги, созданной в соавторстве, является, по меньшей мере, неожиданностью.

С некоторой настороженностью принялся за чтение нового романа и я. И по началу, взгляд на самом деле выхватывал детали, казавшиеся вторичными: отголоски так называемой лагерной прозы; потом, той литературы, которую условно можно назвать «Новой хронологией Великой Отечественной войны». Но в какой-то момент всё это вдруг отошло на второй план, меня просто подхватил могучий повествовательный поток, в котором передо мной представали персонажи самых различных социальных слоёв, в котором действие разворачивалось по нескольким и, при том, лихо закрученным линиям.

Да, роман «Para Bellum» стал для меня неожиданностью. Но сказать «приятной неожиданностью», это сказать слишком мало. Опираясь на «космогонию» цикла (аггры, форзейли, сосредоточенность всех книг серии на узловых моментах отечественной истории ХХ века), в каком-то смысле этот роман стоит как бы особняком по отношению ко всем остальным. Здесь гораздо меньше рефлексий, резонёрства, гораздо больше действия. Сюжет развивается не только динамично, но и драматично. Главные герои романа лишены какой-либо поддержки внеземных сил, той поддержки, которая, как правило, сопровождает, персонажей других книг цикла. И потому генерал Сергей Марков и студентка Елена Корлюченко оказываются столь же уязвимы к различным ударам судьбы, что и мы, обычные люди…

А что касается жанровых элементов, то в романе можно найти не только признаки лагерной или военно-исторической прозы. Это в каком-то смысле и детектив, триллер; присутствует заметный элемент эзотерики. И также – это роман о любви.

Уже писал о том, что незаслуженно недооценёнными являются как тетралогия "Перекрёсток", так и творчество Юрия Слепухина в целом...

Особенности писательского "почерка" Юрия Слепухина во многом, как мне кажется, определила его необычная биография. Над  тетралогией "Перекрёсток" он работал в течение более чем трёх десятилетий. Она включает в себя романы Перекрёсток, Тьма в полдень, Сладостно и почётно и Ничего кроме надежды. Время действия охватывает период с 1936 года по 1945й; соответственно широка и география, на которой происходят описываемые события. Одна крайняя точка - это степи Монголии, которыми продвигались советские танковые части к будущему театру военных действий (советско-японский конфликт 30-х годов), другая - Голландия и Бельгия, зона англо-американской оккупации в конце Второй Мировой. Впрочем, творческий метод Слепухина несколько напомнил мне манеру Марка Алданова (с работами которого он был несомненно знаком). Ни тот, ни другой не ставили перед собой задачи продублировать учебник истории. В том смысле, что если брались за описание какого-то грандиозного по общепринятым меркам события, то вовсе не тщились создать всеобъемлющую панораму, а вполне могли ограничиться изображением всего лишь фрагмента этого события, важного с точки зрения основной идеи произведения, для развития действия и т.д. 

Посему, есть в "Перекрёстке" и оборона Москвы, и оборона Сталинграда, и битва под Прохоровкой, и битва за Берлин, но только не следует ожидать, что каждое из этих громадных сражений будет описано с такой же степенью детализации, как в 12томной "Истории Великой Отечественной войны". Слепухин говорит об этих битвах, потому что это важно для выражения его авторской концепции войны - явления уродливого и глубоко бесчеловечного... 

Более подробно, пожалуй, писатель рассказывает об уничтожении Дрездена, событии, печальный юбилей которого приходится как раз на нынешние дни. 

Ещё одна особенность тетралогии - необычный состав героев. Среди них не только советская молодёжь, но люди с другой стороны фронта - немецкие офицеры, немецкая интеллигенция. Один из самых значимых персонажей - русский эмигрант, сын царского и белого офицера Кирилл Андреевич Болховитинов. Его вИдение происходящего порой радикально отличается от представлений о войне и вообще о истории России в ХХ веке, которые приняты до сих пор. 

Личность не менее яркая - капитан вермахта, немецкий учёный Эрих Дорнбергер. С одной стороны - это убеждённый противник нацистского режима, с другой - патриот своей страны. Эрих становится одним из участников заговора против Гитлера. 

Хрупкость человеческих жизней, брошенных в водоворот бесчеловечных событий, одна из главных тем тетралогии. Отсюда - название заключительного романа. Только надежда даёт силы героям, попавшим в жернова истории. Описывая хождения своих героев по мукам, Слепухин выносит и приговор политическим системам государств, участвующих в противоборстве. Нет гуманистов не только среди верхушки Третьего Рейха и среди советского руководства, по чьей вине миллионы советских людей, выживших после первых вражеских бомбежек, оказались в оккупации, под пятою врага, но нет гуманистов и среди западных правителей, по чьим приказам уничтожалось гражданское население городов нацистской Германии. 

Автор повести - тот самый Соловьёв, что написал дилогию о Ходже Насреддине. Читать побудило то, что главный герой этой были (так определён жанр в подзаголовке) - шахтёр из Донбасса.

Повесть была написана в самый разгар Отечественной войны. К направлению окопной правды в военной прозе отнести её нельзя, но зато, вероятно, это пример того, что писалось по горячим следам. 

Иван Никулин, черноморский матрос, возвращаясь после тяжелейших ранений из госпиталя к месту службы, вместе со своими товарищами, такими же черноморскими матросами, оказывается в зоне высадки вражеского десанта. Группа из 25 моряков под его командованием принимает бой, фактически становится сухопутным партизанским отрядом на Кубани. 

Повесть написана сказовым, очень округлым слогом, с тем тонким юмором, что вообще присущ был её автору. Хотя, как я уже сказал, в число произведений "окопной правды", рисующих войну во всех её самых противоречивых подробностях, эта книга не входит, простой агиткой назвать её тоже нельзя. Во-первых, благодаря поэтическому, образному (хотя порой и несколько экзальтированному) языку, во-вторых, потому что это скорее трагедия, пусть и оптимистическая. Увы, герои повести не являются неуязвимыми полубогами, и многие из них гибнут...

После романа Малапарте взял да и прочитал... "Щит и меч" Вадима Кожевникова.

Между прочим, не такая уж тупая книга, как это мне показалось лет 8 назад. Тогда попробовал читать старые "Роман-газеты" - и бросил. Сейчас читал "книжную" версию, уж не знаю, более полную или нет. Во всяком случае, нумерация глав почему-то несколько отличалась от той, что была в "Роман-газете" ( а там был напечатан сокращённый вариант). 

Да, Кожевников  многое в сущности фашизма схватил, видимо, верно. Особый респект за психологизм - показано как Иоганн Вайс внедряется в систему нацистских спецслужб с самых "низов". 

Конечно, сказочности хватает на фантастический роман. Особенно умилило замечание берлинского шефа Вайса профессора Штутгофа о том, что если б все советские агенты в Германии поучаствовали в параде на Красной площади, то приличное бы подразделение получилось. Напоминает более поздние анекдоты про Штирлица. 

Хватает и прямых косяков - в тех же названиях эсэсовских чинов. Но надо отметить, что в отличие от Ю. Семёнова Кожевников специально темой спецслужб не занимался. Просто он, видимо, был могучим профессионалом. После романов о рабочем классе написать такую "опупею" о советском разведчике - это не ешака купить. Хотя повторюсь, косяков хватает, а ещё больше - сказочности. 

А уж после двухтомника Кожевникова я взялся за критическую работу Залесского "Семнадцать мгновений весны. Кривое зеркало Третьего Рейха".

Книга, что и говорить, сурьёзная, срывает, так сказать, некоторые маски. Но, поддавшись критическому настрою автора, я готов покритиковать и книгу Залесского. Прежде всего, "Семнадцать мгновений весны" не был первым советским сериалом. Кто-то называл таковым "Адьютант его превосходительства", телефильм, вышедший на экраны, однозначно, раньше работы Лиозновой, но я не уверен, что и это первый сериал в СССР. 

И потом, с какого перепуга Залесский пишет о фильме "Щит и меч" как вышедшем вслед за "Мгновениями"?. Мне кажется, четырёхсерийный широкоформатный фильм Басова опередил (по времени) сериал Лиозновой примерно настолько же, насколько литературный первоисточник - "Щит и меч" Кожевникова - был написан раньше, чем роман Юликана Семёнова. 

Мелочи? Но сам Залесский обрушивается на создателей "17 мгновений" порой примерно за такие же "мелочи". 

И ещё. Анализируя церковную принадлежность пастора Шлага, Залесский утверждает, что в Западной Европе католическую церковь всегда называют словом "костёл". Мне же этот термин почему-то всегда казался сугубо польским. По крайней мере, на английский сие выражение переводится как Roman-Catholic church. И на немецкий соответственно так же - katholische Kirche. 

Мелочь? В работе разведчика мелочей не бывает! Такой серьёзный автор это должен знать!

PS. На самом-то деле между Малапарте и книгой Кожевникова у меня ещё вместился сборник "Белые дьяволы" (палеонтологическая фантастика начала прошлого века), рассказ Барнса "East Wind" и очерк-мистификация Уильяма Бойда "Nat Tate" - о никогда не существовавшем американском художнике, якобы знакомом главного героя его романа "Нутро любого человека" Маунтстюарте (забавно было, кстати, посмотреть на портреты - в том числе и Маунтстюарта, тоже никогда на самом деле не существовавшего) - но не суть. 

Не совсем типичный для меня случай, когда я сначала смотрю экранизацию и лишь потом читаю литературный первоисточник. Фильм довольно точно повторяет сюжет повести и в каком-то смысле является спойлером. И всё равно моё знание о том, что будет, чем всё закончится, не убило интерес во время чтения Третьей ракеты.

Главный герой и он же рассказчик -  замковый в расчёте сорокапятки. В фильме ему сообщено имя автора сценария - Вася, здесь мы узнаём только фамилию -  Лозняк. Как и автор повести, он родом из Белоруссии; до войны учился в педагогическом техникуме. Во время войны партизанил, был ранен, в госпитале провел более девяти месяцев и сейчас он рядовой противотанковой артиллерии. 

Читать потому и было интересно, что в повесть вложено больше подробностей, касающихся каждого из героев. 

Это небольшое по объёму произведение (чуть больше ста книжных страниц), локальное по действию, по "населённости" персонажами, описывающее всего лишь один эпизод великой войны. Но сила этой повести как раз в отсутствии замаха "на масштаб", в отсутствии пафосности и эффектности описаний. Но, видимо, как всегда у Быкова, здесь показаны очень разные люди на войне, с разной моралью и разными подходами. И ещё автор подмечает очень тонкие и точные моменты в поведении этих людей, часто и не броские совсем (их надо ещё заметить!) и не всегда политкорректные. Потому - такому рассказу о войне веришь...