Мне не нравятся новые куски в книге. Они ненужные, лишние, странные. Как заплатки, неумело пришитые на цельное полотно.

Сижу, завтракаю, читаю книжку. Вдруг над книжкой появляется наглая морда с огромными желтыми глазами и начинает её кусать. Ладно, думаю, котик хочет, чтобы его погладилий. "да щаз, думал котик. - блин отдай". Еще мы практическим путем выяснили, что у него в пасти легко помещается мое запястье.

Немного пообщалась сегодня с Кириллом. Уже нормально. Уже совсем безболезненно. И любимейший вопрос "почему" задан уже всего лишь с усталым любопытством. Ответ, впрочем, за два года не изменился.

Знаете, чему нас учат?
Люди - это товар.
Семья - средство воспроизводства рабочей силы.
Дети и старики - балласт для экономики.

Ну как, какими словами объяснять элементарные вещи?
Отпусти никсу на волю, и тоска по твоим рукам привяжет её крепче любых цепей. Посадишь в аквариум, и единственной мечтой останется - вернуться в родной омут.
Просто? Просто.
Скажи, что тебя порадует что-то для никсы непонятное или чуждое, и она это сделает просто ради твоей улыбки. Попробуй заставить, упрётся.
Ещё проще? Разумеется.
И нет ничего непонятного. Но как это объяснить?

Наверное, я мазохистка.
Или, и это куда хуже, до такой степени одинокое и неуверенное в себе существо, что ради редких и часто непонятных проявлений заботы и нежности отчаянно тянусь к человеку... Хм... Не думаю, что ему совсем уж на меня плевать, но такой изощрённой "любви" я не понимаю.

Читаю. Текст всё же не совсем прежний. Что-то убрано, что-то добавлено, что-то изменено. Но эмоции те же. Мягче, легче, отчасти благодаря именно этим изменениям, но те же.

"Добрый зеленый волшебник живет со своей прекрасной белокурой дочерью. Естественно, он борется со злом, но в последнее время у него было много неудач. Служат ему летающие драконы и есть у него три брата, один из которых, красный волшебник, олицетворяет зло.
Зеленый волшебник философски замечает, что добро было бы невозможно без существования зла. Он созывает своих трех братьев, так как обеспокоен тем, что их волшебные силы слабеют, а люди предпочитают надеяться на науку и логику.
Он предлагает создать последнее волшебное царство, объединив силы, так как мир не должен обходиться без волшебства, необходимого для вдохновения. Но красный волшебник не согласился, он решил использовать силу и страх, восстановить брата против брата."
Люблю эту сказку. Хорошая она, красивая.

Хороший вечер, интересные люди, интересные фотки.
Спасибо.

Посмотрела фильм "Голая правда". Задело.
Но не то важно.
Совсем случайно нашла, где можно заказать переиздание "ЧКА". Не дурацкую "Исповедь стража", а ту, что читала много-много раз, кажется, даже подряд. Заказала и забыла об этом, ибо никакого подтверждения о принятии заказа не было. А сегодня забрала с почты две маленьких чёрных книжки с белыми узорами - драконы, окна, свечи.
Они лежат рядом - только руку протяни, и дотронешься. Перевернёшь первую страницу, коснёшься взглядом давно-давно знакомых слов.
Страшно.
И я не знаю, чего боюсь больше - будет или не будет так, как раньше? Страшный водоворот эмоций или не менее страшное удивление - "и это когда вызвало такое"?

Купила яблоки на пирог. Называются, кажется, Леди. Ужасно. Когда их почистишь, они не темнеют, на ощупь напоминают картон, пахнут пластмассой, а на языке остаётся горький, как от таблеток, привкус.

Из меня упорно пытаются сделать приличную девушку. Получается медленно, странно и с трудом для всех.

Ведро усталости, ведро обиды, ведро злости, полведра непонимания, смешанного с удивлением. Вот вам и адская смесь, солёной коркой от которой скоро покроются щёки.
Ты, как обычно, получила то, что хотела, глупая рыбохвостая тварь. Ну так радуйся, хватит ныть.

Автор, возможно, Надежда Первухина. Во всяком случае, из её книги.

Глаза твои - почти хрусталь,
Холодный лед,
А я всего лишь календарь
Чужих забот
Чужих страстей, чужих забав,
Разлук чужих.
Скажи, когда я не был прав
С тобой, скажи?
От первых дней до судной мглы
Я счет веду.
Садятся гости за столы -
Встречай беду!
Садятся гости дальних стран
За общий стол,
А я не принят и не зван,
Но я пришел!
И снова всех объемлет страх,
Поскольку срок
Того, что в душах и устах,
Давно истек.
Но ты, со взглядом из стекла
Поверх стола,
Как ты могла, когда лгала,
Как ты могла?!
Сумей узнать, а нет - ударь,
Не убегу.
Ведь я всего лишь календарь
И тоже лгу.

Мама просила связать братовой девушке в подарок ко дню рождения розового медведя. Получилась такая вот странная зверушка.

Забавно. Любая агрессия, резкость, грубость, попытка обидеть вызывают лишь непонимание и жалость. Зачем? Все мы такие, какие есть.
Раньше обижалась. Теперь жалею тех, кто пытается задеть.
Иногда хочется взять за руку - объяснять то, что чувствую, словами, да ещё и вслух, так и не научилась. Показать проще.

"Один раз он пожаловался Единорогу - говорил, что не хочет быть большим.
-Лучше бы я оставался маленьким, - вздохнул дракон, - и мы гуляли бы вместе, играли бы, а сейчас?
И Единорог ответил:
- у каждого свой путь, ты сам скоро это поймешь..."
(Наталья Васильева - "Чёрная книга Арды")

Кажется, я поняла, почему меня так завораживает это занятие. Важен не результат, не клубок пушистых ниток и кучка цветных пуговиц, ставшие зайчиками или мишками. Важен исключительно процесс. То волшебное ощущение создания чего-то нового, чего-то почти живого или хотя бы хранящего в себе капельку живой души и живого тепла.
Вышивка позволяет создать и спрятать под стеклом целый мир. Вязание игрушек - принести в реальность частичку того мира, который живёт внутри.

"Мы обошли весь мир, и он поразил нас. Он оказался прекраснее и чудеснее, чем мы привыкли считать. Мы слишком часто разбирали причины и следствия и не обращали внимания на закаты и восходы. А это, по сути, главное"
Виктория Угрюмова "Огненная река"

Дружба лучше любви. Ну или во всяком случае того, что вечно получается у меня. Это, то, что получается, дружбу убивает. Медленно. Жестоко. По частям. Первой жертвой становится искренность. Второй доверие. После этого уже совсем не долго трепыхаются внимание, уважение и интерес. И остаётся только привычка. Глупая и, на самом деле, никому не нужная.
Я очень постараюсь, чтобы в этот раз подобного не вышло. А там посмотрим.

Коротко, криво, бессмысленно. Как обычно, в общем.

Усталый рыцарь медленно ехал вдоль реки. Злой, холодный ветер, играя, срывал с засыпающих деревьев последние листья, так похожие на изорванные, измазанные кровью знамёна, и швырял их в тяжёлую, тёмную воду. И волны, ленивые, тоскливо-тягучие, испятнанные этими листьями, как ранами, несли их дальше и дальше. Куда? Зачем? Людям не дано этого знать.
- … там, на дне… холодно… холодно и жутко… или?.. может, там тихо… наконец-то тихо… - больные обрывки мыслей, зачем-то произнесённые вслух. Тоскливые, ничего не значащие слова, не способные разбить кокон ледяного одиночества полусна-полусмерти. Рыцарь мечтал о тишине, не понимая, не слыша той тишины, что расползалась вокруг липкой, серой паутиной, никогда не отпускающей свою добычу. Ему казалось, что вокруг – люди. Тысячи людей. И все они кричат что-то, смеются и ненавидят. Ненавидят друг друга, жизнь, осень эту. И его ненавидят за то, что нет у него сил на их ненависть, за звонкую пустоту в душе и за светлую, ни смотря на ни что светлую улыбку на бледных, ни кровинки, губах.
А на холме впереди тихо плакала ива. Каким-то чудом ей удалось сохранить почти весь свой золотой наряд, и казалась она единственной каплей жизни в этом горьком, осеннем мире, радостным пламенем, тянущимся к тяжёлому, серому небу. И у самых корней её – огромный камень с солнечным кругом, отгоняющим зло. Так хоронили ведьм.
Возле камня рухнул измученный конь. И рыцарь уже не сумел подняться. Прижался щекой к холодному и мёртвому, прикрыл глаза и провалился в желанную тишину.
Острые звёздочки первых снежинок не таяли на белом лице.

Весна. Старая ива над быстрой, игривой, как котёнок, рекой первая нарядилась в изумрудные листья. Тёплое солнышко заливало мир чистым золотым сиянием, лёгкий, почти неощутимый ветер шептал что-то нежное и доброе.
Спавший на даже в этот полусказочный весенний день ледяном камне человек вздрогнул, когда ива бережно погладила его по щеке кончиком тонкой ветки, медленно, словно это стоило ему огромных усилий, открыл глаза и попытался подняться. Не смог. Только застонал тяжело сквозь стиснутые зубы. Потом затих.
Сам воздух, казалось, звенел от переполняющей его чистой и светлой радости, и человек улыбнулся. Криво улыбнулся, неумело, страшно, но искренне. А потом стряхнул с плеч ставшую вдруг ненужной тяжесть застывшего за зиму тела и рассмеялся. Просто так. Просто потому что весна.
И лес принял его. И вывел к крохотному, мхом заросшему домику с покосившимся крыльцом.
Совсем молоденькая рыжеволосая девушка, обрезавшая сухие ветки с яблони, вскрикнула, выронила нож, да так и застыла, боясь даже моргнуть.
Узнала? Или, правда, боится? Что за слова готовы сорваться с подрагивающих губ?
Кажется, она стояла так бесконечно долго, пока не выдохнула:
- Наконец-то…
И медленно, тяжело опустилась на землю.
Узнала. Но кто она?
«А кто я?» - понял вдруг, что ничего не знает и о себе. Самое раннее воспоминание – смыкающийся над головой полог леса и сотни птиц, приветствующих весну. Но что было до этого? Кто он? Откуда? Как попал в этот лес и что должен делать здесь?
Ни страха, ни паники не было. Девушка помнит его, она и станет той ниточкой, которая поможет распутать весь клубок.
Осторожно, стараясь не напугать, помог ей подняться, заглянул в глаза.
- Как же долго тебя не было… - тёплая ладошка легко скользнула по щеке. – Устал, наверное. Проходи в дом, я на стол соберу.
- Постой. Кто ты?
- Кира, - вопрос её удивил и раздосадовал. Должен помнить? Наверное. Но откуда?
- А я? Кто я?
- Лесник, конечно. И мой муж, - сердито фыркнула и легко скользнула в дом. Сквозь дверь.
Что ж. Наверное, так и должно быть.


Странной и чужой казалась ему эта жизнь. Деревья, звери, дом. И тихая, ласковая женщина, всегда встречающая на пороге.
Вот только вспомнить ничего не удавалось. Совсем. Иногда казалось, что вот сейчас, стоит только коснуться чего-то, и он поймёт. Всё-всё поймёт. Но нет. Снова и снова нет.
Кира плакала, рассказывала ему что-то, а он слушал, внимательно и упорно, надеясь, что хоть что-то покажется знакомым, но понимал – всё не то. Он верил ей. Даже не так. Знал, что она не пытается его обмануть. Помнит всё именно так, как говорит.
И знал, что с ним этого не было. Не могло быть.

Возможно, он принял бы эту новую жизнь, такую простую, такую уютную. Возможно.
Но зацепилась за угол пёстрая лента, рассыпались по плечам рыжие кудри. А человеку казалось, что вовсе не волосы это, а языки живого, игривого пламени скользят по её лицу, пока почему-то жалея, не оставляя ожогов. Но вот сейчас, через какое-то мгновенье, огонь поймёт, что оказался на воле. И опалит тонкую, словно фарфоровую кожу, и заставит лёгкое платье вспыхнуть злым факелом.
- Не надо! – вскрикнула, попыталась прикрыть лицо ладонями. – Что хочешь, делай, только не смотри так!
Сжал кулаки и отвернулся.
- Я поправлю… Сейчас всё поправлю… - голос дрожал, как, наверное, дрожали и пальцы, когда она распутывала ленту и собирала непокорные рыжие пряди в тугую, толстую косу. – Вот и всё… Видишь?.. Видишь?
- Теперь вижу. Это твоя могила там, под ивой.
- Да.
- И я здесь потому, что тебя сжёг.
- Да.
- Прости.
В усталом голосе ни намёка на раскаяние или сожаление. Так было. Теперь уже ничего не исправить. В раскосых золотисто-зелёных глазах больше нет ненависти. Так было. Теперь всё иначе.
А память… К чему она теперь?

Хотела связать медведя. Нитки были только голубые и розовые. Розовый был заяц, взяла голубые. Получилось это создание.

Зачем задавать вопрос, если не хочешь знать ответ?

Посмотрела на кол-во кабачков, которые мне надо пережарить. Сначала ужаснулась, потом решила, что, раз их так много, можно ставить опыты. Не получится, выкину, никто не заметит.
Единственный удачный пока вариант помимо стандартной жарки в тесте - порезать кружочками и запечь в духовке с сыром и чесноком.
Жаль, нет никого поблизости, чтобы проверить, не только ли мне нравится получившееся.

Ещё один дурацкий вопрос. Откуда у многих совсем разных людей такое странное желание - забрать меня себе? Зачем? Именно так, именно забрать себе. Посадить дома, присматривать, периодически выгуливать как некое необычное домашнее животное.

Вчерашняя прогулка убедила меня в необходимости штатива и нормальной, человекощадящей вспышки. Мда.

Забавно. Не заткнув уши чем-нибудь привычным, я чувствую себя беззащитной перед городом.

Осталось примерно 5 недель. Хм. Интересно, за это время я научусь вести себя "правильно"? Впрочем, научиться не сложно. Вот понять, как, - это задачка похлеще высшей математики.

Настроение было хреновое-хреновое. Пошла гулять. Фотоаппарат повесила на шею, чтобы не лазить постоянно в сумку за ним.
1) "А вы(ты) фотограф? А как вас(тебя) зовут?"
2) Издалека заметив немаленький фотоаппарат, прохожие тут же начинают прихорашиваться.
3)Ментов не любят не зря. Злые, грубые люди. Я всего-лишь хотела сфоткать лошадь. Сами они нужны мне, как мёртвому припарка.
Забавно.

Моя любимица. Времени на неё ушло раз в несколько больше, чем на остальных зверюшек, но и получилась прелесть.

От нечего делать связала маленького, сантиметров десять высотой, белого зайца в синем шарфике. И неожиданно увлеклась. Помимо четырёх зайцев есть ещё два медведя, куколка и странный зверёк, но именно белые, чуть пушистые твари с длиннющими ушам привлекают больше всего. Возможно, причина как раз и заключается в этих самых ушах, мягких, ненормально длинных и делающих игрушку беззащитно-трогательной, не знаю. Проблема в том, что девать мне их уже некуда, на диване рядом скопилась небольшая горка моих опытов с нитками. Двух малюток, правда, удалось подарить. Но идей-то ещё вагон и маленькая тележка. Ох.
Никому не нужны забавные вязаные тварюшки?

Сегодня полечу в Новосибирск. Неделю или две, как жизнь сложится, будем вместе. К чему это приведёт, скоро узнаем.
Ждала этого месяц. Эмоций было много, эмоции были разные.
Сегодня с самого утра мне страшно.

Хотела любить? Хотела.
Получила? Получила.
Смотри, не захлебнись.

Билеты на самолёт сегодня купила. Осталась неделя.

Пропускать через себя чужие эмоции. Воспринимать их болезненно-остро, как свои. Что это? Зачем?
Нежность, злость и отчаяние, обида, тоска и ревность. Болезненный вихрь. И уже непонятно, что - твоё.
Или - так и должно быть - всё на-двоих?

Надо как-то прожить ещё две недели. 14 дней. Это ведь совсем не много, правда?

Я кучу лет не носила ни платья, ни юбки. А теперь понимаю, на сколько иначе в них себя ощущаешь.

Забавно. Оказывается, я умею разговаривать только ночью. Только ночью и только не дома.

А человека потом нарекли Иштар.

Я вижу ее юной девочкой, мечтающей о свадьбе и принце на белом коне. Я вижу ее в окружении грязной посуды на старой кухне. Я вижу ее первую любовь, и первый аборт, и нескончаемую череду разочарований. Ее попытки привлечь к себе внимание и попытки самоубийства. Вижу многих мужчин рядом с ней, непостоянных, сменяющих друг друга. И вижу человека, протянувшего ей "руку помощи", и белое платье, и пьяного жениха, и детей, и скандалы. И ностальгию по прежним временам.

Пройти тест

Зажечь по четыре свечи в каждом из являющихся частью массивной рамы старинных подсвечников. Снять с носимой на шее цепочки и вставить в пустое гнездо маленький чёрный камешек. Провести кончиками пальцев по гладкой поверхности ставшего вдруг ледяным стекла, прижаться к нему щекой, словно стараясь всей кожей вобрать колдовской туман, позволяющий увидеть чужое лицо, услышать чужой голос.
Она не знала, что именно их разделяет – миры, или время. Да и не было это важно. Нет и не будет иного моста через эту пропасть, кроме старого зеркала, которое на счастье или на беду мать так и не позволила выбросить .
В её мире не нужны такие. Открытые, доверчивые, по-детски наивные мечтатели, верящие в придуманные ими сказки. Не способные защититься, не способные причинить боль другим, умеющие быть милосердными. Время и люди ломали их жестоко и быстро. Или убивали. Иногда, правда, удавалось научиться притворяться такими, как все, сохранив глубоко в душе искренность и солнечное тепло.
Она притворяться не умела. И сломаться не могла. Вода остаётся водой, в какой бы сосуд её не налили. Единственное, чему научилась, - прятать тоску и одиночество за ласковой улыбкой и беззаботным смехом. Только взгляд, усталый и больной, выдавал тем, кто ещё умел смотреть в глаза.
Как умел встречавший её по другую сторону зеркала старый рыцарь, давно похоронивший жену и сыновей.
Он рассказал потом, что год за годом ждал её бабушку, слишком боявшуюся своего бога, чтобы касаться «колдовства». Случайно увидел её в день свадьбы, да так и не смог забыть. И с того дня возле его зеркала постоянно горели свечи и дежурили доверенные слуги.
И однажды увидели в нём любопытную, хоть и перепуганную, девчонку. Конечно, позвали господина.
Она не убежала. Не задула свечи. И не спрятала камень, чтобы порвать ту тоненькую волшебную нить, что связала два зеркала. Дождалась.
И каждую ночь с тех пор они говорили обо всем и ни о чём. Бесконечное кружево слов подобно паутине опутало две души. Всё чаще через такое хрупкое и такое непреодолимое стекло тонкие белые пальцы девушки касались ещё крепкой ладони старика. Всё чаще её бледное личико озарялось тёплым, ласковым светом, а в его глазах, как в юности, плясали весёлые бесенята.
Они далеко не сразу научились понимать друг друга, хотя и говорили, кажется, на одном языке. Слишком разными были их миры, жизни, стремления. А потом день стал лишь ожиданием ночи. Свечи… Захлёбывались словами, словно боялись не успеть рассказать что-то, пусть мелкое, глупое, наивное, неважное. Впитывали чужие мыли, чувства, воспоминания. Молчали, глаза в глаза, прижав к ледяному стеклу ладони, не замечая ни усталости, ни холода.
А потом снова день. Долгий, болезненно-пустой. Едва шевелятся ленивые стрелки на часах. Ближе к вечеру начинает раздражать уже и солнечный свет. Переделаны все дела, перечитаны все книги, нет сил смотреть заново даже самые любимые фильмы.

Чудовищно медленно тянется время. Мучительно-яркое небо давит и мешает дышать. Горячий воздух обжигает кожу, с трудом протискивается в лёгкие, кажется колючим и горьким.
Страх. Злой и липкий.
От разразившейся к вечеру грозы легче не стало. Она лишь вызвала ещё большую тревогу. Тучи сделали небо ещё тяжелее и ниже. Молнии рвали мир на части. Все цвета вытеснил грязно-серый.
Не смогла дождаться, пока все уснут.
Заперла дверь, задёрнула шторы. Золотистые огоньки свечей стали в тревожной темноте совсем живыми и родными.
- Я не ждал тебя так рано, - нахмурился рыцарь. – Что-то случилось?
Улыбнулась в ответ на его тревогу.
- Нет. Я беспокоилась…
- За меня? Не стоит, маленькая. Ничего, кроме смерти, со мной случиться уже не может.
- Не надо. Я не смогу без тебя…
- Не просто сможешь. Должна. Выйдешь замуж, родишь сына, вырастишь его настоящим рыцарем.
- Я не могу! Ты же знаешь, что не могу!
- Меня ты тоже боишься?
- Нет! Но ты другой. Не как все они.
- Ты доверяешь мне только потому, что не могу до тебя дотронуться?
- Нет, я… Ты снишься мне, и…
- Знаю, маленькая, - провёл кончиками пальцев по ледяному стеклу.
- Я к тебе хочу, - губы задрожали.
- Не надо. Думаешь, тут люди другие?
- Ты другой.
- Да, девочка, - улыбка получилась кривая и жуткая. – Я хуже, чем они. Я убивал и жёг города, я…
- Не надо!
- … насиловал и грабил. Я знаю, что такое война, девочка. А они не знают. Я могу ценить тебя и наши с тобой разговоры потому, что знаю, как это страшно, когда иначе.
- Нет! Ты другой! И у тебя не было выбора.
- А у них есть? Скажи мне, для чего вы живёте.
- Я…
- Не ты. Все вы. Весь ваш народ.
- Не знаю, - виновато опустила голову.
- Всё ведь просто, правда? Ни у кого из вас нет цели. Той, для которой и души не жалко. Вам просто больше не к чему приложить силы. Вот и живёте, как получается. А война учит ценить свою и чужие жизни. Это страшный отбор. Очень страшный. Далеко не всегда выживают самые достойные. Чаще – хитрые и подлые.
- Зачем?...
- Ищи, девочка. И в твоём мире есть хорошие люди.
- Ты прогоняешь меня? За что?
- Не прогоняю. Разве я могу тебя прогнать? Но у тебя должна быть настоящая семья.
Прижала ладонь к зеркалу. Слёзы, отражавшие горящие на раме свечи, казались бегущими по щекам каплями огня.
Впервые не попытался утешить. Стоят и смотрел, нахмурившись.
- Ты обещаешь? – спросил, когда потянулась задуть свечи.
Вздрогнула, сжалась, словно ждала удара, но кивнула.
- Я ведь добра тебе желаю, маленькая. Пойми.
Так и не понял, услышала ли. Зеркало стало просто зеркалом.

Следующей ночью они не разговаривали. А потом всё стало, как прежде.
Пока однажды слуга не сказал, что господин болен и не может прийти.
День за днём она сходила с ума от тревоги. Ночь за ночью сидела возле зеркала и ждала, что её рыцарь вернётся или хотя бы пришлёт кого-то рассказать, как он.
Когда увидела, что то, второе, зеркало закрыто чёрным полотном, сразу поняла, что это значит. Внутри стало звонко и пусто. Не было ни боли, ни отчаяния, не слёз. Ничего не было. Совсем. Наверное, от этой пустоты должно было стать страшно. Но и страха – не было.

Конец выберите, какой нравится.

Тёмное пятно на том, другом, зеркале стало вытягивающей душу бездной и вместе с тем единственной реальностью в рассыпающемся мире. Да и не было уже ни зеркала, ни стен, ни привычных вещей.
И не за что было ухватиться, чтобы не упасть, кроме чёрной ткани – ненадёжной, но всё же опоры.
И пальцы сомкнулись на ней, не встретив привычной ледяной преграды.
И каменный пол был под босыми ступнями вместо привычного пушистого ковра.
И закутанный в меховое покрывало старый рыцарь замер в кресле. Впервые по лицу его катятся слёзы.
Опустилась на колени, потёрлась щекой о его ладонь. Погладил по волосам. Слов было предостаточно и раньше.

Потом она сделала всё, как он хотел. Родила сына, вырастила его настоящим рыцарем. Муж любил и берёг её, она отвечала заботой и верностью. Тихая, послушная, ласковая. Пустая оболочка с выгоревшей душой.
И только маленький камешек на цепочке вызывал порой горькую и нежную улыбку на бледном, словно не знавшем солнца личике.

"Нате, жрите, ..., мерзкие летающие крысы" - шипел Федя, выкидывая голубям остатки хлеба.

Никсить
Глагол, несовершенный вид, переходный, тип спряжения по классификации А. Соответствующий глагол совершенного вида — сниксить.
Значения
1. Универсальный прототипический глагол для обозначения различных отстраненных действий.
2. Оставить чье-то общество, либо работу или занятие. например, "Директор был вынужден сниксить из фирмы".

Безумный день. Безумное состяние. Абсолютная невменяемость. Настроение скачет от слёз к желанию кого-нибудь довести до истерики.

От нечего делать считала, слушая доклад, сколько шестидесятиватных лампочек получится, если извести на них весь имеющийся в мире вольфрам. Получилось 276 триллионов.

Оргия праведников "Ночь защиты"

Отвори мне дверь,
Позови меня сесть у огня,
Разреши мне немного побыть в этот вечер с тобой.
Никогда, поверь,
Не искал за пределом себя,
Но сегодня мне нужно, чтоб рядом был кто-то другой.

Я пришел молчать о помощи,
Я всего лишь беглец, я не выдержал Света Пути,
но
Ты не можешь знать, что значит - быть помнящим,
Дай мне забвенье, позволь мне войти.

Слышишь, я хочу успеть
В эту полночь защиты от холода внешних миров
Отделить и отдалить хотя б на время смерть
От того, что неведомо мне и зовется Любовь.

Холодно. И больно.
Будет урок глупой никсе не забывать про таблетки.

Люди все чаще говорят, как мне идут седые волосы. Неужели, все, действительно, на столько плохо?

Пусть мне снова приснится мой город.

Кривая сказка. Пожалуй, я ей недовольна. Завтра перечитаю и попробую подправить.

- Отпусти меня на землю, отец.
- Ты слишком любишь её.
- Да. И скучаю по людям.
- Они другие теперь.
- Знаю. И хочу увидеть, какими они стали.
- Иди. Ты будешь феей.
- Благодарю.

Капле золотого солнечного пламени было страшно в земле. Страшно, сыро и холодно. Но там, наверху, всё укрыто ледяным белым одеялом. Там даже отец сейчас не поможет и не согреет. Значит, надо ждать. Спокойно и терпеливо. Так уже было раньше. Значит, справится и теперь.
А потом поняла – пора. Раскрылся прочный кокон. И язычок живого огня хрупким ростком скользнул к небу и солнцу.
Мир принял его теплом и радостью. Можно ли не любить дитя солнца, пришедшее на землю пламенным цветком?
И огонёк рос, впитывая эту любовь и отдавая свою легко и искренне, без сожалений и остатка.
И дремлющая в нём душа зеленоглазой феи с радужными крыльями ждала, когда раскроется плотный бутон и выпустит её, изменившуюся, в такой манящий человеческий мир.

- Как это – быть крылатой?
- Странный вопрос. Обычно, - пожала-передёрнула плечами. Маленькая, очень худая и лёгкая, с огромными зелёными глазами без белков и отливающими рассветным золотом волосами.
- Но у большинства людей крыльев нет.
- Да. И я не могу представить, как вы живёте так, - вскочила одним коротким, быстрым движением, прошлась по траве, едва касаясь её крошечными ступнями. Или так только кажется? Но как поверить, что это подобное сказочной фее дитя – человек? – Может, они потому так жестоки, что не могут подняться в небо?
- А ты можешь?
- Конечно, - улыбнулась светло и радостно. Её крылья не были похожи ни на что, описанное в книгах. Лёгкие, радугой переливающиеся полупрозрачные полотна, издающие странный хрустальный звон. Заслонившие весь мир непередаваемым ощущением Чуда.
Ничего удивительного нет в том, что её спрятали здесь, в лесу. Родители девочки отказались от привычной жизни, но сумели сберечь доверенное им сокровище.
- А ты не боишься летать днём?
Вместо ответа – короткий радужный всплеск. Скорее кожей ощутимый, чем слышимый звон сотен хрустальных колокольчиков. И мчится к солнцу сияющая, радугой наполненная стрела.
Мечта.
Сказка.
Ребёнок.
Человек?
Но у людей не бывает крыльев. И глаз таких не бывает. И люди не заставляют задыхаться от восхищения, заворожено глядя в небо. И не замирает сердце от желания подхватить, поддержать, уберечь от любого зла.
- Благодарю, фея, - низкий, почтительный полон перед маленькой девочкой не казался сейчас ни глупым, ни смешным. – Теперь я понимаю.
- Ты расскажешь обо мне другим? – в голосе ни страха, ни мольбы. Только тоскливая уверенность и безнадёжность.
- Нет! Клянусь, нет! – сначала собирался, но понял, что не сможет. Эту тайну необходимо сберечь от людей даже ценой работы.

Короткая встреча в лесу наполнила душу человека волшебным светом. И свет этот с годами разгорался всё ярче. И осталась одна мечта – снова увидеть маленькую фею. Увезти её, защитить, уберечь. Никому не позволить причинить ей зло.
Он не задумывался, насколько безумна такая любовь к ребёнку. Не думал, что будет, когда она повзрослеет.
Как безумный метался по лесам, надеясь вновь встретить худенькую зеленоглазую девочку с радужными крыльями.

-Пойдём со мной, - оплела его запястье тоненькими пальчиками, повлекла за собой. – Я хочу кое-что тебе показать.
Рассмеялся, подхватил на руки, прижал к себе.
- Феи не должны ходить по земле. Куда тебя отнести, любовь моя?
- В лес.
Ей было хорошо и уютно в тёплых, сильных руках, но долго нести себя не позволила. Слишком любила прикосновения игривого ветра к коже и нагретого солнцем песка к босым ступням. И разве можно пройти по полю, не украсив волосы ярким венком?
А любимый и любящий человек шёл рядом, улыбался и называл её то феей, то маленькой девочкой. Что может быть прекраснее и светлее? Что может подарить большую радость? Разве что небо способно сравниться с любовью. Или любовь с небом? Или это одно и то же? Думать ни о чём не хотелось.
- Так что ты хотела мне показать?
Улыбнулась, предвкушая его радость и представляя, каким светом озарится его лицо. Вздохнула. Зажмурилась.
И распахнула огромные глаза, вобравшие в себя изумрудное сияние залитого солнцем леса. Радугой засияли заслонившие мир хрустальные крылья.
Человек отшатнулся. Впрочем, успокоился почти сразу.
- Что это? – осмотрел её с брезгливым любопытством. – Что ты такое?
Слов не было. Сил говорить – тоже. Голову стиснул раскалённый обруч. В ушах звенело. Из мира исчезли все краски. Пылающее солнце хищно оскалилось с подобного выцветшей тряпке неба. Погасли глаза. Мёртвой пылью рассыпались крылья.
- Я спросил, что ты такое, - каждое слово – хлёсткой пощёчиной.
Ни намёка на прежние тепло и нежность. Она и не знала, каким жестоким может быть самый близкий и родной ещё минуту назад человек.
Неуверенно протянула руку, старясь коснуться его щеки. Слишком хорошо знал этот её жест и успел схватить за запястье.
- Не смей. Что ты такое? Отвечай! Ну же! – голос звенел от злого нетерпения.
- Человек, - сдержать слёзы.
Сдержать слёзы.
Сдержать…
Жалобно всхлипнула, стараясь высвободить руку. Раньше ей и в голову не приходило, что его пальцы, такие сильные, такие ласковые, могут причинять боль.
- Врёшь, тварь, - сорвал носимый на шее серебряный крестик, раздирая тонкую нитку. Наотмашь хлестнул по ладони, оставляя на нежной, словной фарфоровой коже алую полосу. Дернулась от боли.
- За что? – кажется, слёзы вот-вот покатятся по щекам. Весь мир исчез, растворился в том отчаянии, что ледяным обручем сдавило сердце.
- Не смей мне врать.
Боль, страх, непонимание, безнадёжность. И пылающей нитью, алой полосой на коже – за что? Два простых и коротких слова бьются в висках, рвутся наружу отчаянным, едва сдерживаемым криком. За что?
За что?
А болезненно колотящееся сердце отказывалось принять единственный очевидный ответ. За то, что другая. За то, что не похожа на остальных.
За то, что посмела летать.
Может, он что-то почувствовал. Может, увидел в её глазах душу, ставшую серым пеплом. Разжал пальцы, отвернулся и пошёл прочь. Ни слова, ни взгляда, ни даже короткого вздоха. Будто и не было ничего.
А маленькая фея свернулась клубочком на мху, бездумно глядя в небо пустыми серыми глазами. Не было больше крыльев, наполняющих мир волшебством. Не было больше звонкой радости, позволяющей взлететь.
Что-то убаюкивающе-утешительное шептал лес. Лёгкий тёплый ветер ласково перебирал спутанные волосы. Ромашка из упавшего венка осторожно щекотала щёку. Острый сучок воткнулся в босую ступню.
Мир рассыпался чередой ощущений, звуков и запахов, ни чем между собой не связанных. Безумный водоворот этот закружил беспомощную фею и потянул вниз, в ледяную пустоту.
Только начавшаяся ночью гроза заставила её подняться и пойти куда-то. Не домой. Нет. Видеть сочувствие матери и ярость отца она сейчас не могла.
Ветер швырял в лицо злую холодную воду, заменившую фее слёзы. Насквозь промокшее платье облепило тело. Тяжёлый подол коконом опутал ноги, мешая идти.
Когда-то она летала в дождевых струях, наслаждаясь их прохладными поцелуями и впитывая крыльями ледяную силу молний. Сейчас беспокойно вздрагивала от громовых раскатов. Обхватила себя руками, стараясь защититься от пронизывающего тело и душу холода.
Понять, за что, уже не пыталась. Просто шла вперёд, вдыхая болезненно острый запах дождя и иногда собирая во всё ещё ноющую ладонь холодные, чуть утишающие боль капли.

Потом её нашли чужие люди. И было очень много страха и очень много боли. Но это было уже не важно.
Жестокость, сменившая любовь, убила душу.

И солнце отвернулось от тех, кто отнял его дитя.
И небо стало навек мёртвым чёрным куполом.
И лишь один человек не заметил обрушившейся беды. Тот, чьё сердце умерло вместе с маленькой феей, которую он не успел защитить.

"Не только убийство или изнасилование, но так же разбои, грабежи, хулиганские действия с нанесением тяжких физических повреждений и многое другое, включая торговлю наркотиками, классифицировалось указом как посягательство на главное достояние страны - её моральный климат. Человек, решившийся на такое злодеяние, провозглашался врагом народа, то есть, лицом, сознательно поставившим себя за грань человечности и недостойным сожаления. Такие преступления карались одним-единственным образом - пожизненными каторжными работами".
Олег Дивов - "Выбраковка"

Мне всегда нравились стихи Белянина. Даже больше, чем книги, пожалуй.

Рыцарь Роланд, не труби в свой рог.
Карл не придет, он забывчив в славе…
Горечь баллады хрипит меж строк
В односторонней игре без правил.

Им это можно, а нам нельзя.
Белое-черное поле клетками.
В чьем-то сраженьи твои друзья
Падают сломанными марионетками.

Золото лат уплатило дань,
Каждому телу продлив дыхание.
Смерти костлявой сухая длань
Так не хотела просить подаяния…

Много спокойней — прийти и взять
Этих парней из породы львиной…
Как же теперь королевская рать
Без самых верных своих паладинов?

Музыка в Лету, а кровь в песок…
Совестью жертвовать даже в моде.
Плавно и камерно, наискосок,
Меч палача над луною восходит.

Бурые камни над головой…
Господи, как же сегодня звездно…
Бог им судья, а о нас с тобой
Многие вспомнят, но будет поздно.

Брызнуло красным в лицо планет.
Как это вечно и как знакомо…
Радуйтесь! Рыцарей больше нет!
Мир и спокойствие вашему дому…