25 сентября 1893 г.

Мой дорогой, маленький мой Луи!
Итак, всё кончено. Мы больше никогда не увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, ты согласился бы на всё, лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться, чтобы ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе, и самой себе, и нам обоим вместе... Но я не жалею, что сделала это, хотя ты так плакал, зарывшись в подушки нашей постели. Два раза ты подымал голову, смотрел на меня жалобным, молящим взглядом... Какое у тебя было пылающее и несчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть твоих слёз, я чувствовала их, они жгли мне руки.
Сейчас мы оба жестоко страдаем. Мне всё это кажется тяжёлым сном. В первые дни просто нельзя будет поверить, и ещё несколько месяцев нам будет больно, а затем придёт исцеление.
И только тогда я вновь стану тебе писать, ведь мы решили, что я буду писать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моего адреса ты никогда не узнаешь и мои письма будут единственной связующей нитью, но она не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом.
Целую тебя в последний раз, целую нежно, нежно; совсем безгрешным, тихим поцелуем — ведь нас разделяет такое большое расстояние!..

25 сентября 1894 г.

Дорогой мой, маленький мой Луи!
Я снова говорю с тобою, как обещала. Вот уже год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы всё ещё связаны друг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущать твоей боли.
И всё же минувшие двенадцать месяцев сделали своё дело: накинули на прошлое траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные мелочи стушевались, иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они порой всплывают в памяти, если что-нибудь случайно о них напомнит.
Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица, когда впервые тебя увидела.
Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты поймёшь, что всё на свете стирается.
Недавно я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее весело заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась.
Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным вновь этому научиться. И всё-таки, я тебе говорю, однажды я против воли улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже всё чаще и чаще улыбался, просто так, радуясь хорошей погоде или сознанию, что у тебя впереди какое-то будущее. Да, да, подними голову и улыбнись.

17 декабря 1899 г.

И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи.
Я как сон, не правда ли? Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг всё пусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзя прикоснуться.
Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость, потому что каждый день наступает утро и, как всегда, сменяются времена года. Солнце сияет так ласково, хочется ему довериться, и даже обыкновенный дневной свет полон благожелательности.
Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва я замечала, что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколько раз я смеялась.
Вчера было гулянье. На закате солнца всюду теснились толпы нарядных людей. Пестро, красиво, похоже на цветник. И среди такого множества довольных людей я почувствовала себя счастливой.
Я пишу тебе, чтобы рассказать обо всём этом, а также и о том, что отныне я обратилась в новую веру, — я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы с тобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, не очень-то хорошо понимая её... Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в неё поверить.

6 июля 1904 г.

Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать.
У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем взрослый и, конечно, обзавелся семьёй, для которой ты так много значишь.
А ты сам, какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебя пополнело, плечи стали шире, а седых волос, должно быть, ещё немного и, уж наверное, как прежде, твоё лицо всё озаряется, когда улыбка вот-вот тронет твои губы.
А я? Не стану описывать тебе, как я переменилась, превратившись в старую женщину. Старую! Женщины стареют раньше мужчин, и, будь я рядом с тобою, я выглядела бы твоей матерью — и по наружности, и по тому выражению глаз, с каким бы я смотрела на тебя.
Видишь, как мы были правы, расставшись вовремя. Теперь уж мы перестрадали, успокоились, и сейчас моё письмо, которое ты, конечно, узнал по почерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением.

25 сентября 1893 г.

Мой дорогой Луи!
Вот уже двадцать лет, как мы расстались...
И вот уже двадцать лет, как меня нет в живых, дорогой мой. Если ты жив и прочтёшь это письмо, которое перешлют тебе верные и почтительные руки, — те, что в течение многих лет пересылали тебе мои предыдущие письма, ты простишь мне — если ты ещё не забыл меня, — простишь, что я покончила с собой на другой же день после нашей разлуки. Я не могла, я не умела жить без тебя.
Мы вчера расстались с тобой. Посмотри хорошенько на дату — в начале письма. Ты, конечно, не обратил на неё внимания. Ведь это вчера мы в последний раз были с тобою в нашей комнате, и ты, зарывшись головой в подушки, рыдал, как ребёнок, беспомощный перед страшным своим горем. Это вчера, когда в полуоткрытое окно заглянула ночь, твои слёзы, которых я уже не могла видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал от боли и жаловался, а я, собрав все свои силы, крепилась и молчала.
А сегодня, сидя за нашим столом, окруженная нашими вещами, в нашем прелестном уголке, я пишу те четыре письма, которые ты должен получить с большими промежутками. Дописываю последнее письмо, а затем наступит конец.
Сегодня вечером я дам самые точные распоряжения о том, чтобы мои письма доставили тебе в те числа, которые на них указаны, а также приму меры к тому, чтобы меня не могли разыскать.
Затем я уйду из жизни. Незачем рассказывать тебе, как: все подробности этого отвратительного действия неуместны. Они могли бы причинить тебе боль, даже по прошествии стольких лет.
Важно то, что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать это осторожно и ласково, не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, а для этого я должна жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты бы его, возможно, и не перенес, ведь тебе все огорчения причиняют такую острую боль. Я буду возвращаться к тебе — не слишком часто, чтобы понемногу мой образ изгладился из твоей памяти, и не слишком редко, чтоб избавить тебя от ненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду, пройдёт столько лет (а ведь время помогает мне), что ты уже почти не сможешь понять, что значила бы для тебя моя смерть.
Луи, родной мой, сегодняшний наш последний разговор кажется мне каким-то зловещим чудом.
Сегодня мы говорим очень тихо, почти неслышно, — уж очень мы далеки друг от друга, ведь я существую только в тебе, а ты уже забыл меня. Сегодня значение слова сейчас для той, которая его пишет и шепчет, совсем иное, чем для того, кто будет читать это слово и тихо произнесёт "сейчас".
Сейчас, преодолев такое громадное расстояние во времени, преодолев вечность — пусть это покажется нелепым, — сейчас я целую тебя, как прежде. Вот и всё... Больше я ничего не прибавлю, потому что боюсь стать печальной, а значит, злой и потому, что не решаюсь признаться тебе в тех сумасшедших мечтах, которые неизбежны, когда любишь и когда любовь огромна, а нежность беспредельна.

(Анри Барбюс. Нежность. Перевод: Н. Озерская.)

P.S.: Зацепило...

Чужие мужик, будильник, постель.
И утро здесь тоже чужое.
А мне так легко, мне б запеть-засвистеть —
Окончился раунд тяжелый.

Ведь я же смирился, что он — судьба,
Что мне никуда не деться.
Замкнул я воли своей амбар
И отдал ключи. Как в детстве,

Как в детстве я думал: "Да, он прав,
Он жизнь эту знает лучше..."
И как подросток, что груб, прыщав,
Устраивал демарши.

Нелепый блеф, неустойчив, юн,
И он всё выигрывал. Снова
Я думал: "Нрав у него — гальюн.
Но... где ж я найду такого?!"

Смирялся, учился его любить,
Споткнувшись падал я с плачем.
Поднимался и думал: "Куда от судьбы?"
А он ведь судьба, не иначе.

Но вот... Просыпаюсь с чужим мужиком,
И чувство — как вышел из комы.
Невластен, далек... И вины в горле ком?
А нет его. Странно? Но коммент!

Всего-то — проснуться в постели чужой —
И жизнь твоя как на ладони.
Тебе странно? Мне тоже... Однако, свежо.
Зеваю. Поспать, что ль, немного?

(Мой респект автору идеи.)

— Я тебя не люблю, — эти слова протыкают сердце, выворачивая острыми краями внутренности, превращая их в фарш.

— Я тебя не люблю, — простые шесть слогов, всего двенадцать букв, которые нас убивают, выстреливая из уст беспощадными звуками.

— Я тебя не люблю, — нет ничего страшней, когда их произносит любимый человек. Тот, ради которого ты живёшь, ради которого делаешь всё, ради которого способен даже умереть.

— Я тебя не люблю, — в глазах темнеет. Сначала отключается периферийное зрение: тёмная пелена окутывает всё вокруг, оставляя небольшое пространство. Потом мельтешащие, переливающиеся серые точки закрывают и оставшийся участок. Темно полностью. Чувствуешь только свои слёзы, жуткую боль в груди, сжимающую лёгкие словно прессом. Тебя сдавливает и ты пытаешься занять как можно меньше места в этом мире, укрыться от этих ранящих слов.

— Я тебя не люблю, — твои крылья, которые закрывали тебя и любимого в трудную минуту, начинают осыпаться уже пожелтевшими перьями, словно ноябрьские деревья под порывом осеннего ветра. Пронизывающий холод проходит сквозь тело, вымораживая душу. Из спины уже торчат только два отростка, покрытые лёгким пушком, но и он жухнет от слов, рассыпаясь в серебряную пыль.

— Я тебя не люблю, — буквы визжащей пилой впиваются в остатки крыльев, выдирая их из спины, раздирая плоть до лопаток. Кровь стекает по спине, смывая перья. Маленькие фонтанчики бьют из артерий и кажется, что выросли новые крылья — кровавые крылья, лёгкие, воздушно-брызжащие.

— Я тебя не люблю, — крыльев больше нет. Кровь перестала идти, высохнув чёрной коркой на спине. То, что раньше называлось крыльями — теперь только едва заметные бугорки, где-то на уровне лопаток. Боли уже нет и слова остались только словами. Набором звуков, которые уже не причиняют страданий, не оставляют даже следов.

Раны затянулись. Время лечит...

Время лечит даже самые страшные раны. Всё проходит, даже долгая зима. Весна всё равно наступит, растапливая лёд в душе. Ты обнимаешь любимого, самого дорогого человека и белоснежными крыльями обхватываешь его. Крылья всегда отрастают.

— Я тебя люблю...

(Мой респект автору идеи.)

Madonna - Live In Concert

Режиссёр:

Видео:

Снято

Mylene Farmer - Videos

Режиссёр:

Видео:

Queer As Folk (Близкие Друзья)

Какое счастье — я совсем остыл,
Замёрзло сердце, не успев нагреться.
— Да, бог с тобой, ну, разве это сердце, —
Все говорят, — ты просто загрустил.

А я прекрасно чувствую себя —
Закрою дверь, отрезав путь к надежде,
И буду ждать твоих лучей, как прежде,
Любви волшебной светлая страна.

(Алексей Нагель. Счастье.)

Sade - Live In Concert

Режиссёр: Софи Мюллер (Sophie Muller)

Видео: Live (Sony Music, 1994)

Снято в Open Air Theatre, Сан-Диего, Калифорния, Соединённые Штаты, 3-4 октября 1993 года, во время турне Sade в поддержку альбома Love Deluxe.

P.S.: Загадка?! Весь - как на ладони...

Какого цвета Новый Год?
Он белый как снежинка!
Какого цвета Новый Год?
Серебряный как льдинка!
Какого цвета Новый Год?
Он розовый как шарик!
Какого цвета Новый Год?
Как золотой фонарик!
Какого цвета Новый Год?
Зелёный он как ёлка!
Он жёлтый, синий и цветной
Как солнце, небо, звёзды!
Он цвета счастья и любви
Ко всем родным и близким!
Он цвета мира, доброты
К живущим этой жизнью!

P.S.: С Новым Годом!

... До Нового Года осталось совсем ничего. Какая же встреча Нового Года без нарядной, украшенной забавными игрушками и сверкающей яркими огоньками зелёной красавицы?! Когда-нибудь я (или мы?) тоже поставлю свою ёлку. А пока пусть она будет такой...

... До чего мне сейчас не хватает пожатья
Человеческой, сильной, горячей руки!

(Вероника Тушнова. И чего мы тревожимся...)

Недавний перерыв в записях в дневнике... Несколько трудных недель. Или месяцев? Или, может быть, лет? Я пропустил что-то важное в своей жизни. Что-то произошло или не произошло, но должно было произойти. И в какой-то момент, в эти несколько недель что-то сломалось внутри. Или было надломлено раньше, а теперь сломалось окончательно... Я очень хочу это исправить. Пока это возможно. Если возможно...

P.S.: Огромное спасибо всем, знакомым и незнакомым, кто был рядом в это непростое для меня время. Или хотя бы пытался быть...

Весь вечер бродил по центру города. Праздничные огни, спешащие куда-то люди... Очень хотел быть...

Недавно я ехал в метро. Спустился на платформу, остановился в ожидании поезда. Народа на платформе было немного. Моё внимание сразу привлекла стоявшая рядом пара — мужчина лет тридцати пяти и маленький, лет пяти, мальчик — отец и сын. Они стояли чуть впереди меня и я не видел их лица. Подошёл поезд. Вместе с другими пассажирами мы вошли в вагон. Свободных мест в салоне не оказалось. Мужчина и мальчик встали недалеко от меня и я мог их разглядеть. Было в этой паре что-то харизматичное. Пацанёнок с любопытством рассматривал салон, пассажиров, мелькавшие за окном вестибюли станций, старательно повоторяя за диктором их названия. Отец держал сына за руку, изредка что-то спокойно ему объясняя, и неотрывно смотрел на него. При этом едва заметная добрая улыбка не сходила с его лица, в ней отражались и радость, и благодарность, и надежда. Его глаза светились СЧАСТЬЕМ...