Ольга Викторовна Калашникова, член «Союза художников России», «Московского Союза художников»

Ольга Калашникова родилась в Подмосковье. В детстве все летние месяцы проводила в русском селе Усолье, недалеко от древнего Переславля-Залесского Ярославской области, откуда родом мать художницы, Варвара Никитична Александрова. Именно там, недалеко от дремучих лесов, возле чистой и спокойной речки Вёксы формировались эстетические пристрастия Ольги. Виктор Степанович Егоров, отец Ольги, художественно-одарённый человек, ни дня не проводил без этюдника и красок. Эту эстафету приняла и продолжает ныне Ольга Калашникова.  

Но путь в искусство не был прямолинеен. Вначале будущая художница выбрала профессию... математика. В 1979 году она закончила факультет "Прикладной матетматики" Московского авиационного института. Далее параллельно с работой в НИИ были ежевечерние занятия в Народной Изо-студии МАИ, которой руководила выдающийся педагог, талантливая художница Ольхова Ия Владимировна. Она-то и рассмотрела в Ольге способности к искусству. Далее была учеба в Педагогическом институте на художественно-графическом факультете. Окончив его с красным дипломом в 1988 году, Ольга работала в Московском областном художественном училище памяти 1905 года.

С 1988 года художница часто работала в Доме творчества СХ России "Академическая Дача им.Репина" в Тверской области, использовав уникальные возможности общения с выдающимися мастерами отечественного искусства. Годы упорного труда, вдумчивое и требовательное отношение к творчеству привели художницу не только к более глубокому постижению образного языка живописи, но открыли дорогу для свободного выражения своего собственного видения мира. Главной темой творчества мастера стали русская природа, русская жизнь. И большие полотна, и камерные работы наполнены светом, поэтической гармонией, тонким ощущением Света. Они - словно распахнутые двери из шумной многолюдной столицы на необъятные просторы родины, где уже зазвучали или ещё глухо молчат колокола, где живёт, радуется и страдает человек.

С 1997 года начался новый этап в творчестве Ольги Калашниковой, на этот раз связанный с освоением "неожиданной" для женищины темой - по следам швейцарского похода русской армии под командованием А.В.Суворова 1799 года. Были поездки в горную страну, собран большой и ценный материал с мест сражений. Швейцария увидена глазами современного русского человека и в работах показана в различных своих проявлениях. Художница провела ряд выставок в Швейцарии, представляя Русское искусство в год празднования юбилея 200-летия перехода Суворова через Альпы. Наиболее полно эта страница в её творчестве представлена в журнале "Воин России"№3, 2002 года. Автор материала - Ольга Калашникова.

Самое большое желание художницы - чтобы зрители научились видеть не только яркую, эффектную красоту, но красоту истинную, каждого цветка, каждого уголка родной земли. Её картины и предельно точны, и одухотворённо лиричны. Именно поэтому названиями многих произведений становятся строки стихотворений: "По лесам гуляет осень...", "Октябрь уж наступил", "И как белый Архангел храм вздымался над грешной землёй", "Здесь великое былое словно дышит в забытьи", "Ложатся сумрачные тени октябрьских ранних вечеров". А в целом девизом творчества Ольги Калашниковой может стать поэтическая строка её любимого поэта Фёдора Ивановича Тютчева:"И то, что длилося веками, не истощилось".

С 1993 года Ольга Калашникова - член Московского союза художников, в 1987-1995 гг. входила в объединение художников-реалистов "Москворечье". Художница - участница московских, республиканских и групповых выставок. Персональные выставки состоялись в 1996, 1997, 1999, 2000, 2002, 2006 (г.Москва, Белый Дом) годах. Работы художницы представлены в частных коллекциях и галереях России, Австрии, Англии, Китая, Швейцарии, Германии, Испании, Японии и др. стран.

В ноябре 2006 года Ольга Калашникова показывала выставку "Три поколения" в США, штат Северная Каролина. Картины Ольги, её отца Виктора Егорова и её сына Егора Калашникова вызвали интерес американцев. Ольга провела несколько мастер-классов.

Новая жизнь Никольского женского монастыря

Близ Горицкого монастыря

Сказка апрельского вечера

Баньку затопили

В старой усадьбе

Весенние берёзы

Талая вода

В начале лета

Весна в моей мастерской

Осенний хоровод

Наливные яблоки

Пора золотых шаров

Моя современница Наталия

Бабушка

Отец Владимир

Русский ЧУДО-БОГАТЫРЬ

Здесь был Чертов мост... Швейцария

Гренадерка и солдатики

Статья из "Московского журнала" 1997г. №6

"Спасаюсь красотой"

Ольга Калашникова


Ах, как коротка жизнь
и сколько чудесного
и Божественного мы
упускаем, не замечая
их отсутствия!
(И.ИЛЬИН)

-У тебя тяжелая работа, - пожалел меня хороший и давний знакомый, большой, сильный и уверенный в себе мужчина, когда я пригласила его в свою тесную от картин и этюдов квартиру и начала показывать ему работы, вынимая их из углов и со стеллажей.

-Тяжелая? А вы взгляните...

"В поле ржи речушка василькова" – несутся над русским полем стремительные и упругие облака, а в зеленой еще ржи васильки да ромашки бегут по выпуклой земле в синюю даль. Помню я это поле, чистое, легкое, нашла его в тверском краю, под деревушкой Подол, где обосновалось много наших русских художников, а вот облака к нему «поймала» на Ярославщине. Я тогда повыше поднялась, на высокий древний зеленый вал, а там ветер круче, небесней, и зонт порывался улететь от меня, и солнце «прыгало» - то выйдет, то спрячется за облаками…

Как контраст этому лету и этому ветру ставлю перед гостем другой пейзаж – «День чудесный». Середина марта. Я тогда только что приехала из Москвы в деревню и поразилась. Какой нестерпимо белый снег! Какое чистое небо! И все вокруг – цветное, яркое, звонкое. Глаза-то мои успели привыкнуть за зиму к московским краскам: или грязь, или хищно-ядовитый цвет вывесок, рекламы и губной помады на нарумяненных лицах москвичек. А тут – первозданная красота. Глаза режет. Несколько дней ничего не вижу из-за этой рези и слез. А душа радуется: истосковалась по красоте. И такое удивительное свечение шло от снега. Я помню его; в оригинале, мне кажется, оно схвачено, а вот, вернувшись домой, пыталась повторить – не получилось.

А потом, когда снег стал таять (вот он на картине «Снег тает»), все стало другим: остатки его разлеглись по земле вокруг по-нестеровски тонких березок, готовясь отплыть навсегда с земли вверх, в тот тяжело нависающий над лесом пласт облаков, который тоже готовится к теплу: вот-вот разгорается – все быстрее раздвигаются его две половины, и нежная бирюза близкого к горизонту неба уже выглядывает в эту щель. Наверно, завтра день будет теплый, и снег вмиг растает.

И побежали дни, один удивительнее другого. И каждый у меня «записан». И все-то я могу вспомнить: как лягушки оглушали меня своим пением на опушке весеннего леса, и как сам лес растворялся в густом, теплом и влажном воздухе, как вспыхивали, начиная новый жизненный цикл, первоцветы, вдруг разворачивая свои лепестки, радуя и удивляя пронзительным стремлением земли к красоте. Как не отозваться на этот зов красоты? Как не попытаться остановить мгновение, сохранить в душе и на холсте нежный букетик ландышей, головокружительно-пылкую и пышную сирень, лиловый туман, съедающий расстояния и погружающий все в грусть, тайну и надежду…

Вынимаю и ставлю перед гостем все новые и новые картины, пейзажи, натюрморты, портреты. И вспоминаю, как писала отцветающие одуванчики на поляне, как жарко и сухо хозяйничало лето в саду. Как тих и спокоен мой Переславль-Залесский со своими устремленными к Богу храмами, увлекающими и нас за собой, как ползут по земле сумрачные тени октябрьских ранних вечеров, как светятся сквозь них силуэты церквушек…

И как здесь, на грешной земле, стоят ссутулившись столетние дома, в которых доживают свой век одинокие старушки. Хорошо еще, слава Богу, власти дрова привезли, березу да осину. «Ребяты придут, - говорит баба Дуня,- бутылку спросят и попиляют враз». И правда, пока я с красками мучилась, за пару часов ничего от этой кучи не осталось – «попиляли».

Но можно ли вообще все, что я видела и чувствовала, перенести на полотно, в иную, хотя тоже материальную, реальность, да еще так, чтобы в сознании моих зрителей вызвать то самое мое, «невещественное» чувство? Одно знаю точно: именно это чувство и водит моей рукой и сердцем. И желание у меня тоже только одно: не нарушить бы гармонии Богом созданного мира, не испортить бы его красоту слабой попыткой копирования.

Мне кажется, я вижу красоту моей земли, я живу этой красотой, но что чувствует зритель? Всякий раз дрожу, показывая свои картины: возникнет ли контакт, отзовутся ли их сердца, примут ли, поймут ли?

-Ох, тяжел труд художника,- вновь вздыхает мой гость.- Кирзовые сапоги или валенки, телогрейка, этюдник, зонт, холст на подрамнике…Тяжело…

Что ему ответишь?! Он ведь прав. Все так. Можно даже добавить: привычно ноющие плечи от того самого этюдника, километры и километры пройденных часто по распутице дорог и, конечно, ни с чем не сравнимая тоска из-за несовершенства созданного кистью. И все-таки… Каждый испытывал подобные чувства, что и я: помнит цветы, какие были только в детстве,шел именно этой тропинкой, стоял у точно таких же ворот в деревне и в провинциальном русском городке видел такой же домик – с белым первым этажом и голубым вторым. Если я помогла людям вернуться в это естественное состояние воспоминания «хорошего», чего мне еще хотеть?

Вот и гость мой сидел уже и тихо улыбался. Он почему-то вспомнил, что давно не держал в руках кисть, а ведь тоже когда-то писал. А потом, оживившись, стал рассказывать о потрясающих летних закатах на Нерли, где «самая красивая на свете сирень». Он говорил радостно, долго. Я видела, как душа его распрямилась от гнета городских забот и сердце его запело.

Художник стремится найти форму для своего произведения, адекватную идее и не разрушающую гармоничный замысел Творца. Путь этот бесконечен. Но я вступила на него и иду, узнавая себя и все крепче влюбляясь в жизнь и людей моей Родины. В ее удивительные зелено-розовые закаты под длинными ветреными облаками. В сияющие в последнем солнечном луче стволы березовой рощи. В светлые храмы и даже в темные тени за ними, вытягивающиеся по холодной засыпающей земле на целый километр. Эти тени, ложась по высокой, к вечеру остро пахучей траве, открывают мне незаметные днем тропинки.

Я многие из них прошла. А вот эта привела меня сегодня к старому монастырскому кладбищу. Каменные могильные кресты, покрытые мхом, в высокой траве почти не видны, тропинка их аккуратно обходит. Но когда вдруг замечаешь их, даже теряешься, сознавая ту суету, в которой живем. Но как из этого круга выпрыгнуть? И как передать это чувство –и вечности, и сожаления о собственной суетности?..

Но приходит утро – звонкое, ясное. В палисаднике перед домом огромные шапки пионов тяжело склонились долу, капли росы играют, переливается солнце на их лепестках и листьях. Все жужжит, чирикает, поет. Все радуются, все заняты делом. Я тоже, как бабочка, порхаю от одного цветочка к другому, трогаю, нюхаю, насыщаюсь всей этой красотой и, кажется, растворяюсь в ней.

Пора. Этюдник раскрыт. Холст натянут, давно готов к работе. Краски пахнут так «волнительно». Перекрестившись, я беру кисть…

bibliotekar.ru/h2-KALASHNIKOVA/index.htm