«Прошу вас ответить на мои вопросы: Стоит ли начинать новоначальным (стараюсь жить по-христиански третий месяц) практиковать Иисусову молитву и другие способы непрестанного памятования Бога? Или сначала нужно ослабить силу страстей и только после этого приступать? Или заниматься этим параллельно? Святые Отцы не сходятся во мнении. Если же возьму благословение священника на это делание, не будет ли грехом, если я буду невольно забывать на короткое время молитву и жить без памяти о Боге, но вспоминать, каяться в этом и продолжать молиться? (2 недели пробую и часто забываю про молитву в течение дня из-за посторонних мыслей). Как совместить учёбу и умную молитву, если ум будет направлен на усвоение материала? Получается какая-то раздвоенность (и знания не могу усвоить, и памятовать о Господе Иисусе Христе толком не получается во время чтения светской книги). Нужны ли четки?»

Очень огорчительное, просто трагичное письмо. Объяснять это тем, кто этого не понимает и не чувствует – бессмысленно. Страшнейший, убийственный винегрет в сознании.

«Но, – скажете вы, – человек старается жить по-христиански только третий месяц!»…

Именно поэтому никто не обвиняет юного автора письма, но лишь горько сочувствует ему. Начало любого дела всегда связано с какой-то мерой винегрета в сознании, но здесь речь идет о самой жизни и смерти, так что ошибки становятся не просто досадными, а смертельными.

Аналогия: кто-то взялся строить сарай: без плана, без умения, без понятия натащил инструментов, досок, гвоздей, сидит и курит. Дело не движется. Досадно. А сосед у него, с тем же уровнем навыка и осведомленности, строит бензоколонку: привез бензин, разлил по корытам, расплескал кругом – и тоже сидит и курит…

Вина в некоторой мере ложится на доступность любой информации о христианстве и на специфику Интернета.

Не отрываясь от стула (или даже от своего сотового телефона), слегка шевельнув пальцем, любопытный «пользователь» упирается рассеянным взглядом в монашеские поучения святых отцов 1,5-тысячелетней давности, в размалеванную под Православие сектантскую западню, в богословский трактат, в какой-нибудь «форум для обсуждения» с активнейшим участием всех тех, кому больше нечем заняться, или в Святое Писание Нового Завета (последний вариант исключительно редок)…

Вот этим-то потоком и наполняется несчастный винегрет с немыслимой прежде легкостью и энергией.

Но надо же как-то ответить автору по существу вопроса… Отвечу так:

– Не ищите устава внутренней службы. Не ищите правил внутреннего распорядка, должностных инструкций и указаний к выполнению. Не ищите послушаний.

– Не ищите сержантов и фельдфебелей. Не ищите надзирателей и конвоиров. Не ищите воспитателей детского садика. Иначе найдете секту. Если даже не вовне, то внутри себя наверняка.

– Ищите Христа в Его Святой Церкви, в ее голосе, в ее жизни, в ее Таинствах.

И добавлю еще ответ на очень похожий, созвучный, но более краткий и четко сформулированный вопрос:

«У меня есть семьдесят шесть простых инструкций на все случаи жизни. Помогите их уточнить…»

Христианская жизнь по инструкциям невозможна: дьявол всегда сумеет создать положение, не предусмотренное даже самыми «совершенными» инструкциями.

Но, тем не менее, ваши 76 инструкций легко уточнить.

Возьмите лист бумаги, напишите на нем крупными буквами: «Люблю Господа, люблю ближнего» и повесьте его у себя над столом.

Все остальные инструкции спрячьте до лучших времен.

См. также:

Святая Матрона 

Молитвы и акафисты святой Матроне Московской

Пересадка в Москве. Два часа между поездами. Что успеешь? Да ничего… Тут постоишь, там в толпе запнешься. А она к Матронушке! Сумка тяжелая, а очередь в камеру хранения — не достоишься. Так она с сумкой! Говорили, до Таганской надо… Да где она, Таганская эта? Мельтешит в глазах, очки слабые, посильней надо, да лишних денег не случается. Толкаются москвичи, снуют по метро, все им некогда.

- Дочка! — взмолилась пробегающей мимо девушке с ярким рюкзачком за плечами, — мне бы к Матронушке… — да и осеклась. Юбка выше колен, глаза намалеваны, такая про Матронушку и не слыхивала.

А девушка:

- Вам до Таганской. Вон по этой лестнице до кольцевой Белорусской, там переход. Пройти немного до Покровского монастыря.

Прибежала. Ахнула от многолюдства, не успеть, поезд… Бросилась в первые ряды бить челом: приезжая я, из деревни, поезд. А ее и недослушали.

- Проходите, как же, из Москвы уезжать и Матронушке не поклониться.

Она — успела! И вот, вернувшись домой и отдышавшись с дороги, пишет мне в редакцию письмо: «В Москве жить, меня озолоти, не сумею, беготня одна. Москвичам не завидовать надо, а жалеть их. Бедолаги вы, такой ритм выдержать — надо иметь здоровье отменное. Но есть у вас молитвенница великая — блаженная Матронушка. Дар Господний замученным суетой москвичам. Поняла я, грешная, у ее мощей святых — нам, русским, без Матронушки никак».

Да, любовь в сердце утаишь недолго. Она обязательно вырвется из него добрым словом, благодарным взглядом, бережным движением. Именно так бережно, благодарно и добро припадают к раке блаженной Матронушки православные. Каждый день очередь. Тихая, предупредительная друг к другу, с цветами. В ней постоишь, уже исцелишься. Ужаснешься сердцу своему неправедному, все не так, зачем позволяю жизни течь пусто и легкомысленно, зачем Господу не доверяю? А она… Она подвижница, великая заступница Москвы. Она ее, Москву нынешнюю, преобразила. Визитная карточка православной столицы — длинная очередь к ее мощам. Маленькая неимущая старушка, а Москва склоняется перед ней в покаянии и надежде.

А ведь не коренная москвичка. Родом из Тульской губернии, из села Себино. Матрона Дмитриевна Никонова, крестьянка. Слепой родилась, да только не возроптала на Господа, а приняла Его святую волю, с детства потянулась к Церкви Христовой. Куда нам, зрячим, до ее духовного прозрения. Видела человека насквозь, исцеляла, изгоняла бесов, открывала людям будущее. Казалось бы, уж куда хуже: не видеть белого света. А в семнадцать лет Матронушка еще и обезножела. И опять — кротко принимает новую немощь, не ропщет на судьбу, не завидует, терпит. Знает, несиюминутна Божия любовь, Избранным Своим уготовляет Он путь особый, привилегия в нем одна — терпение скорбей. Смеялись над ней, улюлюкали, оскорбляли, власти гнали. Мыкалась с одного угла на другой. Казалось бы, неравные силы — картузы кожаные, загривки сытые и — старушечка слепенькая, безногая, тихонькая. А как преследовали! Благодать для беса хуже красной тряпки для быка. Знал он, враг рода человеческого, в чем сила убогой старушки — в молитве, попаляющей его неправедно нажитое добро. Шли к ней, как и сейчас идут. Деревенские вдовы и профессора, агрономы и партийные функционеры. С одной-то стороны взять — неверующие, а с другой, когда приспичит, — вдруг поможет? Помогала всем. Молилась за ушедших воевать мужей, за сгорающих в водке сыновей и погрязших в блуде дочерей, за матушку-Россию нашу, измученную обманом и доверчивую не впрок. Ее мирок — маленькую кроватку и постоянную темноту очей — милостивые Господни руки раздвинули «от Москвы до самых до окраин».

Перед смертью жила в Подмосковье, на Сходне, что по Ленинградской дороге. Отошла ко Господу 2 мая 1952 года, пятьдесят лет назад. А что изменилось? Как испрашивала при жизни помощь заблудшим, оступившимся, немощным, попавшим в беду, так и сейчас испрашивает. Удел святых — они востребованы всегда. Сначала покоилась Матронушка на Даниловом кладбище в Москве, да тесно было возле ее могилки православным. Почитание блаженной Матроны стало всенародным. 8 марта 1998 года, в неделю Торжества Православия, по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, были обретены нетленные мощи угодницы Божией. Потом гроб с ее честными останками перенесли в Покровский женский монастырь.

Рассказывать о чудесах и молитвенной помощи блаженной Матронушки можно очень и очень долго. Уже изданы книги, где приводятся факты исцелений и заступничества блаженной московской старицы. Я сама наблюдала не раз, стоя в очереди к ее мощам, как негодуют бесы, испепеляемые благодатью возле святой ее раки:
- Не мучь меня, Матрона, — кричат, -выйду, жжет, жжет!
Недавно позволила себе маленький эксперимент. Позвонила на выбор нескольким знакомым москвичам — получали ли вы помощь от блаженной Матронушки? Вот ответы.

- Она меня на работу устроила, я полгода пороги обивала, а пришла к ней, попросила ..

- Моему мужу операция грозила, я к Матронушке, никогда так не рыдала, врачи и по сей день ничего понять не могут

- Сын в Чечне воевал, так я, как на работу, в Покровский монастырь ходила, просила ее молитв. Вернулся…

- Дочка по блудному пути пошла, так я каждый день акафист блаженной Матронушке читала, вымолила.

- Квартиру я только благодаря Матронушке поменял.

Всем помогает. Русская, ей всех жалко Я видела в очереди к мощам большого, фиолетового негра с букетом цветов. Ветер, мокрый снег, а он стоит и улыбается. Его, конечно же, попытались «расколоть». А он одно твердит:

-Надо.

Нам всем надо. Вот и идем сюда, в Покровский монастырь, не всегда с цветами, но всегда — с грехами и просьбами: избавь, подсоби, подскажи, замолви словечко. Сколько же у нее работы! Немыслимо по человеческим нашим меркам. Но у святых мерки свои Они не имеют права сказать, что устали, уйти в отпуск или отъехать на пару дней. Блаженная Матронушка всегда в Москве, безвыездно. И всегда в готовности принять нашу заботу и нашу печаль. Смотрит на нас с иконки незрячими глазами, да молитва ее зряча, зряче доброе и любящее сердце московской заступницы, мудрой старицы, великой святой. И Москва наша первопрестольная склоняет свои гнущиеся с трудом колени (от гордыни, от немощи, от непривычки) перед утопающей в цветах ракой. И просит, просит… А растерявшейся в московской суете провинциалке радостно машет рукой в сторону Таганки.

- Вы к Матронушке? Поспешайте, там особая благодать.

И шепнет доверчиво:

- Вы поплачьте да попросите, она не откажет. Она никому не отказывает.

Источник: Русский Дом.

В неделю 5-ю по Пасхе – Ин 4:5–42 (зач. 12):

В те дни приходит Иисус в город Самарийский, называемый Сихарь, близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу. Там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить. Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи. Женщина Самарянская говорит Ему: как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются. Иисус сказал ей в ответ: если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую. Женщина говорит Ему: господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая? Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его? Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную. Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать. Иисус говорит ей: пойди, позови мужа твоего и приди сюда. Женщина сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей: правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала. Женщина говорит Ему: Господи! вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме. Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине. Женщина говорит Ему: знаю, что придет Мессия, то есть Христос; когда Он придет, то возвестит нам все. Иисус говорит ей: это Я, Который говорю с тобою.

В это время пришли ученики Его, и удивились, что Он разговаривал с женщиною; однакож ни один не сказал: чего Ты требуешь? или: о чем говоришь с нею? Тогда женщина оставила водонос свой и пошла в город, и говорит людям: пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос? Они вышли из города и пошли к Нему.

Между тем ученики просили Его, говоря: Равви! ешь. Но Он сказал им: у Меня есть пища, которой вы не знаете. Посему ученики говорили между собою: разве кто принес Ему есть? Иисус говорит им: Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его. Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут, ибо в этом случае справедливо изречение: один сеет, а другой жнет. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их.

И многие Самаряне из города того уверовали в Него по слову женщины, свидетельствовавшей, что Он сказал ей все, что она сделала. И потому, когда пришли к Нему Самаряне, то просили Его побыть у них; и Он пробыл там два дня. И еще большее число уверовали по Его слову. А женщине той говорили: уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос.

Говоря об этом евангельском сюжете, мне хотелось бы сосредоточиться на начальном его фрагменте. Итак: Иисус, устав от жары, сидит у колодца; к колодцу подходит женщина-самарянка – и Иисус обращается к ней с просьбой дать ему воды. Казалось бы, самая заурядная бытовая сценка. Но надо понимать, что Иисус здесь одновременно нарушает несколько правил, которым были призваны следовать добропорядочные иудеи. Во-первых, Он находится с этой женщиной наедине (ученики, как сказано, пошли в город за провизией), что уже выглядит неприлично; во-вторых, Он – мужчина, раввин – первым заговаривает с ней; в-третьих, Он просит пить, не имея собственной посуды и, следовательно, вынужден пользоваться посудой нечестивых самарян. И однако Иисус, как это часто случалось и при иных обстоятельствах, пренебрегает всеми этими писаными и неписаными правилами, видя перед собой живого человека, способного, как Он понимает, откликнуться на проповедь Мессии.

Эта открытость к общению, эта простота (в хорошем смысле слова) была одной из ярких черт Иисуса. Собственно говоря, иначе Его пастырское служение было бы невозможным: много ли толку, если ты можешь проповедовать на стадионах, но не способен выслушать отдельного человека, ответить на его вопросы, услышать его боль и сомнения?

В современной Церкви (как, впрочем, и в прошлые века) преемниками Иисуса в Его пастырстве и проповедничестве считаются прежде всего епископы и пресвитеры. Как и Спаситель, священнослужители призваны возвещать Благую весть, заботиться о своей пастве, наставлять ее на пути спасения. Но, как и Иисусу, им нужна для этого открытость и простота. И вот здесь мы сталкиваемся с проблемами.

Расскажу одну незатейливую историю. Я учился на первом курсе семинарии. Нашим классным наставником был протоиерей Владимир Кучерявый, ныне покойный. Видели мы его очень нечасто (он не преподавал в нашей группе), но на Николу Зимнего он позвал нас в свой храм в Сергиевом Посаде. Вся наша братия поднялась на клирос, на котором мы и провели всю службу. И я до сих пор помню это странное ощущение, когда в конце службы мы спустились с клироса (а он был не на балконе, а просто на небольшом возвышении) – и попали в толпу простых смертных. Это было чувство какого-то смущения и замешательства: зачем они здесь? Почему их так много? Женщины, дети – всё это как-то неудобно и бестолково. Конечно, гораздо лучше стоять отдельно от «народа» на клиросе (а еще лучше – в алтаре, недосягаемым для взгляда и слуха). Заметьте: прошло всего три с половиной месяца от начала учебного года, при этом я не сидел всё это время безвылазно в семинарии – по меньшей мере, я выбирался в Москву сдавать аспирантские экзамены, да, наверное, и по другим поводам случалось покидать стены лавры. И вот – такое отчуждение от «докучливой толпы». А теперь подумайте: что происходит с молодыми людьми, которые проводят в семинарских стенах пять, шесть, восемь лет? Впрочем, долго думать тут не надо, достаточно оглянуться вокруг – и мы увидим молодых пастырей, возлагающих бремена неудобоносимые на своих ближних, от которых они себя давно и надежно отделили.

Еще одна история. Я еще не был священником, и мы одним моим знакомым иеромонахом, учившимся не только в семинарии-академии, но и в свое время стажировавшимся в Германии, шли на экскурсию в Грановитую палату. Поднимаясь по Троицкому мосту, мы обогнали класс – кажется, это была начальная школа. Увидев священника, учительница воскликнула: «О, дети, подойдите к батюшке, он вас благословит!» Но батюшка-иеромонах ограничился тем, что преподал всем общее благословение и, что-то буркнув, пошел дальше. Увидев разочарование на моем лице, он сказал: «Ну что ж, мне каждого, что ли, надо было благословить отдельно?» Ну да, это, наверное, заняло бы время, потребовало бы каких-то душевных усилий – всё это так. Но дело-то не в этом. А просто многие из нас не умеют общаться с людьми – по крайней мере, не умеют это делать в непривычной обстановке, в нестандартных обстоятельствах. Закрытые учебные заведения, через которые вынужденно проходят почти все священнослужители нашей Церкви, награждают своих выпускников обилием комплексов, одаривают их умением говорить на каком-то суконном «церковном» языке, но вовсе не способствуют тому, чтобы священник (тем более – епископ) мог в простоте и открытости сердца и ума разговаривать с живым человеком, со своим ближним.

Но если бы речь шла только о священниках. Многие из правоверных мирян также быстро выучивают этот особый церковный язык, устраивают себе особый церковный быт, где всё благолепно и всё на своем месте – иконочки, вербочки, чёточки, фотографии стариц, старцев и старчиков, многочисленные святыньки со всех концов света… Но если к ним обращается кто-то из «внешних» с каким-то важным для себя вопросом, то в большинстве случае получает отнюдь не живую воду Христова учения, а мертвые заученные формулы, которые, как иным кажется, содержат в себе рецепты на все случаи жизни.

Отцы, братья, сестры! Далеко не о всех из нас люди скажут: его слово – со властью. Но тогда давайте хотя бы не будем бояться простоты! Давайте не будем пренебрегать доброй шуткой! Не устрашимся быть иногда даже смешными и неуклюжими – если, в силу нашего несовершенства, единственной альтернативой здесь является напыщенное самодовольство и одеревенелая самовлюбленность. «Я» – такой же человек, как и «они»: епископ – по отношению к священникам, священник – к мирянам, «церковные» – к «внешним». Мы вдолбили себе в голову, что должны быть учителями для других-прочих. Но лучшее научение – не словом, а делом. А лучшее средство от самообольщения и превозношения – немного самоиронии, толика юродства.

И если мы не замкнемся в своем учительном монологе, но будем открыты людям, их вопросам, даже их критике и порицаниям – тогда, возможно, в один прекрасный день тот человек, с которым мы когда-то говорили о Христе, станет нашим братом или сестрой в Нем. Но еще лучше, если он (она, они) скажут нам: «Уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос». Поверьте, это не пренебрежение или неблагодарность, но свидетельство того, что наши слова (и дела) достигли цели. Да поможет нам в этом наш Господь, а также и самарянка, которая, согласно церковному преданию, звалась Фотиной и обратила ко Христу сто рабынь дочери императора Нерона, после чего засвидетельствовала свою веру мученической кончиной.

– Нужно ли вообще выделять такое понятие, как «религиозный туризм», имея в виду соединение в одной поездке паломнических, экскурсионных и рекреационных элементов, грубо говоря, храма, музея и пляжа?

– Я спрашивал профессиональных редакторов, и они говорят, что в нормативном русском языке выражения «религиозный туризм» не существует. Это неологизм, описывающий ситуацию, воспринимаемую заведомо отрицательно. Я думаю, что выражение «религиозный туризм» – совершенно не из христианского лексикона, да и вообще не из русского языка. Лучше говорить о том, что такое паломничество, нежели о том, что до него не дотягивает.

– Например, организуется группа прихожан одного храма, едут в Рим, кроме храмов, посещают музеи и, допустим, день проводят в Помпеях, а день – на пляже, если сезон позволяет… Разумеется, это происходит не в дни Пасхи или двунадесятых праздников. Можно ли называть паломничеством путешествие, например, на Святую Землю, если в программе есть пляж и шоппинг?

–Не совсем правильно считать паломничеством только путешествие, где мы думаем исключительно о религиозных вопросах. Если смотреть на историю русского паломничества, то мы увидим, что в Средние века высокопоставленные паломники часто несли какое-то дипломатическое служение, были представителями русских правителей.

Вероятно, игумен Даниил – первый русский паломник, оставивший описание своего путешествия – тоже был на Святой Земле не только ради личного благочестия. Многие московские купцы бывали на Святой Земле по каким-то дипломатическо-экономическим делам, а вместе с тем поклонялись святым местам. Даже если в своих «Хожениях» они это не описывали, мы знаем об этом из других источников.

Неверно жестко разделять религиозную сторону жизни и нерелигиозную. Можно вспомнить одного из древних отцов, святого Иринея Лионского, который говорил, что человек славит Бога полнотой своей жизни. В отношении паломничества это тоже верно. По крайней мере, многие русские и украинские архиереи, когда бывают на Святой Земле, едут на Мертвое море или даже занимаются виндсерфингом. При этом, в целом они эти поездки воспринимают как паломничество.

Пожалуй, быть на Святой Земле и делать вид, что мы не замечаем, что там четыре моря – очень разных и очень интересных – было бы нечестно. Есть ли у нас время поплавать в Средиземном море или нет – это другой вопрос. Обычно в паломническую программу плавание пока не закладывается, но в принципе это совершенно не противоречит прославлению Творца.

– Конечно, пляж не поместится, если у вас всего неделя на все памятные места Святой Земли.

– Да, вот что становится ущербом для нынешней практики паломничества – стремление посетить как можно больше мест религиозного характера. Как паломники нередко выбирают программы среди разных паломнических служб, и как их составляют операторы? Спросом пользуются программы, где максимальное количество мест запихано в минимальное количество дней. Это очень жалко.

Паломничество, конечно, не должно быть пробегом по историческим или религиозно-историческим местам. А очень часто так и получается.

– Что же делать?

– В первое паломничество стоит посетить некий минимум мест – то, без чего нельзя уехать. Конечно, когда мы впервые оказываемся на Святой Земле, мы пытаемся посетить Иерусалим, Вифлеем, Назарет… Но помимо этого, какой бы «густой» мы не сделали программу, на Святой Земле огромное количество мест, которые мы никак не посетим ни за первое, ни даже за второе и третье путешествие.

– Как выбрать организацию – паломническую службу или турфирму – для планирования и совершения паломничества?

– Самое замечательное и самое адекватное устройство паломничества – поездка прихода вместе со своим священником. Тогда люди едут с общими целями и задачами, они знают, что они хотят посетить, сколько раз хотят послужить Божественную Литургию, делают это действительно вместе, общиной.

– А если ваши соприхожане в ближайшее время не планируют посещать Святую Землю, как организовать поездку?

– Сейчас на Святую Землю возят огромное количество паломнических служб. Конечно же, есть смысл ехать от паломнической службы, а не от простого туристического агентства. В первую очередь, из-за того, что у всех паломнических служб (за редким и удивительным исключением) – православные гиды из числа живущих на Святой Земле. Это достижение последних лет. Для паломника важно, чтобы гид был православным, а для туриста, может быть, это все равно.

В девяностые годы достаточного количества православных гидов не было. Человек выбирал, скажем, между неправославным израильским гидом и русской монахиней, которую могли только позавчера прислать на Святую Землю. Сначала она трудилась на кухне, а потом ее поставили водить группу, хотя она еще и сама не бывала во многих местах.

И тот, и другой вариант был несовершенен. Но сейчас уже много людей в Израиле, которые живут и в монастырях, и не в монастырях, являются православными, знают Святую Землю и водят по ней паломников.

– Может ли хороший путеводитель, например, ваш – «Неделя на Святой Земле» – заменить гида?

– Заменить не сможет, но в любом случае путеводитель лучше взять. Хорошо, если путеводитель будет написан православным человеком с учетом специфики нынешнего паломничества.

– Гостиницы тоже различаются по конфессиональной принадлежности?

– Нет, как раз гостиницы никак не «окрашены», и совершенно необязательно гостиница, принадлежащая православному, будет лучше, чем чья-то еще.

– Вы живете на Святой Земле уже более десяти лет. Русские паломники изменились за это время?

– Мне кажется, что нынешнее русское паломничество похоже на то, как было устроено христианское паломничество на Святую Землю во времена императора Константина, в IV веке. Тогда вчерашние язычники массово становились христианами и ехали на Святую Землю, чтобы узнать о своей вере.

Как и в то время, в поздней античности, так и сегодня многие (далеко не все, но многие) едут на Святую Землю, чтобы получше узнать то, во что уверовали совсем недавно. В каждой паломнической группе – по крайней мере, если это смешанная группа, а не прихожане одного и того же храма – будет много народу, которые считают себя православными, но Евангелие до конца не дочитали.

Большинство людей Ветхий Завет толком-то еще и не открывали, хотя это часть Священного Писания Православной Церкви. Люди едут на Фавор узнать о том, что такое Преображение, на Елеонскую гору – узнать, что такое Вознесение Господне. У Мамврийского дуба они узнают о том, кто такие были праотцы Авраам, Исаак и Иаков.

Современное русское паломничество, как и в Константиново время, – катехизическое. Это, пожалуй, его главная характеристика, и это очень хорошо. Паломничество действительно, оказывается, играет миссионерскую роль. Это верно и для русского паломничества на Святую Землю, и для поездок внутри России.

Например, паломничество из Русского Зарубежья в ХХ веке было совершенно другим по характеру. Это было именно молитвенное паломничество, которое организовывалось нечасто, но обязательно священником с его прихожанами или архиереем с его паствой. Люди ехали на Святую Землю помолиться, поддержать свою общину на Святой Земле, что тоже очень важно.

– За десять лет характер русского паломничества из России не изменился?

– Глобально он не меняется: страна-то (Россия плюс Украина и Белоруссия) огромная. В каждой группе до сих пор большинство паломников, кто впервые на Святой Земле, как и десять лет назад. Но, что заметно и по паломникам, и по церковной жизни внутри России – люди в принципе стали гораздо более грамотными и сейчас знают о своей вере гораздо больше, чем десять лет назад. А предрассудков благодаря этому становится меньше.

– Основной тип паломнической группы – это батюшка и много немолодых женщин в платках и юбках в пол, которые нервно озираются?

– Мне кажется, что самая замечательная часть русских паломников – люди из больших нестоличных городов. Не Москва или Санкт-Петербург. Но и не рабочие поселки. А из таких городов, как Нижний Новгород, Екатеринбург, Волгоград, Томск, Самара. Самый адекватный русский человек – из таких мест, где с одной стороны нормальная городская жизнь, всё есть, а с другой стороны – вроде бы и кичиться нечем.

И, конечно, бросается в глаза разница, когда видишь в Храме Воскресения две русские группы из одного и того же города, причем одна группа – паломники, а другая – туристы. Впечатление, что это два каких-то разных народа. А в действительности это один и тот же народ, из одного и того же города, только одни верующие, а другие пока нет.

– Паломники отличаются в лучшую сторону?

– Да, и это очень утешительно. Ведь когда мы видим конкретного верующего и конкретного неверующего, неверующий еще и в десять раз получше будет. Но когда мы видим массы людей из одного же города или селения – людей верующих и неверующих – то по выражению лица, по осмысленности взгляда, по некой просвещенности можно воочию увидеть, что христианство дает свои плоды.

– Но часто возникает ощущение, что русские тетушки-паломницы ожесточенно пытаются всюду написать записки, обязательно приложиться именно губами к каждой иконе, побольше накупить всего освященного, приложить свой крестик к каждой святыне…

– «Чокнутые» в меньшинстве. Масса верующего народа не поражена никакой заразой. За годы общения с русскими паломниками я полюбил русское духовенство. В обычной жизни ты сам выбираешь круг общения, имеешь дело с теми батюшками или архиереями, с какими хочешь, а остальных можешь считать какими-то неправильными или духовно чуждыми.

А на Святой Земле видишь сотни самых разных священников, и они за редким исключением все замечательные. Злых, порочных, корыстных на моей памяти не было. Может, было несколько довольно странных людей, но общее впечатление и от русского духовенства, и от паломников очень хорошее.

– А что не так с русскими туристами? Слишком много фотографируют?

– Нет, они нередко кажутся «дикими». Будто у них нет никакой цели, задачи на Святой Земле. Еще одна страна, еще какие-то здания… Ну, и что?! Здания они видели и покрасивее, чем Храм Гроба Господня или даже храм Марии Магдалины в Гефсимании. Осмысленности в глазах у паломников будет гораздо больше, чем у неверующих людей.

Конечно же, мы ничего не имеем против туристов, но желаем им осознать, где они находятся. Действительно, очень часто вчерашние туристы потом приезжают уже как паломники.

– Желание всюду обязательно подать записочки – специфически русское или общее для всех православных, включая греков и сербов?

– Это русская традиция. Базовое в христианстве – за литургией поминать своих ближних, живых и усопших; живых – с их нуждами: болящих, беременных, путешествующих. Но именно русская традиция – в каждом храме, в каждом святом месте подавать записок побольше. В этом тоже что-то есть хорошее. Разве что лучше писать записки заранее, чтобы группа из тридцати человек не тратила на это полчаса в каждом храме.

– Святая Земля адаптировалась к тому, что русские пишут записки на кириллице?

– Русская Святая Земля адаптировалась.

– А Храм Гроба Господня, например?

– В Храме Гроба Господня (будем надеяться, что греки этого по-русски не прочитают) не стоит подавать на длительное поминовение (на сорокоуст, на год и т.п.). Количество посетителей таково, что помянники не успевают вычитывать.

Стоит подавать единократное поминовение, а если группа приехала со священником, лучше всего эти записки отдать своему батюшке, не забыв вложить туда какую-то денежку. Он будет служить в воскресенье у Гроба Господня и уж точно все прочтет, не споткнувшись о русский язык. А длительное поминовение стоит подавать в любом из трех русских монастырей на Святой Земле: там ежедневная литургия, все священники говорят по-русски. Там помянники точно будут вычитаны.

– Желание привезти с собой как можно больше святынек: камушков с Фавора, крестиков, четок, иконочек для всех знаемых и полузнаемых – общее для русских и нерусских групп?

– Да. Такое желание, безусловно, есть у православных паломников разных национальностей. Обычно я предлагаю, чтобы люди из каждого места привозили что-то связанное исключительно с этим местом.

Например, икону Преображения Господня – с Фавора, икону Рождества – из Вифлеема, а Георгия Победоносца – из Лиды. Тогда это хоть как-то будет связано с паломничеством по смыслу, и когда они подарят кому-то из своих близких икону Преображения, это будет икона не просто со Святой Земли, а с места Преображения Господня.

– Такой благочестивый шопинг мешает паломничеству?

– Если это остается в приемлемых рамках, то это естественно. Это общая черта человеческой психологии. Понятно, что если ты оказываешься в Греции раз в жизни, наверное, ты захочешь увезти камешек с Акрополя. А если ты там же бываешь по делам два раза в год, ты не будешь на это обращать внимания. Так что, наверное, тем из нас, кто многократно бывал на Святой Земле или вообще много путешествует, это не представляется какой-то ценностью.

А когда человек раз в жизни оказывается на Святой Земле, ему важно привезти какое-то материальное свидетельство своего паломничества и поделиться этим с другими. Его материальная связь с новым местом уникальна, в отличие от тех, кто регулярно путешествует. Бесполезно говорить людям, чтобы они ничего не покупали. Это все равно будет делаться, и психологически это понятно.

Хорошо, если удастся добиться, чтобы покупали не беспрерывно. Должны быть адекватные рамки: например, не покупать, даже не смотреть по лавкам, когда впервые идешь по Крестному пути. Можно оставить для покупок отдельный день.

– То, что продается в лавках на улицах, часто заставляет вспомнить слово «ширпотреб».

– На Святой Земле, к сожалению, пока мало христианских предметов хорошего вкуса. У русских паломников из Франции, например, в большинстве случаев вкус лучше, чем у русских паломников из глубинки. Люди из глубинки может быть и накупят кучу всякой ерунды, которую русские из Франции, или столичные жители в Москву, Питер и Киев все-таки с собою не повезут.

Правда, факт, что храмы и монастыри на Святой Земле (как русские, так и не русские) в первую очередь живут за счет продажи сувениров и икон. В святых местах, где есть храм или монастырь, паломников будут даже зазывать что-то приобрести.

– Почитание мощей святых очень важно для православных паломников. Входят ли места их захоронения в традиционные маршруты?

– На Святой Земле есть смысл, в первую очередь, обращать внимание не столько на частицы мощей не очень нам известных святых, сколько на мощи нам известные и полностью сохранившиеся.

Например, в русском храме Марии Магдалины в Гефсимании есть мощи преподобномученицы великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары. Это святые нашего времени! Или мощи Саввы Освященного в его Лавре – святого, подвизавшегося в шестом веке.

Мне кажется, поклониться им важно, а мощевики с множеством мелких частиц людей, о которых мы толком-то и не слыхали, можно иной раз и обойти.

На рассмотрение в Госдуму по инициативе вице-премьера Ольги Голодец был внесен законопроект об изменениях в системе детских домов.

– То, что проводилось – это не закон, а постановление правительства, которое будет выпущено: положение о детском доме современном, как положение об организации для детей сирот. Очень многие вещи все равно не удается урегулировать. Например, вопрос о социальной маме. Как она должна работать? Ее работу нельзя прописать как круглосуточную, не позволяет трудовой кодекс.

То же самое – социальные квартиры при детских домах – группы с теми же сменами воспитателей, но более приближенные к семейным. Все равно это будет не семья. К сожалению, государство не может в рамках своих законодательных, нормативных актов решить эту проблему.

На самом деле, мне кажется, что лучше было бы делегировать НКО возможность создавать семейные группы и социальные квартиры. Но раз уж не получается семью сделать в условиях детского дома, зачем что-то менять? Это опять будет только подобие семьи, но не семья.

– Детское учреждение квартирного типа может снять хотя бы проблему того, что ребенок из детского дома совершенно не приспособлен к быту?

– Нет, так проблема не решится… Это все равно будет не семья, а сменные воспитатели. Для этих детей уже нет значимого взрослого. Даже если они называют ее социальной мамой. Как может мама работать до 8 вечера, а потом уходить? Смысл «мамы» теряется. Вряд ли этим социальным мамам доверят живые деньги, чтобы те ходили и покупали сами продукты и одежду с детьми. Даже такие, мелочи (для нас это – мелочи) формируют ребенка, его социальные навыки.

– Получится, что мы только лишний раз травмируем детей этой реформой?

– Идея хорошая, вопрос в том, как ее реализовать. До сих пор к нам, в детскую деревню еще никто не приехал и не поинтересовался, как вы это сделали? Те чиновники, которые этим непосредственно будут заниматься, не спросили, как это делаем мы. Я уж не говорю о директорах детских домов, которым поручили этим заниматься. Мы находимся совсем рядом, а к нам до сих пор никто не приезжал.

– А с обучением воспитанников детских домов в обычных школах возникают какие-то проблемы? Ведь по новому законопроекту это станет обязательным.

– Такие проблемы безусловно существуют, но это вопрос толерантности этих родителей, этих людей. То, что дети ходят в обычную школу, – это правильно. Другое дело, что сейчас в Москве очень много детей в организации, детей-сирот, это дети 7–8 вида, с умственной отсталостью или с задержкой в развитии. Для них тяжело учиться в массовой школе. Если бы в массовой школе опять сделали бы коррекционные классы, как это было, тогда проблема решилась бы.

Об инклюзии говорят, но ничего не делается, для того чтобы была реальная инклюзия. Чиновники не понимают этого слова, не понимают, какие процессы должны быть при инклюзии. Это целая наука, целое направление работы с ребенком, а не просто формально перевели ребенка в школу обычную.

Конечно, прежде всего, учителя не готовы к этой категории детей. Почему у нас проблемы? У нас проблемы в школах, где учатся наши дети, не из-за наших детей, а из-за того, что учителя не могут с такими детьми работать при большой наполняемости классов.

– Были ли в вашей практике случаи, когда поступал ребенок, который еще несет в себе печать системы, и вы его устраиваете в школу, а родители были против? Что делать в таких случаях?

– Таких случаев было очень много. Нас очень поддерживает администрация школ. Они стараются на своем уровне сглаживать такие конфликты. Если не удается, то выхожу я как директор на общее собрание родителей, объясняю.

Дело в том, что по закону, если ребенка зачислили, по требованию родителей отчислить его нельзя. Поэтому в такой ситуации возможна только работа с родителями, обсуждение с ними этих проблем.

Многие не знают, почему так ребенок ведет себя и так далее. Надо рассказывать родителям об особенностях детей-сирот. Делать это необходимо, потому что рано или поздно эти дети все равно окажутся с теми, кто вырос вне системы.

Но для того, чтобы инклюзия работала, надо очень много потрудиться – готовить учителей по работе с такими детьми, готовить комплектные классы, чтобы этот уровень обучения соответствовал этим детям. Многие из них не могут вытянуть обычную школьную программу. Поэтому им надо обеспечить щадящий режим.

– С экономической точи зрения, дорого ли обойдется содержание детских домов семейного типа?

– Раньше и до сегодняшнего дня содержание ребенка в «детской деревне» в три раза дешевле обходится, чем содержание ребенка в обычном государственном детском доме. Я не думаю, что сократятся расходы на содержание детей в государственных учреждениях.

Хотя по логике это должно произойти при переходе на новую систему. Штат в детской деревне меньше в два раза. У нас на 70 детей 35 сотрудников, а у них на 70 детей 100 сотрудников. В обычном детском доме трудятся уборщицы, повара, психологи, социальные педагоги, юристы, у одного только директора может быть по 5-6 заместителей.

У нас есть один социальный педагог, один психолог и один педагог-организатор в штате. Если нам нужно, мы привлекаем на договорной основе психологов, логопедов на конкретного ребенка или группу детей и на конкретное время.

У нас все это просчитывается, специалист привлеченный работает точечно, адресно, решает конкретную задачу, а не отрабатывает часы, которые положено в детском доме. Подход другой.

– Как может быть один психолог на 70 детей и 10 мам?

– Его задача – не заниматься с детьми и мамами. Его задача диагностировать детей, диагностировать семейную ситуацию и привлекать необходимых специалистов.

– Получается, из положительного в законопроекте только то, что разновозрастные братья и сестры не будут разлучаться?

– Нет, братьев и сестер и раньше не должны были разлучать по закону. А в реальной жизни все равно разлучали и будут разлучать. Положительное – это то, что делается еще один шажок в сторону улучшения положения ребят в детских домах. То, что они будут жить в более благоприятных условиях.

Просто это половинчатое решение, всю цепочку вопросов законопроект все равно не решает.

Делается еще одно направление – профессиональная замещающая семья. Это – семейная пара или одинокий человек, который получает специальное образование и может заключать трудовой договор с организацией детей-сирот или с органами опеки и получает за это деньги. Эта профессиональная семья уже у себя дома будет воспитывать детей.

Такой путь более правильный, и он решит многие проблемы. Потому что приемные семьи – это другое. Они получают вознаграждение сегодня, но ни за что не отвечают, за результат своего труда не отвечают, за результат воспитания и так далее, в любой момент могут отказаться.

– А в детской деревне отвечают за результат?

– Мы отвечаем за результат, у нас профессиональные мамы, они на трудовом договоре с нашей организацией.

Читайте также:

• Александр Гезалов: Серьезно говорить о том, что детдома должны быть другими – это прорыв
• Алена Синкевич: Учить детей из детдомов в обычных школах — правильно