Просто и быстро.

Дерево исчезло резко: только что незаметно торчало на всю ширь обзора, миг – и лишь ветки спичками осыпались ровно-ровно. И вроде бы даже держал двумя глазами, не отпуская, как тебя руками, словно чашку кофе, словно солнце в кофейной чашке, когда заглядывал – и оно тоже приподымало веко, отпивал, обнимал, останавливался как вкопанный, усилием двигая мозги, но всё равно не верилось… Деревянный песок – и всё тут.

Дан старт машинам – по размеренным щелчкам эгоистичная армада сыпется железом сквозь сито, натягивая дороги, дорожки, бордюры в струны и со странной выдержкой отпуская их, будто стоя в тени исчезнувшего дерева пьяный брюнет-мачо с единственным, что за душой… Мгновение – и музыка, рассыпавшись, залетает за ухо, делает петлю вокруг шеи и мчится перед глазами кляксами-нотами успеть закрыть наготу и рвань распадающегося на части воздуха, заразившего всё, что видно… Посмотрел – блевать охота, будто за растраченными деньгами погнался или за обманувшей шлюхой. В себя приходит движение вперед – вот и бежишь. Плечом по воздуху – рраз – а рука в кармане осталась, и только поминай, как культяпка смотрелась, пока пылью с дерьмовым запахом не опала, а ноги за пару шагов стали кашей о том, как накормить голодную, охочую землю, не делая ровно ничего... И посыпались прочь, как от чумы, вниз, туда, где пылью смешаются и пошлют вверх остаткам красочное падение от всяко-разных осознаний или просто потому, что больше нет опоры. Пока морда не подперлась смазанным абразивом, почудится давний диалог, подслушанный из инкубатора:

- Цели назначены.

- Ловушки расставлены.

- Пути к ним расчищены.

- Значит, будет жить…

А следом - тьма. Глаза распались на разноцветные крошки, а перед ними вовсю гуляли трамвайные пути, взбесившимися рельсами разбив руки и оторвав голову длинноволосому мужчине, протаранив насквозь женщину с крепким рукопожатием в синеющей сыпящейся ладони.

Пыльный пепел заструился из-под ног, оттуда, где они должны были быть, и разом набился в исходящие на нет рот с застывшим мычанием и ноздри, упиравшиеся волосами... В толпах выбежавших, испуганных людей метались панические серые мешки с трухой; огородными чучелами и протекшим сквозь диван трупным гноем они ринулись вперед, но разом потекли из всех своих дыр себе на останки лиц... И вот их уже нет – только безвекторные силы, их инерции, объединившись, родили воронку, сразу возлюбившую жрать родителей и округу и быстро себя разорвавшую в клочья…

…Я не ощущаю ничего, меня нет, всего лишь порошковая пыль прибилась к другой от желтого крана, десятка голубей, веток, одеяла, звуков или света, не убежавшего на своей эталонной скорости обратно к солнцу… В отколовшихся от хрусталика и прочих смотрящих стёкол песчинках небо осыпалось серо-синими сухими каплями, открыв чёрный, девственно-спокойный космический молчок…

P.s. Я не видел шагающих вдоль порошковой пустыни пыльных теней, я не слышал в триллионы раз ускоренного воя осыпающихся чувств, точкой короткого писка мелькнувшего над нашим общим «Чем-то», я не мог – всё стало слишком большим… Я потерял где-то рядом свою память, и теперь её не найти… Может, она помогла бы мне понять, что Ничего нет, только бесцветный порошок, и только в нём я могу быть абсолютно уверен.