ЧЕРНОВИК

Это было написано начерно, а потом уже переиначено (поре-и, пере-на, пере-че, пере-но...) перечеркнуто и, как пятно, сведено; это было - как мучаться начато, за мгновенье - как судорогой сведено, а потом переписано заново, начисто и к чему-то неглавному сведено.

Это было написано начерно, где все больше, чем начисто,значило. Черновик - это словно знакомство случайное, неоткрытое слово на "нео", когда вдруг начинается необычайное: нео-день, нео-жизнь, нео-мир, нео-мы, неожиданность встречи перед дверьми незнакомых - Джульетты с Ромео.

Вдруг кончается будничность! Начинается будущность новых глаз, новых губ, новых рук, новых встреч, вдруг губам возвращается нежность и речь, сердцу - биться способность. как новая область вдруг открывшейся жизни самой, вдруг не нужно по делу, не нужно домой, вдруг конец отмиранию и остыванию, нужно только, любви покоряясь самой, удивляться всеобщему существованию и держать и сжимать эту встречу в руках, все дела посторонние выронив...

Это было написано все на листках, рваных, разных размеров, откуда-то вырванных.

Отчего же так гладко в чистовике, так подогнано все и подобрано, так уложено ровно в остывшей строке, после правки и чтенья подробного? И когда я заканчивал буквы стирать для полнейшего правдоподобия начинал, начинал, начинал он терять все свое, всее мое,все особое, умирала моя черновая тетрадь, умирала небрежная правда помарок, мир, который был так неожидан и ярок и который увидеть сумели бы вы, в этом сам я повинен, в словах не пришедших, это было как встреча двух - мимо прошедших, как любовь, отвернувшаяся от любви.
_____
ОСЕНЬ

    Les sanglots longs...
         Раul Verlaine *

Лес окрылен,
веером - клен.
   Дело в том,
что носится стон
в лесу густом
   золотом...

Это - сентябрь,
вихри взвинтя,
   бросился в дебрь,
то злобен, то добр
лиственных домр
   осенний тембр.

Ливня гульба
топит бульвар,
   льет с крыш...
Ночная скамья,
и с зонтиком я -
   летучая мышь.

Жду не дождусь.
Чей на дождю
   след?..
Много скамей,
но милой моей
   нет!..

* Долгие рыдания...
Поль Верлен (франц.).
_____
МОЯ АВТОБИОГРАФИЯГрифельные доски,
     парты в ряд,
сидят подростки,
     сидят - зубрят:

"Четырежды восемь -
     тридцать два".
(Улица - осень,
     жива едва...)

- Дети, молчите.
     Кирсанов, цыц!..
сыплет учитель
     в изгородь лиц.

Сыплются рокотом
     дни подряд.
Вырасту доктором
     я (говорят).

Будет нарисовано
     золотом букв:
"ДОКТОР КИРСАНОВ,
     прием до двух".

Плача и ноя,
     придет больной,
держась за больное
     место: "Ой!"

Пощупаю вену,
     задам вопрос,
скажу: - Несомненно,
     туберкулез.

Но будьте стойки.
     Вот вам приказ:
стакан касторки
     через каждый час!

Ах, вышло иначе,
     мечты - пустяки.
Я вырос и начал
     писать стихи.

Отец голосил:
     - Судьба сама -
единственный сын
     сошел с ума!..

Что мне семейка -
     пускай поют.
Бульварная скамейка -
     мой приют.

Хожу, мостовым
     обминая бока,
вдыхаю дым
     табака,

Ничего не кушаю
     и не пью -
слушаю
     стихи и пою.

Греми, мандолина,
     под уличный гам...
Не жизнь, а малина -
     дай
       бог
         вам!_____Я бел, любимая

Я бел,
любимая.
Я — мел,
который морем был
и рыб и птиц имел
и побелел.
Я меловой период.
В глубине
есть отпечатки раковин на мне.
Моя ладонь, и та
лишь оттиск допотопного листа.
А ты — начало.
Ты полёт стрекоз.
Ты всплеск летучих рыб.
Ты небо первых гроз.
Ты только что начавшаяся жизнь.
Ты радуга,
ты первая из призм.
Ты только что открытые глаза.
Ты водопад из золота волос.
Ты вылет первых ос.
А я — глубинный мел,
в моей душе
былых стрекоз, и рыб, и птиц клише.
Рукой весёлой камни разгребя,
на белом
мне —
прочти:
«Любил тебя».
_____

(следующие стихи перепечатаны мной, ибо нигде в инете не нашел, а стихи - очень сильные, на мой взгляд)

Я ЖИВ

Я жив.
Живы жуки.
Юный жук свою воспевает жужжжизнь.
Счастливы молча ежи.
Жизнь,
а ты?
Любишь меня,
страшишься расстаться
с этим цветом волос,
с этим тембром голоса,
с этим типом лица?
Или ты что нашла,
туда и вошла
особо злая,
злая особа,
триста пятьдесят раз в году
тиранящая меня,
угрожающая:
- Вот возьму и уйду,
другого найду;
мало ли вас производят, рожая! -
Или ты вовсе не злая,
а просто не можешь на солнце
смотреть сквозь одни и те же глаза,
как крепостная за прялкой
в два близоруких оконца.
Правда же,
однообразно
выходить только ночью во сне!
Кто же высидит в доме
во мне?
Поди удержись,
когда вокруг столько кроме -
ждут тебя, жизнь.
_____

ТОЛЬКО НЕ СМЕЙСЯ

Ты надо мной (не смей)
не смейся,
если я скажу,  что люблю
картину "Святое семейство",
где собралась простая семья.
Это самое важное в мире открытие,
потому что на ней нарисован и я,
там лежу в деревянном корыте я.
И задумались мудро волхвы.
Я один из них.
Но и плотник Иосиф похож на меня,
я наверное, им был.
Разве мы не носили такие же нимбы?
Разве мы не имели таких матерей,
равных этой Мадонне?
Кто из нас не был побит
камнями обид?
А укусы псов, а губка с уксусом?
А гвоздь в ладони?
А солнце разве от боли не меркло,
когда камень бросали, зажав,
в это зеркало мира -
в это простое семейство?
Ты только не смейся,
я никакой не ханжа.
_____

БОГАТЕЙШАЯ В МИРЕ

Ты, вышедшая,
и ты, вошедшая.
Одна, как будущее,
Одна, как прошедшее.
Ты, будничная,
с авоськой из булочной
или держа с картошкой безмен, -
не смейтесь,
я не страдал от ваших измен,
не от них я глотал повторные
снотворные таблетки!

Я страдал от фальшивых зрачков,
превращавшихся в злые планетки,
в голубые и карие,
что лежат в магазинах очков.

Да, в глаза кабинетов учебных пособий,
в плексиглас и фаянс...
Но теперь эта боль улеглась.
В общем, случай особый.
Но смеяться не надо,
что есть у меня только несколько
подлинных взглядов
и богатейшая в мире коллекция
искусственных глаз.
_____

ДАВНО НЕ ДИТЯ

С любовью не шутят.
А если...
шутят с любовью,
красуясь
пестрою юбкой в кресле?

Не шути,
ощути хоть чуть-чуть,
перед тем как усесться,
что пустячная шутка,
как ускоренная частица, пущенная в путь,
приближаясь к критической массе сердца,
разряжается в хохот, и в грохот, и в кризис,
и в гогочущий атомный ад!
Думай -
жизнь не так велика,
её так легко разбомбить наобум.
Раз - и готово!
(Как и земной шар,
показавшийся таким неогромным
космонавту Титову.)

Это все такое непрочное и небольшое.
Не шути
ни с Землей, ни с душою.
К этим опасным кнопкам
нельзя прикасаться шутя.
Ни с места!
Не смейся!
Ты давно не дитя.

___________

Пять стихотворений Семена Кирсанова легли в основу песен рок-группы "Диалог", в том числе "Богатейшая в мире" и "Не смейся". (послушать песни - http://fremus.narod.ru/dlg4.html)

Огромное спасибо моим московским родственникам за то, что они подсунули мне антологию, в которой я и нашел Кирсанова.

Давно мне уже фильмы не сносили ТАК крышу. Давно уже не снимали ТАКИХ фильмов. Не жалею, что не пошел в ЛОМ.

 Горечь «Таврии» в голых генах…

Маленькие города, где вам не скажут правду.
Да и зачем вам она, ведь всё равно -- вчера.
Вязы шуршат за окном, поддакивая ландшафту,
известному только поезду. Где-то гудит пчела.

Сделав себе карьеру из перепутья, витязь
сам теперь светофор; плюс, впереди -- река,
и разница между зеркалом, в которое вы глядитесь,
и теми, кто вас не помнит, тоже невелика.

Запертые в жару, ставни увиты сплетнею
или просто плющом, чтоб не попасть впросак.
Загорелый подросток, выбежавший в переднюю,
у вас отбирает будущее, стоя в одних трусах.

Поэтому долго смеркается. Вечер обычно отлит
в форму вокзальной площади, со статуей и т. п.,
где взгляд, в котором читается "Будь ты проклят",
прямо пропорционален отсутствующей толпе.

В колонках играет - Кипелов - Талисман

То, что советовала почитать Ирина Сотникова.

Вместе они любили
сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были
церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали
заросший травой водоем.
Сбросив в песок сандалии,
сидели они вдвоем.

Руками обняв колени,
смотрели они в облака.
Внизу у кино калеки
ждали грузовика.
Мерцала на склоне банка
возле кустов кирпича.
Над розовым шпилем банка
ворона вилась, крича.

Машины ехали в центре
к бане по трем мостам.
Колокол звякал в церкви:
электрик венчался там.
А здесь на холме было тихо,
ветер их освежал.
Кругом ни свистка, ни крика.
Только комар жжужал.

Трава была там примята,
где сидели они всегда.
Повсюду черные пятна --
оставила их еда.
Коровы всегда это место
вытирали своим языком.
Всем это было известно,
но они не знали о том.

 

Окурки, спичка и вилка
прикрыты были песком.
Чернела вдали бутылка,
отброшенная носком.
Заслышав едва мычанье,
они спускались к кустам
и расходились в молчаньи --
как и сидели там.
___
По разным склонам спускались,
случалось боком ступать.
Кусты перед ними смыкались
и расступались опять.
Скользили в траве ботинки,
меж камней блестела вода.
Один достигал тропинки,
другой в тот же миг пруда.

Был вечер нескольких свадеб
(кажется, было две).
Десяток рубах и платьев
маячил внизу в траве.
Уже закат унимался
и тучи к себе манил.
Пар от земли поднимался,
а колокол все звонил.

Один, кряхтя, спотыкаясь,
другой, сигаретой дымя --
в тот вечер они спускались
по разным склонам холма.
Спускались по разным склонам,
пространство росло меж них.
Но страшный, одновременно
воздух потряс их крик.

Внезапно кусты распахнулись,
кусты распахнулись вдруг.
Как будто они проснулись,
а сон их был полон мук.
Кусты распахнулись с воем,
как будто раскрылась земля.
Пред каждым возникли двое,
железом в руках шевеля.

Один топором был встречен,
и кровь потекла по часам,
другой от разрыва сердца
умер мгновенно сам.
Убийцы тащили их в рощу
(по рукам их струилась кровь)
и бросили в пруд заросший.
И там они встретились вновь.
___

Еще пробирались на ощупь
к местам за столом женихи,
а страшную весть на площадь
уже принесли пастухи.
Вечерней зарей сияли
стада густых облаков.
Коровы в кустах стояли
и жадно лизали кровь.

Электрик бежал по склону
и шурин за ним в кустах.
Невеста внизу обозленно
стояла одна в цветах.
Старуха, укрытая пледом,
крутила пред ней тесьму,
а пьяная свадьба следом
за ними неслась к холму.

Сучья под ними трещали,
они неслись, как в бреду.
Коровы в кустах мычали
и быстро спускались к пруду.
И вдруг все увидели ясно
(царила вокруг жара):
чернела в зеленой ряске,
как дверь в темноту, дыра.
___

Кто их оттуда поднимет,
достанет со дна пруда?
Смерть, как вода над ними,
в желудках у них вода.
Смерть уже в каждом слове,
в стебле, обвившем жердь.
Смерть в зализанной крови,
в каждой корове смерть.

Смерть в погоне напрасной
(будто ищут воров).
Будет отныне красным
млеко этих коров.
В красном, красном вагоне
с красных, красных путей,
в красном, красном бидоне --
красных поить детей.

Смерть в голосах и взорах.
Смертью полн воротник. --
Так им заплатит город:
смерть тяжела для них.
Нужно поднять их, поднять бы.
Но как превозмочь тоску:
если убийство в день свадьбы,
красным быть молоку.
___

Смерть -- не скелет кошмарный
с длинной косой в росе.
Смерть -- это тот кустарник,
в котором стоим мы все.
Это не плач похоронный,
а также не черный бант.
Смерть -- это крик вороний,
черный -- на красный банк.

Смерть -- это все машины,
это тюрьма и сад.
Смерть -- это все мужчины,
галстуки их висят.
Смерть -- это стекла в бане,
в церкви, в домах -- подряд!
Смерть -- это все, что с нами --
ибо они -- не узрят.

Смерть -- это наши силы,
это наш труд и пот.
Смерть -- это наши жилы,
наша душа и плоть.
Мы больше на холм не выйдем,
в наших домах огни.
Это не мы их не видим --
нас не видят они.
___

Розы, герань, гиацинты,
пионы, сирень, ирис --
на страшный их гроб из цинка --
розы, герань, нарцисс,
лилии, словно из басмы,
запах их прян и дик,
левкой, орхидеи, астры,
розы и сноп гвоздик.

Прошу отнести их к брегу,
вверить их небесам.
В реку их бросить, в реку,
она понесет к лесам.
К черным лесным протокам,
к темным лесным домам,
к мертвым полесским топям,
вдаль -- к балтийским холмам.
___

Холмы -- это наша юность,
гоним ее, не узнав.
Холмы -- это сотни улиц,
холмы -- это сонм канав.
Холмы -- это боль и гордость.
Холмы -- это край земли.
Чем выше на них восходишь,
тем больше их видишь вдали.

Холмы -- это наши страданья.
Холмы -- это наша любовь.
Холмы -- это крик, рыданье,
уходят, приходят вновь.
Свет и безмерность боли,
наша тоска и страх,
наши мечты и горе,
все это -- в их кустах.

Холмы -- это вечная слава.
Ставят всегда напоказ
на наши страданья право.
Холмы -- это выше нас.
Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть -- это только равнины.
Жизнь -- холмы, холмы.

1962

 

Марина Матвеева - Ах ты, клубника с кровью, руки убийцы…

Ах ты, клубника с кровью, руки убийцы…
Горкою на тарелке, как чьи-то мысли.
Мысли копченые, смуглые, как сирийцы,
мудрые, будто выдал их Джозеф Пристли.

 

Спросят меня: «Кто такой он?», – на то отвечу:
он появился здесь только заради рифмы –
рифмы солидной, решающей, будто вече,
страшной, как для филолога логарифмы,

 

сложной, как чувства влюбленной солидной дамы
к юному мальчику, что в сыновья годится…
…Ах, восемнадцать ему, ах, какая драма!..
(Кажется, стих в графоманию стал катиться…)

 

Ладно, вернемся к клубнике, она похожа,
ах, на куриное сердце еще сырое:
столько же крови от выдранных плодоножек,
хвостики-листики выброшены в ведро, и

 

следует приступить к поеданью ягод,
бросив сравненья и сталкиванье реалий.
Добрый читатель, ты знаешь, я выпью «йаду»,
если ты сам поднесешь мне его в бокале.

 

…Сердце красавицы, кроме измены, склонно
к творческой страсти, ну, чтобы стихи писались.
Светлый мой мальчик, я пальцем тебя не трону,
если подаришь мне образ, чтоб все у… рылись.

 

Но почему-то ты даришь мне лишь обрубки
тухлых метафор на тему запретной страсти.
Значит, придется кристальные эти губки
наглой клубникой в немыслимый цвет окрасить.

 

Ешь. Не обляпайся. Сладкой такой и спелой
больше не встретишь нигде, так что жри, паскуда!..
Добрый читатель, ну что же ты медлишь с делом
всей своей жизни: убийством меня, покуда

 

не написала такого, что мир подхватит,
но, поперхнувшись, закашляет астматично.
Нежного отрока, храбрый, спаси, читатель,
от бесшабашной силы моей клубничной.

 

Храбрый чита… Только что тебе против Федры,
сто Ипполитов успевшей швырнуть копытам,
чтоб накормить ненасытные словонедра,
что раскрываются лишь от любовных пыток…

 

Господи!.. Да вдохновит меня Аристотель,
Макиавелли, Дидро и Умберто Эко,
а не движения сердца и вопли плоти…
Господи, сделай из женщины человека!

Марина Матвеева - Пегасоитие

Татьяне Аиновой

Я заражен нормальным модернизмом,
а Вы, мой друг, заражены оргазмом.
Смотрю на Вас, как малолетка, снизу
вверх, расчищая почву для пегазмов.

 

У Интернета моего загрузмы
нездешние, как у старух маразмы.
А Ваши руки – это чисто музмы,
а Ваши очи – это просто сказмы,

 

а Ваши ноги – это просто тучи:
раздвинутся – и я увижу солнце,
моя рука его, как лампу, включит,
и будет свет в ночи – священный нонсенс.

 

И пошатнется вдруг большое небо,
на Ваше малое взглянув несмело.
…На языке моем живут фонемы
и спрыгивают с губ на Ваше тело,

 

и по плечам, по бедрам и лодыжкам
бегут на водопой у капли пота,
чтоб и о ней сказать не понаслышке
в моих пегасоитческих работах.

 

Я скотоложец. С чертовым Пегасом.
То я его, то он меня… А лучше
бы с Вами, потому что нет мне спасу
от этих пальцев – ящериц живучих.

 

Хрусталик Ваших глаз – конечно, призма,
и сквозь нее Ваш преломился разум.
Я заражен тяжелым васлюбизмом,
а вы, мой друг, заражены отказом.

 

Проклятый конь с нехилыми крылами
не сено жрет – мозги сгрызает зажи-
во всей этой игре между полами
поэты забывают про пейзажи,

 

про философию, про каплю яда,
что тихо травит Божии законы.
…А ваши зубы – белые котята
в корзинке рта, уютной и бездонной.

Марина Матвеева - Формалистический интербред

Интернеты – интернаты
беспризорных душ.
От зарплаты до расплаты:
кукиш, а не куш.

 

Интернеты – интервенты
вскроенных голов.
На обрывочке френдленты
провисает шов

 

между буквою печатной
и судьбой самой.
Я люблю тебя, мой чатный,
неначитный мой…

 

Квадратноголовый даун
ластится в глаза…
Интер-нет не интер-да, он
просто так не за-

 

-лечит, -гладит, -рубит, -травит,
-грузит, -ворожит,
он потребует управы
на самоё жи-

 

знеутробные запасы,
психовиражи.
Милый, ты ль не асьный ас и
ты ль не Вечный ЖЖид?

 

Интернет… Из интердевок
в интерпацаны…
Яблоко для интерЕв от
интерСатаны.

 

Он, лукавый интертихрист,
предлагает торг,
чтоб любить тебя, мой тигр из
ru.ua.net.org.

 

Интернеты – интраверты
экстравертогра-
да. Возлюбленный, поверь, ты –
лучшая игра

 

в прятко-салко-догоняло-
во по всей сети.
Интернеты – инферналы…
Господи, прости.

Марина Матвеева - Город твой счастливыми глазами

Августу

Я была счастливой, как скряга еще наживой,
Позабылись даже слова, что гвоздили очи:
(Говорили родители: «Слышишь, пока мы живы,
Ничего не делай с собой, а потом – как хочешь»)

 

Я была счастливой, был город и эти листья,
В форме сердца с чуть острыми уголками.
Говорили листья: «Давай безо всяких мистик,
Прикоснись к прекрасному просто, вот так, руками!»

 

Я была счастливой, и ягоды алой гроздью
Тормошили зрение, вкус и попытки бега.
Говорили ягоды: «Вынь золотые гвозди,
(Золотые – да гвозди они), из эго»

 

Я была счастливой, а вам довождилось часто ль
Быть счастливыми столь же, как я – однажды?
Говорили вы: «Не только сегодня живи и здравствуй,
Это будет снова, и ты не умрешь от жажды».

 

Я была счастливой, и знала, что это значит.
Будет снова, снова, опять и опять, и где-то
Там… Кто одарен многим – многажды плачет.
Это в глазах разблестелась душа рассветом …

Марина Матвеева - ***

Владу Клёну

ты извиваешься в междулюдье змеем эдемским,
хочешь, чтоб яблока откусили все понемногу,
ты протекаешь сквозь каждый город сеною-темзой,
зная не понаслышке: трудно быть богом,

 

трудно быть семантемой, деревом, камнем,
собственным же сизифом, горой, паденьем,
трудно быть притяженьем земным, сквозь ставни
подслеповато зрящим живое самосъеденье

 

солнца, чей каннибаличен малейший лучик,
так и мечтает сожрать душеловные наработки,
сколько же их еще в мире, несчастных сучков и сучек,
тех, что с тобою пока не вкусили единой водки,

 

трудно быть маленьким, сильным, большим и слабым,
трудно быть достоевским с долботуканьим клювом,
солнце торчит в твоем небе распятым крабом,
вопленицею выкрикивая у-лю-лю во

 

все золотую глотку, и очень оно похоже
на аллилуйя, но только тебе ли спутать,
трудно быть человеком – нищим слоненком божьим,
трудно, но стоит попробовать на минуту

 

После субботнего семинара решил подробнее ознакомиться с творчеством наших членов жюри. Начал с Марины Матвеевой, интересно ж все-таки, что за человек меня отметил...:)
Почитав, понял - это Мастер с Большой Буквы. Не пожалел ни секунды о потраченном времени. Далее идет подборка стихотворений с поэзии.ру. Всем настоятельно советую!

Марина Матвеева - Не странно…

Елене Коробкиной

 

Город играет на струнах дорог
злую балладу забытого барда…
Город простужен. До боли продрог
в лапах когтистых дождя-леопарда.
Только мерцают короны реклам
на головах королей-ресторанов.
Мечутся слуги-людишки…
А нам
вечером здесь оказаться так странно!

 

Мы – две колдуньи, сошедшие с гор,
чуткие дочери леса и неба, –
не осознали еще до сих пор
жизни на кончике рваного нерва
города.
Плечи дорог нас несут,
как в паланкине цариц-египтянок
…или покойников?
Впрочем, не суть
важно и даже, пожалуй, не странно…

Марина Матвеева - Выстёбыва – юсь, выстёбыва – юсь…

Выстёбыва – юсь, выстёбыва – юсь…
Ото новояз! Как в глаз!
Еще бы вас всех, еще бы вас всех,
еще бы туда всех вас –

 

вместились бы все. Вместилище недр –
словечко – одно на сто.
Извилива – юсь. Из вил еще не
ушел воцеле никто.

 

Выхрипыва – юсь, выплескива – юсь
в кавычливые тире.
…О горе мое далекое, юс
мой малый во псалтире!

 

Выямбыва – юсь, выформлива – юсь,
вы – Цве – та – и – ва – ю – си.
По-своему и не фомится мне,
не петрится во смеси

 

неверия, отречения. Черт!..
…Мой Боже, меня прости:
иудилось мне вечерне еще –
хоть сребренники грести!

 

…Высверкиваясь, вызвездывал днесь
Господь свое полотно…
Сплетенье телес плетенью словес
и в ноченьку не равно.

 

Сбивается слог, сбивается ритм,
сбивается мир в испод.
Выдарива – юсь, меня раздарить
по строчке в примеры по

 

вывертыва – ю, выкручивань – ю
глухих, как могила, строк.
О горе мое, не мучай меня!..
О Боже, держи оброк.

 

Ты хочешь, чтоб это было – так всласть
ясырь словяной. Еще
не выстеба – лась, не вылюби – лась,
не кончен еще расчет.

Марина Матвеева - Я уста

Я устала. Мне плохо. Я думаю о тебе.
К сожалению, мысль о тебе не уменьшит плохо.
Не украсит окно перепорхами голубей,
не заставит Вселенную выдохнуть даже вдоха.

 

Не накормит она, не напоит, не исцелит,
не исправит ни капельки мир и его препоны.
Я люблю тебя. Только не это сейчас болит.
А болело ли это когда-нибудь, не припомню.

 

Разве будет им место, раздумьям о нас с тобой,
если нынче я в дом принесла с перебитой ножкой
птицу. Или котенка. А может быть, это Бог
притворился котенком – проверить меня немножко.

 

Ведь Ему не впервой притворяться- то – стариком,
нищим, путником, даже тремя – чтоб сильней запутать.
Я люблю тебя, только кимвальным своим звонком
не врывайся ты в адскую тишь моего приюта…

 

Или тоже мечтаешь ты в нем получить постель,
чечевичную кашу и ломтик сухого сыра?
Я люблю тебя, – значит, беги поскорей отсель –
и до следующего приемлемого кумира.

 

Ну, зачем ты остался? Мертвецкая тишина
ожила и вопит, как младенец, – не сунешь вату.
Или ты – или птица. А может, котенок. Наг
человек перед Вышним – не спрячешься и в котятах.

 

Не расставишь их в ряд: этот будет за этот грех,
тот – за тот, а десятый пойдет за забытый пятый…
Я люблю тебя. Только приют мой не вместит всех.
Даже вспомнить чудовищно, что он вмещал когда-то…

Марина Матвеева - Поэзия – не спасает

Поэзия – не спасает.
Проверено. И не губит.
Она – полынья косая,
столетней старухи губы.

 

Ее целовать не станут
и за драгоценный кубок.
Ее оттолкнут, как манну
небесную – мясолюбы.

 

Будь ты гениальной в стельку,
но тот, кто тебе дороже
всех рифм, позовет в постель ту,
понятней кто и моложе.

 

Будь ты королевой звука,
чьи строки идут из уст во
уста, но любимый руку
предложит ногам и бюсту

 

какой-нибудь секретутки,
а может быть, проститарши.
Поэзия – это шутка
Создателя, это дар, жить

 

с которым сумеет разве
мужчина, и то не всякий.
Поэзия – это язва,
над коею должно плакать,

 

которую и на паперть
не вынесешь за копейку.
Поэзия – Римский Папа,
влюбившийся во еврейку –

 

абсурдна и невозможна,
болезненна и нелепа.
И все же нужна, как ножны
кинжалу, как окна склепу,

 

как чукче купальник… Ладно,
простим мы ее за это.
…Любимый, кури мне ладан,
люби во мне хоть поэта…

Марина Матвеева - Чем ты живешь, человек с глазами страуса?

Чем ты живешь, человек с глазами страуса?
Чем ты живешь? Почему прыгуч и весел ты?
Вот ты идешь – долгожданней Санта-Клауса.
Мог бы – картиною на стену повесил бы

 

Руки изящные, нежные, не грубые –
Саблями, шпагами, тонкими рапирами –
Вместе с улыбкою тридцатидвузубою,
С радостью искренней – долго репетировал?

 

Руки настенные – не к кресту прибитые.
Очи огромные – только не от боли вот.
Зубы блестящие – золото испытывать.
Ноги прыгучие – души отфутболивать…