О "Наших" как об арифметической сумме физических лиц сказать особенно нечего. Такие особи, принципиально и демонстративно лишенные персональных признаков, каких бы то ни было зачатков рефлексии, не мыслящие своего социального существования вне коллективного тела, были всегда, сколько я себя помню. В разные времена они по-разному назывались, но всегда были пригодны для какого-нибудь государственно важного дела только в очень товарных количествах. Друг от друга они могут отличаться лишь как яйца за девяносто копеек от яиц по рупь тридцать.

Дело вообще не в них и не в каких-то там особенных мотивах их такого или сякого социального поведения. Я даже легко допускаю их материальное бескорыстие. Ну, не то чтобы совсем, но радуются они любому пустяку - кепочке, футболочке, значочку, баночке пивка. Ну, зачет автоматом поставят. Ну, дадут пару дней отгула. Да разве ж это корысть? Много ли в корыте корысти, как справедливо говорила неугомонная старуха из известной сказки А.С. Пушкина.

Дело не в них. Дело в их, с позволения сказать, идеологах-теоретиках, демонстрирующих идиотизм такого накала, что у человека, хотя бы шапочно знакомого с азами формальной логики, закрадывается подозрение в какой-то глубоко упрятанной гениальности, каковая просто не может быть по достоинству оценена современниками. Ну правда - не могут же люди на голубом глазу выдавать такое на всеобщее обозрение. Ну, с "Нашими"-то все понятно: этому безмозглому поголовью что песенка про крокодила Гену, что "Пионер всем ребятам пример", что "правозащитник = террорист" - один хрен. Главное - не вдумываться в смысл произносимых слов. Да что я говорю - "вдумываться"! Чем там особенно вдумываться-то.

Дело, повторяю еще раз, не в этих ребятах. А в том, что этот беспримесный агитпроповский кретинизм небезопасен. Как небезопасно все то, что свободно от логики и историзма. Как небезопасно все, что свою полную недиалогоспособность легко компенсирует шумом, треском и тысячекратно тиражируемым портретом.

Мне понравились анкеты, распространяемые "Нашими" во время их недавней тусовки. "Вы согласны с мнением, что в случае устранения Путина или отхода от его курса в стране наступят "смутные времена", власть захватят ставленники Запада и экстремисты?" Прелесть что такое. Вопрос, заключающий в себе ответ, - вообще риторически сильная вещь. Когда-то художник и поэт Вагрич Бахчанян сочинил серию очень смешных как бы загадок. Назывались они "Загадки для идиотов". Там, например, были такие загадки: "Стеклянный маленький сосуд. Быть может, чай в него нальют". Или: "На Красной площади стоит. Там кое-кто в гробу лежит". Потом он решил, что уж если эти загадки "для идиотов", так надо быть еще последовательней и отгадку попросту включать в саму загадку по принципу "по горам по долам ходит баран". В анкетах "наших" повсюду "ходят бараны".

Неплох также вопрос: "Вы исключаете возможность переворота и интервенции по инициативе, например, бывшего премьера Касьянова, под предлогом ввода миротворческих сил НАТО для охраны ядерных объектов и нефте-, газопроводов?" Трогательно, как и всякая наивная провокация, смотрится там это "например".

Прочитав об этом, я даже пожалел, что не оказался среди опрашиваемых. Хоть и маленьким, но все же удовольствием было бы сообщить какому-нибудь придурочному "связному президента", что тот, кто придумал эти вопросы, есть мелкий провокатор и безграмотная беспринципная вонючка.

А еще они предлагали сделать выбор между "сильной Россией и колонией Запада". Третьего ведь не дано по определению, не правда ли? Но чтобы эта загадка выглядела совсем "загадкой для идиотов", последовало пояснение: "В 1991 году мы позволили развалить великую державу Советский Союз и превратились в нищую страну, утратившую свое достоинство. В 2007-08 году на выборах Госдумы и Президента нам предстоит определиться: сохранить преемственность курса Путина на сильную Россию или стать сырьевой колонией Запада".

Вот тут интересно: что об этом думает сам президент, на плечи которого, получается, возложена миссия собрать "великую державу Советский Союз"? Или он об этом ничего не знает и поэтому продолжает говорить о незыблемости российской Конституции? В Конституции что-нибудь сказано о восстановлении "великой державы Советского Союза"? Я не видел.

Эта риторика, основанная на подмене всех и всяческих понятий, смешиваний всего со всем и полной безответственности за сказанное, не нова. Долгое время этим вполне успешно пользовался главный либерал-демократ Жириновский. Но по сравнению с этими "Нашими" даже он светильник разума и образец высокой морали. Да и все, что он придумал, он придумал все-таки сам.

Они опасны. Они опаснее "имперцев" с их оперной эстетикой и музейной риторикой. Они опаснее, чем обвешанные елочными побрякушками фольклорные казачки. Они опаснее даже тех, кто открыто играет с нацистской атрибутикой и соответствующим образом вскидывает руку в приветствии. Те отвратительны, потому что... ну, понятно почему. Но они менее опасны, потому что стилизованы под прошлое, а прошлое не возвращается. А если и возвращается, то всегда в другом обличье.

То, что стоит за толпой "Наших", опасно своей кромешной пустотой. Оно опасно, как опасен газ, не имеющий запаха. Оно опасно, как толпа непредсказуемых невидимок. Вам хотелось бы столкнуться с толпой невидимок? Мне - нет.

"Выхожу я из метро, - рассказывает мой приятель, - и вижу: стоят какие-то в форменных маечках, ну какие-то очередные "наши-из-параши", и раздают эти самые ленточки - ну ты знаешь, которые у некоторых на машинах висят. Кто-то не глядя берет и кладет в карман. Кто-то куда-то прицепляет. И вот я слышу вдруг до боли знакомый диалог, даже не сразу вспоминаю, где я его слышал. Потом до меня доходит, что это же почти буквально "Собачье сердце". А диалог такой. Какому-то дядьке средних лет суют они эту ленточку. А он говорит: "Нет, спасибо,не надо". "А почему это вы не возьмете?" - спрашивают у него с некоторым таким нажимом. "Не хочу", - говорит. "Вы что, не чтите память о погибших в войне?" - "Очень чту". - "А почему же не хотите взять?" - "Да просто не хочу". И пошел себе.

Потом сразу же выходит из метро пожилой дядька. Они и к нему с ленточкой. А он спокойно так, дружелюбно и вместе с тем назидательно говорит: "Молодые люди, орден с такой ленточкой у меня уже есть. С сорок четвертого года. А чужого мне не надо". Прекрасный старик".

Прекрасный старик - и прекрасная история. Правильная.

Принято считать, что Девятое мая - едва ли единственный из дошедших с советских лет праздников, чья историческая, эмоциональная и нравственная легитимность не оспаривается никем. Принято считать, что Война и Победа - это чуть ли не единственное, что сплачивает расколотое по всем болевым швам общество. К чему люди разных возрастов, социальных групп и социально-культурных ориентаций относятся одинаково и однозначно.

Хорошо бы, если бы это было так. Но это не так.

Для каждого поколения своя война, своя Победа. Чем меньше становилось живых фронтовиков, тем во все более и более казенно-паточные тона окрашивалось и отношение к ним. А в моем детстве фронтовиков было очень много, и они были молодыми. Никакого специального отношения к ним не было. Они были как все, и они были разные: умные и глупые, добрые и злые, пьющие и непьющие, больные и здоровые. В моем детстве было очень много инвалидов - человек на костылях и с орденами на задрипанном пиджаке был рутинной составляющей городского ландшафта. Напиваясь, инвалид иногда громко скандалил, требуя долива пива после отстоя пены. "Я за вас, суки, кровь проливал! Я, суки тыловые, ногу за вас потерял под Харьковом!" "Не ори, мужик, - говорили ему, - другие тоже воевали. Ишь развоевался".

9 мая было, кстати, рабочим днем и не шло ни в какое сравнение с такими великими праздниками, как 7 ноября. Но это был великий день для поколения моих родителей. Мать говорила, что за всю ее жизнь не было более счастливого дня. Еще бы: все кончилось, и все выжили. Это ли не чудо!

В эти дни у нас собирались фронтовые друзья и подруги моего отца - бодрые, еще довольно молодые, хорошо и со вкусом пьющие люди. Меня, жаждавшего величественных, как в кино, подвигов, смущала странная особенность этих посиделок. Они вспоминали только смешное. Они до слез хохотали, вспоминая, как какого-то Котьку Орлова взрывной волной забросило в навозную кучу. Меня это, признаться, разочаровывало и даже несколько обижало: что это за война такая - комедия, а не война.

За Войну между тем шла подспудная и мало заметная глазу война. Война между человеком и государством. Побеждало, как всегда, государство, сделавшее День Победы своим праздником, где ветеранам отводилась почетная роль статистов.

В наше время, когда осыпались все идеолого-пропагандистские знаки и эмблемы кроме разве что Вертикали и ВВП, лишь она одна, Победа осталась болевой точкой, на которую слетаются все кому не лень. Но не каждый может объяснить, что это за победа. А если может, то получится, что его "победа" не имет никакого отношения к "победе" другого. Что за победа? Победа кого над кем? Чего над чем? Наш народ победил национал-социалистическую идеологию? Тогда почему в нашей стране все большее и большее право голоса обретают борцы за права "коренного населения"? Советская плановая экономика победила хаотическую капиталистическую? Если так, то где она теперь, эта плановая экономика? Русские победили немцев? Сталин победил Гитлера? Или, как поется в одной старой великой песне, "я шел к тебе четыре года, я три державы покорил"? Это, согласитесь, очень разные победы. Нет, это не победа "одна на всех".

Я помню довольно странную по нынешним понятиям газетную дискуссию времен перестройки. Какой-то из московских театров решил поставить не помню какую греческую трагедию, для чего решил пригласить одного крупного немецкого режиссера. Кто-то был за приглашение варяга, кто-то против. Меня поразила аргументация какого-то генерала. "Мы не для того с колоссальными жертвами выиграли эту кровопролитную войну, чтобы теперь немец в нашем театре ставил свои постановки", - гневно писал генерал.

А вот по-моему, как раз именно для этого и выиграли.

А теперь вот ленточки. Я не могу связно объяснить, что именно меня в них так раздражает, в этих невинных на вид бантиках, развевающихся на автомобильных антеннах. Видимо, попытка бюрократизации человеческой памяти. Попытка присвоения памяти. Попытка управления памятью.

К этим ленточкам прицепиться трудно, легче их прицепить. Что в них такого невыразимо пошлого и фальшивого? Ну не могу объяснить. Могу только перефразировать старый анекдот про елочные украшения: ленточки эти насквозь фальшивые, потому что не волнуют. Потому что не знаю кому как, а мне не надо свою память и свою гражданскую позицию получать из рук мудрого руководства. У меня с памятью все в порядке, и мне не надо завязывать узелков, чтобы не забывать. Я и так не забываю. Я помнил, помню и буду помнить и об отце, и о его друзьях, и о пьяном инвалиде у пивного ларька, и о противогазной сумке, с которой мой старший брат ходил в школу, и о трофейном мотоцикле соседа дяди Коли, и о рассказах мамы об этом самом счастливом дне в ее, а стало быть, и моей жизни. С праздником.