Сон! Трилогия по самой неоднозначной, интересной и всегда актуальной составляющей вселенной Marvel давно требовала предыстории, и «Первое поколение» (топорный русский перевод – «Первый класс») стал долгожданным и оправдавшим все самые смелые надежды фильмом. Его насыщенность событиями, как всегда, вызывает всяческое восхищение, а от эпичности мурашки идут по коже – эпичности не в том смысле, что сюжетной интригой становится противостояние двух мировых держав прошлого столетия, а то, что ты имеешь возможность встать у истоков легенды, проследить с самого начала тот раскол в мире мутантов, в котором каждая сторона имеет свои оправдания. И это начало возвращает нас к первой части трилогии: пока у одного мальчика с жёлтой звездой Давида на курточке (Милнер) отбирают мать, и его крик приоткрывает металлические ворота, другой мальчик, видимо – сирота, а также телепат (Белчер), безбедно спит в своём огромном поместье, а потом встречает на кухне пытавшуюся его обворовать девочку Рэйвен (Даркхолм) и оставляет её у себя в качестве сестры. Пока на глазах у одного доктор Шмитт (Бэйкон) убивает его мать, чтобы заставить его способности вновь проснуться от гнева, другой учится в Оксфорде и кадрит студенток, бравируя своими познаниями в мутациях. Наконец, повзрослевший Эрик Лэншер (Фассбендер) клянётся найти и покарать убийцу своей матери и отправляется по его следам в Аргентину, где истребляет завсегдатаев бара для фашистов, сбежавших из павшего Рейха, а Чарльз Ксавьер (МакЭвой) становится профессором генетики, на которого обращает внимание агент ЦРУ Мойра МакТаггерт. Она следила за тайным клубом Адского пламени в Лас-Вегасе, где госсекретарь США встречается с неким Себастьяном Шоу, уговаривающим его разместить ядерные боеголовки в Турции, в непосредственной близости от СССР. Шоу – никто иной, как доктор Шмитт, мутант, поглощающий и испускающий энергию, благодаря чему не стареет и неуязвим, и окруживший себя другими мутантами: его правая рука – алмазная телепат Эмма Фрост, Белая королева (Дженьюари Джонс), помощники – роскошный Азазель (Флеминг), «прыгунчик» наподобие Ночного змея, и человек-торнадо Риптайд (Гонзалес). Запуганного чиновника прямо из клуба телепортируют в Вашингтон, где он даёт добро на размещение ракет – и МакТаггерт вынуждена просить помощи у первого специалиста по сверхчеловекам. Флотилия ЦРУ прибывает к яхте Шоу одновременно с Эриком, и последний рвёт её пополам при помощи якорных цепей – но наш главзлодей пересаживается на подлодку, а Эрик пытается задержать её и утонул бы, если бы его не вытащил Чарльз. Так они становятся друзьями – полные противоположности, идеальная пара, они прекрасно дополняли бы друг друга, если бы однажды принципы не стали для них важнее дружбы: Чарльз был уверен, что, защищая обычных людей, мутанты сумеют снискать право на сосуществование, Эрик – заранее не сомневался, что люди повернут оружие против своих спасителей, ибо никогда не смогут ужиться с теми, кто на них не похож. МакТаггерт знакомит их с вундеркиндом Хэнком МакКоем (Холт), мутантом со звериными ступнями, который и конструирует Церебро – радар, позволяющий телепатическим способностям Ксавьера расширить свой диапазон и разыскать как можно больше мутантов. Так на секретной базе ЦРУ собирается первая команда Людей X – но всё, на что оказывается способна молодёжь, это продемонстрировать друг другу свои способности и назваться пафосными кличками: Мистик (Лоуренс), Ангел (Кравиц), Банши (Калеб Лэндри Джонс), Хавок (Тилл) и Дарвин (Гатеги). Эрик и Чарльз без них пробираются в Россию, на которую, как они считают, работает Шоу, и захватывают Эмму Фрост, из чьих мозгов Ксавьер выуживает страшное: Шоу пофиг и на Россию, и на США, он уже подговаривает русских разместить боеголовки на Кубе, чтобы развязать ядерную Третью Мировую, в результате которой человечество встанет на грань вымирания, а мутантов станет значительно больше. Сам же Шоу в их отсутствие читать спойлеры дальше

Читать сон

Is it fair to be thrown away?
Is it fair that we live this way?
Victimized for a life we didn't ask for... ©

Рекламируемое как «самый романтичный фильм года», кино с простым названием «Ты и я» - на первый взгляд классическая страшная сказка о Москве (точнее, той её части, которая знакома тем, кто снимает о ней фильмы) с хорошим концом, причём билингвистическая – в ней мешают плохой русский с плохим английским. В качестве сюжета – классическая любовная история по схеме «нашлись – потерялись – снова нашлись», но не торопитесь пролистывать мимо. Лана (Миша Бартон) живёт в мифическом подмосковном Рынске, работает вместе с матерью на мясокомбинате, пишет стихи на английском и мечтает о карьере модели. Американка Джейн (Шантель Вансантен) живёт в Москве в сталинской высотке с труднопереносимой мачехой, у которой таскает таблетки, ибо подсела на вещества после смерти родной матери, и кладёт эти стихи на музыку. Познакомившись на сайте любимой группы «Тату», девушки решают встретиться в «городе, где сбываются мечты», и сходить на её концерт. Вышел облом: на концерт попасть не удалось благодаря поддельным билетам, но неунывающие подруги, объявившие себя «нигилистками», отправляются в некий самый крутой клуб. Удачно столкнувшись на ковровой дорожке с известным модельным агентом Никитиным, красавицы с ветром в голове проникли в VIP-заведение, где и зависли на всю ночь, обрастая связями в «светском» обществе – там же Джейн по щедрости душевной угостили кокаином. Дверь подзадержавшимся на несколько часов тусовщицам мачеха попросту не открыла, и они продолжают веселье на Воробьёвых, откуда байкеры-спортсмены увозят их в притон доброго дяди Вани, где Джейн без каких-либо последствий играючи что-то курит и глотает какие-то колёса (дорогие дети, не повторять – опасно! Попросту говоря, сдохнуть можно). Переночевав таким образом в обнимку, наши героини менять затянувший их образ жизни не собираются, не задумываясь, каким образом доставать еду и крышу над головой – на это, по мнению режиссёра, существуют клубы. Вторую ночь они проводят в гостях у отчаянно скучающего посреди непомерной роскоши папенькиного сынка Никитина, и ночь горячую – послав хозяина со всеми его надеждами на лёгкую поживу, занимаются любовью сами. Вот только всё самое интересное создатели фильма стыдливо прикрыли шевелящимся одеялом, так что рейтинг аж 18+ жлобски вкатили фактически за один поцелуй. С утра пораньше Джейн едет к Ване за дозой кокса с украденными у Никитина банкнотами, а Лана отказывает ему в интимной близости, и тот, всё-таки честно свозив её в студию к фотографу «Вога», нашептал ему дать ей от ворот поворот. Раз с Никитиным не срослось, девушки запросто переезжают к певцу, ищущему денег на новый сингл, и предлагают сделку: он берёт в группу Ланиного приятеля, сына рынского колбасного олигарха, и олигарх оплачивает сингл. И всё бы хорошо, если бы не размолвка – Джейн обвиняет Лану в том, что она-де спала с Никитиным, та находит утешение в объятиях певца, и Джейн бросается к Ване – теперь уже за героином. Пока её вторая половинка, оплачивая дозы, идёт по рукам, Лана везёт в Рынск певца с его англичанином-продюсером Яном, но затея заканчивается эпик фэйлом – Ян честно заявляет, что мальчонка поёт дерьмо, получает по морде, а Лану обиженный папаша сдаёт ментам. После судебного процесса она в качестве исправительных работ пашет всё на той же мясорубке, а Ян, случайно прихватив с собой тетрадку её стихов, находит их гениальными и крадёт текст, чтобы сделать песню. И, наконец, случается чудо: с этой песней он едет к Честному Продюсеру Максу (продюсеру «Тату», само собой), который уже давно нашёл эту песню в исполнении Ланы и Джейн на Ютюбе и мечтает их найти, и когда Макс прогоняет его за плагиат, тетрадь он оставляет на столе. В тетради оказывается номер Джейн, как раз сбежавшей из притона после самоубийства старшей коллеги-шлюхи – и, найдя её, Макс с девчонками («татушки» играют самих себя) едут освобождать Лану из заключения. А стоит смотреть вот ради чего

20.09.2010 Кармически не высыпаюсь перед понедельниками, в итоге меня два человека спросило, что у меня с лицом. При том что тяжёлым этот день недели не назовёшь – в этот раз, по крайней мере, на повестке дня были третья и заключительная часть лекции об особенностях русской культуры, семинар по остермайеровскому «Гамлету» и инглиш, на котором англичанка приноровилась использовать меня в качестве учебного пособия и развлекала нас, бывших спецшкольников, тестами. А информатики не было, хоть преподша уже вернулась с отпуска – был перерыв, а информатика теперь всегда будет по средам на первой паре в половине десятого. В перерыве мы с Алиной и Лизой успели прогуляться до банка с выданными нам бумажками на карту, но обломились, ибо банку нужен ещё и паспорт, и сходить в библиотеку, куда надо бы наведываться почаще, ибо там действительно регулярно книжки нахаляву отдают. После пар мы распределили роли в нашем будущем капустнике, спойлерить не буду, пока оный не состоится, - в общем, проторчали на факультете без малого до восьми.
21.09.2010 Каюсь – слегка опоздала, но, вроде, ничего не пропустила – зато потом исписала о первобытных наших предках целую страницу своим убористым почерком. После перерыва настала очередь древнейших культур на территории Греции, к которым мы потихонечку перешли от шумеров и аккадцев на зарубежной литературе. На театральной критике поговорив за культуру, мы собрались было на херманисовские «Рассказы Шукшина» театра Наций, кои должны были идти на сцене театра на Малой Бронной. Собрались десять человек, дошли, сложили аттестаты стопочкой, вручили их Васе, поставили Васю в очередь к администратору. На самом же деле мы и другие студенты были как бы вне очереди: нам сказали ждать, и мы ждали, пока к окошку подходили простые смертные и покупали или выкупали последние остававшиеся билеты. Прозвучал первый звонок, второй, третий – уже в восьмом часу… и со словами «билеты кончились» перед нами опустилась шторка. Пришлось расходиться несолоно хлебавши.
22.09.2010 Иногда снится бред, зато бред красивый. Посреди других мелких сюжетов, где фигурировали в основном сокурсники и лошади (по отдельности), приснилось сегодня, будто я на даче, вроде как ночью, на собственном участке, но среди людей наблюдаю странное явление: на тёмном небе словно малиновая роза распустилась – огромный узор из волнистых окружностей. Себе на память и другим на зависть

Преимущественно сны 15.06.2010 Ночью почитав и поспав, я проснулась утром по будильнику и неторопливо отправилась под приятно моросящим дождём в родную школу, по которой успела соскучиться. Нас было немного народу, посему нас без особой переклички отправили в ту же школу, где мы писали пробный и настоящий ЕГЭ по алгебре, и послали вдогонку француженку, не знающую дороги. Мы рассредоточились небольшими группками и поехали каждая отдельно, непосредственно на Марксистской обнаружили француженку, указали ей дорогу и – в составе меня, Бакумыча (она ЕГЭ не писала, а провожала Юлю, чтобы дождаться её и пойти с ней гулять), Юли и Наташи – зашли в магазин, постояли, да и пошли по Товарищескому переулку. Во дворе синагогоподобной школы, как и в прошлый раз, помимо наших классов толпились ещё и кадеты из всё того же корпуса; я выяснила, что мне предписана аудитория такая-то и четвёртая парта у стены, вскоре мы вошли, и обделили нас не только регистрацией, но и гардеробом. Нас развели по кабинетам, я оказалась в одном кабинете с Юлей и ещё парой человек из нашей школы; со стены на меня сурово смотрел рисованный Пушкин, похожий на австралопитека. После всех набивших оскомину церемоний мы начали работать; части А и Б оказались практически элементарными, С было поинтересней. Первые два задания оного требовали тупо выписать из текста фразы авторов, третье хотело от меня два аргумента в пользу перспективности рыночной экономики, и я с удовольствием подобрала два аргумента в пользу её упадочности. Ещё вопроса четыре были чисто по теории, что-то я выдумала, что-то припомнила из уроков нашего правовика, а С8 предлагало составить развёрнутый план ответа на тему способов познания мира. Прикинув, что способов этих дохуя и больше, а я планы составлять не умею от слова «вообще», а значит, займёт это слишком много времени из трёх с половиной отведённых на экзамен часов, я послала это задание и перешла к С9 – непосредственно эссе. Выбрав тему из раздела философии на одну из излюбленных проблем – попытку подмены морали законами и правилами – я накатала от души большой текст на половину черновика, а затем начала перекатывать все ответы на чистовик – при том что все ответы на задания части С я писала на черновике. Когда объявили, что остался час, я не стала отчаиваться – только прибавила скорости письма, копируя своё эссе на бланк: донести до безвестного проверяющего свои мысли было делом принципа, ведь это была не какая-нибудь лажа по литературе, а шедевр псевдофилософии ажно с двумя сносками. Я закончила впритык, хоть пальцы на правой руке не желали разгибаться и вообще я не чувствовала эту руку до самого локтя, а многим людям светило остаться сидеть в кабинете в блаженном бездействии и ждать курьера, посланного за дополнительными бланками, потому что все имевшиеся уже раздали, а у них всё равно эссе не вмещалось. Видимо, ввиду этого факта надзирательницы, которым я сдавала работу, долго восхищались моим мелким почерком со всеми причитающимися в таких случаях вопросами: специально ли я училась, все ли в семье так пишут, и не отличница ли я, грешным делом (доо, все отличники пишут мелко, конечно). Получив благословение француженки и штампик на пропуск, я поплыла по лужам обратно до Таганки, уныло глядя на единственную сотенную бумажку в кошельке: будь их хотя бы две, я бы ей-богу забила на всё и вся и отметила последний (!) экзамен очередной LPSовской тварью или ещё чем приятным. И пофиг, что экзамен этот я писала со скуки, ибо общага мне никуда не нужна, и что окончательно можно будет расслабиться и радоваться жизни, только когда появятся результаты по алгебре и подтвердят, что я получу аттестат, а не буду прозябать в ПТУ. Дом родной встретил меня приятной новостью: бабушка таки согласилась сходить получить накопившуюся пенсию, и они с мамой отправились туда, а я осталась дома страдать ерундой, которой тоже порядочно накопилось. Эта новость обещает немалое капиталовложение в мои надежды сходить в театр завтра, послезавтра (забив на консультацию в ГИТИСе, которую перенесли туда с сегодняшнего дня, но, надеюсь, это уважительная причина) и так далее, а так же покончить наконец с прикидом на выпускной. Прощаюсь – надеюсь, что до завтра)

Про сон По началу спектакля я испугалась было, что увижу очередную скучнейшую бракоразводную комедию, каковых множество – однако в сей отечественной сентиментальной мелодраме развода так и не произошло, редкие проблески юмора оказались, на безрыбье-то, относительно смешными, а вместо миллионеров нам показали «всего-навсего» известного тележурналиста. На сцене выстроили целую многокомнатную квартиру, время от времени принимающуюся утомительно вращаться, заполняя музыкальные паузы – а саундтрек несложно угадать по названию: «Путники в ночи» - и есть те самые «Strangers in the night» Синатры. С первых мгновений сюжета зрителя ввели в курс дела: Ира (Легчилова) застукала своего благоверного Сергея (Бочкин) с молодой любовницей-«дипломанткой» (дипломаткой? Дипломницей?) и с досады возьми да ляпни, что-де и сама провела в поезде нескучную ночь с неким незнакомцем. Собственно, больше ничего примечательного за все последующие два с половиной часа так и не произойдёт – наши герои только и будут мусолить тему злополучного адюльтера жены, после каждого шаткого примирения раз за разом возвращаясь к ней снова, а разбавлять нескончаемую ругань на два голоса в наиболее острых моментах будет комический персонаж – охочий до выпивки «свадебный адмирал». Не надейтесь на глубокую философию о любви, браки и верности – углубляться в психологические мотивы поступков друг друга Сергей и Ира не станут, зато неоднократно соврут, обвинят друг друга во лжи, спровоцируют на приступ ревности (Отелло курит в кустиках), попытаются расстаться, даже поклянутся здоровьем новорожденного внука Акакия (у несчастного младенца незамедлительно случатся кашель и понос) и пригрозят самоубийством, признаются в любви, всё простят и опять в чём-нибудь обвинят. Но стоит отдать должное актёрскому дуэту: играют оба с максимальной экспрессией и самоотдачей, в прямом смысле этого слова – на нервах, остаётся только гадать, сколько дней после такого спектакля будет восстанавливать голос Легчилова, практически весь свой текст вынужденная исполнять рыдающим криком. Не актёры и тем паче не режиссёр (каким бы то ни было авторским почерком в мизансценировании и не пахнет) виноваты в том, что сама пьеса Данилова – не в моём вкусе: хэппи-энд (весьма сомнительный, надо сказать) предсказуем ещё до поднятия занавеса, интриги не получается, сочувствовать некому, не о чем задумываться ни во время, ни после спектакля. Впрочем, и заснуть не получается, так что «Путники» - ещё отнюдь не худшее, чем можно скоротать вечер с желанием отдохнуть мозгами.
Спектакль закончился, я выползла на улицу – было ещё светло и очень тепло, я вернулась к Арбатской по бульварам, приехала домой. Сейчас мне предстоит непростая задача – оторвать себя от клипов Аквариума и Сплина, исправно помогавших мне отвлекаться от ваяния рецензии, и упинать себя спать, дабы завтра снова отправиться в театр. Прощаюсь на сутки, соскучиться не успеете, с Первомаем всех)

Как ни влом было ложиться спать так рано (ещё не было и часу ночи), объективных причин засиживаться у меня вчера не было, и я, дописав рецензию, отправилась спать под взглядом мертвецки бледной полной луны. Что-то снилось про то, как я со своим не то прежним, не то нынешним классом на поезде из вагонеток по подземному тоннелю в стиле шахт времён индустриальной революции приехали в какое-то славное местечко с зелёными газонами. Как мы там резвились, я помню плохо, но когда стали возвращаться, вагонетки поползли вверх по довольно крутому склону и остановились на вершине, когда выезд на свет остался далеко внизу; стало ясно, что поезд не преодолеет перевал и вот-вот задом сорвётся вниз по рельсам. Так оно и вышло – и я с удовольствием орала что-то залихватское, ибо люблю американские горки, хором с визгом остальных; мы вылетели наружу, вышли из вагонеток и решили идти по тоннелям пешком, что меня также весьма обрадовало. По живописным слабо освещённым лабиринтам мы плутали долго, пока все куда-то не делись, оставив только нас с Ушастой; я смутно осознавала, что нам предстоит откуда-то издалека по метроветке дойти до нашей Молодёги, что это может занять не один день, но других маршрутов, кроме как под землёй, мне в голову не приходило, хотя отрезок от Арбатской до Смоленской мы преодолели непосредственно по Арбату (там, возле Макдональдса, строй солдат готовился расстрелять шеренгу каких-то людей). На последнем отрезке путешествия и Ушастая успела куда-то деться, а я наткнулась на какого-то полоумного дядечку, который, видимо, давно обитал под землёй в одиночестве, но благополучно улизнула от него; вскоре я увидела в прямом смысле слова «свет в конце тоннеля» и проснулась. Проснулась в девять, благодаря чему успела пострадать ерундой и отправиться снова до Арбатской, дабы сунуться, конечно же, в старый добрый Художественный кинотеатр. Приобретя искомый билет в Большой зал на Воображариум, я сходила до театральной кассы и убедилась, что по-прежнему недоступны для продажи желанные мною билеты на оставшиеся дни марта, и остаток времени убила в кинотеатре за просмотром трейлеров по монитору. К началу сеанса, двум часам с пятнадцатью, зал забился практически битком, и я со своей почти середины кажется шестого ряда начала смотреть «премьеру января».
Был у почтенного брахмана с почему-то грекомифологической фамилией Парнас, заправляющего левитирующими монахами, один грех – жажда бессмертия. Дабы его обрести, наш доктор (доктор каких наук, интересно?) заключил пари с колоритным дьяволом, изображённым, как всегда, в амплуа азартного и коварного биржевого маклера с усиками и сигаретой. Выиграл – и вскоре заключил ещё одно, на сей раз – чтобы добиться любви, поставив на кон своего будущего ребёнка. Третье пари – чтобы этого ребёнка спасти, попытаться выкупить ценой пяти человеческих душ. Для того и нужен пресловутый «Воображариум» - зазеркалье, где посетитель попадает в собственную мечту, а затем оказывается перед выбором между катарсисом и соблазном. Путь света, естественно, отталкивает, но выбравший его выходит из «Воображариума» невредимым, и его душа идёт «в счёт» Парнаса; грехи, в свою очередь, привлекательны, и выбравшие их погибают, а их души достаются дьяволу. Сам Парнас – лишь проводник и повлиять на посетителей не может, но ему в помощь откуда ни возьмись появляется страдающий амнезией парень Тони, вытащенный из петли, с начертанным на лбу непонятным символом и отменным даром убеждения. Кем послан этот спаситель, над коим довлеют грехи прошлого и которого жаждет уничтожить дьявол – уж не Богом ли? В таком случае автор банального и местами скучноватого неоригинального сюжета с выпяченной и простой как валенок моралью больно уж широко размахнулся, надеясь впечатлить зрителя героическим самопожертвованием героя Леджера (повторюсь, что ради последней роли этого актёра я и шла на сию попсу), обломавшим дьявола, и суровой карой над заблудшим Парнасом, завершившейся хэппи-эндом. Впрочем, этот сюжет хоть и в незначительной степени, но состоит из красочных сюрреалистических мультиков, нарисованных с претензией на поистине эпический размах – будь весь фильм снят в таком духе, он мог бы стать удовольствием для глаза, однако имеем что имеем: трейлер бёртоновской «Алисы», предварявший его показ, впечатляет больше, чем весь «Воображариум». Конечный вердикт: для разового ознакомления под попкорн кино подходит, но удивить способно вряд ли – разве что местами посмешить, а суеверным – дать повод для очередной нелепой трактовки гибели Леджера (если раньше говорили о «проклятии Джокера», теперь неизбежно будут мусолить кончину Тони).
По окончании фильма я вышла из зала – и с трудом протолкалась к выходу из кинотеатра сквозь толпу, забившую холл. Более того – на улице даже вытянулась очередь на вход! Судя по коробке с очками, появившейся у дверей Большого зала, все эти люди шли на «Аватара», ибо больше ничего в 3D в Художественном не идёт – однако, здец какой ажиотаж, стало ещё более обидно за по-настоящему стоящие фильмы, которым никогда не собрать такой кассы. Я пошагала по Арбату, возникло желание посидеть где-нибудь с кофиём и поэстетствовать, и я зарулила в первый попавшийся из двух арбатских Старбаксов, дождалась освобождения свободного места и вольготно устроилась на мягком диванчике перед маленьким круглым столиком с шахматной столешницей. Чертовски приятно было медитативно пялиться сквозь окно-витрину на прохожих со стаканчиком в меру крепкого и насыщенного американо, надписанным моим именем, потягивая кофе с поверхности через соломинку, что напоминает курение почти нескончаемой сигареты. Публика монотонно гудела, на улице постепенно сгущались синие сумерки, и, спустя полтора часа осилив свой кофе в прикуску с прихваченным с собой горьким шоколадом (пить остывший кофе, одновременно позволяя кусочку шоколада таять на языке, тоже чертовски приятно), я пошла дальше до Смоленской и поехала домой, пафосно читая в метро Moscow Times. Зайдя в Трамплине в Красный куб с целью закупки открыток и подарков на день святого Вазелина, я обнаружила там настольный Ленивый календарь от RachaelHale на 2010 год, который, конечно же, купила – теперь он наконец заменил на моём столе под монитором Ленивый календарь-2009. И пофиг, что совпадает половина фотографий кавайных спящих зверушек и многие афоризмы – меня всё равно весьма радует ^^ А завтра меня ждёт начало очередной учебной недели, с вами же прощаюсь до следующей рецензии – надеюсь, что это будет рецензия на долгожданного «Дориана Грея» если не в день премьеры, то хотя бы на следующий после неё. Не скучайте, ага)

Предыдущая страничка 29.01.10 Всю ночь я в полудрёме сражалась с холодом, нифига не выспалась, а только устала, и когда утром мама заглянула меня будить через полчаса после бесплодного звонка будильника, я, разбуженная им и завернувшаяся в тёплый плед, попросила разбудить меня через часик ко второй паре. Естественно, разбудить меня забыли и проспала я часа три, после чего идти в школу в принципе не оставалось никакого смысла, зато снилось мне столько всего (всегда меня сюжетные сны посещают уже после шести утра), что всё запомнить я просто не смогла. Сначала снилась какая-то скучнейшая пошлейшая опера с какими-то девицами в розовых платьях под кабаре, доставшая меня настолько, что я ушла, не дожидаясь антракта, хоть и сидела в первых рядах партера. Потом метропоезд, в котором я ехала, остановился на какой-то незнакомой мне станции, очень большой, светлой и чистой, но совершенно безлюдной, открыл двери и остался там вместе с пассажирами; было ясно, что другие поезда на эту станцию не ходят и придётся её обживать. Со мной были мои родители, отошедшие в сторонку совещаться, и не запомнившийся смутно знакомый человек, эдакий собирательный образ, иногда нужный в моих снах для моральной поддержки; с ним мы пошли на общее собрание. Там народ сидел на полу полукругом перед обломками статуи, некогда бывшей очень большой; среди руин лежала шарообразная лысая голова, словно это была статуя Будды. Человек, выступавший перед людьми, спросил, кто пойдёт на поверхность, и я, конечно, вызвалась; со мной пошло ещё двое парней, и, поднявшись, мы вскоре подошли к эдакому зверинцу, не выглядевшему особо заброшенным. В вольерах были куры, утки, под открытым небом стояли на тумбах клетки с мышами, с одним слишком крупным и жирным хомяком, с каким-то неизвестным мне зверем. Этот зверь был очарователен – комок серого меха с короткими лапами, вроде шиншиллы, но больше и с вытянутой лисьей мордой; парни сказали, чтобы я забрала его, но зверь шипел и скалился, и я предположила, что он может меня укусить. Однако парням было пофиг, они стояли на приличном расстоянии и ждали; тогда я резонно заметила, что когда я открою клетку, зверь может выскочить, но они заверили меня, что успеют его поймать. Тогда я залезла в клетку, схватила зверя за запястья когтистых лап, разводя их в стороны, чтобы он не дотянулся зубами до моих рук, вытащила и, прижав его спиной к своему животу, потащила, успокаивающе целуя в мягкую макушку, на что ему явно было наплевать. Всё это плавно перетекло в очередной тупой фильм с Харатьяном, происходящее в котором я время от времени воспринимала от лица главной героини; потом пошли титры, оказалось, что это была только первая серия из двух, но мы с мамой сошлись во мнении, что эта попса не стоит дальнейшего внимания, ибо все эти фильмы одинаковые. Проснувшись и пострадав ерундой, я после обеда поехала по делам – платить за лицей и наконец-то закупаться билетами в театр на март. Первым делом вышла на Парке Победы, дошла до банка… и там выяснилось, что я сослепу схватила в полумраке не ту квитанцию – не за лицей, а за квартиру, так что пришлось возвращаться в подземку несолоно хлебавши. Следующей остановкой была Арбатская и театральная касса возле неё, но там была тупая кассирша, у которой снова где «остались только дорогие», где «ещё не дали в продажу», так что я смогла взять только два билета. Двинувшись по Арбату, я зашла в театр Вахтангова, отстояла очередь (была замена, и многие сдавали билеты) и взяла ещё билет, купила рыбкам корм в зоомаге, вытребовала в кассе театра Симонова репертуар, но ничего подходящего в нём не нашла, заглянула, наконец, в театральную кассу под крышей. Там подтвердилось, что репертуары некоторых театров ещё не открыты для продажи на вторую половину марта, так что придётся ждать и надеяться, бо Виктюк в кои-то веки вовремя выдал репертуар, а ради него можно будет и один будний день прогулять. Дойдя до Смоленки, я поехала домой и теперь прощаюсь с вами до завтра, до театральной рецензии)
P.S. да, мне впадлу иллюстрироваться.)

Сны После обеда пришло время ехать в театр – на сей раз до Арбатской, в Маяковку, на «Банкет». Приехала рано, помаячила у пахнущего мандаринами и громко врубившего музыку буфета, купила программку, поднялась к партеру и устроилась долго и упорно читать книжку до первого звонка; после него же, пройдя в зал, где играл вполне мною любимый французский шансон, я начала свои долгие мытарства по свободным местам первой полудюжины рядов, ибо мой законный билет был куда-то в бельэтаж. Но сгоняли меня отовсюду, пока свободных мест не осталось, и под конец на меня ещё и наорал нервный мужик-администратор, заявивший, что из-за меня не может начать спектакль и чтобы я шла в амфитеатр. В амфитеатр я не пошла, однако вынуждена была удовольствоваться одним из последних рядов партера, – к счастью, небольшого, так что бинокль мне не понадобился, – ибо в зале был аншлаг несмотря на то, что спектакль идёт с 2003 года. Этот аншлаг меня насторожил, и небеспочвенно – любимцы публики всегда далеки от искусства…
Действие происходит, конечно же, в многострадальном Париже, хотя автор пьесы – американец Нил «Король Бродвея» Саймон. Три разведённые супружеские пары, не зная о других приглашённых, собрались на банкет, организованный от имени адвоката, который их разводил. Этим именем воспользовалась одна из бывших жён, решившая оригинальным способом вернуть мужа и себе, и ещё двум совершенно незнакомым ей дамам. Всю первую половину спектакля пары по очереди тактично оставлялись остальными наедине друг с другом и выясняли отношения, из чего мы узнали, что в одной муж ревновал жену к её литературному успеху, коим он не обладал, другая разводилась аж дважды, и после каждого развода муж преследовал жену повсюду, но не разговаривал с ней, а в третьей, виновнице торжества, похоже, супруги просто-напросто загнали друг друга на сексуальном фронте, а после развода муж стал считать жену покойницей. Естественно, все женщины как одна выказывают к бывшим мужьям ничем не убиваемую горячую любовь, а мужиков становится искренне жаль – в конце концов, они ни разу не виноваты в том, что их чувства остыли, и уж точно не обязаны возобновлять брачную жизнь только потому, что их экс-половинки того возжелали. Скучно становится очень быстро, однако с финалом приватных разборок, не приведших к положительным результатам, всё ещё только начинается: упёртая организаторша банкета запирает своих дорогих гостей в трапезном зале и навязывает «игру» в публичную исповедальню. Любой нормальный человек в такой ситуации послал бы полоумную мадам подальше и вызвал бы полицию, однако наши герои принимают условия и, подобно участникам реалити-шоу, начинают увлечённо копаться в грязном белье друг друга. Сперва каждый из шести жертв реконструкции отвечал на вопрос: «Что самое ужасное сделал(а) вам супруг(а) за время брачной жизни?», затем – на такой же вопрос про «самое хорошее», но и на этом ничего не закончилось – после «игры» хозяйка предложила «бывшим» сесть наконец за стол и поесть, согласились они, конечно, не сразу и не вдруг, но спектакль таки дотащился до хэппи-энда – здравой логике вопреки и на радость публике, провожавшей овациями каждый монолог, пары торжественно воссоединились. Эта история, ничего общего с реальной жизнью не имеющая, вызвала у меня только один вопрос: сколько бездарных бракоразводных «комедий» о взаимоотношениях бизнесменов и бизнесвуменов бальзаковского возраста я уже нечаянно посмотрела и сколько ещё посмотрю? Ведь надеялась я на нечто действительно смешное, что позволило бы отдохнуть от серьёзных вещей, ибо, увидев в списке актёров фамилию Спиваковского, вспомнила «Любовь глазами сыщика» - качественную романтическую комедию с ним в главной роли. Впрочем, стоит отдать ему должное – если бы его не было на «Банкете», я заснула бы на первых десяти минутах, а так его комментарии время от времени отвлекали меня от созерцания потолка и позволяли усмехнуться не над остроумием непосредственно шутки, а над его неподражаемыми интонациями и жестами. А было от чего засыпать – действия фактически не было, не считая появлений в зале, исчезновений из него и перемещений по нему, сюжет, если его можно так назвать, предугадывался с первых минут, актёрская игра как таковая сводилась к представлению плоских фигур, и скучно было настолько, что 1.45 продолжительности спектакля показались по меньшей мере четырьмя часами. Утешает, помимо того, что мой билет стоил 50 рублей, только то, что популярность подобных спектаклей «кормит» большие театры, которые неизбежно сошли бы с дистанции на обочину, если бы не потакали общественному вкусу.
Но вот сия тягомотина благополучно закончилась, я вернулась домой, где папа уже установил в моей комнате на месте кресла красивую ладную ёлку, хвойно пахнущую, отчего до меня наконец дошло, что Новый год постепенно входит в свои права – хоть на дворе и +2, полки продуктовых магазинов уже опустели, люди на ярмарках сметают дурацкие полотенца с тиграми, халаты, наволочки для подарков родне, а вечерами уже гремит и сверкает в небе пиротехника. Завтра мне снова в театр, а сегодня прощаюсь)

В ночь на сегодняшний день снился мне бред – связанный, как со мной часто в последнее время бывает, с метро. Я откуда-то возвращалась с мамой и, поднявшись на эскалаторе с платформы в холл станции, увидела слепую старуху, без провожатых, даже без трости, мечущуюся по одному небольшому участку туда-сюда. Она явно заблудилась, пыталась схватиться руками за проходящих мимо, что-то лепетала; никто не обращал на неё внимания, а я, хоть и знала, что моя мама всегда резко против моих контактов со всякого рода нищими и вообще незнакомцами, подошла и спросила, куда ей нужно. Она не то назвала мне адрес, который я записала на бумажке, не то просто дала мне бумажку, будучи ещё и немой, - я не помню точно, главное то, что я увидела, что это место очень далеко отсюда, до него надо долго ехать на метро. Я не могла себе позволить развернуться и куда-то поехать, а про милицию почему-то не вспомнила, поэтому просто сунула бумажку в карман и пошла за мамой, утешая себя тем, что старушке кто-нибудь непременно поможет и без меня. Затем действие перенеслось в вечер того же, видимо, дня, я шла до метро пешком с кем-то из бывших одношкольников – не то с Паровозом, не то с Костиком – и в разговоре помянула эту старушку, спросив, не будет ли мой спутник против, если я её провожу, будь она по-прежнему на станции. Тот охотно согласился мне содействовать, но, учитывая позднее время, мы условились провожать только до нужной станции метро, а в незнакомые дворы и тем паче подъезды не лезть, ибо с помощью таких старушек преступники иногда ловят жертв «на живца». Однако я была практически уверена в том, что старушку мы уже не застанем, и крайне удивилась, увидев её всё на том же пятачке площади, словно не прошло и получаса. А дальше случилось нечто совсем уж нелогичное – не то на почве этого удивления, не то на почве размышлений о возможной подставе я не подошла к старушке, а быстро проскочила мимо и сбежала по лестнице вниз на платформу. Вскоре я проснулась с несколько неприятным чувством – в реале я бы не позволила себе такую подлянку и осуществила бы задуманное при наличии возможности, а во сне как будто что дёрнуло вопреки здравому смыслу. В школу я сегодня в кои-то веки сходила на ОБЖ (нас там поначалу было три человека, и препод снова нёс свой любимый бред про космическую энергию, которую мы должны впитывать ночью во сне, иначе рано умрём) и физику (не была там со своего дня рождения, должна физичке уже две контрольных, а не знаю решительно нихрена), а ИОК за компанию с большинством пробила. Вечером же я снова вывалилась из дома и поехала до Чеховской, где мне предстояло найти давно не посещаемый мною МХАТ Горького. Сперва я по привычке зарулила на Тверскую, но быстро поняла, что движусь куда-то не туда, вернулась к подземному переходу, спустилась в его лабиринты и с грехом пополам вышла на Тверской бульвар, на котором ломали за заборчиком старый дом – с торца заборчика не было, и можно было подойти к углу и сфотографировать развалины с карабкающимся по ним экскаватором. Дошла я до театра как раз к тому моменту, как начали впускать, купила программку, поднялась к партеру, уселась почитать до первого звонка, а с оным вошла в зал, наплевав, естественно, на своё законное место где-то на галёрке балкона. В результате нескольких перемещений я оказалась на первое отделение не много не мало, а в первом ряду партера, но в антракте меня согнали, и второе действие я просидела подальше, но всё равно достаточно близко, чтобы бинокль мне не понадобился. А смотрела я свою вторую – после Эрмитажа - «Зайкину избушку» «Зойкину квартиру».
Я, конечно, ни разу не сомневалась в том, что интерпретация Эрмитажа вне конкуренции: академические театры славятся любовью к точному следованию букве классика, так что спектакль раскатали на три с лишним размеренных, не захватывающих часа, и патриархальной строгостью нравов, благодаря чему бордель советской эпохи на сцене так и не был показан – на факт его существования лишь мучительно намекали. Но всё же я надеялась на большее, нежели увидела – как-никак, актёрский состав МХАТа раньше меня ещё не разочаровывал, но на сей раз порадоваться ему мне не удалось. Можно чисто по-человечески понять примадонну Доронину, не желающую уступать роли молодому поколению – но по Булгакову Зойке 35, а в спектакле мы видим бабу Зою более чем в два раза старше. Будучи замечательной, органичной барыней в «Лесу», Доронина на энергичную, предприимчивую даму не похожа ни разу – слишком вальяжна, вульгарна, невозмутимо-спокойна, слишком хорошо устроилась, чтобы можно было поверить, что она готова на любой риск ради бегства за границу от безденежья и унижений. Что до графа Обольянинова (Клементьев), то он откровенно ужасен – с первых секунд своего появления ввёл меня в недоумённый ступор своей резкой непохожестью на живого человека: так безэмоционально выговаривать свои реплики может только запрограммированный робот, которому плевать, что вообще происходит вокруг него и насколько эти реплики уместны в той или иной ситуации. Разве можно сравнивать этот дуэт с эрмитажевским – где Зойка (Белоусова) издёргана и измучена, но не теряет своего достоинства и не опускает руки, а граф (Романов) так блестяще аристократичен и благороден? А здесь и Гусь-Ремонтный, превращённый в Гусь-Хрустального (Горобец), отнюдь не влюблён, и второстепенные персонажи, в отличие от эрмитажевских, не запоминаются, и массовка никакая вообще – только несколько определяемых как «гости» персонажей промелькнуло, но смутно. Худо-бедно ярко смотрится разве что Аметистов (Габриэлян), но переигрывает, беспрестанно раздражающе хрюкая, отчего его присутствие на сцене и кажется наиболее заметным, однако персонаж остаётся в своей яркости карикатурным, шаблонным, плоским. Но что посмешило даже больше, чем традиционные для МХАТа продолжительные паузы посреди действия, во время которых занавес опускается и зрители в темноте ждут, пока сменят декорации, так это финал, дописанный авторами постановки за Булгакова: бац – и граф неожиданно оказывается предателем, бац – и откуда ни возьмись появляется инфернальной тенью в чёрном «мифическое лицо» и так же исчезает, решительно ничего в сюжет не привнеся, бац – и… зазвучало церковное песнопение. И под этот саундтрек все задержанные в злополучной квартире в белых сорочках медленно, по одному, поднимаются по лесенке на возвышение и встают там в ряд спиной к зрителям, лицом к расцвеченному звёздами заднику. На протяжении всей этой странной сцены я напряжённо ждала команды «пли!» и залпа по этому неприкаянному строю, но выстрелов так и не прозвучало, а мне осталось только гадать, о чём хотели сказать публике постановщики такой пафосной концовкой: то, что-де шантажисты и грабители, шлюхи и наркоманы – суть святые великомученики советского периода? Сдаётся мне, что вряд ли к таким выводам планировал привести читателя сам Булгаков, «повинный» в симпатии только к старой интеллигенции. А именно этого-то «интеллигентского» духа в спектакле и нет… Поэтому – на «Зойкину квартиру» идите в Эрмитаж, господа, ибо там это – шедевр.
И вот я снова дома, и с завтрашним днём я здорово ступила – поторопилась сходить на «Похороните…» вчера, полагая, будто завтра смогу уже посмотреть «Аватара», а он, как выяснилось, пойдёт только с 17-го. Видимо, придётся просто погулять, благо погода потрясающая – мороз и солнце, хоть у меня и насморк. Всем доброй ночи!)

Давеча к ночи, сделав вид, что легла спать, я устроилась было перед монитором и включила Наше радио в ушах, но плеер незамедлительно сдох, что я сочла знаком свыше и отправилась спать. Ближе к утру мне начало сниться, что я в какой-то компании попала поздно вечером или ночью на опэн-эйр, где ожидался концерт Cannibal Corpse – большая сцена с экраном в качестве задника и большой зрительный зал перед ней были в низине, а мы стояли на холме позади всей этой красоты и надеялись если не увидеть, то хотя бы услышать оттуда что-нибудь. Однако концерт всё никак не начинался: сначала какой-то мутный чувак пел что-то маловразумительное, потом вообще на экране начали какой-то малопонятный мульт показывать, и далее в том же духе, пока мои спутники не решили оттуда уехать, а я не начала сопротивляться. В итоге меня разбудили родители, уезжавшие рано утром на кладбище, но я не пожелала вставать, пока не посмотрю концерта, и заснула заново, оказалась на улицах какого-то города, причём с мамой в придачу, но целенаправленно и очень спешно, едва успевая любоваться его красотами (длинные улицы, виляющие вверх-вниз по холмистому рельефу, невысокие домики с приветливо открытыми дверями кафешек и магазинчиков на первых этажах, живописные пристани, храмы), направилась туда, где, по моему разумению, должна была находиться та самая сцена. Разбудил меня, не успела я добраться до цели, которую уже видела издалека, на сей раз начавшийся ливень с громом, весьма мощно и приятно для слуха шумевшие, и я слушала их, пока не ворвалась бабушка и не закрыла моё окно, ибо увидела молнию; пришлось, когда она вышла, вставать и снова открывать окно, однако ливень к этому моменту уже стих, но я и тогда отказалась вставать и опять легла спать. Упорство, казалось бы, было вознаграждено – в третьей части сна мы с мамой оказались уже в зале, да не где-нибудь, а аж на первом ряду, и хоть зал теперь был, кажется, под крышей и начал изрядно напоминать театр, я по-прежнему была уверена, что концерт непременно состоится. Наши места были в самой серёдке, а билеты были не простые, а электронные – вставлялись в специальные разъёмы в сиденьях, как флэшки; на мамином кресле разъём отсутствовал – тупо был вырван с мясом обшивки, и она очень парилась по этому поводу, но я настояла остаться на наших местах, и мы остались без приключений. Однако до концерта надо было ещё подождать – неожиданно началась какая-то тупая театрализованная сценка, в которой человек, сидевший в перемещавшейся по сцене перевёрнутой картонной коробке, почему-то называл себя Цоем. Но вот, наконец, свет погас, и только нам с первого ряда было в кромешной тьме заметно, как выходят на сцену силуэты музыкантов… я приготовилась ловить кайф, но тут меня разбудили уже окончательно: родители вернулись с кладбища, стукнуло полдень, пора было обедать, то бишь завтракать – облом красивый, конечно, но всё равно было забавно. Пострадав ерундой до вечера (ливень заряжал ещё пару раз), я вышла, когда дождь уже превратился в мелкую и прохладную осеннюю морось, поехала до Арбатской, оттуда неспешно пошла до театра на Малой Бронной (дождя уже не было), там купила программку, посидела в холле на диване и с первым звонком поднялась в партер. Вконец обнаглевшие бабушки, первыми войдя в пустой зал, сразу занимали первые три ряда, причём посередине, я поскромнее присела с краю ряду в четвёртом, меня согнали, и я со вторым звонком тоже устроилась в середине четвёртого или около того ряда, где и осталась – благо зал был не особо наполнен, все откидушки были незанятыми – и видела и слышала всё отлично, как всегда.
«Кавалер роз» - ещё одна якобы комедия по всем законам этого жанра: естественно, про богачей, естественно, с претензией на национальный (на сей раз немецкий) колорит, естественно, с хэппи-эндом для всех (они же все положительные) персонажей и, естественно, несмешная и донельзя предсказуемая. Сюжет вызывает стойкое ощущение дежа вю, ибо составлен из всевозможных комедийных шаблонов, наиболее избитых за многовековую историю драматургии: старый коммерсант не позволяет своей племяннице выйти замуж за бедного художника, а сам всей логике вопреки собирается жениться на молодой, навьючивая всю работу по поиску подходящей невесты на подругу-вдову, бойкую старушенцию, которая в первых же минутах спектакля признаётся, что этот коммерсант всегда был ей интересен в романтическом плане… угадали, что будет дальше? Добавьте к этим двум лавстори ещё парочку, приправьте неизбежными трансгендерными переодеваниями, удачными стечениями всех обстоятельств, несколькими стереотипами – и готово, остаётся только добавить, что поставлен этот наибанальнейший суррогат в вычурном, как у детских спектаклей, стиле костюмов и декораций, с элементами клоунады и попытками пляски и песни под фанеру. Актёры стараются, местами аж переигрывают, но сделать живых людей из действующих в «Кавалере» плоских, сугубо карикатурных персонажей им, к сожалению, не под силу – недостатки пьесы напрочь перевешивают достоинства труппы, и глупая сказка остаётся глупой сказкой, фаворитом пенсионеров и детей (ребёнок позади меня хохотал от души по поводу и без, бабушки по окончании спектакля всерьёз обсуждали, что в нём всё правда). Мне же удалось заметить только одно достоинство: спектакль не растянули, а бодро прогнали за два часа не считая антракта, так что наскучить он не успел – но и впечатлений по себе никаких не оставил, так что порекомендовать могу только сторонникам релакса методом просмотра бессмысленного мыла, как телевизионного, так и театрального и кинематографического.
После спектакля я прогулялась обратно до Арбатской, доехала до родной Молодёги, оттуда до дома меня подвёз папа. Дела интернетные снова порядком растянули сроки написания мною всего вышеизложенного (да, помню что зарекалась выходить в сеть до окончания рецензии, надо будет ещё разок заречься), а завтра у меня – несложно догадаться – снова театр, засим прощаюсь до следующего, надеюсь – более содержательного поста)

После того, как я давеча в привычное для себя послеполуночное время уползла спать, мне приснился редкостный бред, который я, хоть он и был урывочным донельзя, таки законспектирую для-ради потом вспомнить и поржать. В этом сне я заявилась на день рождения к TROOPER’у и припёрла в торбе в качестве подарка… большого плюшевого Лосяша (для непосвящённых – Смешарик такой, типа лось). По огромной квартире с множеством переходящих одна в другую комнат бродили незнакомые мне труёвого вида личности, при том и не горящие желанием со мной познакомиться – в одной комнате разглядывали коллекцию старых оловянных солдатиков на полке, я тоже поглядела, в другой смотрели телевизор с большим экраном, дальше я не стала забираться, чтобы не заблудиться. Вернувшись в прихожую проведать свою торбу с подарком, я наткнулась непосредственно на самого именинника… с мопсом, который злобно на меня зарычал, так что пришлось хозяину присесть и придержать негостеприимное животное. После того, как я высказала своё умиление мопсом и выслушала что-то о том, как давно он уже живёт у TROOPER’а, сон прервался, а когда возобновился, мне уже таки удалось покорешить с наиболее адекватным из гостей, молодым кучерявым существом, и мы вместе с остальными гостями вышли из квартиры на улицу и оказались на площади между ныне открытым вестибюлем моей родной станции метро и рынком, причём поздно вечером. Кучерявый что-то говорил о том, что праздник продолжится в каком-то клубе, но что приглашений туда хватит не на всех и поэтому он лучше пойдёт домой; я понятия не имела, будет ли приглашение на меня, мне не хотелось ни уйти домой и пропустить тусовку, ни прийти вместе со всеми в клуб и оказаться за дверью (при том, что по обрывкам фраз, доносящихся от остальных гостей, мне начало казаться, что это какой-то гей-клуб). После тяжких раздумий я решила всё-таки подождать уточнения информации о планах на дальнейшую ночь и осталась, скучившись вместе с остальными на входе с площади во дворы; неожиданно появилась Даша, которая Васильева, я была немного удивлена и весьма рада её видеть, а выяснив, что она тоже собирается в клуб, успокоилась окончательно (логика сработала следующим образом: раз уж на Дашу хватит приглашения, то, значит, и на меня тоже). Когда я открыла торбу показать ей свой подарок, там у меня оказалась большая пачка кукурузных палочек, я начала их жрать и всех угощать ими, и обстановка сразу стала на порядок дружелюбнее и душевнее; в процессе поедания мы докопались до небольшой плюшевой саблезубой белки из Ледникового периода, видимо, прилагавшейся к пачке в качестве сюрприза, я заявила, что намерена оставить её себе, и на этом сон закончился окончательно. Проснувшись – несложно догадаться – к обеду, я снова едва успела дострадать ерундой до вечера и, соблюдая очерёдность, поехала на Маяковскую, в театр Моссовета. Купив программку, я поднялась к себе в амфитеатр, притулилась на своём всё том же никуда не годном месте и принялась терпеливо ждать третьего звонка, однако уже со вторым администраторша начала сгонять людей вниз, и я поспешила в партер, где благополучно заняла свободное место в середине второго ряда и не была оттуда согнана, хоть все остальные свободные места вокруг меня оказались вскоре занятыми. Стоит ли добавлять, что дальнейшие два часа без антракта за 150 рублей я видела и слышала всё лучше некуда?..
«Мужчины по выходным» - почему-то весьма популярная для театральной сцены пьеса – оказалась комедией местами грустной (давит на социальную жалость), местами смешной, но по большей части скучной, ибо сюжет предсказуем и банален. В нём трое пожилых интеллигентов от безденежья подряжаются оказывать женщинам различные услуги от музеев и аттракционов до секса, но как только заявляются к первым клиенткам, оказываются явно неспособными на последнее. Там же они попадают в окружение бандитов, но догадываются вызвать ментов только тогда, когда приспичило сбегать до валютного обменника, а до прибытия стражей порядка вовсю крутят романы – естественно, с хэппи-ендом (видимо, выражаясь словами из приснопамятного третьего Ледникового периода, девушки оказались «без претензий, без вариантов»). То, что всё закончится именно так, было понятно в самом начале, но специально для пессимистов перед началом сюжета в спектакле был предусмотрен эпиграф в виде пантомимы под Морриконе в стиле Дикого Запада, дабы ни у кого не оставалось сомнений в том, что полвека разменявшие инженеры могут быть мачо не хуже Чака Норриса, чей большой круглый портрет периодически вставал за окном во время спектакля вместо солнца. Впрочем, недостатки драматургии я не собираюсь ставить в вину режиссёрам и тем паче актёрам: труппа Моссовета старалась, как всегда, честно изображая своих незамысловатых героев максимально душевными – чтобы в них влюблялись бабушки, воспитанные на телесериалах о вечных семейных ценностях домостроевского пошиба. Любителям качественно поставленных (сей спектакль – семилетней выдержки, и дурных отзывов о нём не сыщешь) бытовых сказок рекомендуется, любителям всех прочих жанров лучше выбрать что-нибудь другое, благо у Моссовета есть спектакли на любой вкус.
После спектакля я дотопала от театра до метро, доехала до родной Молодёги и ничтоже сумняшеся набрала в Трамплине полную торбу еды (свершилось чудо – я нашла съедобный мармелад, то есть на пектине и агар-агаре, а не желатине! И очень вкусный!), понадеявшись на маршрутки, которые – я не раз уже видела, когда ходила пешком в периоды безденежья – теоретически должны по выходным ходить допоздна. Однако закон подлости действует безотказно: на остановке маршрутки не было; помёрзнув там энное количество времени, пока не кончилась купленная с целью умять по дороге до дома пачка сушек-пивнушек, я дотащилась до автобусной остановки, где после ещё некоторого ожидания (в общей сложности потратила добрые полчаса, пешком бы дошла быстрее, зарекаюсь вечерами ждать транспорта, даже с тяжёлой торбой) автобус пришёл и отвёз меня домой. Завтра – да-да, несложно догадаться – мне снова в театр, сейчас – естественно, снова спать, надо же и этим общественным делом тоже иногда заниматься. Авось опять что приснится :D

Давеча засидевшись до трёх часов с гаком, я вторично решила выяснить, чем заканчивается часовая запись, якобы приманивающая сны. Засунув в уши наушники и приняв под одеялом максимально неудобную позу, я принялась думать о своём, особо не вслушиваясь в привычное журчание из наушников, и таки дождалась, когда на его фоне зазвучит монотонное гудение и бормотание, похожее на помехи по радио, в котором так и тянуло разобрать обрывки человеческой речи или ещё каких звуков. «И под эту херню я вырубалась?» - изумилась я и тут же вырубилась, и мне даже приснился какой-то бред: я была одна в своей прежней квартире на первом этаже пятиэтажки, ходила по комнатам и собиралась погулять с Ушастой и, может, ещё с кем-то, а заодно купить какие-то учебники и тем самым сделать приятное маме, не знавшей о моём намерении. И всё бы хорошо, кабы по квартире не бродил… призрак – хвала Магистрам, не кого-то из моих покойных родственников, а незнакомого мне высокого щуплого дядьки с короткой стрижкой и впалыми небритыми щеками, больше всего похожего на зэка. Пока я возилась в маленькой комнате, а он сидел на почтительном расстоянии на краешке дивана и что-то вроде даже говорил, я на него никакого внимания не обращала, воспринимала как нечто само собой разумеющееся, потому что он был полупрозрачный и мирный. Но когда я вышла в коридор и собралась надевать туфли, обернувшись, увидела, что он медленно и молча надвигается на меня по коридору из большой комнаты и постепенно уплотняется, превращаясь на глазах из призрака во вполне живого человека – и тут мне стало стрёмно, и я, схватив туфли в одну руку, другой стала открывать дверь. И, как всегда бывает в дешёвых ужастиках, ключ поначалу застрял в замочной скважине и никак не желал поворачиваться, а я спиной чувствовала приближение призрака и что-то кричала ему про то, чтобы он не пугал меня так, что я ничего ему плохого не делала; но, наконец, в самый последний момент дверь открылась, я выскочила, захлопнула её и, босиком выбежав во двор, уселась на лавочку надевать туфли. Какая-то сидевшая на этой лавке бабка на меня удивлённо воззрилась, и я зачем-то сообщила ей и про призрака, и про то, что собираюсь погулять и купить учебники, и тут до меня дошло, что я уже опаздываю и меня уже давно ждут. С этой мыслью я помчалась к метро с такой скоростью, как если бы за мной по-прежнему кто-то гнался, как я в реале ни за что не пробегу; кажется, я успела и проснулась, когда уже было светло: поза всё та же неудобная, наушники в ушах, в наушниках тишина. Подремав ещё немного, я встала к обеду и едва успела пострадать ерундой, как пора было ехать, на сей раз, соблюдая очерёдность, – на Арбатскую; потопав по Никитскому бульвару и осознав, что снова слишком рано приближаюсь к цели, я зашла побродить в большой тамошний книжный, где попускала слюни на свежевышедшие сборники стихов Шевчука и Арбениной (они что – сговорились выпускать одновременно и за бешеные бабки?.. >< ), нашла мангу в отделе детских книжек (хентайной вроде не было, но с них станется), просто полупоглазила на состояние современной литературы. Сия экскурсия наповал убила лишнее время, и я заявилась в театр на Малой Бронной, где на входе девушки выдавали папочки с пресс-релизами почётным гостям – по ним и по камере, кого-то ждавшей на верху лестницы в партер, я догадалась, что сегодня – первый премьерный показ «Аркадии». Почитав у стенки до первого звонка, я вошла в зал, устроилась на откидушке ряда, как обычно, пятого или шестого, несколько раз была согнана, перемещаясь на откидушку поближе, а со вторым звонком пробралась на свободное место в серёдке третьего; тётки, которых я вынудила встать, когда пробиралась, прочили, что скоро я пойду обратно, но именно занятое мной место так и не нашло своего законного владельца – проще говоря, никто меня не согнал, хоть зал и был полон битком. И снова я с самого удобного расстояния всё идеально видела и слышала за всё те же 150 бельэтажных рублей…
Для меня командор Том Стоппард – живой классик драматургии, чей текст физически ощутимо полнокровен и аппетитен, эстетически изящен, подлинно интеллектуален. Этот текст приятно читать, приятно говорить и приятно слышать со сцены, а когда на сцену ещё и качественно переносят сюжет пьесы, это ещё приятнее. В сюжете «Аркадии» (для тех, кто в тундре: Аркадия – полумифический пасторальный край) сочетаются начало XIX века и наши дни, писчие перья и ноутбуки, кареты и японские автомобили, гении и безумцы, Байрон и байронисты, литература и секс, юмор и лирика, а математически выверенная формула будущего постоянно даёт сбой из-за того, что люди склонны любить тех, кого не полагается. Разделённые свыше чем полутора веками персонажи делят одну комнату, и на сцене они пересекаются, взаимодействуют, и кто-то живёт, а кто-то увлечённо и азартно изучает чужую жизнь, с лёгкостью додумывая утерянные фрагменты истории. Приятно пахнет архивной пылью и страницами старых книг, перелистываются и переплетаются эпохи со всем подобающим костюмным и интерьерным колоритом, мурашки пробегают вдоль хребта от знакомых и незнакомых звуков классической музыки, вдруг ставшей особенно космически-величественной… и вот уже обеспечен полный эффект присутствия, тянет подняться на сцену и тоже откопать в старом английском поместье какую-нибудь старую тетрадь, письмо, рисунок, и тоже, может быть, что-то своё понять. Стоппард дорог ещё и тем, что, изображая глобальное и бытовое в одной неразрывной упряжке, не задаёт вопросов и не даёт ответов – каждый читатель или зритель сам для себя определяет степень душевной работы, приводящей к личным, своим собственным открытиям. А труппа с Малой Бронной продолжает меня радовать тем, что все актёры оказываются на своих местах и играют искренне, так что сегодня на сцене появились живые, убедительные и многогранные герои, каждый из которых вызывает сочувствие. В общем, много говорить тут нет необходимости: «Аркадию» нужно читать и смотреть, или смотреть и читать, или, если уж выбирать одно из двух, то лучше смотреть – премьера оказалась однозначно стоящей вещью, достойной внимания любого театрала от начинающих до гурманов.
После трёх с половиной часов спектакля я пошагала по бульвару обратно до Арбатской, доехала до Молодёги и домой пошла пешком вдоль дорог, ибо давно забила на получасовые ожидания автобуса. Рецензию я на сей раз писала без параллельного зависания на форумах, благодаря чему закончила на добрый час раньше вчерашнего, и скоро упру спать, а завтра – несложно догадаться – мне снова в театр.)

В ночь на понедельник таки пришлось уйти спать до утра, а утром потом встать по будильнику, дабы по возможности пораньше поехать на Юго-запад за билетами на сентябрь и октябрь; казалось бы, совсем недавно у меня была отложена тысяча с лишним на эти благородные цели, но заначку на то и делают, чтобы в неё регулярно залезать – в общем, осталось меньше тысячи и я была заранее готова к тому, чтобы часть купить, а часть забронировать и потом приехать выкупать. Подоспела я за полчаса до официального открытия кассы – двух часов, но в холле, частично заваленном какими-то белыми надгробиями, – очевидно, декорациями, – уже выстроилась очередь и практически все стулья по периметру были заняты. Я заняла очередь и уселась читать, и читала я так часа полтора, пока очередь не сократилась до нескольких человек (при этом кто-то ещё приходил к шапочному разбору); а пока я сидела, в кассе сломался принтер, печатавший билеты, поэтому не только мне, но и всем остальным, пришедшим в тот день на Юго, пришлось бронировать, дабы потом ехать выкупать – уже не так обидно. Вопреки сомнениям, мне удалось забронировать дешёвые билеты на все шесть спектаклей, каковые ещё не смотрела и каковые пришлись на субботы, после чего я двинулась в обратный путь, размышляя, куда податься теперь; изначально мне пришла в голову идея заехать в приёмную комиссию ГИТИСа, поспрошать, ведь дней открытых дверей там не бывает, но буквально сразу же мне стало влом, а когда я доехала до Арбатской (читать на обратном пути уже не стала – в очереди обчиталась до тошноты), твёрдо решила это осуществить как-нибудь в другой раз – вместо этого я осуществила шоппинг и с набитой съестным торбой вернулась домой. Когда в районе полуночи уползла спать, приснился короткий, но чертовски живописный сон, начавшийся с того, что я на заднем сиденье автомобиля ехала на дачу почему-то ночью и почему-то с Драгомиром, за окном было ничего не видно, кроме тёмных силуэтов деревьев, и шёл дождь. Доехали ранним утром, посветлело, дождь прошёл, и когда я посмотрела в сторону дороги, увидела над ней не двойную, а тройную радугу, и самая яркая из этих трёх радуг была яркой просто ослепительно. Я отошла на поляну и легла на спину с фотиком, чтобы их сфотографировать с такого ракурса, и увидела, что прямо надо мной в голубом небе эти три радуги висят, как нарисованные на потолке фрески, маленькие, отдельно друг от друга – тремя округлыми мостиками. Едва я успела это сфотографировать, уже не особо задумываясь над природой такого явления, как три дуги каким-то макаром сложились в некое подобие сердца, потом – в ровный круг, и на этом сон закончился; примечательно всё это тем, что я по-прежнему считаю радугу добрым предзнаменованием. Во вторник я уже проснулась без будильника, в два часа только из дому вышла, а на Юго, будучи уже при средствах, появилась в районе четырёх и – благо принтер уже починили – выкупила свои билеты. Оттуда я приехала на Арбатскую, сунулась в тамошнюю театральную кассу, немало удивилась, увидев там девушку, у которой в прошлый раз покупала билеты в кассе возле Бреста в родных пенатах, и приобрела наконец для полного счастья ещё одну путёвку на август, потом прошлась по Арбату до Смоленки, доехала до родной Молодёги и пешком дошла до дома через дворы. И, наконец, сегодня, до вечера прострадав ерундой, я снова поехала на Арбатскую, по Никитскому бульвару вернулась в театр на Малой Бронной и снова умудрилась оказаться там за час до начала спектакля, и снова прогулялась по Тверскому бульвару до конца и обратно, а когда театр открыли, купила программку и устроилась в холле партера читать её и книжку. После первого звонка я неспешно переместилась на откидушку шестого ряда, после третьего звонка – в серёдку третьего ряда, и снова мне был предоставлен обзор, лучше которого и пожелать нельзя, а смотрела я на сей раз весеннюю премьеру годовалой выдержки – «Плутни Скапена».
По одному названию этой пьесы Мольера можно безошибочно сделать вывод, что это – «плутовская» комедия по всем канонам жанра. «Смотрите на знакомые часы», - звучит со сцены фраза посреди хрестоматийного сюжета о хитроумном слуге, обеспечивающем счастье молодым влюблённым так, чтобы были довольны их строгие отцы. Казалось бы, действительно ничего оригинального, и тем не менее над бесхитростным положенческим юмором периодически ржёшь от души, ведь подан он мастерски и со вкусом. И пусть пение не без помощи фанеры (в либретто местами лучше не вслушиваться) было бы более уместно в детском спектакле, зато за студенческую массовку театру на Бронной вторичное спасибо, ибо студенты – народ симпатичный и креативный (и почему ГИТИСники в КВН не играют? У них бы получилось). Актёры порадовали не меньше – харизматичный Скапен (Александр Никулин), колоритная цыганка (Дарья Грачёва), я уж молчу про Владимира Яворского в роли живой головы (снова с глазами маньяка и снова смешной одним только своим видом), все остальные тоже на своих местах; плюс не поскупились на уютные декорации, вполне создающие венецианскую атмосферу, классные костюмы, долетавшие до первых рядов (т.е. и до меня в том числе) мыльные пузыри и прохладный искусственный снег (интересно, он тает? А то ещё примут за перхоть…). В общем и целом вердикт таков: блюдо лёгкое, но вкусное, с кучей органично вплетающихся в классический текст отсебятинок в качестве приправы (чего один короткий диалог на украинской мове стоит!), самое то, чтобы отдохнуть в промежутках между серьёзными постановками и не заскучать при этом.
После спектакля я дотопала по Никитскому обратно до Арбатской, доехала до родной Молодёги, там меня у метро подобрал папа и подвёз до дома. Завтра мне снова в театр, уже, правда, не на Малую Бронную, так что ненадолго прощаюсь до следующей рецензии)

Что было до, включая сон
Анджей Вайда – фигура, не нуждающаяся в представлении: культовый польский кинорежиссёр, чьи полувековой давности фильмы, в том числе «Бесы» по Достоевскому, вполне заслуженно вошли в золотой фонд мирового кинематографа. Когда на программке читаешь, что именно он поставил пьесу Альбера Камю «Одержимые», написанную по тому же роману, на сцене Современника, ждёшь от спектакля многого – и тем обиднее видеть вместо полноценного высказывания матёрого маэстро череду обрывочных, незавершаемых хрестоматийных мизансцен, плоскостно, не вдаваясь в причинно-следственные связи, смыслы и философии, демонстрирующих краткое содержание «Бесов» на уровне «кто, когда, что и с кем» спешиал for двоечники-старшеклассники. Роман не играют, а именно прочитывают, причём по диагонали, и никаким Камю в постановке и не пахнет, а упрощённый, словно кастрированный Достоевский в ней только грустно проглядывает между режиссёрской отсебятиной, на которую почему-то трёхчасового временного отрезка вполне хватило, а на некоторые важные эпизоды – нет. То, что пан Вайда, самонадеянно потративший на репетиции спектакля с труппой Современника всего пару месяцев, высоту не взял, видно сразу же, как только после поднятия занавеса на сцене появляется цивильный и ухоженный, аки Фандорин какой-нибудь, Ставрогин и в качестве эпиграфа выдаёт на-гора эпилог – то бишь спокойно, без тени раскаяния, рассказывает о том, как загубил двенадцатилетнюю Матрёну, а потом, после выхода прямо из зрительного зала Тихона, тоже выглядящего как офисный планктон, вместо того, чтобы гневно грянуть стулом оземь, вместе с этим стулом донельзя неестественно и фальшиво валится на пол сам и молча подёргивается в якобы припадке. Серостью этот Николай Всеволодыч в исполнении Владислава Ветрова останется до конца спектакля, упорно не желая демонстрировать того печоринского демонизма, которым сей персонаж притягателен как для читателя романа, так и для других персонажей, окружающих его – поэтому так нелепо выглядят женщины и мужчины, валяющиеся у него в ногах (не иначе как приняли его, беднягу, за Ивана Царевича, аки Хлестакова за ревизора, а он никого не разубеждает, знай сидит себе в сторонке да расхаживает по гостям с умным видом), и его финальное самоубийство (создатели спектакля не поскупились даже на натуралистичное чучело висельника для пущего эффекта) – не жест отчаяния человека, замученного совестью, но результат свидригайловской пресыщенности всем тем развратом, в котором он признаётся в начале. Но если Ставрогин тут недоигрывает, то все прочие, напротив, переигрывают, изображая не многогранных героев Достоевского, но клишированные, однобокие пародии-маски на них и друг на друга – и имеем мы в результате похожих одна на другую мелодраматических девиц вместо барышень с возвышенными чувствами, похожих одна на другую стервозных старух вместо величественных пожилых дворянок, похожих один на другого придурковатых неудачников-репетиловых, ведущих кухонные споры, вместо повёрнутых на опасной идеологии фанатиков-псевдобунтарей, вздумавших вершить судьбу России… да, сарказм был и у Достоевского, и именно за дискредитацию отечественного революционного подполья (всех – под одну гребёнку нечаевщины) я и недолюбливаю «Бесов», но не до такой же степени!.. В том же ряду – чрезмерно издёрганный Верховенский-отец, инфантильный до крайности Кириллов (типа доигрался ребёнок с пистолетиком), жалкий ломака Верховенский-сын, абсолютно никакой Рассказчик – и ни одного живого, яркого, колоритного, запоминающегося лица, и никому не сочувствуешь… и бьёт по нервам саундтрек замечательного композитора Зигмунта Конечны, в котором инфернально чавкают, рычат, хохочут, стонут, пародируют человеческую речь не иначе как те самые бесы, вселившиеся в евангельских свиней, и нависает живописное предгрозовое небо над наклонёнными к залу асфальтово-серыми, поблёскивающими «лужами» подмостками, и суетятся, меняя декорации, застывая в тёмных уголках, а там и вовсе нагло вмешиваясь в действие, фигуры в чёрном, а мне от всего этого – нет, не страшно! А страшно, когда зал, словно на комедии, упоённо хохочет в самые неподходящие моменты, очевидно принимая образные афоризмы Достоевского за социально-политические шутки в духе Задорнова: похоже, что великого классика в зале никто не читал и вряд ли прочитает, ограничившись увиденным сегодня и сделав из этого вывод, что Достоевский – очень скучная штука (не раз в зале кто-то громко интересовался, когда же всё это закончится, скоро ли антракт, и так далее). Но всё-таки рецензирую я со своей колокольни, а не с ихней, а для меня Достоевский, один из любимых писателей, – это то, что можно испортить, только очень постаравшись; вот и сегодня мне было приятно улавливать в спектакле его, Достоевского, невероятно злободневные, актуальные пророчества: да, и сейчас народу еда и сапоги важнее Рафаэля и Шекспира, всё так же боится народ высказать собственное мнение и охотно подставляет плечи под чужую голову, по-прежнему кажется кому-то заманчивым всеобщее равенство по принципу «все – рабы»… Однако пошлю я вас не вышеописанный спектакль смотреть, а книжку читать – ну, или сначала читать, а потом уже всё-таки смотреть, чтобы на вынесенный в программку режиссёрский вопрос: «Покинули ли Россию бесы?» ответить, вопреки его, режиссёра, наивному пафосу, отрицательно.
Спектакль закончился. Битком забитый зал встал с трогательным единодушием, под его овации я вышла в уже несколько более прохладную, нежели до спектакля, действительность. Прогулялась до метро, доехала до родной станции, и, поскольку для избрания маршрута дворами было уже темновато, потопала домой вдоль дорог. Теперь пора спать – засим прощаюсь до завтра.

Сегодняшнюю ночь я скоротала под аську и частично под 2x2 (они крутят заполночь мультеги про Маззи!^^), слушая сначала музло с компа, потом к четырём часам запевшего где-то в ближней округе соловья; спать легла, оставив комп, мерно шумя, скачивать почему-то вдруг вспомнившиеся мне два получасовых трека, якобы способствующих осознанным сновидениям, которые не скачал ещё только ленивый, нескоро, но отрубилась, потом проснулась, выключила закончивший качать комп и продолжила дрыхнуть. Приснилось забавное: я была в каком-то здании, точно зная, что это психушка, навестить меня пришла мама, и мы вышли поговорить в длинный совершенно безлюдный коридор; я показывала ей распечатки с какими-то заданиями, которые мы, психи, должны были выполнять, и она спрашивала меня, почему у меня не всё сделано, а я отвечала, что делаю только то, что задают, и делаю хорошо, что только с одним заданием, где надо было вставить в стих пропущенные слова, я не справилась – под ним стояла двойка красной ручкой. Ещё я, не глядя на неё и прохаживаясь мимо по коридору, говорила, что мне там надоело, что я устала, хочу домой, а мама искренне удивлялась, уверяя меня же, что мне там хорошо, весело, вкусно кормят и так далее. Потом я вернулась в зал, похожий на аудиторию в инсте, где тихо тусовались люди разных возрастов, и, встав у двери лицом в угол, чтобы не запалили, быстро сожрала небольшую упаковку каких-то орешков, которые, видимо, мне мама принесла; потом я подсела к своей однокашнице Лине, которая, видимо, тоже в этой психушке находилась – она чайной ложечкой ела что-то мелкое и жёлтое, я откуда-то знала, что это пыльца и что ест она её постоянно. Лина и мне предложила, но я отказалась – дескать, ешь, сонц, сама, а я только что целую пачку орехов сожрала; кто-то услышал, спросил, почему не поделилась, я ответила, что самой мало было, и проснулась (ну вот и какая мне аудиостимуляция после этого? Но при случае надо будет хотя бы ради интереса всё равно попробовать). Встав, я просидела дома до вечера, ибо гулять в такую погоду было бы невозможно, от нечего делать наконец-то осилила пост-классификацию всех театральных рецензий с рейтингами, то бишь пост предыдущий (ссылка на него теперь всегда будет маячить на видном месте внизу эпиграфа), но когда вышла, всё равно ещё стояла жара за тридцать и духота. Ехала я, впрочем, с благородной целью: подкупить билетов в театр на июль и закупить оных на первую неделю августа, а ехала снова на Арбатскую, поэтому как только я сунулась в окошко тамошней театральной кассы, мы с билетёршей не сговариваясь при виде друг друга начали ржать – ибо в последнее время практически каждый день видимся. И сегодня мы свиделись вполне продуктивно: я подкупила билетов на текущий месяц и забила театром первую неделю августа, взяла бы и больше, да осталось всего сто рублей, и, решив оставить на проезд, еду-питьё и прочее насущное, я остановилась на этом, пообещав ещё вернуться. После закупки чёрт меня дёрнул выбрать новое направление для прогулки, пошагав по переулкам мимо ГИТИСа к театру Маяковского; Маяковка, закрывшая сезон, выглядела совершенно опустевшей, однако стоило мне завернуть за угол, как ко мне подскочили женщина средних лет и парень и предложили билет на спектакль-концерт Сергея Безрукова «Хулиган», который сегодня проходил на сцене Маяковки в рамках проекта «Театральный марафон» от театрального агентства «Премьера». Я отказывалась, говорила, что мне некогда, что я уже еду домой, да и вообще Безруков меня бесит, они настаивали, предлагали сначала билет за 300 рублей, а когда я сказала, что у меня уже не осталось денег, потому что я их потратила на билеты в другие театры, и собралась уходить, мне в спину предложили билет за 100 рублей. Я остановилась, но до меня дошло, что спектакли начинаются в семь, а уже было явно позже; однако меня заверили, что сегодня начало в восемь, показали на часах, что оставалось ещё 9 минут до восьми, и я купила таки этот сторублёвый билет, мятый рыжий прямоугольник, пропахший духами, рванула в театр. Я поняла подвох уже тогда, когда ещё только вошла в предбанник и услышала гром аплодисментов; администраторша на входе надорвала мне билет, проворчала, что разве ж можно так опаздывать, и пообещала молчащей, от греха подальше, мне посадить куда-нибудь на свободное место. Мы нырнули в большой зал, после дневного света мои глаза, не успевшие привыкнуть в темноте, ничего не различали, и я следовала за администраторшей, отставая, как слепая, на звук бормотания; сначала она говорила, что мест не осталось, а потом сказала, что моё место свободно, и бросила меня. Я не знала, которое моё, но мне помог какой-то дядька, опустивший мне кресло, и я пробралась туда, плюхнулась и, когда привыкли глаза, различила на билете, что место моё в первом ряду амфитеатра стоило две тысячи, спектакль начался в семь, а штрихкод явно палевный – просто чёрные полоски криво напечатаны на белом фоне уголка билета. В пользу того, что я оказалась на спектакле по поддельному билету, говорило ещё и то, что его продавцы явно не были похожи на новых русских, которые могут запросто расстаться с двумя тысячами за сто рублей, и явно действовали против логики: кто будет сбывать свой билет прохожим, пока длится спектакль, вместо того, чтобы на него сходить, хотя бы на половинку? Так что хвала Магистрам, что в спешке меня не запалили – и вот я уже комфортно сижу, вытянув ноги, достаточно близко от сцены, чтобы различать выражение лица стоящего на ней Безрукова.
А Безруков, какой-то не по годам постаревший, в штанах на подтяжках, на момент моего триумфального прибытия как раз читал стихи Есенина «эротическим» полушёпотом с хрипотцой. Далее декламация есенинских стихов и исполнение песен на всё его же стихи чередовались по принципу «весёлое-грустное», на сцене расположился небольшой оркестр с двумя солистками, периодически устраивались танцевальные номера вплоть до балетной композиции в финале, фоном служил большой концертный экран, крупно показывающий происходящее на сцене или видеоряд из небезызвестного (и хорошего, следует признать) сериала «Есенин» с всё тем же Безруковым в главной роли (а Есенин из него никакой, равно как и Пушкин, и Иешуа, и именно за паразитирование на всех этих светлых образах он меня в первую очередь и бесит), а нам, партеру и амфитеатру, били в грудь мощным живым звуком и щедро лили сценический дым – в общем, качественное, по всем правилам организованное эстрадное шоу. Однако же Безруков – всё-таки актёр как-никак, сценическая речь у него поставлена полюбому лучше, чем у какого-нибудь школьника, которому задали выучить стих наизусть, поэтому горячо любимый мною Есенин звучал из его уст достаточно выразительно, чтобы я, слушая и в уме повторяя знакомые строки, пару раз ощутила приятный озноб вдоль хребта от эстетического наслаждения. Впрочем, я не в обиде за то, что посмотрела полспектакля: за два часа (я предполагаю, что и вторая половинка длилась час, но могу и ошибаться, ибо моя мобила с часами сдохла ещё до покупки мною билета) вышеописанное действо при всех своих достоинствах наверняка утомило бы, а вот прослушать всё самое лучшее (ведь его же всегда под конец выдают)) – самое оно. Жаль только, что ни разу на экране даже не промелькнуло лица самого Есенина, словно не ему, а Безрукову было посвящено всё мероприятие, ведь второй в наше время, похоже, популярней и востребованней первого… впрочем, в своей популярности и востребованности у народных масс виноват не Безруков, а сами массы, так что не только его поклонникам, но и поклонникам Есенина вроде меня сей спектакль-концерт можно порекомендовать.
Вот таким оригинальным способом я скоротала жару, да и вообще фартовый я всё-таки человек: куда ни пойду – в театр попаду (вспомнить хотя бы недавний похожий случай с Песнями нашего двора в театре у Никитских). Дошагав до Арбатской, я прогулялась по Арбату до Смоленки, доехала до родной Молодёги, пешочком (деньги-то все потратила!)) дворами прошлась до дома, на этом и прощаюсь – до завтрашней ночи, до новой рецензии то бишь)

Когда вчера после написания рецензии я, спровадив спать сидящую дома с ветрянкой беднягу Ушастую, сама ушла баиньки и, послушав немного Наше, отрубилась, мне приснился крайне странный бред. В этом сне я сначала долго бродила по какому-то маленькому городку, типа наших провинциальных, где было множество всяких любопытных заведений, как-то: магазинчиков, ресторанчиков, салонов красоты, и помимо всего прочего – нечто вроде клуба бойскаутов. Уже не помню, каким боком я была с ним связана – не то организовала его, не то вступила туда, боюсь соврать, ибо запоминать начала с того момента, когда оказалась в районе родной станции метро и двигалась мимо рынка в направлении дворов, где раньше жила. На площади между метро и рынком ко мне подошли двое пацанят лет десяти-двенадцати с автоматами и, обвинив в чём-то, потребовали следовать за ними; я, естественно, решила, что автоматы у них игрушечные и что вообще это они играют так, и с ними не пошла, а продолжила шагать своей дорогой. Мальчишки, казалось бы, забыли про меня, забежали вперёд и тоже пошли в том же направлении, но стоило мне дойти до середины узкой безлюдной дороги, которая вела между деревьями от площади во дворы, как они неожиданно развернулись ко мне и открыли огонь. Я юркнула за щит пулемёта, который откуда-то взялся сбоку от меня, и, сжавшись в комок на земле, удивлялась, почему меня ещё не изрешетили, ведь моё укрытие довольно-таки ненадёжно; но, наконец, меня либо таки зацепили, хотя я не почувствовала боли, либо сказалось напряжение, ибо перед глазами всё поплыло и, как ни пыталась сохранить сознание, я отключилась (отключиться во сне – это уже нехило, да?). Очнулась я в кровати у себя на даче, я точно знала это, хотя обстановка довольно-таки просторной комнаты была мне в реале незнакомой и больше напоминала больничную, и в этой комнате стоял… собственной персоной Иисус Христос в длинной, до пола, белой одежде типа ночной рубашки, местами порванной и окровавленной, и любой нормальный человек мог бы подумать, что помер и преставился, а я отнеслась к такому необычному гостю совершенно спокойно, как если бы старый друг проведать зашёл. Не успела я и рта раскрыть, дабы уточнить свои догадки относительно его плачевного вида, как он подтвердил, что – да, это он меня тогда прикрыл, – и тут же спросил, как я себя чувствую; я ответила, что хорошо, и спросила, как чувствует себя он, и он тоже сказал, что хорошо, но вдруг покачнулся и присел на краешек стула, и сон прервался, потом только ещё приснился кратким эпизодом пожар на соседней даче. Разбудил меня будильник, но я просто перевернулась на другой бок и задремала опять, и тогда меня разбудила мама, поэтому я без опозданий позавтракала, собралась, приехала на Арбатскую и снова появилась в стенах Художественного кинотеатра: на сей раз меня интересовал фильм с Московского кинофестиваля «Гонзо: жизнь и творчество доктора Хантера С. Томпсона». Ставший уже моим «портом приписки» синий зал, забитый в кои-то веки почти до отказа, билет за 100 рублей, удобное местечко в середине третьего ряда – и для полного счастья нужно только, чтобы небольшой по кинематографическим меркам, но солидный по меркам бытовым экран показал (пусть и с 20-минутной задержкой, как сегодня) что-нибудь хорошее – например, вот это.
Гонзо – направление в газетной журналистике, когда репортёр является не посторонним наблюдателем, а непосредственным участником описываемых событий; Хантер Томпсон – изобретатель, символ и непревзойдённый мастер этого жанра; фильм «Gonzo: Life & Work of Dr. Hunter S. Thompson» - подробнейшее двухчасовое документальное кино со множеством фотографий, хрестоматийными съёмками исторических событий, отрывками из всех фильмов по Томпсону и о Томпсоне, включая самые известные кадры из «Любви и ненависти в Лас-Вегасе», замечательной музыкой, с рассказами всех ещё живых личностей, так или иначе связанных с героем, и Джонни Деппом в роли текста от автора. Если вы не являетесь любителем работ Томпсона и/или вышеупомянутого фильма, если вы чётко знаете, что человек, с 16 лет и до своего самоубийства в 67-летнем возрасте 4 года назад практически беспрерывно бывший на «допинге» (табаке, алкоголе, траве, кокаине, кислоте…), не может быть вам симпатичным, не смотрите «Гонзо» - в лучшем случае заснёте ещё в первой половине. Для меня же сия качественная документалка стала не только чертовски познавательным материалом, собранным благодаря мастерству замечательного режиссёра Алекса Гибни, но и очередным подтверждением того, насколько весёлой, интересной и свободной была эпоха 60-70-х в США: хиппи, фрики, Ангелы Ада на Харлеях, мускул-кары, борьба за свои права чернокожих и геев (Мартин Лютер Кинг, Харви Милк и пр.), антивоенные демонстрации, политические провокации, sex-drugs-rock’n’roll и «контркультурные» писатели и публицисты (Кен Кизи, Ричард Бротиган и пр.)… во всём этом есть нечто притягательное и вдохновляющее. Можно разделять и не разделять отдельные взгляды доктора Хантера на жизнь, общество и государство, но каждый раз немного грустно вспоминать о том, что эта живая легенда стала мёртвой легендой и уже никогда не даст прикурить равнодушным консерваторам; поэтому, пожалуй, самой запомнившейся мне фразой из всего фильма (который лучше было бы смотреть без дубляжа) стала реплика его первой жены, звучащая примерно так: «У него нашёлся бы меч на всех современных монстров». Такие люди были нужны тогда, они нужны сейчас, они всегда будут нужны – а кино оставляет не тяжёлое, а вполне жизнеутверждающее впечатление: знамя гонзо-журналистики никогда не упадёт полностью и, может, когда-нибудь ещё поднимется на прежнюю высоту.
По окончании фильма я пошагала немного прогуляться по Арбату до Смоленки, по густой безветренной жаре и духоте, словно поплавала в жидком солнце – мой молоток Тора на груди рисковал раскалиться и прожечь дыру в моей майке. В такую погоду только по театрам сидеть, поэтому я вчера взяла пару билетов на недалёкое будущее и сегодня – пару билетов, а в кино смотреть больше нечего, поэтому завтрашний день, видимо, свободен у меня от культурной программы, и его можно будет посвятить делам насущным. Одно дело, впрочем, я уже осуществила: наконец-то зашла в ЦентрОбувь и приобрела дешёвые босоножки (или как там эта хрень называется?) из к/з – они очень смешно на мне смотрятся и прикольно звенят двумя цепочками (а то ходила, как с дачи приехала, в старых кроссовках – и жарко, и тяжело). Заодно встретила на ярмарке Натали – бывшую коллегу и просто друга (а друзья бывшими не бывают), с коей не контактировала два года с лишним (!), а узнала по голосу ещё до того, как обернулась на её «Привет» - впрочем, и внешне она особо не изменилась – да и я, наверное, тоже не сильно; перебросились парой незначащих фраз и разбежались. На этом, кажется, все новости – посему прощаюсь, мне бы сегодня ещё хаир постирать для полного счастья)

В понедельник дожди отступили, установилась идеальная для города погода – не жарко, не холодно, сухо и солнечно. Как всегда закопавшись, я выскочила из дому, повезло с быстро подошедшим автобусом, и к четырём я подъехала на Арбатскую, снова заявилась в Художественный кинотеатр – смотреть с DVD фильм «Вечное движение», заснятая концертная программа лета прошлого года «Проверенное временем» Сургановой и Оркестра (оркестр, впрочем, в данном случае представляло единственное лицо – Тхай, ибо концерт акустический). Билет – всего 50 рублей, приехала я впритык, поэтому сразу направилась в Зелёный зал, где ни разу ещё прежде не была и куда вела отдельная лестница, заманчиво узкая и полутёмная, от самого нового входа в кинотеатр. Зал – специально для винтажного кино и спецпоказов, поэтому антураж соответствующий, уютный; обещанные мягкие пуфики – только первый ряд, остальные ряды, в том числе и мой второй, – стулья, обещанным чаем не угощали, но всё это мелочи, когда имеешь удовольствие что-то хорошее и непрокатное лицезреть с большого экрана, а не с собственного маленького монитора. Фильм – исключительно для таких прожжённых любителей русских рокерш в целом и Сургановой в частности, как я: много крупных планов, неидеальная картинка, разношёрстная публика в тесноватом зале, вставленные отрывки из интервью, а главное – полтора часа столь милого сердцу старья, которое по радио не услышишь, и «Белая» на бис; в целом – эстетический оргазм от музыки и самые тёплые впечатления от видеоряда. Досмотрев, я решила ещё немного прогуляться, но Арбат уже немного надоел, и я потопала в противоположную сторону, до Библиотеки, оттуда в Александровский сад, кишащий, вопреки буднему дню, такими же праздношатающимися, потом свернула на Красную площадь, неспешно прошла её до конца и встала перед вопросом, куда дальше. Развеял сомнения показавшийся на дороге троллейбус – я догнала его на остановке, влезла и с ветерком поехала через Замоскворецкий мост и потом по Большой Ордынке, как в экскурсионном автобусе с удовольствием пялясь в окно на красоты старого центра столицы; высадившись у станции Добрынинской, приехала домой. Ночью во сне навещала в аду какого-то незнакомого мне в реале, но знакомого во сне чувака, кажется, его звали Родионом, и он ко мне безуспешно приставал (похоже что женщины в ад не попадают XD), а под конец встречи появился его друг, прикольный металлюг в шляпе и тёмных очках. Что касается непосредственно ада, то он оказался вполне уютным, только больно уж безлюдным, местечком с красными, как на Марсе, пейзажами, вход в него почему-то находился на Арбате, а охранник в прихожей был приветливым дядькой, без вопросов впустившим меня туда и выпустившим обратно. Когда я вышла, уже темнело, я вспомнила, что опаздываю в школу, и побежала по Арбату, потом мимо Художественного в сторону Кремля, но вскоре оказалась на некоей аллее. Краем глаза на бегу я замечала, что над головой небо синее, а за ветками деревьев – красное и шершавое какое-то, будто ветки с неба шкуру ободрали; потом, приглядевшись получше, поняла, что ветки горят, и наддала скорости, в школу влетела галопом. Приземлившись за парту с Асей, спросила её, видела ли она, что деревья горят, когда шла по аллее, но та ответила, что ничего такого не видела; решив, что это, видимо, только мне одной приглючилось, я проснулась. На сегодня я строила грандиозные планы – сходить в Третьяковку на Крымском на выставку и/или куда-нибудь в театр, но им не суждено было сбыться: у меня не осталось денег, и я целиком и полностью зависела от папы, который должен был утром приехать и поправить моё финансовое положение. Однако утром он не приехал: на работе он вспомнил, что что-то забыл на даче, с работы поехал туда, а когда возвращался, надолго встал в пробке: из Подмосковья в Москву никого не пускали, покуда не закончится визит Барака Обамы. В итоге мне оставалось только сидеть в аське, таскаться по инету (со скуки я даже начала давать ссылки на свои рецензии на форуме театра на Покровке, надо будет то же проделать на форуме Юго и других театров), читать, слушать Наше, есть и так далее. Папа приехал в шестом часу, рассеяв все надежды на визит в театр сегодня же, зато я тут же бросилась в театральную кассу обеспечивать себя билетами на завтрашний и последующие дни – то есть не бросилась, а поехала чинно-мирно сначала на автобусе до метро, потом на метро до Арбатской, потому что вестибюль родной станции, где раньше была касса, всё был закрыт, а ближе касс на других станциях я не припомню. В тамошней кассе я приобрела пять билетов на неделю в перёд с перерывами на погулять и прочие виды культурного отдыха, а так же взяла каталог однодневных туров – буду выбирать и покупать путёвки заранее, не могу же я провести лето, не съездив куда-нибудь!.. Закупившись, я прошлась по Арбату до Смоленки, тем же макаром приехала домой, и на этом сей короткий пост можно заканчивать; завтра вам полюбому будет полноценная свежая рецензия, но вот ещё над какими двумя вопросами касательно устроительства своего блоговища я подумываю и предлагаю подумать и вам:
1) после сегодняшнего сна в голове возник короткий прозаический сюжетец, сильно отдающий стилем читаемого мной в трансляции bormor’а, на банальную тему, не смешной, не грустный, не романтичный, способный оскорбить чьи угодно религиозные чувства, а мои уже оскорбляющий. Чёрт его знает, откуда он взялся такой, но могу напечатать и выложить, а могу забить и со временем забыть. Вопрос извечный: что делать?))
2) все мои кино- и театральные рецензии можно увидеть разом посредством тэгов «кино» и «театр» соответственно, все вместе – посредством тэга «рецензии». Но поиск театральных рецензий можно сделать удобнее, создав регулярно обновляющийся пост со ссылками на все рецензии, распределёнными по театрам, с указанием «рейтинга» спектаклей по пятибалльной шкале, исходящего исключительно из моих впечатлений от оных. Ссылка на пост, естественно, будет в эпиграфе на видном месте, при желании можно присобачивать её в конце каждой рецензии, в общем – всё для вашего и моего удобства. Вопрос: нужна ли такая фишка или и без неё хорошо?)

Видимо, судьба у меня каждый дачный пост начинать с хорошей погоды: в субботу опять потеплело, можно было собрать собственную клубнику, которую угораздило кое-где созреть в траве, начать спать без обогревателя. С собаком погуляли днём по Лучу, по его инициативе завернули сначала к пруду, – там двое пацанят лет десяти копали в вёдра прибрежную глину, хвастались, что будут фигурки лепить, сообщили, что там уже снова можно купаться, – а потом на отдельную тупиковую линию, где стояли сплошь богатые, за высокими заборами дома и пристраивались к дальнему краю всё новые участки, отбирая территорию у болота и перелесков. На пруду видели цаплю, папа же уже к вечеру углядел «орла», не по-орлиному часто махавшему крыльями – судя по небольшому размаху оных, пустельгу, – захотел показать мне и за рукав затащил меня левой ногой в лужу. Он же съездил в магазин за зелёной краской и уже в воскресенье с утра начал красить забор с внутренней стороны напротив стоянки, боясь, что мы бы забрызгали машину. В тот же день, стоило мне заикнуться о том, что-де в понедельник пора съезжать (до отъезда родня обещала, что пробудем на даче максимум 10 дней – под максимумом подразумевалась стабильно жаркая погода с возможностью купаться, в случае плохой погоды собирались съехать раньше, а понед был как раз десятым днём), мне втроём долго имели мозги на тему, что я думаю только о себе, что все проводят на дачах всё лето и что никаких важных мероприятий у меня в городе не срывается; в оправдание невыполненного обещания прозвучал только один аргумент: «Обещания, данные ребёнку (XD – прим. меня) сдерживать не обязательно» (но бесит не это, бесит то, что раз в год как минимум меня точно таким же образом наёбывают, но ни разу мне в голову заранее даже не закралось мысли о том, что такое возможно). В ночь с субботы на воскресенье мне помимо многого прочего приснился Дракула (это уже ломка по Юго-западу начинается, не иначе), более того – меня занесло к нему в гости; вопреки распространённым мнениям, граф оказался весьма радушным хозяином и вообще джентльменом, а его жилище – настоящим центром средневековой научной мысли. Эти выводы я делаю на основании того, что Дракула самолично препроводил меня в просторное, полутёмное, видимо полуподвальное, помещение с низкими потолками, превращённое в эдакий маленький музей с витринами по периметру и в центре; над первой от двери из витрин был закреплён монитор, на котором мелькали изображения учёных, в своё время работавших под протекторатом могущественного вампира – следует полагать, у него они скрывались от преследований, угрожающих им разделением участи Галилея. От рассматривания бородатых физиономий алхимиков и естествоиспытатателей и прочтения их замысловатых имён и прозвищ я время от времени переводила взгляд на витрины, где были выставлены экспонаты, свидетельствующие о работе этих учёных; к каждому предмету прилагалась табличка, сообщающая, как все эти ценные вещи называли средневековые невежи – особенно мне запомнилась коробка с коллекцией черепов небольших птиц, которую, если верить подписи, принимали когда-то за «сатанинский набор» или что-то вроде того. У меня за спиной копошились люди – очевидно, современные научные работники; я не обращала на них внимания, пока снова не появился Дракула и не отвлёк меня от монитора, пригласив меня к одной из дальних витрин явно с целью узнать моё некомпетентное мнение и снова оставив в одиночестве. Я воззрилась на находившееся под стеклом: это были рисунки, изображающие обезьян – некоторые были весьма нечёткими и схематичными, но на некоторых отчётливо узнавалась мордочка львиного, или львиноголового, тамарина, красивой золотистого цвета обезьяны; одна загвоздка: обезьяна это тропическая и быть замеченной в Восточной Европе уж точно никак не могла. Решив, что ошиблась, я предложила двум женщинам в белых халатах, как раз к этому моменту успевших склониться над рисунками вместе со мной, свериться с какой-нибудь энциклопедией; таковая была найдена, и иллюстрации в ней не оставили никакого сомнения в том, что на рисунках действительно изображён львиный тамарин. Женщины подняли восторженный шум над энциклопедической статьёй, которую сопровождали эти иллюстрации, зачитывали вслух что-то про стопу и про позвоночник этого самого тамарина, фотографировали текст, а я, подумав, что, в конце концов, животное могло и из какого-нибудь зоопарка сбежать, проснулась. Уже после завтрака папа привёз ещё краски (первую партию сам израсходовал всю), забор с внешней стороны красили мы с мамой, идя навстречу друг другу с двух концов, папа периодически путался то у меня, то у неё под ногами, собак участвовал в процессе в качестве наблюдателя; мама скребла кистью, как рубанком, краской залила траву, густо забрызгала руки по плечи, шею, грудь, пару раз даже попала краской в глаз, всё ведро у неё вышло, я же привычно экономила, на землю и не капнула, осталось у меня ещё полведра. Хоть и на 27-градусной жаре, приятно было красить старые нетёсаные доски, кое-где такие же шершавые, как и моя кисть со странной надписью «бабка» на ручке, доски, на которых прежняя краска из зелёной выцвела в бледно-голубую, почти белую (да, люблю это дело, крашу, как Том Сойер, отходя, любуясь, так что мимо пробегавшие дети просились попробовать); закончив, кое-как смыла с рук зелёные веснушки сначала ацетоном, потом мылом, пошла обедать, а вечером, перед ужином, продолжили красить. Забор не покидал мои мысли и во сне: гуляя с Мелифаро по какому-то парку, встретила сидящими на бордюре фонтана Дашу Шиповских (или Ушастую – хрен вас разберёшь во сне XD) и Яну; немного посидели, поговорили, и Мелф сказал, что, когда вернётся, будет ловить рыбу, а я сказала, что буду красить забор.)) Потом пошли дальше и действительно увидели рыб, которые плавали в небольшом искусственном пруду где-то в тенистой низине, огороженном деревянным заборчиком, принялись чем-то прикармливать, и начали появляться откуда-то с глубины рыбины всё больше и больше. Сначала показались существа типа окуней со сковороду каждое, потом – типа осетров больше метра длиной, потом тёмного цвета тварь, чья голова была больше моей раза в четыре, которая, выпрыгивая из воды, пыталась эту голову просунуть между досками заборчика, явно посчитав, что мы гораздо аппетитнее прикорма; какая-то бабка заругалась на нас, но я и так перестала к заборчику близко подходить. В финале появилась ярко-жёлтая рыба-попугай вообще с молодого кита размерами, красиво резвившаяся посреди пруда в точности как дельфин; после этого мы расстались, и почему-то только тогда я вспомнила про фотик – выбравшись из низины на дорогу, запечатлела живописного деда, сидевшего на лавке, у которого на плече сидела кошка, а на коленях – котёнок. По дороге встретила Костика, нам оказалось по пути; я спросила его, почему он идёт не в парк, а из парка, он пожаловался на злую маму, не дающую ему гулять, и мы, дойдя до метро, разъехались, и я проснулась. Ночью пару раз – накаркали – хлестнул мощный ливень, но краски, к счастью, не смыл; после завтрака мы с мамой продолжили красить забор сначала с внешней стороны, кроме тех участков, где вплотную к забору росла сирень, затем с внутренней, где папа истребил бурьян, наросший между забором и вишнёвыми деревьями. Сам же папа сегодня ездил в Москву покормить рыбок, полить цветов и закупить еды, ещё не приехал; когда проредит бедную сирень, докрасим забор, а когда купит «более весёленькой» краски, покрашу качели, лавки и на что ещё глаз упадёт) В общем, уже хотя бы не скучаю. Надеюсь, что и вы тоже)

В понедельник погода словно учла последние слова моего предыдущего поста: утром ещё дождило, после завтрака, когда мы с собаком обходили родные Крутицы, парило, как перед грозой, а к обеду установилось идеальное соотношение между припекающим с расчистившегося неба солнышком и прохладным ветерком, так что после обеда мы благополучно обошли ещё и Луч. Можно было наконец-то почитать на качелях под птичье пение, покачиваясь на ветру, время от времени отдыхая глазами на зелени, попутно потихонечку загорая. Плюс мне наконец-то удалось договориться, чтобы поподнимали мои посты на дайри, так что теперь мои драконы-тамагочи точно не умрут, и пересечься в асе с Ушастой и Мелифаро одновременно, и можно было на основании всего этого вместе сделать вывод, что жизнь таки налаживается вместе с погодой. Папа утром нашёл большую гусеницу, которую я пофотографировала; днём поехал в Москву покормить рыбок, полить растения, кое-что взять из дому или купить, вернулся уже в половине 11-го вечера. Поскольку читать в промежутках между загрузкой страниц в тёплые дни не было необходимости, я завела привычку слушать имеющееся на компе музло посредством наушников (сохранилась эта привычка и в холодные дни). Во вторник совсем жарко стало, так что, гуляя после завтрака в Луче, мы с собаком, не дойдя до последней линии, переглянулись и повернули домой; активизировались обитающие у меня на втором этаже муравьи, снова облепили весь стол; папа скосил траву на участке, а когда я вечером пошла с собаком по родным Крутицам, залез в Одноклассники и сидел до половины двенадцатого. Уже вечером вторника начало опять моросить; я перед сном наконец-то избавилась от второго одеяла и тёплой одежды и легла как в городе, налегке, но спала урывками; первый раз встала в пять, когда болезненно-жёлтый догорал рассвет, а когда окончательно встала в 11 (меня на даче будто кто завёл – встаю в 11, во сколько б ни легла), опять похолодало, моросило. Весь день был дождь, и снова до самого вечера только и делов было в свободное время, что читать, телек смотреть да к компу захаживать, а перед ужином я не выдержала, пошла с собаком побродить по родному с/т; брызгало холодными каплями в лицо, висел осенний туман, в 30 метрах не различить было, едет машина или стоит на месте; когда пришла ужинать, папа засел в Одноклассниках, пустил меня в 12-м часу, когда я уже всякой ерунды насмотрелась по телеку. В тот же день начался покос: утром ехали на поля порожние грузовики, вечером – набитые травой, их сопровождали комбайны; над ближайшим полем потом кружилась, перекрикиваясь, стая чаек. Мне по-прежнему не снилось ничего масштабного, сны продолжали приходить чёткими, хорошо запоминающимися, но короткими бессмысленными обрывками, хотя из множества этих обрывков хочется всё-таки выделить один, приснившийся в ночь со среды на четверг. Снилась заснеженная площадь на вершине какого-то холма перед каким-то зданием, была ночь, и с одной стороны неба ярко светила Полярная звезда, а с другой – Южный крест; мы с Дашей Шиповских из конца в конец этой площади пытались танцевать танго (XD), чтоб не замёрзнуть, но порадовал сон всё-таки не столько сим забавным фактом, сколько красотой пейзажа и полнейшей тишиной. В четверг продолжало холодать, продолжало лить с утра до вечера, и только, казалось бы, перед ужином дождь прекратился и мы с собаком ушли в Луч, как начало снова споро сыпать холодными мелкими каплями, до дома мы спешили уже практически под ливнем; папа снова съездил в Москву, подложил, помимо всего прочего, денег на счёт Интернета. Ночью во сне я пол-Москвы обходила и объездила, в последнем из обрывков пришла куда-то, где стояла в ожидании какого-то мероприятия средних размеров толпа народа. Читать сон В пятницу не потеплело, но небо расчистилось, дождей не было, и можно было с утра погулять с собаком по Лучу, а вечером мы с собаком же, мамой и папой осуществили вылазку в ближайший магазин, поскольку у последнего кончилось пиво; прошли через деревню, где Микки, как обычно, гонял кур, но дальше через поле папа идти не захотел, и мы свернули к шоссе и пошли вдоль него ещё перед мостом, пересекающим то, что когда-то было рекой Нарой, тем же маршрутом и вернулись, только на обратном пути куры уже не рискнули выходить из калиток на просёлочную дорогу. Прошло за это время и несколько киносеансов: перед понедом посмотрела Мглу (The Mist) по Кингу, перед вторником – Дороги войны, славную отечественную чёрно-белую вещь 58-го года, перед средой – Оно (It) по Кингу же, вчера вечером – Царство Небесное; выйдя после фильма почистить зубы, наконец-то увидела в небе звёзды: из загорода их видеть совсем другое дело, чем из города. Когда вошла в Интернет, ЛиРа обещала закончить технические работы в час; я дождалась – пообещала в 1.15; дождалась – пообещала в два часа, и я плюнула. И, поскольку в мозгу уже что-то закопошилось, воткнула в свой комп папины наушники с более длинным проводом, выдвинула комп из-под стола так, чтобы они дотягивались до кровати, и, раздевшись, забравшись под одеяло и выключив свет, врубила в наушниках с компа Algol (эмбиент такой). Как бывало и в Москве, я карябала в блокноте при свете фотика, и продолжительности альбома как раз хватило на нижеследующую ерунду:

Космическое

Если одиноко, не грустите:
В вашем доме людно и светло,
А представьте: на чужой орбите
Потерпел крушение пилот,

Выжил – и, наверное, напрасно:
Нет с Земли сигнала третий год.
Можно ли считать разумной расу,
Где забыли все – про одного?..

Но всё это выдумка, и только,
Просто сказка, взятая в пример:
В атмосфере, знаем мы, осколки
Корабля сгорят, как и комет.

Но однако, вопреки науке,
В её правде смысла не найдя,
Иногда, от беспричинной скуки,
В эту сказку верю – и тогда

Кажется при взгляде среди ночи
На холодный и безмолвный свет:
На одной из еле видных точек,
На одной из тысячи планет,

Потерявший свой билет обратно,
В темноте боящийся заснуть,
Кто-то над замолкшим аппаратом
Заживо вмерзает в тишину.

Этой ночью, стоило вовремя (то бишь до рассвета) лечь спать под сверкание зарниц, полосующих небо на горизонте, как приснилась следующего содержания ерундовина: я оказалась на площади, где толпилось много народу, перед зданием, которое можно назвать дворцом или особняком; был вечер, горели фонари, кажется, работали фонтаны. По ступеням дворца спустилась какая-то тётка и подозвала меня и ещё одну девушку, низенькую и полненькую, с которой я, по сюжету, уже давно работала вместе; мы пошли за ней внутрь и прошли через зал, отливающий изумрудным цветом. В зале ничего и никого не было, кроме трона в середине, на котором неподвижно восседал немолодой мужчина; мы не поднимали на него глаз, но боковым зрением я разглядела, что больше всего он смахивает на Магнито из фильмов про Людей Икс. Тётка сказала нам, что ему, этому дядьке, нужно такое-то количество яблок, и оставила нас; в маленьком помещении без окон сбоку от изумрудного зала действительно оказались яблоки, мы отсчитали нужное количество, принесли их в зал и, кажется, просто сбросили их на пол к ногам дядьки, потому что он ничего не сказал и не сделал. Мы прошли в другое боковое помещение, противоположное первому, но тоже маленькое и без окон, где были умывальники, и, о чём-то непринуждённо болтая, умылись и напились; пробегавшая мимо какая-то девушка, видимо, так же, как и мы, прислуживавшая дядьке на троне, посмотрела на нас с каким-то страхом – видимо, остальным нельзя было там умываться, а мы-то знали, что уже заслужили каким-то образом эту привилегию. Потом мы снова вышли на улицу, но та тётка опять подозвала нас спустя какое-то время и протянула нам поднос с двумя тарелочками; упитанная девушка схватилась за тарелочку с ягодами, я – за тарелочку с вареньем, и на сей раз тётка лично сопроводила нас в зал и стояла за нашими спинами, пока мы топтались перед дядькой на троне, уставившись в пол и протянув свои тарелочки. Время тикало, а дядька по-прежнему не подавал признаков жизни, и мы молчали и не двигались; и вдруг он приподнял руку, и я, уставшая от ожидания, сделала шаг вперёд и подставила ему под руку свою тарелочку, чтобы он смог взять её. Как только это произошло, тётка вывела нас из дворца, но прошло ещё меньше времени, прежде чем она появилась в третий раз – и теперь уже она позвала меня одну; застыв перед дядькой на троне, я думала о том, что сейчас будет либо что-то очень хорошее, либо что-то очень паршивое, и даже не поняла как следует, кто озвучил мне новый приказ: тётка или сам мужик. Говорилось же в этом приказе, что мужику срочно понадобилось 65 воздушных шариков, причём в кратчайшие сроки, и я понимала, что не успею их надуть, хотя бы потому, что не умею, и что если не успею, мужик меня прикажет уничтожить, и что после того, как он предпочёл меня, а не её, просить помощи у той полной девушки будет бесполезно. Я прошла в очередное боковое помещеньице, где стояло несколько странного вида агрегатов, словно с разливным пивом; тут до меня дошло, что самостоятельно надувать шарики не придётся: шарик надевался на носик агрегата, при нажиме на рычажок шарик надувало воздухом… вот только в процессе снятия шарика с носика и попытки завязать его хвостик узлом он безнадёжно сдувался и напрочь терял весь презентабельный вид. Промучившись так некоторое время, я плюнула на эту затею, быстрым шагом вышла из замка и, подойдя к стоявшей в стороне от толпы группе молодёжи, саркастически-весело, ни к кому конкретно не обращаясь, попросила меня поздравить с тем, что сегодня я умру только из-за того, что не умею надувать воздушные шарики. Неожиданно откуда-то появилась Даша Шиповских и вызвалась мне помочь, за ней ещё несколько человек, которых я толком не разглядела, потому что мы поспешили обратно во дворец, и все принялись надувать шарики; в конце концов и я обнаружила из всех агрегатов один настолько удобный, что и у меня начало получаться надувать их вместе со всеми. В итоге, когда мы оторвались от работы, весь пол маленького помещения был покрыт воздушными шариками различных размеров, форм и цветов, и мне сообщили, что их тут около 120-ти, а так же объяснили, что они якобы нужны мужику для того, чтобы дышать чистым кислородом; тем не менее, я предложила выбрать из них для него самые красивые и, довольная тем, что всё хорошо закончилось, проснулась. Как я заранее и решила, к трём я поехала на Арбатскую смотреть в Художественном, в Синем зале, Ведьмину службу доставки с DVD; приехала вовремя и, купив билет, сразу прошла в зал, устроилась на привычном боковом месте третьего ряда. Опять-таки, много говорить не буду о детском аниме, которое старше меня и наверняка уже посмотрено всеми желающими; скажу только, что это самое, пожалуй, спокойное и размеренное из творений Миядзаки, без глобальщины и фантастичности, построенное по хрестоматийному сказочному шаблону, но от того не менее симпатичное, нежели остальные. Не без удовольствия в очередной раз отдохнув глазами на рисованных пейзажах, я после сеанса прогулялась по раскалённому летним солнцем Арбату до Смоленки, а там привычно прилипла к театральной кассе и взяла да и взяла, простите за тавтологию, билетик на завтрашний вечер – опять в Луну и опять за сто рублей. И это при том, что завтра же с утра я надеюсь успеть стаскаться с Ушастой в кино на Рок-волну, на кою я собираюсь выбраться ещё с учебных времён, и кою будет обидно, если пропущу – даже более обидно, чем если она окажется не настолько классной, как о ней говорят уже посмотревшие (впрочем, некоторым посмотревшим я вполне склонна доверять). Да, временем теперь стоит распоряжаться экономнее – уже 17-го, максимум 20-го меня неожиданно решили утащить на дачу на две недели, при худшем развитии событий – на три (хотя я пытаюсь дать родным понять, что столько не выдержу). Купаться хоть каждый день, при соответствующих погодных обстоятельствах, это, конечно, хорошо, но не когда не все театры ещё закрыли сезоны, и уж точно не до тех пор, когда некоторые театры их уже откроют, поэтому, когда мне надоедят заплывы в озере, чтение книжек на качелях и особливо Интернет с кусачим билайновским трафиком, начну молиться об ухудшении погоды – тогда, возможно, меня вернут обратно в город пораньше. Ну да не будем о грустном, ибо помимо водоёмов дачная житуха имеет ещё кучу приятностей и полезностей, а пока я здесь и регулярно радую вас себя конспектами своей насыщенной культурной жизни, а сейчас пора заканчивать. Всем не хворать, с днём России)