Хотим обратить ваше внимание на то, что даже сейчас, некоторые так называемые гештальт и прочие психотерапевты сводят страх смерти к страху кастрации и эдипову комплексу, а иногда ещё и к другим, с житейской точки зрения совершенно безвредным страхам и маниям. Однако, практика многовековых научных исследований на желтых страницах нашего ленивенького уверенно опровергает психотерапевтические мифы двадцать первого века. (Дорого бы я дал за то, чтобы меня терзал страх кастрации, а не жуткий вопрос, мучительное сомнение: смогу ли я некогда, в предсмертный час сказать: άρχη γαρ και θεός έν άνθρώποις Ιδρυμένη σώζει πάντα - (ибо начало есть также бог и пока он пребывает среди людей, он спасает все. Платон), или хотя бы понять, о чем все ж таки думают и чего хотят женщины, когда они думают?
К тому же нам самим, равно и всем наблюдающим нас, давно и хорошо известно, что раньше я тоже страдал и мучился многочисленными комплексами относительно своих умственных способностей, а также фекальным комплексом, комплексом неполноценности, осложненным комплексами превосходства и мученика, комплексом Электры, сложным комплексом связанным с размером носа, головы, ушей, глаз, бровей, подбородка, лба, щек, шеи, рук, пальцев, плеч, груди, талии, жопы, сексоголией и комплексом отличницы.
Чуть позже во мне спорадически обнаруживалась склонность к некрофилии и ещё какие-то мелкие расстройства, вот только ни эдипова комплекса ни страха кастрации в их списке не оказалось. Пусть это еще далеко не полный перечень всего что я о себе знаю и знание фактов само по себе еще не дает понимания. Просто есть кое что такое (не кастрация и не царь Эдип), про что вслух говорят только на симпозиумах. Если здесь вам напишу, то будет не совсем прилично. Вы же помните, что нам в Думе у Малахова рассказывали про каждого пятого русского. Я не пятый сегодня, несмотря на праздничное настроение и отсутствие страха кастрации, я где-то в середине. Быть может, лет через триста меня поймут и проявят к моим работам-сочинениям необычайный интерес.
Правда по прежнему остается открытым вопрос о том, в какой мере, в рамках настоящего эссе, мы смогли связывать фонемы нашей речи с эрогенными зонами, морфемы мышления с фаллической стадией, количественную редукцию с половым диморфизмом, окказионализмы со страхом импотенции, а семантемы наших текстов - с эволюцией царя Эдипа и комплексом Питера Пена?
И почему в "Трамвае "Желание"", когда Бланш Дюбуа увозят в психушку после того, как ее изнасиловал муж сестры, она говорит: "Всю жизнь я зависела от доброты первого встречного"
.
.