
Зодчий. ( Я хочу чтобы ты пришла ко мне с первыми снежинками) |
Настроение сейчас - хеЯ стоял и смотрел в окно. За окном падал снег. Первый в этом году снег. И они был какой-то ненатуральный. Как и все, что меня окружает вот уже …надцать лет. Впервые я увидел эту комнату, когда мне было 15, только что выписанный из больницы, тогда еще советской. Тогда тоже шел снег. Но он был пушистый, мягкий, как вата. А этот больше похож на пенопласт. Мертвый-мертвый город. Поздно уже. Пора спать. Только я буду стоять у окно и ждать пока она зайдет в подъезд.
Я был болезненным, вялым ребенком. Долго болел. Редко выходил на улицу. Да и сейчас стараюсь без особой необходимости не выходить. Живу на доходы от своего вольного творчества – рисую картины, вырезаю фигурки из дерева.
А еще у меня есть мечта. Создать свою Галатею из слоновой кости. Даже слоновая кость есть. И образ есть. Образ живет в подъезде напротив.
Ходишь по улице. Ты всегда идешь одинаковой дорогой к своему подъезду – мимо моего окна. Я помню тебя еще совсем маленькой 6-летней девочкой. С двумя пушистыми светло-рыжими косичками. Это было зимой. Той самой зимой, когда я приехал сюда. Я сидел, смотрел в окно и видел там тебя с мамой. Тогда я понял, что ты будешь моей Афродитой. И я вырежу скульптуру. Возможно, это был бред 15-летнего юнца, который провел львиную долю своей жизни по больницам и приютам. Но… Скоро… Это начало превращаться в жизнь.
День за днем. Месяц за месяцем. Год за годом. Я наблюдал твое превращение в миловидную девушку с интересным лицом. У тебя золотисто-рыжие волосы и красивые золотистые глаза, тонкие губы и нос с горбинкой. Изящная фигура, без чрезмерной худобы или полноты.
Я однажды столкнулся с тобой. Года три или четыре назад. Ты зыркнула огромными глазищами на взрослого дядьку, покраснела и шмыгнула в подъезд.
***
Линка возвращалась со школы. 11 класс. Выпускной класс. Была весна. Она шла по улице, напевала какую-то песенку и ела мороженое на палочке. Уже подходя к парадному, она столкнулась с каким-то мужчиной.
Подняла глаза. Засмущалась. Он смотрел на нее со странным интересом. Не мужчины. А… Она вспомнила умное слово – зодчий.
Он был высокий, хрупкий и очень бледный. Не красивый, не урод. Блеклый какой-то. Темные волосы по плечи, светло-серые глаза. Ничего особенного. Но Линка его запомнила.
***
Зима. Зима. Снова. Опять. Холодно. Весна. Лето. Осень. У статуи появилось человеческое лицо. Постепенно. Легонечко. Я начинаю создавать живого человека.
Однажды, темной январской ночью, мне пригрезились за стеклом ее глаза. Но была вьюга, и я не разглядел.
Весь ее первый курс она просидела у меня дома. Моя малышка. Нам было хорошо. Очень хорошо. Она очень любила приходит рано утром. Забираться ко мне под одеяло. Греть. Греться. Любить. Ненавидеть. Жарко. Холодно. Вечно.
В один день она не пришла. Не пришла и на следующий. А я не стал ее искать – смысл. Я ее запомнил и так. Утром. На кухне. В передничке. Ночью. В ночнушке и без. Вечером – в алом платье, когда я срисовывал с нее что-то очередное.
Мне никогда не было одиноко. Я всегда умудрялся обходится своим собственным я, и не смотреть на улицу в поисках кого-то, кто бы меня поддержал. Общался я с очень малым количеством людей, да меня собственно и не тянуло.
Женщинами особо не интересовался. Были конечно, не спорю, были. Как и у всех. Но никого из них не любил. До нее. А ее люблю. Но она за стеклом. За хрупким стеклом, украшенным морозными узорами. Я хочу ее обнять и поцеловать. Хочу медленно_медленно провести губами по ее шее. Хочу_хочу_хочу. Но не буду. Нельзя. Просто мне хочется верить, что когда-то мы будем вместе.
С каждым днем…все дальше.
А я все так же люблю зиму. Холодную зиму с белыми пенопластовыми снежинками.
Мне кажется, что ты придешь ко мне поздним вечером. Когда я буду обтачивать линию губ на белоснежной поверхности слоновой кости.
Мне кажется, что ты придешь утром, когда я буду смешивать краски, чтобы нарисовать очередной десяток пейзажей, чтобы прожить еще один месяц.
Мне кажется, что ты придешь ко мне днем, когда я буду сидеть у окна и читать книгу.
Мне кажется, что ты придешь с вечностью, чтобы забрать меня в свои теплые объятья.
Мне кажется, что ты заснешь на моих руках, чтобы больше ни о чем никогда не боятся.
Мне кажется, что мы будем вместе на век.
Но больше всего я хотел бы, чтобы ты пришла с первыми снежинками. Украшенная ими.
А я бы тебя кружил по комнате. Обнимал. Любил. Но ты не придешь. Я не верю в это. Я сам виноват. И я уже вторую зиму не ищу тебя глазами на холодных улицах. А статуя уже почти закончена. После стольких лет.
***
Линка зашла в подъезд. Она знала, что зодчий жил на первом этаже. В ее волосах запутались снежинки, которые были так похожи на пенопласт.
Она уже вторую зиму стояла у него под окнами и смотрела, как он смешивает краски, как читает книгу, и как аккуратно что-то подправляет на статуе в углу. Не знаю, любила ли она его, но ей было интересно, почему он перестал ее провожать глазами. И конечно, ей было интересно, что у него за статуя.
Тогда она ушла.
Она стояла возле ступенек ведущих наверх не в силах подняться к его двери. На руках плакал ребенок.
***
Я услышал звонок в дверь. Не спеша, отложил резец, посмотрел на свой главный шедевр.
За окном собирались тучи и поднимался ветер.
Открыл. На пороге стояла смерть.
***
Линка подошла к двери. Хотела позвонить, но потом увидела, что дверь приоткрыта.
Распахнула. Он лежал на полу. Астма его все-таки добила.
В его комнате стояла статуя. И глядела на Линку ее же, Линкиными глазами.
А на его надгробии было написано : я хочу чтобы ты пришла ко мне с первыми снежинками.
|
Осенний сон или Мавка 21 столетия |
Настроение сейчас - there's a curse between usПохорони меня в осеннем лесу. Под красивым деревом с золотыми листьями. Чтобы я могла спать до весны. А потом я стану лесной нежитью. И даже не буду приходить к тебе в сны.
Сны…Какие сны тебе сняться ранней зимой? Наверное, они полны света или наоборот ласковой темноты. Для чего тебе этот первый снег? Ты так….мило улыбаешься во сне, что мне очень хочется побывать в нем. Хоть один раз. Для того, чтобы запомнить навсегда. Но я не буду. Я вообще к тебе приближаться не буду. Я просто буду лежать там, в глубине леса, в своей могиле с маленьким покосившимся крестом и ждать весны, подснежников и сон-травы. Когда-нибудь этот крест покосится и уйдет в землю. Могила без имени. А я все также буду сидеть на корневище старого дерева, вспоминая что-то. Что? Что-то хорошее. Что-то, без чего я бы… я бы не лежала в таком чудесном месте. Да-да.
Хожу по осеннему лесу. Мне очень нравится здесь гулять. В последнее время одно из немногих занятий, которые меня вдохновляют. Гулять по лесу, стоять на опушке, спускатся к воде, ранним утром, когда холодно и туман над озером поднимается вверх.
Уходи, исчезни наконец из моего сознания, ты оседаешь на нем горько_сладкии каплями, как роса на траве. Она, кстати, очень вкусная. Только ты наверное, об этом и не знаешь. Откуда тебе знать?
А ты знаешь, как бывает ночью, ночью Весеннего Эквинокция, когда мы гуляем по лесу, а вокруг нас летают маленькие серебряные феи? Именно тогда я впервые встретила его. Он был не хрупкий, как все. И не веселился, а стоял у огромного дуба, и смотрел в пустоту.
Однажды, я сидела на своем любимом камне у озера и смотрела на туман. На мое плечо легла теплая рука. Не эфемерная, как у живых. А теплая, даже горячая. Кто-то провел этой горячей рукой по шее, медленно распустил волосы, обжег дыханием прозрачность кожи. Недостаточно быстро. Недостаточно медленно. Кто он? Трава покрыта морозным инеем и приятно охлаждает кожу. Надо мной пролетают сизые облака. Руки почти растопили прозрачно-невесомый хребет, плавишь дыханием кожу, сизую траву, есть только вечность серого неба. Его зеленые смешались с моими желтыми. Его руки в моих волосах. Мои руки у на его спине. Все лишено смысла. Все просто. Все сложно. Все вечно и неизменно.
А я никогда не узнаю снов того, живого. Из жизни.
Просыпаюсь утром от ощущения чужого плеча. Непонятно. Почему так тесно? Тут всегда было тепло и свободно. А сейчас жарко и тесно. Чье-то чужое, горячее дыхание обжигает ресницы.
Резко поднимаюсь, стукаясь головой об потолок и вижу… Кого? Его. У него зеленые глаза с вертикальным зрачком и серебряные волосы, заплетенные в косу. Он смотрит на меня с насмешливым интересом. Сладко_сладко. Медленно_медленно. Разрывает на куски сознание. Умру, не умру? Сладко_сладко, тихо_тихо. Туманные блики, резкие очертания лица, глаз, плеч, рук.
Сижу, тоже заплетаю косу, а он выжигает у меня на плече три тоненьких линии. Треугольник. Жизнь. Смерть. Время. Три тоненьких линии. Связанных листовым орнаментом самоубийств, ветра, лесов, воды, травы. Медленно так и со вкусом выжигает. Вот рисунок и окончен.
Медленно слизывает капли серебристой крови с плеча. И растворяется в подземной темноте.
Завтра наступит новый день.
Перед глазами стоял красно_сиреневый закат, который был казалось столетия тому назад. Мост. Ты смотришь на воду. И собираешься прыгнуть. Я не понимаю, зачем ты это хочешь сделать. Я не понимаю и очень хочу тебе помочь.
А ты не знаешь. Ты еще не решил. Слова холодным дождем упали с губ.
Холодный ветер разметал по осколкам души последние отблески заката. А завтра будет новый день. Новый рассвет.
Где ты меня не ждешь.
И мне уже не нужны твои сны.
Хотя, летним жарким утром я все еще прилетаю в твою комнату легким ветерком.
Я лежу под прозрачным льдом на самом дне. Где меня никто никогда не увидит. На самом-самом дне. Где нет боли. На самом_самом дне. А ты все не приходишь, где ты?
Ты нашел меня замерзшей недалеко от озера. Окоченевшей в смысле. Уже после того, как в подреберье воткнули что-то острое и холодное. И похоронил меня под сенью осеннего леса. И больше не разу не пришел. А сейчас уже зима.
И его нет.
Я специально легла спать туда, в озеро. Водоросли быстро опутали остатки души, заживили крохотную ранку на плече.
А его все нет. Я часто видела его во сне. Весенним утром проснусь, пойду собирать себе подснежники на волосы. Они у меня теперь длинные. Да. И глаза желтые.
Весна-весна-весна. Настойка на формалине и нектаре из сон-травы.
Он носит меня на руках и кружит в северном ветре. Снова осень. Золотая осень.
PS:хехе, спасибо некоторым людям за предварительную критику, дельные советы и посильную помощь)
|
Ночное. Давнее. |
Настроение сейчас - о_0Там за стеною, за оконным льдом,
Уснем навечно – сладким, горьким сном.
Не вспыхнет солнце на рассвете,
И не родятся наши дети.
И не вернуться нам домой,
И не плениться нам весной.
Ушедший храм, угасший крик,
Погибших слов дрожащий лик…
Не воцарится новый день,
И золотая неба сень
Пронзит осколком сердца стук –
Такой для нас прощальный звук.
|
Смысл? Сладкая вата. ПсиходеЛИЧНОЕ. |
Настроение сейчас - втыкЗеленые-синие-красные вспышки неоновых огней, ярко_ярко горят над пропастью, вишу, вишу над этой пропастью и так хочется уже упасть, наконец-то упасть и растворится там внизу, в каменных могилах с окнами, дверями, парадными, похоронить себя в глубоком_глубоком омуте без слез и отчаяний, попасть одной ногой, капелькой волос и краешком ногтя в этот самый так называемый рай, рядом, там, тот который за тоненькой стеночкой из стекловаты и пластика. Не пробивная, сволочь.
А я пока что побьюсь об него головой, до крови расшибая лоб, и когда-то вывалюсь по другую сторону, увидев последнее – солнечный свет, украшенный кровавыми капельками со лба, и фиолетовые листья на деревьях, а потом меня положат в гроб и закопают глубоко-глубоко под землю, где не будет тебя, его и их. Где меня никто не достанет и не будет трогать, там так тихо и спокойно, и я буду слушать, как шуршат могильные черви, раздирая на суставы-капельки-осколочки все, чем я когда-то была и хотела бы быть. А на мою могилу никто не придет и не принесет даже завалящей розочки, ну или хотя бы гвоздички, да, черт побери, никто просто не придет проведать, и я к этому отнесусь пофигистично – мне уже будет все равно.
А пока я стою замотанная в стеклянные капельки и бусинки, ниточки, смешанные из алкоголя_никотина и чужих ярких эмоций и сновидений, а ты распутывай это, а я пока постою, буду просто смотреть_ловить твои пальцы и взгляды. Медленно_медленно, плавно_плавно снимаешь шар за шаром раскаленный поток воздуха, ты все ближе и ближе, стекла все меньше и меньше, остатки здравого смысла все дальше и дальше, просто побудем собой, да? А потом вместе упадем с в черно-белый, кофейно_сигаретный поток эмоций.
Меньше_меньше_меньше, дождливый вечер, диван, лампочка мигающая, тарелочка с изюмом и пару рюмочек коньяка – что может быть проще? Просто однажды переступив грань цинизма, уже нельзя вернутся назад в эпоху сопливого, розово-конфетного детства, нельзя снова поверить в вечность и в любовь до гроба, а можно только в осколочные остатки гранаты на дне души, там, так глубоко, куда не заглядывают звезды и никто ни по кому не скучает.
А по мне и не надо скучать, я утону сегодня в кусочках дыма и не поверю в рай, потому что его нет, а разбивать лбом стену? Имеет ли это смысл?
Высоко-высоко, крыша самоубийц, много_много там внизу, распростертых тел, много_много здесь, переплетенных между собой, с перерезанными глотками, синие от отравы, с вытекающей из вен кровью, с переломанными позвоночниками и разбитыми в лепешку, такие разные и непохожие, такие одинаковые и идентичные до замораживания алой жидкости в организме (то ли томатный сок то ли соленая кровь), будто с одного завода выпущенные, и я тут буду лежать с перерезанными венами, а где смысл? В чем смысл? Я не хочу быть из инкубатора, не хочу!
А ты пока что продолжай снимать с меня капельки-бусинки и потоки ниток, они как сладкая вата. Снимаешь медленно и со вкусом, медленно-медленно.
А потом медленно_медленно уложишь в постель. И уйдешь в окно, оставив раскрытым, чтобы выстуживать легкие и черепную коробочку, такую маленькую и пустую.
Дождешься, пока превращусь в скелет, а потом вырежешь из него кости для игры, и покрасишь в свой любимый фиолетово-черный.
А мне уже не больно…
|
|
Средневековье. Поэту |
Настроение сейчас - snow|
|
Сегодняшнее(вчерашнее) ночное. |
Настроение сейчас - strangeТы просто снова не даешь уснуть
И нет любви в твоих глазах и ласки.
Есть только долгий-долгий путь
И жизни прожитой померкнувшие краски.
И ты уйдешь. Дыхание рассвета меркнет.
Уже ушел. А я навек останусь тут.
И все, что было вновь поблекнет –
Страницы судеб продолжения ждут.
А ждать бессмысленно теперь –
Я слишком гордая, я тоже ухожу.
В другую сторону – в безвестность и тоску.
Не хочешь верить мне – не верь.
Я тоже ухожу и больше не вернусь
И постараюсь даже не искать глазами,
Зачем? Ведь точно не дождусь,
И вечер вновь наполнится дождями.
Все повторится – праздник, ночь и звон
Все повторится – боль, мечта и сон.
Все повторится – с нами и без нас.
Все повторится – я живу для Вас.
|
|
Сирень |
Настроение сейчас - ...Еще одна ночь проходит в размышлениях и курении крепких чужих сигарет. За окном тучи и ветер – осень, которая склеивает золотом листья и лишает язык возможности внятно произносить слова, я очень люблю осень.
Только стоит закрыть глаза – и перед ними почему-то сирень. Даже в ноздри пробирается ее запах, а еще запах слез и горечи.
Ты сидишь и смотришь в зеркало, и ничего там не видишь – только отпечатки дыхания, но не бойся, я все равно буду рядом, ты меня не видишь и не слышишь – но я рядом, пока тебе нужна. А ты продолжаешь бездумно смотреть в черное прозрачное стекло и плакать кислотными слезами, размазывая по лицу потоки краски, штукатурки и бесчисленного количества масок.
Я снова буду смотреть на тебя из-за спины, мерцать на тебя изумрудами своих глаз, смотреть раскаленными добела зрачками, улыбаться черными пальцами и задаривать тебя всеми эмоциями-ощущениями-силами, которые тебе так необходимо. Пусть ты об этом даже не будешь знать, а из темноты на тебя будут глядеть чужие глаза, которые мне так хочется отпугнуть и закрыть, но я знаю, что тебе будет больно_больно_больно, поэтому я просто постою в сторонке и поразмахиваю кровавыми обломками крыльев, смазанных зеленкой и йодом, чтобы не так сильно болели, а помнишь – они когда-то были большими и здоровыми. Но то было слишком давно, еще когда в руке не появилась сначала сигарета, а за ней чашка кофе. То есть совсем давно, а теперь уже все прошло и все закончилось и остался только белый-белый снег на траве.
Рукам все равно слишком холодно, непонятно холодно, то ли внутри, то ли снаружи, чувствительность пальцев все ниже и ниже и потихоньку замерзаю на лавочке под подъездом, своим подъездом и так не хочу заходить туда, там ведь еще холодней_морозней_ледяней, там все покрыто льдистым покровом пустоты и безразличия, а я так хочу вернутся в тепло, к тебе в комнату, обратно. Просто постоять за твоей спиной, слегка касаясь ресницами твоей шеи и слушая такое уверенно-спокойное дыхание, а ты ведь снова не видишь меня, просто на мгновение коснуться твоих сиреневых глаз легким лучиком надежды и света, но это невозможно, потому что света больше нету, он выключен за ненадобностью, откинут и забыт, а осталась только темнота и тьма, такая спокойная и родная, и тихая, интересно, почему так долго меня она пугала и не пускала к себе? А впрочем это абсолютно не главное, абсолютно лишнее теперь.
На вершине далекой горы мы может быть однажды встретимся, и ты привычным движением, пряча в ножны клинок из голубоватой стали, произнесешь:
- Все тленно, и все вернется когда-нибудь, даже мы.
А потом снова убьешь меня, и для меня это снова станет смыслом жизни, таким же как сиреневые кусты весной, которые я так люблю.
А мне ведь просто хочется пройтись по Ботаническому саду и вдохнуть аромат сирени, а потом лежать на траве и смотреть в синее-синее небо и ловить за хвост ярко_белых птиц, сотканных из нашего дыхания, а потом сразу очутится в жарком августе вместе, снова вместе и посмотреть, как с неба падают звезды. Только это все слишком сильно пронизано зелеными петлями невозможности и укутано в черный саван не_сбывающегося.
Но может быть за гранью реального мира, там в той сияющей бесконечности ты улыбнешься мне, и крылья наконец-то отпадут окончательно, вместе с необходимостью лжи, страха и удивлений, огромного количества людей, которые не_ты, и в которых я вижу тебя, потому что мне так хочется, и огромное количество выпитого кофе и скуренных сигарет тоже исчезнет, забирая с собой все ошибочки и все иголочки с ниточками, которые прошили насквозь окружающее, заполненное больничной пустотой и спиртом.
Прикасаюсь к стеклу, стремясь провалится в безымянную глубину за окном, прикасаюсь к небу в попытке подняться ввысь, только все равно лежу на земле, на холодных камнях, ведь знаете, даже на юге бывает холодно.
А помнишь, мы когда-то лежали точно так же на берегу моря на таких же огромных камнях и смотрели в бескрайнее синее небо в попытках взлететь?
Помнишь, конечно, и за это тебе спасибо, а теперь давай просто помолчим и послушаем как кричат чайки.
Они кричат о смерти.
|
|
Черная бретелька, любовь и дыхание |
Настроение сейчас - хм...Да, а ты снова будешь снимать своими белоснежно-хрупкими пальчиками тонкую черную бретельку шелкового платья, снова будешь подносить к уху музыкальную шкатулку и смотреть пронзительно-пустыми глазами куда-то вдаль, будто хочешь узреть непонятно-красивое зрелище. И снова будет звучать грустно-табачная мелодия скрипки только для нас – двух последних, предсмертных записок непризнанных гениев и бойцов невидимого фронта, таких себе дон кихотов, живущих в чьих-то мозгах и мыслях, а они не знают, что мы на самом деле есть. Ты эротичной походкой подходишь к столу и достаешь длинную тонкую сигаретку из портсигара, подкуриваешь от свечки, и затягиваешься – потом тебя окутывает фиолетово-сизый узор дыма, и я уже ничего не вижу-слышу, только ощущаю твои холодные руки у меня на шее, пальцами пробегаешь за ушными раковинами, дыханием сжигаешь тонкий шелк своих же ресниц.
Тоненькая черная свечка горит темным пламенем и разметает искры в темноту и пустоту комнаты – ты слишком тяжело дышишь, я ведь уже говорил тебе, дыши легче-легче-легче, касаясь языком пересохших губ, а я буду смачивать их холодным виноградным соком. Ты слишком картинно-неуклюжая и неловкая, но я хочу любить тебя и такой.
Ты некрасива на самом деле, но это и хорошо, мне нравится твой неправильный носик,
неправильная фигурка и пепельные волосы.
Да, а ты снова спустила своими белоснежно-хрупкими пальчиками тонкую черную бретельку шелкового платья. Только на этот раз мы не утонем в облаке табачного дыма, я на этот раз не разрешу тебе курить, не разрешу делать все эти театрально-критичные представления, сегодня не будет манерности, глупых записок и прочих элементов нашей картинно-сломанной жизни, будет только воздух и тепло и черные свечи, а ты опять будешь тяжело дышать. А я буду снова балдеть от этого и от твоих сожженных шелковых накладных ресниц, а потом мы будем вместе смеяться над нелепостью собственных ошибок и пить горький кофе, который я, так и быть, принесу нам в постель.
Тоненькая темная свеча погаснет ближе к утру, и ты снова загрустишь и умолкнешь – ты почему-то всегда затихаешь к рассвету, а я так люблю рассвет. Но, может ты тоже его любишь, а?
Да, ты не можешь его не любить, мы ведь вместе, мы ведь одно целое, одно дыханье, одна душа, одна личность, да, мы слишком похожи, моя хорошая не_красивая девочка с пустыми глазками.
Просто однажды ты грустно вспорхнешь на подоконник, обхватив коленки руками, спрятанными в рукавах моей черной рубашки и прошепчешь, что где-то там внизу пролетают вечности чужих жизней, а мы просто чужие образы. А я подойду к тебе, обниму и скажу, что так и должно быть, потому что всегда должен быть образ любви, образ вечной любви, или просто любви, а мы и есть эти образа, и, неужели мы не любим друг друга? А ты улыбнешься, и скажешь – конечно.
Иногда меня раздражает такая покорность судьбе, особенно когда ты слушаешь свою музыкальную шкатулку, когда я вижу, как ты хочешь убежать и улететь вдаль, я так хочу тебе крикнуть – лети в неизвестность, только ты все равно остаешься в нашей прокуренной квартире, остаешься… Ради меня?
Да, а ты снова начала спускать своими белоснежно-хрупкими пальчиками тонкую черную бретельку своего шелкового платья, а я ее аккуратно подхватил и вернул на место – прошептал, чтобы ты уходила, а ты смотришь пустыми глазами, дождливо улыбаешься, и скидываешь платье без томительной процедуры по спуску шлейки.
И мы снова тонем в тяжелом дыхании и глубоком свечении тоненькой черной свечки. И уже забываем о человеческих вечностях там далеко внизу.
|
|
Без заголовка |
Настроение сейчас - о_0 прозрельА все-таки я угадала с новой заставкой на рабочий стол. Выложу ее сюда. Хм, смешно, а только утром мне хотелось чего-то, чтобы потрясло мои мозги до сочинения новой психоделичной ирреальности. А что может быть потрясающей абсолютностью окончательного знания? Ничего, вообще-то. Угу, знание укололо меня в подреберье и заставило бегать по квартире и сшибать предметы мебели, сестру, гладильную доску и слопать лишнее пирожное. Смеюсь. Хахаха. Интересно, это истерическое, или мне действительно смешно? Наверное, все-таки истерическое... Или нет... Просто теперь появился офигительный повод уйти окончательно и бесповоротно в неизвестность нормальных_людей, не серых_повседневностей, а именно нормальных, без загонов, без образов мешающих жить и прочей бессмыслицы, которая возможно и составляет львиную долю твоего очарования. Хм, ну и ладно, хотя что-то мне подсказывает, что еще через 20-30 минут мне станет совсем не так весело, как сейчас, а придет печальная меланхолия того, что могло_бы_быть.
А за окном холодный октябрь, в носу насморк, в мозгу дисконнект с реальностью и прочая-прочая-прочая.
Первые заморозки.
Первые заморозки. Первый хрупкий лед на лужах. Самый первый и самый хрупкий.
… Будь осторожна, однажды наступив на него, можешь очень сильно покалечиться….
А ты не слышишь и не слушаешь мудрых советов и теперь летишь-летишь-летишь далеко вниз, врезаясь в камни, разбивая в кровь колени и ладони.
Умираешь, захлебываясь кровью.
Колокольчики. Что они тут делают?
Звенят. Они просто и безыскусно звенят вместе со старым карийоном.
Расстилается бескрайнее озеро покрытое тонким льдом и усыпанное золотыми листьями. Вдоль берега грустно склонили длинные, чуть позолоченные веточки-плети, ивы.
В ушах гремит серебряный звон. Небо бело-серое, унылое, укрытое грустными грядами облаков. Никогда, ты шепчешь разбитыми губами. Ты никогда больше не будешь ступать по первому льду.
Ты можешь только лежать, потому что твой позвоночник сломан, а осколки ребер мешают дышать. Больно. Больно. Больно. Боль становиться твоим новым смыслом на короткое время. Она съедает все, что было до нее.
… никогда…. Я больше не выйду в осеннюю пустоту…
Падать. Падать. Падать. Этот полет будет длиться не больше минуты. Но запомнится. Первый и последний.
Просто это как-то странно и необычно. Навсегда. Осенняя хмарь за окном.
Дождь. Снова дождь. Больше никогда и ни за что. Я не поверю. Никогда. Дождь. Никогда…. Когда я увидела тебя в последний раз, шел снег. Ты ушел в метель и не вернулся. Ледяная статуя. Пустая и холодная. Ледяная и четкая статуя ангела на твоей могиле. Пустая. И я тоже пустая. Теряю сознание от этой мысли. Тебя нет. Это горько и больно осознавать, но это факт. Больше ничего. Дальше только серый лед и темнота.
Обыкновенненький серый мирок лишенный какого-либо намека на реальность.
Да, и ты начинаешь напиваться в попытках забыть. Начинаешь глотать амфетамины. Начинаешь колоть героин. Умираешь. Таешь. Таешь с первыми весенними лучами солнца и уходишь во взбудораженную снами пустоту. Ходишь и мечешься, ты всего лишь призрак. И начинаешь забывать о том, что призраком сделал себя сам, что никто больше не виноват в твоем упадке и полете, ведь тебя предупреждали.
Путь ведет вниз. Путь ведет вверх. Время не имеет значения.
Я вернусь. Я еще вернусь. Обязательно вернусь. Чтобы вдохнуть запах роз и пепла на наших могилах без_имени.
А дальше… Дальше тишина.
|
|
ПсиходеЛИЧНОЕ 2 (Ли-тян, как я и обещаль) |
Настроение сейчас - философскоеCостояние плавно начинает переходить в полностью отключенное от реальности. Шумят листья за окном в своем извечном желании пуститься в безумный пляс с северным ветром, таким себе пронизывающе-синим в мелкую белую крошечку, которая принесет с собой далекий отголосок белой-белой, хрустально_не_разбитой зимы.
Не трогай меня, можно я пока что просто полежу под холодным покровом ветра, просто перестану жить на минуту-две. Я не хочу ничего видеть и слышать, просто звуки стали слишком объемными и материальными, а краски – эфемерными, искристо_льдистыми каплями плывущие по жилам моего сознания. Снова растворяюсь в потоках минутных идолов, минутных улыбок и хохота, минутных увлечений и разочарований, пусто-пусто-пусто, потому что различия между миром вчера, миром сегодня, миром завтра стерлись и превратились в один бесконечный психоделичный рассказ, в яркую картину из сотен тысяч цветов – но основа всех этих цветов – абсолютно серое ничто.
Осенью мне хочется гулять по крышам домов до утра и распевать песни с алчными ночными светилами. Кружится вместе с желтым листком, и умирать_рождаться сотни раз в бесконечно длинные_короткие сутки.
Но я не умею бегать по крышам домов, не умею летать в облаках, и еще сотня не_не_не_
В моем списке слишком мало да, плюсов, если хотите.
Нереальная реальность, невозможная вероятность – странные словосочетания, пафосные уже своим существованием, но вы когда-либо задумывались о том, как было бы плохо и скольких усердий бы это потребовало, если бы все произошло по той самой мизерной доле вероятности?
Наверняка задумывались. Угу. Интересное после таких мыслей ощущение – как будто идешь по задымленному бару начала 20 столетия.
А еще я люблю начало эпох. Готично, не ново и прочее, но я люблю. Они меня притягивают какой-то странной тоской в глазах неба и улыбках птиц, странным привкусом свободы_рабства и смесью различных алкогольных напитков в непотребных дозах.
Глупостью было бы считать себя особенным, умным и прочее. Глупостью было бы надеяться, что… а впрочем, оставим. Это личное. Для себя. Только для себя, потому что я тоже иногда бываю эгоистом и жадиной. Большой жадиной.
Гнилостный запах болотных испарений на потрескавшихся от времени губах_веках и распухших кончиков пальцев – мне больно ими тянутся к тебе, мое солнце. Но я буду. Пока что. Пусть мне будет хоть чуть-чуть больно, может, я поверю на минутку-две, что живу не бессмысленностью. А теперь немного кофе в стакан и тонкую сигарету в руку – я снова отправляюсь на бесконечный перекур в сторонке – потому что серости и прочее курят нервно и в сторонке. Но я все равно буду бесконечно долго тянуться к тебе, мое ледяное, замерзшее и опаляющее холодом солнце. Я буду тянуться, а ты будешь все также обжигать труп из болота своим ярким светом – светом_не_для_такой_как_я. Я буду тянуться, не смотря на то, что по другую сторону сна меня ждет теплый-теплый серебряный месяц. Но почему-то сейчас мне твои ледяные лучи ближе, чем лунная дорога в небо, по которой можно пройтись, пробежаться, уйти от тоски, уснуть, да и просто посидеть майским вечером с бутылочкой пива и сигаретой, не заботясь об идеальной прическе, фигурно_черно_зелено_синих накрашенных глазах и ровно просчитанной слабости. Но та дорога так далека и эфемерна. Заморожена в видениях из прошлого_не_случившегося_со_мной.
А для тебя, мое солнце, я бы делала идеальную прическу, идеально бы красила глаза и идеально просчитывала бы секунды для обморока. Какое-то время. Пока бы снова не поняла, что мне до идеала… И что идеал меня это не твой идеал. И все было бы как обычно. Все бы умерли. Лет через 40. А если бросить курить – то и через 50.
Брфлхфлх. В последнее время много кашляю и заменяю матерные слова набором бессвязных букв – скоро вообще разучусь говорить по человечески.
Жду. Все так же жду чего-то особенного, но ничего особенного никогда не произойдет. Ничего никогда не… Не спасает.
Носовые платки и системный блок снова будут слушать меня этим вечером, удивление и истерику он почувствует только по мелкой дрожи в тех самых распухших от болота ежедневности пальцев и слишком нервном нажатии на клавиатуру, ну и конечно в тихой, бессвязной ругани. Нет-нет, я просто хочу покурить – пытаюсь убедить себя и других. Нет, просто я должна быть сильной. Поэтому уверяю себя и других. Нет, просто я должна быть сильной. Поэтому я даже не плачу. И не буду. Не буду. Не буду. Трям-трям-трям. Абонент временно недоступен. Перезвоните позже. Или удалите этого абонента из списка контактов. Или убейте его лопатой. По вашему скромному садистскому усмотрению.
|
|
ПсиходеЛИЧНОЕ |

Сегодня на десерт я буду есть формалиновый крем с кофейными зернами. Правда, вкусно?
Да, а еще они жили долго и счастливо и сдохли не в один день, что тоже сильно увеличило уровень их удовлетворенности жизнью. А мы, как два придурка, никогда не узнаем, что думаем друг о друге. Хотя я догадываюсь, что обо мне ты ни одного печатного слова не скажешь. Да. Очень жаль. Такая я непечатная и не подхожу к образу готичного страдания. Да. Ну, как же, очень жаль. А еще это грустно, когда в атмосфере всеобщего веселья мысли сжимаются, хочется плакать, плакать по тебе, из-за тебя и для тебя. Скуривая сигарету за сигаретой вместе с плавящимся воздухом вдыхать раскаленный дым невидимых отчаянно-раскаянных душ. Залитый солнцем осенний взгляд на мир и на вещи уже не помогает сосредоточиться на чем-то и ком-то кроме тебя, кроме тебя, тебя, который даже не напишет-позвонит-поцелует утром. Ну и на фиг такого вот тебя. Я лучше буду думать про яблочные сигареты, и топиться в глубинах эгоизма и ненависти ко всем этим девочкам, которых так много вокруг тебя. Да. Исповедь одной короткой фразой – «нет», а я заранее знала, что так оно и будет – этот странный вечер, такой слишком теплый для холодного ноября, это огромное количество света и звук летящих мимо бездумных железных монстров – одно «нет» ради которого я пришла и ради которого уйду. Если получится – навсегда.
Вот и ухожу-улетаю-уплываю по теплым-теплым потокам горячего воздуха, пропитанного выхлопными газами машин, уплываю, растворяюсь, и меня больше нет. Да, а ты можешь грызть локти-зубы-уши, если дотянешься, конечно. Да, иди ты к черту, мне хорошо и без тебя… Хорошо? Нет, неважно. Да, первая любовь должна быть взаимной. Ну и что, когда у нас было что-то как у людей?
Знаю, не напишешь ни одной строки обо мне, ну и неважно, наверное, главное то, что я написала бесчисленное количество стихов-строчек-нот о тебе и для тебя, и я рада уже этим, хотя они не отличаются особой рифмой-смыслом-мелодией.
Да-да, я уже так близко к небу, звуки уже растворились в бесшумном потоке ветра, тут так тепло и хорошо, не надо, не зови меня обратно.
А ты и не зовешь. Тебе по фиг. Отлично. Я сильная, значит, мне тоже будет по фиг.
И вообще, зачем отвлекаться от десерта с формалиновым кремом?
Хотелось бы такого десерта с формалиновым кремом, только вместо него обычное мороженое в кружке, а вместо сигареты – только огромное желание ее. Ну да, все в общем, как обычно, но не важно. Да. Общая схема задолбанности сознания продолжает процветать, я боюсь сойти с ума от этого огромного количества небесно-синего огня, цифр и богов, ничтожных идолов и дней полных ничем и никем, горько-сладким дымом пожаров и фиолетовых, слегка подгоревших роз, некрасиво скукоженных на черном блестящем камне не_моей могилы.
Сиренево-черные оттенки ежедневности начинают медленно пожирать остатки здравого смысла.
А еще, я не буду на тебя смотреть. Точнее постараюсь. Хм, просто у меня на тебя своеобразный рефлекс собаки Павлова – глаза стекленеют, со рта капает слюна и никаких связных мыслей.
Точнее мысль связная только одна – «пожалуйста, постой тут, на том месте еще чуть-чуть, дай так вот попялится на тебя с тупым и бессмысленным выражением лица». Угу, и неудивительно, что тебя это раздражает. Да. Никогда, и ни для кого, вот так вот.
Вот, скажи мне, зачем иногда так грустно смотреть на звезды и прекрасно осознавать, что ничего никогда не изменится и не получится, потому что ТАК НАДО, кому-то там наверху, кому то, кому все равно до низких и пустых проблем твоей-моей повседневности. Только твоя немного ярче моей, наверное, хотя, если подумать – то, наверное, такой же ежедневный из бреда бред.
А я бы хотела окутать тебя нежностью, теплом и заботой, только тебе это не надо, и бесполезность снова закрывает крышку старенького фортепиано и отбивает пальцы ледяными стрелами.
Глаза все темнее-темнее-темнее, волосы все более в пепельный в ожидании не_тебя ногти обгрызаются и стираются, только до бессонницы больно осознавать, что никто не придет и не спасет, потому что приходить и спасть можем только мы сами себя. А для нас никогда не зазвучит песня-мелодия, потому что один из нас слишком не_мертв, а другой слишком мертв там, на самом дне души, и у одного – огромный мир, а у другого – просто пустая равнина, покрытая серыми хлопьями давно сгоревших печалей, снов и миров, только так и не иначе, хотя может, мне как обычно что-то кажется и представляется.
Пустотой заполнены пробелы темных дней и затемнения в белых ночах – только так и не иначе, пустота снова здесь и сейчас, грызет изнутри, маленьким ручным зверьком свернулась где-то в диафрагме.
Ну и к черту. Значит, я тоже не одинока.
|
|
Слишком много |
Были седни на фесте. Ня. Засим описание ежедневности оканчиваю. На фик ее. Состояние оцениваеться как ээ, социализированное (позитивное писать боюсь).
Слишком много тебя
Ты во всем – в ярком свете неоновых ламп
Слишком много тебя
И на сердце сжимается страх
Слишком мало тебя
В небе, солнце и ощущениях
Слишком мало тебя
В тонких прикосновениях
Слишком много тебя
Ты во всем – в улыбках и взглядах
Слишком много тебя
Только нет тебя рядом
Слишком мало тебя
Пустота с каждым днем все сильнее
Слишком мало тебя
И давно все внутри леденеет
Слишком много тебя
Не могу, не хочу - никогда
Слишком много тебя
Не пойму, не поверю - всегда
Слишком мало тебя
На рассвете, в закате и в вере
Слишком мало тебя
Лунный свет на застывших деревьях
|
|
Кофе с Портвяком |
….А вот кофе нельзя пить с вином. Мне например не нравится. Гадко как-то. Я вообще кофе не очень люблю. Только всякую растворимую фигню. Но запах свежемолотого кофе это мое все. Ну да, а еще сигаретный дым от которого слезятся глаза.
Постоянные и круглосуточные побеги мыслей (мыслей?) по коротким дистанциям и размышления о том, как бы все могло бы быть, методично вспарывают мозжечок тупым ножом.
И все-таки кофе нельзя пить с вином, да. Это гадко. Кофе надо пить с коньяком, но коньяка у меня нету, поэтому надираюсь кофе и вином. А это гадко. Плюс кофе дешевенький и растворимый. Но это ничего, я такой люблю.
А еще перед моим алчущим взором лежала пачка дешевеньких, почти таких же дешевеньких как и кофе сигарет, которые отдавали какой-то полынной горечью.
Бред и провокация. Никакой полыни там конечно же нет. Просто сегодня я надираюсь не дорогим коньяком, а дешевеньким портвяком за 6.20 и растворимым кофе. Да, это невкусно и печенка уже отчаянно возмущается. Очень жаль. Да. А я хочу надраться этой смесью до полной прострации и не думать.
Угу, только слишком холодно, чтобы не думать. На улице уже осень, а сидеть на лавочке под противным моросящим дождем мокро и противно.
Только очень жаль. Рядом со мной стоит термос и две бутылки портвяка. Ням-ням. И шоколадный батон за 1.20.Да, сегодня я худею. Диета, чтоб ее.
Сегодня мне некуда идти, поэтому я сижу под тем домом, где ты когда-то жил. А может и теперь живешь. Я уже даже не знаю, какого я сюда пришла. Привычка? Или может какая-то подсознательная необходимость. Прима все-таки дрянь. Ну да, только жлоб меня сегодня задавил покупать ментоловый винстон.
Да, и на кофе с коньяком и теплую квартиру тоже зажлобило.
Пусть все думают, что я ночую у друга\подруги\отрываюсь где-то, плевать. Я буду готично страдать, сидеть у тебя под домом и смотреть. Чего я жду, мне уже давно все равно, есть хорошенький малыш и любимый муж, а я все равно прихожу сюда и вспоминаю что-то.
Да, наверное, это неправильно – оставлять на всю ночь Андрюшку с Темкой и сидеть у тебя под домом. Но Андрюшка поймет. Он умный. Я никогда ему не говорю, куда я так ухожу. Но когда возвращаюсь, он всегда странно смотрит. Как будто бы знает.
А ты никогда ничего не понимал. И вообще, смысла в тебе всегда было меньше чем в ракушке. Вот обычно говорят, что мозгов как у ракушки, а у тебя – смысла как у ракушки.
Хотя, наверное, в ракушке смысла больше. Ты вообще бессмысленный. Наверное. То есть, я пока так и не определилась по данному вопросу.
На дне первой бутылки сиротливо бултыхался портвяк. Ровно один глоток. Полночи позади, и в пачке еще десять сигарет.
Да. Только прима все равно гадкая.
Меня уже коробит от портвяка с кофе. Только я продолжаю пить и мысли пляшут все в более веселом и странном хороводе.
Это все очень психоделично конечно.
Под конец второй бутылки, я поняла что я промокла, замерзла, и мне уже далеко не 15 лет, чтобы сидеть у тебя под балконом.
Да. А кофе с портвяком это гадость.
Да. На часах около 10 утра. Тут дверь подъезда открылась и оттуда вышел ты, с Темкой в коляске, и грозным выражением лица:
- И как ты можешь пить кофе с портвейном? Это же гадость!!!
|
|
Мир просто круг |

Этот мир – просто замкнутый круг.
Просто капля боли и нежности,
Просто капля в вечной безбрежности,
Я прошу, побудь со мной, друг.
Этот мир – просто страх и отчаяние.
Просто маленький тоненький луч,
Друг, пойми, что все мои чаяния
Просто маленький клок серых туч.
Этот мир – просто вечная плаха,
Просто путь одиночеств и лжи.
Просто мне умирать здесь от страха,
Что там за стеной умираешь и ты.
Этот мир - просто спертый воздух.
Просто странный химический сон.
Просто здесь мы одни навеки,
Даже если мы были вдвоем
|
|
Результат теста "Кто вы в этом суетном мире? Ваши слабые и сильные стороны. (для всех полов,кроме линолеума!Тех кому лень и не лень)" |

|
|
Я больше не люблю) |
Седая грусть, как ветер над глазами
Слепое небо как любовь над головой.
Пусть дождь стекает по щекам слезами.
Из сердца вырывается печальный вой.
Тоска и нежность - это только грезы,
Не стоит жить лишь только ради них.
Они не зажигают в небе звезды –
Они лишь просто тянут сердце вниз.
Я не люблю тебя. Но не забыла.
Не горько, не смешно и не вернусь.
Я просто помню, как я ночью выла,
Когда хотелось думать – утоплюсь.
|
|
Колыбельная |
Тихо-тихо, только ветер.
Тихо-тихо, только Север.
Тихо-тихо, только дым
И тоска погибших рифм
Тихо-тихо, фея плачет.
Тихо-тихо, пусть судачат.
Тихо-тихо, мы на воле -
Не цветет вереск на поле
Тихо-тихо, сон приходит,
Только сердце он коробит.
Тихо-тихо, здесь мечты
В небе вечной мерзлоты.
Спи, дитя, ты засыпай!
Горя, боли ты не знай!
Пусть речная ртуть-вода
В синий лес несет тебя.
|
|
Из жизни одного портрета |

Мало ли. Дождь на улице. Потому, что осень. И это естественно. А что естественно, то, как известно, не безобразно.
Красивые капельки падали на уже мокрый асфальт – кап-кап. Время – приблизительно полвосьмого, то есть уже потемнело и зажглись оранжевые фонари.
Все было как-то по детски трогательно – два бокала, вино, алые розы и шелковая скатерть.
Она не вписывалась в эту трогательную картину и прекрасно это осознавала – о чем свидетельствовала сигарета в зубах и презрительный взгляд.. Так же лишними были коротко стриженные волосы цвета морской волны и вызывающе-алые губы.
Психоделичная картина, подумала Марта. Глупости какие.
Я смотрю на Марту и не могу ей не восхищаться.
Кто я такой? Я всего лишь человек изображенный на картине. Я частенько видел здесь Марту.
Она прекрасна. Она завораживает и притягивает взгляд.
Яркие волосы, так напомнившие мне о море, которого я никогда не видел, тонкий профиль римской красавицы, алые губы и дикое сочетание бархата и синтетики. Да, она прекрасна. Как жаль, что я всего лишь человек, изображенный на картине.
И как жаль., что она так редко приходит в этот дом.
Она проводит тонким пальцем по бокалу и улыбаясь, отпивает.
Она снова пьет одна. Она всегда пьет одна. Только сегодня это не традиционная водка с соком, а вино. Интересно, почему бы это.
Она красива.
Боги, как она красива. Как мне хочется на мгновение перестать улыбаться, хочется просто на мгновение выйти из рамы и коснуться ее кончиками пальцев.
Боги, как она прекрасна.
Марта – мой создатель. Она художник. Даже не так. Она – Художник. С большой буквы.
Помню, я открыл глаза. Вокруг было солнечно и тепло. А прямо передо мной стояла Марта. Тогда у нее еще были длинные темные волосы. Моя создательница.
У нее были все еще пухленькие детские щечки и веселая улыбка, и, насколько я понял, это место было ее тайником.
Это место – насколько позволял обзор, было чердаком в частном доме. Достаточно пыльное, в меру грязное и деревянное.
Марта частенько здесь сидела, сначала просто с книгой, потом к книге прибавились сигареты, потом стаканы с чем-то алкогольным, а потом она стала приходить сюда с молодыми людьми. Я очень обижался на нее, но все равно продолжал скалить зубы в саркастичной усмешке.
А ведь раньше… Раньше она часами сидела и говорила вслух, читала свои стихи и делилась самым ценным для нее. Наверное, потому, что портрет точно никому не рассказал бы ее тайн.
А потом… Потом она исчезла. Очень надолго. А картина с моим изображением так и осталась лежать на чердаке. Постепенно она обрастала пылью и я даже не могу любоваться закатами и рассветами.
Просто стало темно и пусто. А потом, однажды пришла какая-то женщина, ее мать, и накрыла картину куском старой тряпки.
Я не знаю, сколько времени я так пролежал.
Наверное, очень долго.
Я всегда хотел знать, как я выгляжу. Но, увы, напротив моих глаз никогда не было зеркал. Просто подумалось, может я совсем не такой красавец, которым себе воображался? И может мне совсем не место рядом с Мартой?
Однажды вечная ночь сменилась ярким утренним светом.
Кто-то снял грязную тряпку с картины, протер пыль и я увидел ЕЕ.
Прежде такие чудные длинные волосы были коротко обстрижены и выкрашены в радикально-голубой цвет (который лишь со временем станет отдавать морской глубиной), брови выщипаны в тоненькие ниточки, из-за чего глаза кажутся поистине огромными, в аккуратном носике – маленькая сережка с голубым камушком. Одета она в синтетическое лазурное платье и черный бархатный пиджак.
Марточка. Моя Марта.
- А теперь этот портрет на ту стену, напротив столика. Так, отлично.
Кажется, мы поменяли место жительства.
Эта комната была не в пример лучше – широкая, просторная, с дорогим лакированным паркетом и бордовыми шторами.
Марта никогда никого сюда не пускала. Она здесь вообще редко бывает. Но когда бывает, обязательно пьет водку с фантой. Привычка у нее такая.
А потом сидит и каким-то затуманенным взором смотрит вокруг. Я люблю ее даже такую.
Она прекрасна. Марта.
Только сегодня к ней кто-то должен придти. Не даром, вместо водки – вино. А вместо синтетики и бархата - шелк и органза. Не даром – на столике два бокала.
И вот, в комнату заходит долгожданный гость.
Это мужчина. Он высок, крепок и брутален. Таких типов очень любят девушки. Длинные русые волосы стянуты в хвост лентой, черная рубашка и черные штаны. Не слишком правильные черты лица – чуточку длинноватый нос и узковатые губы создают впечатление брезгливости и надменности.
Я бы хотел быть таким как он.
Он наливает себе вина, смотрит прямо мне в глаза и улыбается. Марта смотрит на него с каким-то детским восторгом. Потом радостно кивает.
Он снимает холст, относит в другую часть комнаты, ближе к окну, и ставит его на какую-то железную плоскость. Подносит близко-близко ко мне горящую спичку.
Я сгораю. Но перед тем как на месте моих глаз образовалось два потека краски, которой я был нарисован, я увидел свое отражение в зеркале, висящим почти напротив – отражение улыбающегося горбуна с глазами младенца.
|
|
Изображение на чужой картинке |
Как жаль, что я всего лишь человек,
Изображенный на чужой картинке.
И вечной быть в глазах смешинке,
Улыбка на губах застыла вдруг навек.
Я не могу сойти с такой картинки,
И не могу тебя тепло поцеловать,
Как жаль, а за окном – снежинки.
Танцуйте танец – мне не горевать.
Чужих объятий сладкая истома,
И легкий шепот в сумрачной ночи,
Не мне гулять с тобой по солнечному саду –
Мне лишь сгореть в сиянии призрачной свечи
|
|
Героиновый кайф |
Солнечный дым на кусочках стекла,
Жить и грустить, дышать - не дышать.
Героиновый кайф, укрой меня,
Приди из глубин, вернись из огня.
Синие листья на алых стволах,
Желтые капли кислотных дождей,
Не сыгранный страх виниловых дней
Завертел в поворотах, в героиновых снах.
Солнечный дым на кусочках стекла,
И все-таки жаль, что я умерла
Героиновый кайф, забери меня,
Укрой в объятьях вечного льда.
04.09.07
|
|