Иногда мне казалось, что квинтэссенцией любви является ненависть. Ведь только ненавидеть можно бесконечно. А у всякой любви есть предел. Про ненависть, как мне казалось, я всегда знал с раннего детства. Про любовь, как я и думал, я до сих пор не знаю ничего.
Так получилось, что мне с 10-летнего возраста пришлось учится этому полезному чувству – ненависти. Я ненавидел мать, которая оставила нас с отцом ради богатого перспективного малолетки. Нет, вы не подумайте, отец был не беден, далеко не беден. Но мамуле понадобился мужчина на 15 лет ее младше. Просто так. Потому что захотелось. Тогда я подумал, что никогда не женюсь. Я ошибался.
Мать никогда не интересовалась мной. Более того, всячески подчеркивала, что меня в ее жизни не существовало. Это было незаметно, когда у нас была нормальная семья, потому что мать понимала – без образа любящей и заботливой ей не видать отцовских денег. Потом, когда она ушла от нас – ей больше не приходилось притворятся. Отец пару раз пытался образумить, звонил ей, увещевал, чтобы она хотя бы изредка со мной гуляла. После того, как она бросила в трубку: «У меня нет сына» - мы оба поняли, что для нас она потерянна. В тот вечер я впервые осознал, что такое ненависть.
Таким образом меня воспитывала бабушка, учителя и очень старшая двоюродная сестра Алика.
Она коренным образом отличалась от матушки, как я теперь понимаю. У нее была очень неяркая, но тихая и уютная внешность. Она приезжала к нам по выходным и читала мне сказки на ночь. Потом, когда мне было лет двенадцать, она перестала приезжать. Я вновь почувствовал себя преданным. Но, когда узнал, что она умерла от рака легких, проплакал два дня в подушку. После этого я больше не плакал. И я возненавидел болезнь, забравшую у меня дорогую сестру. Таким образом, вопрос с образованием у меня не поднимался. Я сказал отцу, что хочу быть либо хирургом, либо онкологом. Не могу сказать, что отец сильно меня поддержал, но и не возражал. Должно быть, думал, что это под действием стресса.
Повезло с генами – я вырос симпатичным парнем: высокий рост, черные волосы, светлые зеленые глаза, светлая кожа. Постоянные занятия в различных спортивных секциях помогли с крепкой мускулатурой.
Конечно, лет в 16 я перестал думать, что все женщины (разве что за исключением Алики и бабушки) одинаковые. Начал активно ими интересоваться. Повезло, считаю, откровенно повезло, что они тоже интересовались мной. Первой была Као. Она любила себя так называть. Она была года на два меня старше и очень красивая. Изящная невысокая брюнетка с достаточно аппетитными формами и зелеными глазами. Мы очень много времени проводили вместе. И что самое веселое – в постели. Могу сказать, мне откровенно понравилось. Но в один прекрасный день она просто встала и ушла. Почти без объяснений, пролепетав только что-то вроде – прости, нам нельзя. Я расстроился конечно, но не особо сильно. Все-таки, молодость только начиналась, и очень хотелось погулять. И я гулял, гулял долго, отрываясь, открываясь на встречу целому миру. Я всегда ходил по улицам улыбаясь и смеясь. Независимо от времени года. Я любил многих, многие любили меня.
В университет поступил абсолютно без проблем (даже без папиных связей), мне было достаточно интересно там учится. Первых полгода.
Потом я понял, что хирургия это не мое, онкология тоже. Я не могу резать людей. И у меня никогда не хватит мужества сказать такой страшный диагноз как рак. Поэтому я забрал документы и отправился на… художественный. Стоит признать, что с рисованием получилось гораздо лучше. Попутно, обучаясь искусству передавать реальность на бумаге, я учился вкладывать ее в слова. Получалось тоже не плохо. Иногда мне казалось, что я просто баловень судьбы. Мне казалось, что я живу какой-то слишком счастливой жизнью. Иногда, это меня пугало.
Теперь у меня не было причин кого-либо ненавидеть, и вроде бы все было хорошо. С отцом мы обязательно раз-два в неделю ходили либо в кино, либо на рыбалку, либо в бар, отдыхали. Когда мне исполнилось двадцать, он завел со мной один крайне неприятный, но сильно определивший мою жизнь разговор:
- Садись, Лев. Надо поговорить.
- Да, отец?
- Как мой единственный наследник, ты получишь в свою собственность мою корпорацию. Ты понимаешь, что это значит?
- Нет. – я действительно не понимал, к чему он клонит.
- Это значит, что тебе пора прекращать с бумагомаранием, и садится изучать экономику, законодательство и психологию. Это значит, что тебе пора начинать учится жить, как публичное лицо. Я старался как мог, чтобы как можно дольше ограждать тебя от прессы, мне всегда хотелось дать тебе побольше детства. Но пора взрослеть, мальчик. Пора научится вертеть огромным деньгами и выбирать правильных женщин. И прекращать с художествами.
- Неужели они так плохи?
- Я видел твои картины. Они, безусловно, не плохи, но за них ты не сможешь заработать деньги. Относительно того шлака, который висит в домах элиты – твои картины прекрасны, но покупают шлак. Я не выставлял твои картины по той же причине – их бы воспринимали как мазанину богатенького мальчишки. А тебе это не надо. Если хочешь знать мое мнение – можешь продавать под псевдонимом. Но никто их не купит. Слишком хороши. Но не будут популярными. – отцу в этом вопросе можно было доверять. У него было настоящее денежное чутье. – Поэтому с завтрашнего дня ты официально студент экономического факультета, четвертого курса. И с завтрашнего дня ты начинаешь учится у меня.
Я не мог его не послушаться, ведь я его очень-очень сильно любил.
15 лет спустя.
Пожалуй, я могу сказать, что теперь я возненавидел отца. За то, что он на меня это набросил. Это было ярмом. Необходимость общаться с правильными людьми, курить только правильные сигареты, пить исключительно напитки правильного сорта (например, виски, которое я всегда ненавидел), спать с исключительно нужными женщинами. Я женился на тихой и спокойной дочери старого отцовского партнера. Девочка была на четырнадцать лет меня младше, очень забитая и домашняя. И это в чем-то было хорошо. Она готовила мне кушать, очень хорошо относилась к моему отцу, стирала мне вещи, и всегда охотно отзывалась на ласки. Она не требовала ни украшений, ни норковых шуб, ничего. Разве что книги. Говорили мы с ней очень мало – нам по большому счету не о чем было с ней разговаривать. Я считал ее глуповатой мечтательной девицей, а она смотрела на меня оленьими глазами, полными обожания и что-то тихо говорила за ужином. Такая жена была очень удобна тем, что я продолжал спать с удобными женщинами и мог не отвлекаться от бизнеса. Мне было нелегко. Публика, публика и еще раз публика. Следовало быть очень и очень осторожным.
Со временем, я начал понимать, что надо активней играть роль примерного семьянина, иначе могут возникнуть проблемы с общественным мнением. Я стал выводить свою жену в свет. Она сначала жутко стеснялась этого, но со временем стала раскованней. Я не заметил, как перезнакомил ее со всем своим окружением, и что самое для меня странное – этому окружению она нравилась! Очень нравилась. Мужчины потом часами рассказывали про то, какая у меня умная и красивая жена, и спрашивали не хочу ли я развестись. Мне оставалось лишь пожимать плечами. В сексе все было все так же прекрасно (как может быть иначе, если тебе уже под сорок, а ты трахаешь симпатичное двадцати двух летнее тело), и мы все так же мало разговаривали. Я начинал входить во вкус. Если в начале для меня жена была скорее просто необходимым предметом, то теперь она начала для меня значить нечто большее. Я начал брать ее на деловые переговоры. Партнеры были в восторге. Я начал выслушивать про то, что жена у меня свойская баба, и что можно ли ее будет украсть на рыбалку или на вечерок в ирландский паб, попить пиво. Я вежливо отказывал. Приходил домой и занимался с ней любовью.
Она начала меня выводить из себя. Тем, что она нравится моим друзьям. Тем, что она схватывала на лету то, что мне не давалось годами. То, что мой отец ее чуть ли не боготворил. То, что она безупречно могла вести бизнес (так же безупречно, как заниматься сексом и готовить экзотические блюда). То, что… Можно было продолжать до бесконечности. Я мог на нее поднять голос. Мог посреди важной вечеринки, если мне начинало казаться, что кто-то уж сильно на нее засматривается, отвести ее в тихий закуток и трахнуть, чтобы она вела себя поспокойней. Ей это даже в чем-то нравилось. И это меня тоже бесило. И в то же время восхищало. Я ее любил.
Однажды я пришел с работы домой на четыре часа раньше. И застал достаточно интересную сцену: мой достойный всяческого уважения папенька спал с моей женой. У меня тогда помутилось в глазах. Я просто ничего не понял. Собрал вещи и ушел.
На следующий день, я узнал, что отец перевел фирму на имя моей бывшей жены, выписал меня из квартиры и прислал лаконичное сообщение на тему – прости сынок, ты больше не директор.
Как ни странно, я даже успокоился в чем-то. Теперь не надо было врать, не надо было корчить из себя публичного человека, не надо было ничего. Можно было сидеть и спокойно рисовать. НО ненависть, ненависть меня не хотела отпускать. Мой мир, крепкий стабильный мир развалился на куски. Моментально. Рухнул и все. И больше не осталось ничего.
Потом мне принесли письмо от отца, которое я хотел выбросить. Но любопытство как всегда взяло верх. Из этого письма я узнал, что моя бывшая жена и отец очень счастливы и у них будет ребенок, что я должен был быть только прикрытием к их отношениям. Узнал, что пока она была со мной, она четыре раза делала аборты. Чтобы не дай бог не родить ребенка от нелюбимого человека. Ненависть огненным комом жгла горло. В тот момент я ненавидел абсолютно всех на этой планете. Мир снова оказался разрушен..
Но зато в нем появилось много чего прекрасного. Я снова начал рисовать и писать стихи. Мог позволить себе курить дешевые, но такие вкусные сигареты, пить водку. Спать с женщинами. Хотя чаще всего это были просто подруги на ночь. Долгосрочные отношения я завязать уже не мог.
Одна из моих таких подруг забеременела. Я сказал, что заберу ребенка себе, просто пусть его выносит. Она согласилась. Так, у меня появилась дочь Матильда. Матильда Львовна. Странное сочетание. В моей жизни снова появился какой-то смысл.
23 года спустя
Моя дочь умирала от рака легких. Мне казалось, что история повторялась по кругу. Во всей этой ситуации я часто вспоминал свою двоюродную сестру Алику. Она умерла бездетной. А у меня оставался хотя бы внучок Кирилл. С отцом и бывшей женой отношения я не поддерживал. Знал только, что мой единокровный брат был немного старше моей дочери. И что отец умер 7 лет назад в возрасте 78 лет. И даже был на его похоронах. Я жалел. Сильно жалел, что все так получилось. Я так и не узнал, почему он со мной поступил таким зверским.
Дочка рожала ребенка без мужа, кто отец малыша я не знал. Она отказалась мне об этом рассказывать, я не стал давить. Я был только рад ребенку. А потом дочь умерла, когда ее сыночку было 4 года. Это было страшно. Но оставался ребенок. Значит, мне надо было прожить еще хотя бы лет двадцать, чтобы дать ему надежный тыл. Ведь других родственников у него не было… О второй семье отца я не вспоминал.
Однажды, когда я укладывал ребенка спать раздался звонок в дверь. Я открыл. На пороге стоял молодой мужчина с роскошной дамой под руку.
- Добрый вечер, Лев Борисович.
- Я Вас слушаю. – в облике незнакомца проскальзывали смутно знакомые черты: темные волосы, высокий рост, нос с горбинкой, крепко сжатые губы. Я выглядел так же лет тридцать назад. Я начал догадываться, кто передо мной. – Что Вам надо?
- Ребенок. Я пришел за ребенком. – хладнокровности моего…. Брата? Хватило бы на пятерых человек.
- По какому праву ты пришел за ребенком? – я не собирался просто так отдавать Кирюшку.
- Он мой сын. – резко кольнуло сердце. Снова и снова. Больно стало дышать. Пришлось взять себя в руки. Хотя больше всего хотелось заехать ублюдку по морде. Я ненавижу их. Ненаавижу.
- Ты его не получишь. Ты его не получишь! – я стоял твердо на своем. Больше они у меня ничего не заберут. Дочь, жизнь, молодость, радость, они высосали. Внук – только мой.
- Посмотри на себя. Ты уже старик. Что ты можешь ему дать? Ему будет у нас хорошо, моя жена его будет очень сильно любить!
Я молча захлопнул двери.
Мой внук умер в возрасте двенадцати лет. От врачебной ошибки.
С тех пор я с кровати не поднимался.
Пережил своего внука я всего лишь на два месяца.
Я очень многое понял именно в эти последние два месяца. Понял, что ненависть очень часто возникает из любви и преклонения. Понял, что из ненависти, очень часто произрастает любовь.
Хотя так и не смог дать обозначения ни тому, ни другому.
Мне было жаль, что я не смог ничего противопоставить жизни и уберечь дорогих мне людей от смерти. Я корил себя за это. Но потом пришла смерть с черной бабочкой на плече. И успокоила меня. Мой внук играется на цветочной поляне, я могу теперь играться рядом с ним, потому что старость больше не давит на плечи. Моя дочь опять заливисто смеется, а мой отец со своей любимой сидят рядом со мной. И я не чувствую ненависти. Я не чувствую страха. Только покой.
Ведь смерть - это квинтэссенция жизни.
