Статус авиакосмических испытателей все еще официально не признан...
Отряд космических первопроходцев на встрече в ГНИИИАиКМ. Фото из архива А. Песляка
Августовские юбилейные торжества в РКК «Энергия», с одной стороны, и критические материалы в СМИ (и тем более – в соцсетях) о ситуации в российской космонавтике, с другой стороны, оставляют в тени вопросы исторического характера.
Между тем стоит напомнить об одной из малоизвестных страниц подготовки советской пилотируемой программы. У ее истоков стояли не только ученые, инженеры и конструкторы, но и медики с испытателями. Последние были тем «живым материалом», на котором проверялось все, что было связано с обеспечением жизни и работоспособности будущих покорителей космоса.
«ОСОБЫЕ КОСМИЧЕСКИЕ СОЛДАТЫ»
Еще не оправившись от ран войны, СССР приступил к созданию реактивной авиации. Параллельно усилиями новых НИИ, КБ и предприятий проектировались первые отечественные геофизические и боевые ракеты.
Постановлением Совета Министров СССР от 24 октября 1952 года за подписью Сталина было поручено создать специальную команду «для испытания костюмов, скафандров, одежды и разработки других вопросов, связанных с обеспечением жизнедеятельности и работоспособности экипажей самолетов с большими скоростями и высотами».
Начальник Института авиационной медицины А.В. Покровский, в свою очередь, 14 июля 1953 года подписал приказ об образовании специальной команды. Ее состав набирали из числа солдат, сержантов, старшин.
Группа должна была обеспечить научными данными как ученых, так и пилотов бурно развивавшейся высотной, уже сверхзвуковой авиации, а также разработки на пороге освоения космического пространства. Цель – защитить жизнь и обеспечить деятельность летчика (а в перспективе и космонавта) на новой технике. И сделать это на земле – но в жестких, даже критических условиях, на пределе возможностей человека.
Становление команды происходило в условиях, когда эксперименты на людях были запрещены Нюрнбергским кодексом 1947 года. При этом ученые не могли знать ни прямых, ни отдаленных последствий предельных перегрузок и других факторов полета вне Земли. Их и стали создавать в институте. Солдаты-срочники стали первопроходцами в Неведомое. Немного о них известно и теперь.
Первые космонавты очень ценили самоотверженную работу необычных солдат. Как выразился Павел Попович, эти ребята «собою заслонили нас, и без их помощи нам бы было гораздо сложнее или вообще худо». Между тем в личных делах этих «невидимок» фигурировала, как правило, странно-скромная запись: «механик, техник войсковой части».
Космонавты первого отряда обращались к испытателям по любым вопросам, даже бытовым, так как жили в начале подготовки вместе, в одних помещениях. Отобранные кандидаты часто посещали эксперименты, где могли изучить условия и задать вопросы испытателю, прошедшему барокамеру, сурдокамеру или специальный стенд.
Из воспоминаний сержанта-испытателя Сергея Павловича Нефедова: «После отсидки трех, пяти, семи и пятнадцати суток в скафандре, в канун первого полета корабля «Восток» меня положили в госпиталь ЦНИИАГ, к первым шестерым будущим космонавтам, чтобы они как можно больше могли узнать о состояниях человека при разного рода воздействиях. Сергей Павлович Королев в разговоре со мной намекнул, что у них должна быть полная уверенность в успехе предстоящего полета».
Руководство ГНИИИАиКМ (Государственный научно-исследовательский испытательный институт авиационной и космической медицины, что у метро «Динамо») отчетливо понимало: только испытатели смогут передать космонавтам уверенность в предстоящих полетах. И старалось придать больше значимости ответственной и сложной работе, схожей с трудом летчиков-испытателей. Кормили по летной норме, еду приносили официантки. Солдаты и младшие офицеры в столовой сидели по четверо, поэтому могли напомнить друг другу, что можно и чего нельзя перед ответственными экспериментами. Их каждый день осматривал доктор, а перед испытаниями врачи давали допуск, оформляя медицинскую карту испытаний (исследования). А уж крови было отдано столько, что любой донор позавидует.
ЧТО ИМ ВЫПАЛО
Испытатели могли до двух недель находиться в море, плавая в гидрокостюме при +4 °C. Могли 15 дней проходить испытание голодом в закрытых условиях стационара, доказывая возможность выжить почти без питания и воды, жертвуя не просто удобствами или статусом, но и здоровьем (40% участников после экспериментов были госпитализированы для реабилитации).
Могли те же две недели в одиночестве провести в сурдокамере, где уже на третий день хочется «лезть на стену». А по мнению испытателя В. Ященко, можно было попасть и в сумасшедший дом, да и инфаркт был обеспечен.
Испытатели сутками должны были сидеть в макете космического корабля – в скафандре, при полной неподвижности, понимая, что это «медленная смерть». В чем все убедились, когда закончился 18-суточный полет Андрияна Николаева и Виталия Севастьянова: реабилитация длилась в два раза дольше, чем сам полет. И все равно в результате – два инфаркта у Андрияна Григорьевича. Такова была цена внедрения нового – велоимитаторов, бегущей дорожки, методики…
Отряд испытателей (их потом называли наземными космонавтами) десятки лет оставался в тени, не давал интервью, получал государственные награды в исключительных случаях. Великой честью было получить Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ (за три десятилетия награждены 44 человека, один из них дважды испытал на себе режим аварийной 10-суточной посадки). Тем более – быть внесенным в Книгу Почета ЦК ВЛКСМ.
Орденами же за долгие годы из 970 штатных испытателей были награждены двое, медалями – 15 человек (полпроцента!). Грузины, украинцы, прибалты – многонациональная Советская армия в лице этих молодых военнослужащих готовила прорыв в космос.
Что же касается 270 нештатных испытателей, их вообще никак не поощряли. Они оставались еще более секретным отрядом первопроходцев.
Были в команде и «олимпийские чемпионы» по пограничным (до 20 g) перегрузкам. Не ради славы, а потому что ученые должны были знать предел переносимости различных воздействий на человека. Легендарный нештатный испытатель майор Джон Гридунов спрашивал у врачей: а какой максимальный показатель по этому виду нагрузки в мире? И обещал дать больше.
Да и все испытатели держали марку. Сутками, например, находились почти без одежды в воде, имитируя невесомость, расплачиваясь здоровьем и кожей, которая снималась как чулок. О «сухой иммерсии» тогда не знали.
Или уникальные исследования в ходе 70-суточной гипокинезии (обездвижения), в чем активное участие принимал испытатель А. Кутья. Или шумораздражители вкупе с заданием на точность, темнота, отсутствие обратной связи.
Или подъем на высоту; он коварен тем, что незаметное развитие кислородного голодания (гипоксии) не осознается человеком. Все становится безразличным… из-за нехватки кислорода. До высот в 5-6 км организм еще терпит. Выше чрезмерная веселость сменяется апатией, появляются вялость и скованность движений, происходит нарушение психики и, как следствие, снижение возможности реально оценить ситуацию. Ведь увеличивается время на реагирование и принятие решений.
Учащается дыхание, синеют губы и заостряются черты лица. Еще чуть-чуть – и потемнеет в глазах, наступит обморок. В этот момент эксперимент обычно останавливают. Однако иногда эту грань необходимо переступить, чтобы узнать, как повлияет на будущего космонавта даже кратковременная потеря сознания. И хотя врач всегда готов прийти на помощь, от испытателя требуется мужество на порядок выше обычного, осознание, что он предан Делу – и поможет идущим после него.
При резком подъеме, когда за сотые доли секунды оказываешься на высоте 30–40 км, получаешь динамический удар, сходный с сильнейшим ударом тяжеловеса под дых. После чего на пять-десять минут нарушается дыхательная функция, не хватает воздуха. Не исключена баротравма – повреждение ушей, легких, пазух носа, полостей в зубах, органов желудочно-кишечного тракта.
Летчик и космонавт во время полета испытывают перегрузку. 5G – значит, вес возрастает в пять раз, 8G – в восемь. Летчик в снаряжении весит около 100 кг, а при выполнении петли Нестерова, переворотов и других фигур пилотажа вес тела «наращивается» до 500 кг. В глазах темно, руку с трудом поднимаешь. А какую нагрузку испытывает сердце!.. И все это солдаты проверяли на центрифугах – до или одновременно с первыми космонавтами.
Испытатель не просто подвергается воздействию определенных перегрузок: он их исследует. Сообщает врачу о субъективных ощущениях, а тот регистрирует их – и показания приборов. Затем следует анализ и выдача рекомендаций.
Ударные перегрузки воздействуют при покидании самолета методом катапультирования. Испытателей десятки раз сбрасывали с креслом-ложементом как в макете корабля, так и без, имитируя тяжелые удары о землю. Павел Попович во время одного из испытаний заметил испытателю Вячеславу Перфилкину: «У меня аж спина заныла, когда увидел твое падение мешком!»
В тестировании ложементов было предложено поучаствовать и будущим космонавтам – Владимиру Комарову и Борису Волынову. Борис Валентинович заявил: «Первое впечатление: это – конец. Я не испытатель, чтобы выдерживать такие перегрузки». Так сами герои определяли сложность и опасность работы своих «проводников».
Их самопожертвование достойно восхищения. Но о нем десятилетиями никто не знал, кроме сослуживцев.
ОДИН ПРОЦЕНТ СВЕРХЧЕЛОВЕКОВ
В книге недавно ушедшего из жизни испытателя-ветерана Бориса Бычковского «Наземные космонавты – первопроходцы космических трасс» сделана попытка систематизировать работу испытателей и дать оценку отдаленных последствий экспериментов с их участием.
Например, не все испытатели увольнялись здоровыми из рядов Советской армии. Были и такие (в среднем 10–15%), которых переводили в другие части. Проштрафились? Нет, как раз из-за невозможности дальнейшей работы в качестве испытателя. Либо оставляли дослуживать в команде с «ограничениями» (15–20% от общего числа).
Нельзя было пропустить человека, не готового к предельным воздействиям. Из 2000 здоровых отбирали только около 25–30 человек, менее 1%.
Тогда, в 1957–1963 годах, солдатики были счастливыми людьми: самыми здоровыми и крепкими. По мнению врачей, у летчика организм стареет на 12 лет раньше, чем у обычного человека. А у испытателей еще быстрее: аккумулируется еженедельный стресс при пограничных перегрузках на организм. Это воздействие гораздо сильнее, чем у представителей других родственных профессий. Именно из-за частоты сеансов.
Если взять среднюю статистику смертности солдат-испытателей после демобилизации, то некоторые доживали лишь до 35–40, а средняя продолжительность жизни составляла 50 лет. Те же, кто переходил этот рубеж, постоянно болели и имели множество диагнозов. Безусловно, это итог экстремальных и часто повторяющихся воздействий, предельных физических и психических перегрузок.
Повторим: никто тогда не занимался темой отдаленных последствий испытаний на здоровье испытателя, не было и регламентирующих документов. Поэтому после увольнения за ребятами не было медицинского контроля. В итоге «земной космос» оказался столь же опасным, как проникающая радиация или давление океанской бездны.
 |
Подготовка к очередному эксперименту.
Начало 1960-х годов.
Фото из архива А. Песляка |
ПРАВОВАЯ СТОРОНА ИСПЫТАНИЙ
Опасность и риски постоянно ходили рядом, нередки были механические, психологические травмы. Но риски не страховались. Это сейчас в ИМБП РАН с испытателями подписываются договоры, на период исследований обеспечена страховка, все условия прописываются. Риск биомедицинских испытаний особый: это риск для здоровья человека, его физического и психического состояния, для самой жизни.
Тему риска можно считать одной из основных этико-правовых проблем космонавтики. Задачу начали решать с уже упомянутого Нюрнбергского кодекса. Продолжили в Хельсинкской декларации (1964), позднее – в Конвенции Совета Европы о правах человека и биомедицине (1997).
Эти международные документы ставили целью регламентировать испытания с участием человека во имя безопасности и сохранения его жизни, исключения увечий и перспектив тяжелых заболеваний. Жизнь человека провозглашалась высшей ценностью, «интересы и благо отдельного человека должны превалировать над интересами общества и науки».
Все это в те годы отсутствовало в законодательстве СССР, поэтому командованию и ученым было еще труднее решать вопросы участия человека в испытаниях. Тяжело давила подписка о неразглашении, анонимность (что позволяло западной пропаганде вещать о «фантомных космонавтах», о «гибели смельчаков до Гагарина» и т.п.).
Испытатели давали присягу, которая подразумевает выполнение воинского долга. Для них было недопустимо отстаивать свои интересы перед командирами при выполнении приказов. Хотя к испытаниям допускались только те, кто сам на них соглашался.
Речь идет о добровольном самопожертвовании, которое возможно только в том случае, если лицо, дающее согласие, обладает «достаточными знаниями, чтобы понять сущность предмета эксперимента и принять осознанное решение». Солдат-испытатель должен быть проинформирован (что и делалось врачами-экспериментаторами) о характере, продолжительности и цели эксперимента, о методе и способах его проведения, обо всех неприятностях и рисках.
На заре космической эры почти все врачи-исследователи Института авиакосмической медицины были участниками Великой Отечественной войны, спасшими жизни тысячам солдат и офицеров. И задача сохранения здоровья в мирное время была для них делом чести. Но никто не знал об отдаленных последствиях опытов. К тому же после увольнения из армии солдат не мог назвать эскулапу причину своего заболевания: подписка…
Сегодня из здравствующих на территории России четырех-пяти десятков ветеранов той «команды особого риска» не найдется ни одного, кого не мучили бы боли в спине и ногах, давление и проблемы с сердцем. А лечить их в военных госпиталях нельзя: льгот на лекарства и процедуры нет.
ОНИ – НЕ ИЗГОИ
Одна из задач, решавшихся после экспериментов, которые иногда оканчивались нештатно, – восстановление здоровья человека. Эта важнейшая задача полностью возлагалась на врачей ИАКМ. Разрабатывались методики реабилитации, которые затем передавались в войска, летчика в короткий срок ставили в строй. А ведь чтобы его выучить, требуется пять–семь лет и немалые средства. Поэтому наши испытатели шли на стенды, в камеры с девизом: «Если не мы, то кто?!» И отвечали: «Испытано на себе!»
Конец 1950-х, 1960-е, даже 1970-е годы… Поколение альтруистов. Тогда не было даже самой специальности «испытатель авиационных (а затем и космических) систем». Срок службы шел год за год, никаких льгот на будущее не предусматривалось вообще. Жизнь солдата-испытателя не страховалась. О летчиках и космонавтах государство позаботилось, создав ряд правовых положений и законов, определило их статус. У испытателей же ничего подобного как не было, так и нет; редчайшая категория мужчин оказалась вне правового поля.
В прошлом году на примере армейских добровольцев, испытавших вакцину от ковида, вновь стала очевидной потребность в таких «проверяющих». Наука без эксперимента существовать не может, а значит, не может обойтись без тестирования на человеке. Требовались и требуются те, кто рискует собственным здоровьем – причем в рамках правового поля, с учетом своих интересов.
В истории нашей космонавтики права и нужды «испытателей пределов здоровья» зачеркивались и замалчивались. Среди тех, кто участвовал в первых полетах на невесомость в летающей лаборатории ТУ-104А, был кинооператор лейтенант Г. Анисимов. Он фиксировал буквально каждое движение в спецсалоне, в покоряемой чужеродной среде. Эти кадры часто показывают в документальных и научных фильмах.
Налетал он в невесомости больше, чем кто-либо из испытателей. И что? Ничего, никаких льгот. Хотя в перечне специалистов авиационного персонала экспериментальной авиации Минпрома есть конкретная специальность – «бортовой кино-, фото-, видеооператор». Только за один год службы Анисимов снимал «изнутри» почти сотню экспериментов и каждый раз подвергал свою жизнь опасности. Однако летно-испытательного статуса у него не было, в отличие от других участников полетов. Работу все делали одинаковую (оператор – двойную!), а компенсации за риск – совершенно разные.
Еще один пример. В начале 1973 года впервые в мире было произведено десантирование бронированной машины с экипажем внутри. В нем участвовал сын легендарного «бати» десантников страны – Василия Маргелова. Говорили, у генерала в кармане лежал именной пистолет с одним патроном – на случай катастрофы или аварии при десантировании. Потом такой же прыжок с самолета внутри боевой машины состоялся на новейшей парашютно-реактивной системе. Тоже впервые в мире! Это позволило сократить развертывание подразделений ВДВ с нескольких часов до нескольких минут. Да, был колоссальный риск для экипажа: ведь никаких индивидуальных средств спасения! И абсолютно заслуженно всем участникам было присвоено звание Героя.
Но при этом никто не вспомнил о наших испытателях, которые еще раньше – и тоже первыми в мире – неоднократно совершали приземление в боевой машине в ходе испытаний и доводки уникальной системы десантирования. Тоже без каких-либо средств спасения, попадая в ряд нештатных ситуаций. Именно они доказали, что человек может не только приземляться внутри брони, но и способен затем вести бой.
Каково же было удивление ребят, когда вышел телесериал «Десантный Батя», где рассказывалось об отработке подобного приземления. С недоумением и гневом узнали ветераны: оказывается, вся подготовка отрабатывалась… на собаках. Ими кинематографисты – вопреки той самой исторической правде, за которую мы громко ратуем, – заменили на экране испытателей-людей.
А что вы хотите? Ведь нет такой специальности – «испытатель авиационно-космической техники». Хотя есть люди, которые отдали этому много сил и здоровья. И труд их был уподоблен вьючной лошади, которая доставляет к вершине все новых участников, затем спускаясь к подножью, чтобы снова помочь другим облегчить восхождение.
Это лишь отдельные эпизоды из более чем полувековой работы испытателей ИАКМ, которые помогли спасти жизнь и здоровье сотен, а то и тысяч. Например, в результате испытаний и доработки пуленепробиваемого жилета в 1970-е годы. Их вклад в общее дело никто не оценивал по-настоящему.
Между тем эти солдаты каждый день рисковали жизнью, противостоя невидимому врагу. Который гораздо опаснее – потому что не знаешь, откуда ожидать удар!
Очень неприятный случай произошел недавно с нашим военным испытателем. Он принес на переосвидетельствование небогатые документы, чтобы ему переоформили инвалидность. На вопрос, кем работал, ответил: служил испытателем. «А документ покажи». И все закончилось по известной поговорке: «без бумажки ты – букашка». Еще было добавлено в спину: «Иди отсюда, ишь – испытателем прикинулся!»
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРИЗНАНИЕ
Речь даже не о наградах, но о том, что во имя исторической справедливости массовый героизм военных испытателей не должен быть принижен – и тем более забыт. Без всякого пафоса: в истории космонавтики должны быть отмечены предшественники и сталкеры космонавтов.
Нужно, чтобы в документах этих немногих, кому сейчас за 80, появилась запись от лица госорганов: «Авиакосмический испытатель РФ». России – как правопреемника того СССР, где таких людей как будто не было.
Почему следует указывать принадлежность к отрасли, а не к технике? Потому что технику испытывают специалисты – летчики, парашютисты, подводники. А вот испытывать собственный организм, подвергать риску здоровье и саму жизнь… Чтобы стартующие и летающие были уверены: пределы возможностей человека в разных ситуациях проверены, даже иногда превышены. А значит, обеспечен надежный режим их миссии.
Словом, пусть юристы потрудятся над тем, как внести в Единый государственный реестр новую конкретную специальность – «Испытатель аваиакосмической безопасности» – с соответствующим статусом.
Сейчас модно писать, что волонтер (доброволец) – это герой нашего времени. Если честно, не всегда это высокое звание соответствует делам (принести продукты старикам – подвиг?). Особенно на фоне «комсомольцев-добровольцев», обеспечивших свершения в космосе Гагарина и его последователей.
Эксперименты на животных ограничивались в основном начальным периодом космических исследований (около пяти–семи лет). Благодарные медики и биологи установили у корпусов ИАКМ за стадионом «Динамо» памятник Лайке – разведчице космоса.
Но более чем полувековое участие испытателей в уникальных и сверхтяжелых исследованиях не отмечено ни памятником на Аллее Героев космоса, ни удостоверениями. Да, вышли книги, интервью, телесюжеты – но ничего не изменилось. Этих пенсионеров просто забыли, хотя секретность давно снята. Несправедливо и обидно! Страна наша знаменита своими воинами. Даже западные историки признают: Россия побеждала благодаря героизму и боевому духу своих солдат, формировавшемуся под влиянием героических примеров. Доблесть военных испытателей – в этом же ряду.
А что же немногочисленные ветераны? Они общаются, встречаются, вспоминают, поминают, переживают. Надеются, что их услышат.
Да, космические свершения велики. А история страдает забывчивостью и избирательностью. Но многое можно еще исправить. Чтобы, не дай Бог, не сбылись слова из стихотворения «Проданный космос» выдающегося поэта-песенника Николая Добронравова:
Позор, позор отечеству изгоев,
Где подвиги становятся виной.
Страна, своих предавшая героев,
Не может стать великою страной...
***
Просим считать этот материал коллективным обращением испытателей, служивших в 1953–1985 годах в тогдашней в/ч 64688, к руководству Минобороны и госкорпорации «Роскосмос». Цель – принципиально решить вопрос о государственном статусе и о соответствующем социальном (медицинском в первую очередь) закреплении льгот для данной категории военнослужащих...
Александр Песляк
