о. Александр Дьяченко:

Это было так давно. Господи, какой же я старый. Помню, как в один из воскресных дней к нам в храм, уже после службы, зашла молодая высокая девушка. Не могу назвать её красавицей, и в тоже время, черты её лица располагали к себе. В глазах читалась внутренняя свобода и раскованность. И ещё, сразу было понятно, что она нерусская, хотя и славянка.

- Я Зорица Андрич из Сербии. Мой отец работает в Москве, а мы будем жить у вас в посёлке. Теперь я буду приходить к вам в храм, а вы, батюшка, будете моим духовным отцом.

Этот абсолютно безапелляционный тон, эти резко очерченные тонкие губы, растянувшиеся в широкой улыбке. Да, в этом была вся наша Зорица. Совершенно и во всём свободный человек. Она не задумываясь, могла позвонить тебе ночью и задать вопрос, который вполне можно было бы разрешить и днём. Причём, ей и в голову не могло придти, что она делает что-то не так. И что её поступки могут вызывать, у кого бы то ни было, раздражение или досаду.

Зорица раньше довольно серьёзно занималась баскетболом и играла за молодёжную сборную своей страны, а сейчас, пока её отец работал в Москве, училась на журналиста.

Понятное дело, что девушка с таким непосредственным отношением к жизни, вскорости перезнакомилась, наверное, со всеми сербами, работавшими в Москве и учащимися в Троицкой семинарии. О ком не спросишь, все ей хорошо знакомы, и даже закадычные друзья. Причём, для друзей она была абсолютно открыта, и готова была поделиться всем, что имела в личной собственности. А поскольку имела она немного, то и делиться ей пока ещё было нечем, за исключением внимания и сердечного тепла. Хотя, согласитесь, сегодня этого, как раз-то, чаще всего и не хватает.

Зорица очень любила свой родной Новий Сад. Рассказывая о нём, она воодушевлялась, её глаза начинали блестеть, а голос неизменно переходил на верхние тона от восхищения его улицами и домами, а самое главное, мостами. Но мы, всякий раз, как только начинался рассказ о Новем Саде, старались перевести разговор на другую тему, потому, что как только дело доходило до мостов, Зорица начинала плакать в голос. Потому, что знаменитых мостов через Дунай в Новем Саде тогда уже не было. А сама девушка вспоминала, как они со сверстниками выстраивали из самих себя живой щит, чтобы спасти эти самые мосты. Но ничего не получилось, и на её глазах американские самолёты бомбили её детство.

Живя в нашей стране, сербская девчонка обрела новую родину. И особенно она не уставала восхищаться нашими святынями.

– О, Лавра! О, преподобный Сергий! И таких «о!», из её уст, да ещё с могучим сербским акцентом, исходило безконечное множество.

В вопросах веры Зорица была носителем какого-то абсолютно детского мировосприятия. Она никогда не задавалась скептическими вопросами, всё, что она видела, или, с чем сталкивалась, казалось ей истиной в последней инстанции, а её делом было - радоваться. И она радовалась.

- Батюшка, - говорила она мне, - у вас в России всё так…, - и она пыталась подобрать то слово, которое могло бы вместить в себя всё её восхищение нашими святыми, подвижниками, и просто верующими людьми. Но из всех слов, что хотелось ей высказать, оказалось, что кроме как «прикольно», у неё ничего больше не находилось. Всё у неё было «прикольно». Возвращается из Дивеева, впечатлений столько, что и говорить не может.

– Зорица, тебе понравилось в монастыре? – Ой, батюшка, слов нет. Она делает жест руками, закатывает глаза и произносит свою знаменитую фразу: - В Дивеево всё так «прикольно»! Приезжал при ней к нам служить на престол наш владыка. Зорица внимательно ловила каждое слово из его проповеди. А за праздничным столом ухитрилась угостить святителя сербским блюдом из фасоли. Потом она ещё долго вспоминала разговор с ним и неизменно заканчивала свой рассказ словами: - Наш владыка, у неё получалось «владика», такой «прикольный»!

Понятно, что и сама Зорица старалась рассказать нам о своей родине, её святынях. И чаще всего она называла имя святителя Василия Острожского. – Мы, сербы, почитаем его как вы почитаете преподобного Серафима. Он очень любил людей. Батюшка, как я хочу, чтобы ты побывал у нас в Черногории у святителя Василия.

Как-то после очередной поездки домой, Зорица привезла нам фильм о великом святителе. Правда, фильм был на сербском, и поэтому она, как могла, его переводила. Меня поразили такие кадры. Не помню, уж по какой причине, возможно в связи с недавней войной, мощи святителя провозили крестным ходом по сербской земле. И вот показывают: лошадь. На лугу пасётся лошадь, а мимо на автомобиле везут святые мощи. Лошадка прекращает щипать траву, тревожно вытягивает шею в сторону передвигающейся автоколонны, и вдруг срывается с места и галопом скачет за мощами. Машины ускоряют ход, а лошадка всё скачет и скачет.

Это кадры, что успели отснять создатели фильма, а вообще, рассказывали: бывало, за мощами вслед увязывались стада рядом пасущихся овец и коз. Животные чувствовали святыню и не хотели уходить от неё.

Зорица прожила с нами несколько лет. За это время она получила высшее образование, успела поработать в Москве, а потом, всё же, засобиралась домой. Прощаясь, она подарила нам большую икону святителя Василия. Обняла меня одной рукой, другой, размазывая слезы на щеках, и сквозь всхлипывания проговорила: - Так жалко уезжать, я уже полюбила всех вас. – И потом, глядя на меня сверху вниз, добавила: - Батюшка, ты такой «прикольный». Приезжай к нам в Сербию, я буду молиться, чтобы ты побывал у святителя Василия.

Все эти годы образ Василия Острожского висел у меня в алтаре. Иногда, глядя на него, я вспоминал нашу Зорку, и молился о ней. Где ты сейчас, добрый друг, как сложилась твоя судьба?

И вот в мае звонок. Звонит верующая женщина, моя хорошая знакомая: - Батюшка, мы здесь с друзьями подумали, и решили, что тебе этим летом нужно будет обязательно съездить в Черногорию. Есть возможность. Ты там и по святым местам поездишь, о нас всех помолишься, да и отдохнёшь. Так что - матушку «подмышку» и вперёд.

Вот так-так, да я уже не помню, когда в Москву-то последний раз ездил. А тут Черногория. Во-первых, далеко, а во-вторых, я за границей ни разу не был, страшновато. А как здесь без меня приход останется? Да и где я столько денег наберу, чтобы нам с матушкой по Европам путешествовать? Поэтому, я, естественно, отказался. И, хотите, верьте, хотите – нет, но пошла такая «бомбардировка». Чуть ли не каждый третий разговор с людьми, и даже незнакомыми мне, сводился, в конце концов, к Черногории. Всё, свет клином на ней сошёлся. Да, что же это за такое!? Пришлось лезть в интернет. Открываю святыни Черногории, и первой строкой – святитель Василий Острожский. И я всё понял.

Набираю номер моей знакомой: - Маша, я согласен.

Чёрные Горы – удивительно красивая земля. Море, прозрачное, как стекло, непередаваемо прекрасного цвета. Солнце и люди. Если и существует рай на земле, так это в Черногории. Мы летели на «деревню к дедушке». Я поначалу думал, что лечу в один город, а меня привезли совершенно в другой. Как хорошо, что нас встречали. Мужчина и женщина. Женщина размахивала листком бумаги с нашей фамилией. Люди нам совершенно чужие, но встречали, словно старых друзей. Оно и понятно, мы же православные.

Никогда и нигде нас так не принимали, как в этом доме в посёлке Светый Стефан. Мы с матушкой никак не могли понять, почему к нам скромным сельским священникам так отнеслись? Может, нас с кем-то спутали? Я попытался было осторожно разведать, но в ответ мне только улыбались и успокаивали: - Всё в порядке, батюшка, мы ждали именно вас. И начались поездки по монастырям и храмам. И каждая поездка становилась для нас откровением и сопровождалась очередным чудом.

Ну, представьте, нас заводят в совершенно пустой храм, открывают раку, и перед нами мощи святителя Петра Цетиньского, а на них сверху - десница Иоанна Крестителя. К нам подходит монах, и ничего не говоря, вручает акафист Предтече Иоанну на русском языке. И мы с матушкой вдвоём служим молебен. Когда в Москву привозили эту святыню, люди сутками стояли только для того, чтобы приложиться к ней, а нам, пожалуйста, хоть весь день. Только молитесь, не умолкайте.

Нас всё удивляло в Черногории, и особенно сами черногорцы. Мы подружились с нашим гидом и шофёром, и кормильцем, и, как про него сказала наша хозяйка Грета: «Милорад – это наше всё». Причём, не познакомились, а именно подружились. Крепкий сильный мужчина, инструктор по дайвингу, и ещё много по чему. Вылитый Эмир Кустурица. Кстати, когда последний бывает в Черногории, то неизменно заезжает к Милораду.

Помню, как он рассказывал нам о чуде, произшедшем на его глазах с парализованной девочкой, исцелившейся возле мощей преподобного Симеона Дайбабеского. Рассказывает, и, умиляясь, плачет. Я поначалу думал, что Милорад сам по себе такой человек, но потом, познакомившись с другими сербами понял, что они здесь все такие. Да и как можно быть другим, когда живёшь в окружении таких святынь, а у тебя самого под боком пещерный храм, чуть ли не первого христианского века. Преподобный Симеон, монах из Острога, в начале прошлого века раскопал своими руками этот самый древний храм. А указание о том, что храм существует и его нужно обязательно найти, пришло во сне простому пастуху, некогда жившему здесь, и пасшему рядом с пещерой своих овец.

Монах раскопал пещеру, устроенную крестом, с маленьким помещением пещерного храма, и остался в нём на всю жизнь. Уже в наши годы, когда обретали мощи преподобного Симеона и открыли его гробницу, то благовонный запах вдруг стал неудержимо распространяться и накрыл всю округу. В километре от входа в монастырь раскинулся корпусами алюминиевый завод. Так вот, благоухание от мощей перекрыло собой все производственные запахи. А люди не могли понять, откуда всё это, и только потом узнали.

Мы вошли в пещерный храм, молодой человек, единственный, который там находился, разрешил нам самим открыть раку и приложиться к благоухающим мощам. Мы в абсолютном одиночестве стояли в древнем храме рядом с преподобным, и пели тропари. Русские и сербы, объединённые одной верой, одной историей, одной Любовью. И нам не нужен был переводчик, мы так легко понимали друг друга.

И вот, наконец, Острог. Описать дорогу к монастырю словами невозможно, её нужно именно проходить, или проезжать, причём лучше всего двухэтажным экскурсионным автобусом. Только в нём, пробираясь по узкому серпантину, где разойтись, по-моему, возможно только двум встречным осликам, и непонятно каким образом проложенном на такой высоте, ты по-настоящему начинаешь осваивать Иисусову молитву, и творишь её не в тишине сердца, а на весь салон. Причём, точно так же рядом с тобой в унисон её орут и остальные попутчики. Всё-таки, ничто так не сближает людей, как совместная молитва.

Наша встреча со святителем состоялась, и я понял, почему та лошадка всё мчалась и мчалась вслед за святым человеком. Всякий раз, вновь и вновь вставая в очередь к мощам, я вспоминал её бег, и думал, а у меня насколько хватит сил? И только после прочитанной над нами отцом Венидиктом молитвы возле мощей святителя, мы смогли расстаться с этим местом.

На обратном пути Милорад завез нас в женский монастырь в Рустово. Лучше бы он этого не делал, потому, что стоит он у меня теперь перед глазами, и всё тут. Вспоминается, как принимали нас матушки монашенки с послушницами – искушеницами. Столько внимания и тепла, я же ведь теперь всегда сравнивать стану.

Монастырь, как и многие здесь храмы, стоит на вершине горы, с которой открывается необыкновенный вид на Адриатическое море. Тишина. Море, горы и птицы. И Бог.
Мы послужили молебен в новом деревянном храме, освященном в честь наших Царственных страстотерцев. После молебна сёстры рассказали нам, что этот храм, оказывается, был построен по благословению и попечением отца Илии. Он приезжал в Черногорию несколько лет назад, и его точно так же, как и нас, возил по святым местам всё тот же Милорад. Но приезжал он не один, а в сопровождении своих состоятельных духовных чад. Они проехали здесь по многим православным монастырям, посмотрели состояние храмов и монашеских келий. Результатом поездки стала значительная помощь Сербской церкви.

А когда они приехали в Рустово, то батюшка неожиданно обратился к своим спутникам:
- Братья, соберём наши карманные деньги и сделаем взнос на устроение в Черногории храма в память о русских страдальцах. Карманных денег и хватило на то, чтобы построить эту славную церквушечку. А после постройки храма один из благодетелей побеспокоился о его внутреннем убранстве. Во время освящения церкви митрополитом Амфилохием, из числа искушениц две сестры были пострижены в монашество с именами Ольги и Татианы.
Уже прощаясь, я подошёл к матушке Ольге, совсем худенькой и воздушной на вид девочке. - Скажи, матушка, монахом быть тяжело? Она засмеялась, протестующее помахав руками:
- Нет-нет, монашество - это радость! И улыбка во всё лицо, как у Зорицы.

Когда одна из молоденьких матушек благословлялась, я взял её запястье и показал своей матушке: - Ты посмотри, какие у неё тоненькие ручки. На что моя вторая половина мне тихо заметила, что и у неё самой они не толще.

Рассказывают, что здесь, недалеко от монастыря тренировалась группа альпинистов перед восхождением на Эверест. Сперва они должны были пройти местные подъёмы, затем продолжить тренировки на Монблане, а потом уже и штурмовать высочайшую вершину планеты. Две альпинистки как-то зашли в монастырь, да так и остались в нём на всю жизнь. Теперь они здесь штурмуют свой духовный Эверест.

А однажды Милорад указал мне на остров Святителя Николая и сказал: - Я возил туда на лодке отца Илию. От острова Свята Стефана, вон туда. Видишь? Там на острове стоит маленький храм Святого Николая. Батюшка в нём молился, потом я отплыл от берега, а он разулся и опустил ножки в воду. Старец смотрел на меня и улыбался счастливый, как ребёнок. Никогда прежде он не входил в море.

Нас там любят. Отец Хризостом, игумен маленького островного монастыря на Скадарском озере, бывший краповый берет, воевал вместе с нашими добровольцами за Сербию. Так вот, он всегда пребывал в полной уверенности, что все русские святые. Когда его потом, после начала туристического бума, вновь спросили: – Ты и теперь уверен, что все русские святые, и даже те, что сюда приезжают? Он, помолчав, ответил: - Да, наверное, кроме этих все остальные святые. А потом всё равно добавил: - эти тоже святые, только они этого, к сожалению, не знают.

Отец Миленко из Котора, уже поздно вечером провёл нас в храм в честь евангелиста Луки и вынес из алтаря серебряный ковчег с большой мироточащей частицей его мощей. Мы прикладывались к мощам и не могли ничего понять, нас охватил необыкновенный восторг и одновременно радость. Мы не могли оторваться от ковчежца, всё, продолжая и продолжая прикладываться к святыне. Это было пиршество духа, мы были счастливы. Отец Миленко вдруг куда-то убежал, и мы услышали запись хора Троицкой лавры. – Отец Александр из Москвы подарил, - всё повторял батюшка, одновременно вместе с нами испытывая блаженный восторг. Он ещё что-то говорил, но мы не понимали его слов. Но зато отлично поняли, что русские и сербы братья во Христе, братья на веки. Они простили нам наше предательство.

Совсем недавно для того, чтобы отделить Черногорию от Сербии задумали провести по Черногории опрос: - Кто вы - черногорцы, или сербы? Один из уважаемых старейшин большой патриархальной семьи на вопрос детей и внуков, что им отвечать. Сказал: - Пишите, мы - Русские.

Наш самолёт взмывал над морем и чёрными горами, мы возвращались домой. Нужно будет ещё осмыслить и уложить по полочкам, всё, что мы здесь увидели и услышали, найти подходящие слова и определения. Ведь здесь даже кошки отзываются на «мац-мац», а не как у нас - на «кис-кис», это точно, я проверял. А пока, я подобно апостолам на горе Фаворской только и могу, что лепетать какие-то обрывочные безсмысленные фразы.

Зорица, милая-милая Зорица, спасибо тебе, за твои молитвы. Мы побывали на твоей родине, мы прикоснулись к твоим, а теперь уже и к нашим, святыням. Мы подружились с людьми Черногории, и даже приняли участие в праздновании Славы в одной из здешних семей.

И если ты когда-нибудь спросишь меня: - Батюшка, тебе понравилось у нас? Я, наверно, только и смогу что безпомощьно ответить: - Зорица, у вас там так «прикольно»!