За датою-дата
Простой человеческий путь...
Все больше
"Когда-то"
Все меньше
"Когда-нибудь"
Погода внезапна,
но к людям, как прежде, добра
Все крохотней
"Завтра"
И все необъятней
"Вчера".
Найти бы опору
для этой предзимней поры
Как долго мы -
в гору.
За что же так быстро -
с горы?!
Остаток терпенья
колотится в левом боку
Все реже
"Успею".
И все невозможней
"Смогу."

Роберт Рождественский
 

Был ноябрь 
                     по-январски угрюм
     и зловещ,
над горами метель завывала.
Егерей 
            из дивизии «Эдельвейс» 
наши 
сдвинули с перевала.
 
Командир поредевшую роту собрал 
и сказал тяжело и спокойно:
- Час назад 
                        меня вызвал к
     себе генерал.
Вот, товарищи, дело какое:
Там – фашисты.
Позиция немцев ясна.
Укрепились надёжно и мощно.
С трёх сторон – пулемёты, 
                                       
       с четвёртой – стена.
Влезть на стену 
почти невозможно.
Остаётся надежда 
                               на это
     «почти».
Мы должны – 
понимаете, братцы? – 
нынче ночью 
                     на чёртову гору
     вползти.
На зубах – 
но до верха добраться! – 
 
А солдаты глядели на дальний карниз, 
и один – 
             словно так, между прочим –
     
вдруг спросил:
- Командир,
                          может, вы –
     альпинист? – 
Тот плечами пожал:
- Да не очень…
Я родился и вырос в Рязани, 
                                       
            а там 
горы встанут, 
наверно, не скоро…
В детстве 
                 лазал я лишь по
     соседским садам.
Вот и вся 
«альпинистская школа».
А ещё, - 
               он сказал как поставил
     печать, - 
там у них патрули.
Это значит: 
если кто-то сорвётся, 
                                     он
     должен молчать.
До конца.
И никак не иначе. – 
…Как восходящие капли дождя, 
как молчаливый вызов, 
лезли, 
           наитием находя 
трещинку, 
выемку, 
выступ.
Лезли, 
           почти сроднясь со стеной, - 
камень светлел под пальцами.
Пар 
       поднимался над каждой спиной 
и становился 
панцирем.
Молча 
            тянули наверх свои 
каски, 
гранаты, 
судьбы.
Только дыхание слышалось и 
стон 
сквозь сжатые зубы.
Дышат друзья.
                          Терпят
     друзья.
В гору 
ползёт молчание.
Охнуть – нельзя.
                             Крикнуть –
     нельзя.
Даже – 
слова прощания.
Даже – 
              когда в озноб темноты, 
в чёрную прорву 
                              ночи, 
всё понимая, 
рушишься ты, 
напрочь 
            срывая 
                        ногти!
Душу твою ослепит на миг 
жалость, 
               что прожил мало…
Крик твой истошный, 
                                      
     неслышный крик 
мама услышит.
Мама…
 
…Лезли 
               те, 
                  кому повезло.
Мышцы 
               в комок сводило, - 
лезли!
(Такого 
              быть не могло!!
Быть не могло.
Но- было…)
Лезли, 
            забыв навсегда слова, 
глаза напрягая 
                         до рези.
Сколько прошло?
Час или два?
Жизнь или две?
Лезли!
Будто на самую 
                          крышу войны…
 
И вот, 
почти как виденье, 
из пропасти 
                     на краю стены 
молча 
           выросли 
                          тени.
И так же молча – 
сквозь круговерть 
и колыханье мрака – 
шагнули!
Была 
       безмолвной, как смерть, 
страшная их атака!
Через минуту 
                       растаял чад 
и грохот 
короткого боя…
 
Давайте и мы 
                     иногда 
                               молчать,
     
об их молчании 
помня.
 
          1985