https://45parallel.net/nataliya_kravchenko/odnova/

 

 

http://club.berkovich-zametki.com/?p=52204&fbc...k67R-6_4lxXuHoowYkfO5kJO8MSd7w

 

 

 

 

http://noviden.tmdt.ru/katalog-vypuskov-zhurnala/n...r-jUKB0riHKbePmFQBx3JLT7ZM7K8Y

 

http://webemlira.ucoz.ru/news/spisok_avtorov_dopus...vlennaja_strana/2019-11-07-120

 

http://webemlira.ucoz.ru/load/natalija_kravchenko_rossija_g_saratov/1-1-0-318

Начало здесь

Трясёт, как грушу, на ухабах.
Когда закончится комедь?
О, старость - это не для слабых.
И не для слабонервных смерть.

(из моих стихов)

 

 

К теме старости часто обращался и поэт XIX века Константин Случевский.

 

Но он видел в ней и совершенно иные черты: он пишет о преимуществах старости, о её свободе и независимости, о её внутреннем свете:

Здесь счастлив я, здесь я свободен, —
свободен тем, что жизнь прошла,
что ни к чему теперь не годен,
что полуслеп, что эта мгла

 

своим могуществом жестоким
меня не в силах сокрушить,
что светом внутренним, глубоким
могу я сам себе светить...

Однако внешне старость редко радует взор. И человек, глядя на склоне лет в зеркало, не может примириться с увиденным, с сознанием, что теперь это его облик:

 

Я стар, я некрасив... Да, да! Но, Боже мой,
ведь это же не я!.. Нет, в облике особом,
не сокрушаемом ни временем, ни гробом,
который некогда я признавал за свой,
хотелось бы мне жить на памяти людской!
И кто бы не хотел?..

 

Мы привыкли воспринимать себя прежними, сколько бы лет нам ни было.

На память невольно приходит знаменитое "Перед зеркалом" Ходасевича, который смотрит на себя в зеркало и не может примириться с увиденным:

Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот — это я?
Разве мама любила такого,
жёлто-серого, полуседого
и всезнающего, как змея?

Разве мальчик, в Останкине летом
танцевавший на дачных балах, —
это я, тот, кто каждым ответом
желторотым внушает поэтам
отвращение, злобу и страх?

...и Вергилия нет за плечами.
Только есть одиночество в раме
говорящего правду стекла.

Недавно Лорина Дымова, прекрасная поэтесса из Иерусалима, написала свой вариант стихотворения «Перед зеркалом»:

Зеркало

Обычный день. Час, кажется, четвертый.
Неужто снова стол, стихи, тетрадь?
Быть старой не хочу, уж лучше мёртвой.
Но не дают, увы, нам выбирать.

 

А значит, жить и жить мне в ожиданье
То пенсии, то сына, то дождя,
Пеняя на законы мирозданья
И зеркало упорно обходя.

А её соавтор и друг,  неизменно галантный и тоже очень талантливый и остроумный Леонид Ветштейн тут же откликнулся:

Что Ваше поведенье исковеркало? 
Что перестало радовать и греть? 
Вам сам Господь велел смотреться в зеркало. 
Там, видит Он, Вам есть на что смотреть! 

Да, любящий и благосклонный взгляд способен увидеть в нас прежних, молодых и красивых. У меня были такие стихи:

 Когда-то оборачивались вслед,
 теперь порой не узнают при встрече.
 Но сколько бы ни миновало лет -
 я лишь сосуд огня Его и речи.

 

 Кто любит — он увидит на просвет
 во мне — Меня, идущей по аллее.
 Ну разве что морщинок четче след,
 взгляд и походка чуть потяжелее.

 

 Пусть незавидна старости юдоль,
 настигнувшей негаданно-нежданно,
 но не кладите хлеб в мою ладонь.
 Пусть это будет «Камень» Мандельштама.

И в другом, о Давиде:

 

Как трудно оставаться тою,
к которой ты привык давно:
с летящей прядью золотою,
слепящей юной красотою, 
дурманящею, как вино.

 

Года подсунули подмену...
Но в сутках есть волшебный час,
когда я снова, как из пены,
предстану юной и нетленной,
незаменимой, неразменной —
в лучах твоих влюблённых глаз. 

 

***
Лелею в памяти, лелею
и греюсь, нежась и кружась.
Тобой по-прежнему болея,
лелею в мыслях ту аллею,
где шли мы, за руки держась.

 

Как будто бы в преддверье рая
глаза ласкает синева.
Лелею, холю, обмираю,
как бусинки, перебираю
твои бесценные слова.

 

Украшу губы поцелуем,
в ушах — два шёпота ночных...
Да, вот такую, пожилую,
любить взахлёб, напропалую...
Как терпят нас в мирах иных,

 

завистливо взирая сверху
на жаром пышущий очаг,
который и за четверть века
не остудил ещё ночлега,
не оскудел и не зачах!

 

Как говорится, полюбите нас чёрненькими, беленькими всякий полюбит. Когда человек любит другого по-настоящему — он любит его любого, как мы любим мать, отца, бабушку, не видя, красивы они или нет, молоды или стары.

С тобою мне и стариться не страшно,
альбомы пожелтевшие листать.
И каждый миг сегодняшний, вчерашний -
готов воспоминаньем лучшим стать...  

Однако человек, особенно поэт, способен это неприглядное старческое "я" украсить цветами своей памяти, воспоминаний. Вот как это делает Константин Случевский:

Я стар! Но разве я мечтами
о том, как здесь встречались мы,
не в силах сам убрать цветами
весь этот снег глухой зимы?

 

И разве в старости печальной
всему прошедшему не жить?
И не единой музыкальной,
хорошей думы не сложить?

 

О, нет! Мечта полна избытка
воспоминаний чувств былых...
Вот, вижу, лето! Вот калитка
на петлях звякает своих.

 

Июньской ночи стрекотанье...
И плеск волны у берегов...
И голос твой... и обожанье, —
и нет зимы... и нет снегов!

 

Ему словно вторит Фёдор Сологуб:

Но что мне помешает
воздвигнуть все миры,
которых пожелает
закон моей игры?

 

Живи и верь обманам,
и сказкам, и мечтам.
Твоим душевным ранам
отрадный в них бальзам. —

 

Память, счастливые воспоминания — наше мощное оружие в борьбе со старостью, противодействие ей. У меня тоже такие были строчки:

 

Когда нас настигнет бедою,
пускай всё рассеется в дым -
ты помнишь меня молодою,
я помню тебя молодым.

 

И неба смущённый румянец
в преддверье заоблачных кар
напомнит щеки моей глянец
и рук твоих крепких загар. 

 

Пусть всё унесёт в круговерти
навеки — зови-не зови...
Но память всесильнее смерти.
Особенно память любви. 

 

Вообще любовь в старости — это отдельная тема. Была передача о М. Козакове, он там говорил: я теперь понял, что по-настоящему любить можно только в старости. В старости это уже не игра гормонов, не влюблённость в образ, не тоска по любви, это любовь к родному человеку, который стал уже частью тебя, твоей плотью и кровью.

 

Любовь — не когда прожигает огнём, -
когда проживают подолгу вдвоём,
когда унимается то, что трясло,
когда понимается всё с полусло...

 

Любовь - когда тапочки, чай и очки,
когда близко-близко родные зрачки.
Когда не срывают одежд, не крадут -
во сне укрывают теплей от простуд.

 

Когда замечаешь: белеет висок,
когда оставляешь получше кусок,
когда не стенанья, не розы к ногам,
а ловишь дыханье в ночи по губам.

 

Любовь — когда нету ни дня, чтобы врозь,
когда прорастаешь друг в друга насквозь,
когда словно слиты в один монолит,
и больно, когда у другого болит.

 

Второй бич старости — когда угасают творческие способности, теряется свежесть ощущений. Для поэта это катастрофа. Это то же, что музыканту потерять слух, художнику — зрение, певцу — голос. Иные поэты к концу жизни что называется исписываются, исчерпывают свой творческий потенциал, начинают перепевать себя или вообще замолкают. Но есть такие, кто до глубокой старости сохраняют свежесть чувств и вдохновенность творческих порывов. Например, Фет. Незадолго до смерти он выпускает сборник стихов "Вечерние огни" — после 20-ти лет молчания, а затем, с промежутками в 2-3 года — ещё три небольших сборника под тем же заглавием. Пятый выпуск "Вечерних огней" вышел уже после его кончины.

Это было очень точное название — то были именно огни, свет в конце жизни, подлинное чудо возрождения: старик Фет творил так же вдохновенно, что и в молодые годы, поистине обретя новое поэтическое дыхание. Он не просто писал прекрасные стихи, он писал о любви.

 

Полуразрушенный, полужилец могилы,
о таинствах любви зачем ты нам поёшь?
Зачем, куда тебя домчать не могут силы,
как дерзкий юноша, один ты нас зовёшь?

 

- Томлюся и пою. Ты слушаешь и млеешь;
в напевах старческих твой юный дух живёт.
Так в хоре молодом "Ах, слышишь, разумеешь?" —
цыганка старая одна ещё поёт.

 

И в "старческих" любовных стихах Фета было всё то же чувство влюблённости в жизнь, в её вечную красоту, осознаваемую поэтом на исходе лет с ещё большей остротой:

 

Ещё люблю, ещё томлюсь
перед всемирной красотою
и ни за что не отрекусь
от ласк, ниспосланных тобою.

 

Покуда на груди земной
хотя с трудом дышать я буду,
весь трепет жизни молодой
мне будет внятен отовсюду.

 

Покорны солнечным лучам,
так сходят корни в глубь могилы
и там до смерти ищут силы
бежать навстречу вешним дням.

 

Творчество А. Фета похоже на куст, на котором из года в год расцветают всё те же цветы.

 

Всё, всё моё, что есть и прежде было,
в мечтах и снах нет времени оков,
блаженных грёз душа не поделила:
нет старческих и юношеских снов.

 

За рубежом вседневного удела
хотя на миг отрадно и светло,
пока душа кипит в горниле тела,
она летит, куда несёт крыло.

 

В другом облике, но в той же сущности донёс Фет до последних дней свою душу, донёс её неутомлённой, неразмененной, неувядшей. Фету как художнику была свойственна человеческая цельность. И потому и в 70 лет он мог напечатать вот такое стихотворение:

На качелях

И опять в полусвете ночном
средь верёвок, натянутых туго,
на доске этой шаткой вдвоём
мы стоим и бросаем друг друга.

 

И чем ближе к вершине лесной,
тем страшнее стоять и держаться,
тем отрадней взлетать над землёй
и одним к небесам приближаться.

 

Правда, это игра, и притом
может выйти игра роковая,
но и жизнью играть нам вдвоём —
это счастье, моя дорогая!

 

Фельетонисты издевались над Фетом, называя "мышиным жеребчиком". "Не везёт бедному Фету! В 68 лет писать о свиданиях и поцелуях, — иронизировал один. — Вообразите сморщенную старуху, которая ещё не потеряла способности возбуждаться, — крайне непривлекательный вид у Музы г-на Фета!"
"Представьте себе, — подтрунивал другой, — этого старца и его "дорогую", "бросающих друг друга" на шаткой доске... Представьте себе, что "дорогая" соответствует по годам "дорогому", как тут не рассмеяться на старческую игру новых Филемона и Бавкиды, как тут не обеспокоиться, что их игра может окончиться неблагополучно для разыгравшихся старичков"?
А вот что писал сам Фет по поводу этого стихотворения:
"Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, и платье её трещало от ветра, а через сорок лет она попала в стихотворение, и шуты гороховые упрекают меня, зачем я с Марьей Петровной качаюсь".
Это были воспоминания о былой любви.
 

У нас как-то принято больше любить поэтов, погибших во цвете лет, молодыми, они окружены ореолом романтики, на них трагический отсвет ранней смерти.  Их любят отчасти за то, что они так рано ушли. Как писала МЦ: «Послушайте, ещё меня любите за то, что я умру». У старых поэтов, даже хороших, участь более незавидная. У них нет этого защитного романтического ореола.  Их облик не так хорош, их не жалко, пожили своё, за них даже неловко, что они стары, а всё ещё смеют влюбляться, писать об этом, радоваться жизни. Как-то не по возрасту. Как писал Александр Межиров:

 

Всё то, что Гете петь любовь заставило
На рубеже восьмидесяти лет, –
Как исключенье, подтверждает правило, –
А правила без исключенья нет.

 

А правило – оно бесповоротно,
Всем смертным надлежит его блюсти:
До тридцати – поэтом быть почётно,
И срам кромешный – после тридцати.

Но я, очень любя Александра Кушнера, Ларису Миллер, Инну Лиснянскую, писавших не то что после 30-ти, а после 80-ти, написала в защиту старых поэтов такое стихотворение:

У обречённых на старость поэтов 
нет утешенья терновых венцов, 
вздохов поклонников о недопетом, 
прерванном лезвием или свинцом, 

 

слёз сожалений толпы над могилой - 
ах, как он молод, как рано ушёл! 
Образ, легендой овеянный, - милый, 
ибо о мёртвых — всегда хорошо. 

 

Им так бессмертно средь мифов, сонетов, 
гибель во цвете — красна на миру... 
У обречённых на старость поэтов - 
участь забившейся крысы в нору. 

 

Им одиноко, бесславно, бессонно 
ночи свои коротать за столом. 
Призрак Альцгеймера и Паркинсона 
их караулит за каждым углом. 

 

Только они лишь остались на свете. 
Пишут и пишут дрожащей рукой... 
Быть им в ответе за всё на планете 
и защитить нас чеканной строкой. 

Как писал Маяковский, «в этой жизни умереть не трудно, сделать жизнь значительно трудней». Гораздо труднее выжить, остаться и быть за всё в ответе.

Маяковский маниакально боялся старости. Он с болезненным ужасом ждал её с молодых лет. Старость страшила его больше смерти. Где-нибудь в случайной компании, за картами, совершенно на ровном месте, он вдруг слегка отворачивался в сторону, хлопал в ладоши и произносил чуть ли не радостно: "К сорока застрелюсь!" (Когда был моложе, называл другую цифру: "К тридцати пяти — обязательно!") Лиля Брик убеждала его, что он не балерина, что старость ему не страшна, что Лев Толстой и Гёте были не молодой и старый, а Толстой и Гёте. Так же и он в любом возрасте — Владимир Маяковский. Что она будет целовать каждую его морщинку. Что "позорное благоразумие", которого он так боится — не обязательно свойство старости. Л.Толстой ведь не поддался ему, ушёл. Глупо ушёл, по-молодому. Но убедить его не могла.

 

У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду — красивый — двадцатидвухлетний.

Он хотел остаться таким. "Мёртвые остаются молодыми" — назвала свой роман Анна Зегерс. Молодость проходит — ладно, но вот когда старость проходит — это гораздо печальнее.

А можно относиться к своей старости с юмором, как, например, Александр Кушнер.

У него есть прелестное стихотворение, где он правдиво описал, какими трудностями для него теперь сопровождается каждый выход из дома. Мы с Давидом читали и хохотали — потому что Давиду это было всё очень знакомо.

Выйти на улицу — целое дело.
О, неужели про всё рассказать?
Что ж, это трудно и, может быть, смело!
Нижнее надо бельё надевать,
паспорт в карман и счета, если надо
их оплатить, но заполнить сперва.
Где телефон мой мобильный? Досада:
только что видел его. Все слова
сказаны жалкие. Вот он, спасибо! —
это тебе говорю впопыхах.
И слуховой аппарат ещё, ибо
я глуховат — у меня теперь страх
есть и такой: не понять, не расслышать.
Да, кошелёк, кошелёк, кошелёк —
вот он! Так, видимо, мечутся мыши
в родах, как некто игриво изрёк.
Как я справлялся со всем этим прежде,
в юные годы — не вспомнить уже.
Или спасение было в надежде
и утешение было в душе?
В тапках, не бойся, не выйду. Ботинки
зашнуровал и пальто застегнул.
Всё! До свидания. Как в поединке,
выдержал, выжил, за двери шагнул,
лифт вызываю. Ключи не забыты.
Но возвращаюсь: платок носовой!
Что это боги на нас так сердиты?
Как не поддаться тоске мировой?

Не правда ли, многие узнают себя в этих бытовых зарисовках? Но стоит ли "поддаваться тоске мировой" по поводу того, что всё равно  неизбежно. Ведь это, пожалуй, единственное, что мы можем противопоставить "полной гибели всерьёз" — улыбку над собой и смех сквозь слёзы.

Однажды по ТВ показали в новостях сюжет: бабулька, попавшая в автомобильную аварию, пришедшая в себя после реанимации, спросила у врача, едва очнувшись: "А бен Ладена уже поймали?" У меня тут же возник экспромт:

В реанимации, в рай не доехав,
очнувшись, спросила: "Пойман бен Ладен?"
Так вот и надо жить, кроме смеха, —
полною грудью дышать на ладан.

 

бен Ладен, террорист

Социальная установка на культ молодости и внешней привлекательности ориентирует общество на образ жизни и жизненные ценности молодого поколения. Каждый, кто хочет быть в тренде, должен казаться молодым. Одновременно общество начинает пренебрежительно относиться к «старым». Старость подвергается дискриминации, ассоциируясь с зависимостью, беспомощностью, бесполезностью. Такое явление получило отдельное название эйджизм.

А между тем, старость - это не убыль и потери. Это новые социальные роли, свобода от мук самоутверждения, возможность заниматься любимым делом без суеты и волнения, не заимствованная, а собственная мудрость, независимость от внешних оценок, уверенность, взаимопонимание, наконец-то достигнутое с самым близким человеком – с самим собой. 

 

Могучая евангельская старость
            и тот горчайший Гефсиманский вздох… -

эти строки Ахматовой я взяла эпиграфом к своим стихам об этом осеннем времени жизни.
                                                    

Счастье юных, тёмное, неверное,
как остро и жадно его жало.
Счастье старых, мирное и мерное,
знает лишь прощение и жалость.

 

Старость чем-то схожа с тихой пристанью,
где земное всё уже свершилось,
и она глядит светло и пристально
на волны бушующую живость.

 

***
Я осень люблю и в природе, и в людях,
когда успокоятся жаркие страсти,
когда никого не ревнуют, не судят,
и яркое солнце глаза уж не застит.

 

На кроткие лица гляжу умилённо,
их юными, дерзкими, детскими помня.
А жёлтые листья красивей зелёных,
и лунная ночь поэтичнее полдня.

 

 

Аделаида Герцык, можно сказать, воспевала старость. Она её идеализировала. И во многом реабилитировала.
 

"Продолжаю думать о старости, — писала Аделаида Герцык. — Почему люди боятся её? Мы идём, идём, часто торопим жизнь, устремляясь к концу, и в то же время гоним от себя призрак близости его. У меня много беспорядка во всём — не только в комодах и вещах, вечно пропадающих, но и в мыслях, чувствах, — и это утомляет и мучает. В старости наступит порядок, ясность, простота — всё случайное откинется, и только тогда станет видно, как мы усложняем свою душу и жизнь, какими мешающими, ненужными вещами отягчаем её". ("О старости").

Герцык спорит с подругой, которая боится наступления старости. "Душа притупилась, — жалуется та, — я старею, и умирает способность страдания". "Это неверно, — возражает Герцык, — старость не тупость, а покорность, освобождение от всего ненужного".

"То есть от способности чувствовать, думать, жить..." — говорит первая с горечью.

"Не чувствовать и жить, а так жить, так чувствовать, — жадно, цепко, для себя, — уже с гневом настаивает Аделаида. — Старость — благословенна, естественна, кротка, и я от души желаю тебе её как можно скорей!"

Подруга улыбается, но говорит устало: "И всё-таки старость есть умиранье. И когда ещё жива в душе память и тоска о сильном и ярком, а догорел самый огонь жизни, то..." и она умолкает. Герцык почти плачет от неумения доказать, заразить своей верой:

"Ах, это не так! Это "сильное и яркое", о чём ты сказала, ведь оно уже было, а теперь нужно другое! Пойми, не ты стареешь, не душа твоя, а только разные миги, радости, желания; они, как цветы, осыпаются и сменяются другими... Ну вот миг, когда хочется влюблённости, при луне выбежать к гимназисту на свидание, или честолюбие, или даже боль личная, — это отмирает, а не ты!" Она говорила, как будет легко уж оттого, что не станет "страха старости", этого отравляющего, стерегущего нас чувства.

"Да, но уж в Италию тогда не выбраться, — замечает подруга, зная мечту Герцык.

"И это хорошо! Станет легче, когда погаснет горячка путешествий. Ну разве тебе не хочется, чтобы всё стало окончательнее, ближе к правде? Весело становится, проще — я на себе уж чувствую это. Отпадает любовь к изощрённому, начинаешь ценить самые простые вещи: жалость, например, больше, чем остроумие, самую простую жалость, как у народа, как у детей…"

А вот что писал Сенека о старости «Нравственные письма к Луцилию». Письмо 12). 

 

«Что ж, встретим старость с распростертыми объятиями: ведь она полна наслаждений, если знать как ею пользоваться. Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство. Любителям выпить милее всего последняя чаша, от которой они идут ко дну, которая довершает опьянение. Всякое наслажденье свой самый отрадный миг приберегает под конец. И возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть. Да и тот, что стоит у последней черты, не лишен, по-моему, своих наслаждений, - либо же все наслажденья заменяет отсутствие нужды в них».

Ещё об одном противодействии старости.

Всех, кто близко знал Тютчева в последние годы, поражала его свобода от груза лет. И. Аксаков (его зять) писал об этом: "Кроме внешних примет, Тютчев казался как бы непричастным действиям возраста: до такой степени не было ничего старческого ни в его уме, ни в его духе. Никто никогда не относился к нему как к старику." Это было не просто человеческое лицо, а какое-то неуловимое, невольно поражающее каждого сочетание линий и штрихов, в которых жил высокий дух гения. На плотно сжатых губах блуждала грустная ироническая улыбка, а глаза, задумчивые и печальные, смотрели сквозь стёкла очков загадочно, словно что-то прозревая впереди.

Внешний облик человека во многом зависит от интенсивной внутренней духовной жизни.

Ещё один пример из классики. Наталья Крандиевская-Толстая, третья жена Алексея Толстого, послужившая прототипом образа Кати Булавиной в "Хождении по мукам".

Она была не только долголетним спутником жизни и творческим помощником А. Толстого, но и сама по себе наделена ярким поэтическим и писательским дарованием.

Когда Наталье Крандиевской исполнилось сорок семь — в её семью вошла разлучница,  дочь наркома Людмила Крестинская, на 21 год моложе её мужа. Она и стала его четвёртой женой, на этот раз последней.

В стихах Натальи Крандиевской мы читаем горькую и — несмотря ни на что — светлую историю её преданной любви и одинокой старости.

Как песок между пальцев, уходит жизнь.
Дней осталось не так уж и много.
Поднимись на откос и постой, оглядись, —
не твоя ль оборвалась дорога?

 

Равнодушный твой спутник идёт впереди
и давно уже выпустил руку.
Хоть зови — не зови, хоть гляди — не гляди,
каждый шаг ускоряет разлуку.

 

Что ж стоишь ты? Завыть, заскулить от тоски,
как скулит перед смертью собака...
Или память, и сердце, и горло — в тиски,
и шагать — до последнего мрака.

"Итак, всё было кончено. Сметено с пути всё, что казалось до сих пор нерушимым. Двадцать лет любви и сорок семь лет жизни. Таков свирепый закон любви. Он говорит: если ты стар — ты не прав. Если ты молод — ты прав и ты побеждаешь."

Разрыв с Толстым принёс Крандиевской большую боль. Она мужественно несла своё горе и одиночество, не опускаясь до дрязг, мести, сведения счётов в своих мемуарах. Она не уронила своей высоты и достоинства и продолжала его любить светло, прощающе, любить издалека.

В конце жизни Крандиевской выпало ещё одно испытание, ещё одна проверка на мужество. Она почти ослепла, ходила с палочкой. Но и это её не сломило. . Она без ропота примет "недуги старости и бремя слепоты". И напишет книгу стихов о старости, на удивление оптимистичных. Вот одно из них:

Вещи есть совсем обычные,
незаметные, привычные,
и не думаем о них.
Например, вот эта палочка,
путевод и выручалочка,
антигона всех слепых.

 

Мне она отныне спутница,
от любой беды заступница,
шепчет: "Стой, не торопись,
осторожно, помаленечку
отыщи ногой ступенечку
и на ней не оступись!

 

Я в пути твоём разведчица,
я за каждый шаг ответчица,
шарю, шарю впереди...
Здесь ложбинка, здесь обочина,
здесь тропа дождём источена,
ну а здесь — смелей иди!"

 

И она идёт. Она верит в свою звезду и надежду. И об этом её стихотворение, написанное в 71 год:

 

Давно с недугами знакома,
и старость у меня как дома,
но всё же до сердцебиения
хочу весны, её цветения,
её пленительных тревог
и радостей (прости мне Бог).

 

Со сроками вступаю в спор.
И до каких же это пор?
Пора бы знать, что эти сроки
неоспоримы и жестоки.
Они — как длительный конфуз
для престарелых старых муз.

 

Стихами горбится подушка.
Стыдись, почтенная старушка,
и "поэтических затей",
и одержимости своей!

 

Усни. Сложи на сердце руки,
и пусть тебе приснятся внуки,
не элегический сонет.
Увы! Сонетов больше нет.
Но есть молчанье у порога,
где обрывается дорога.

 

Я не прячу прядь седую
В тусклом золоте волос.
Я о прошлом не тоскую, —
Так случилось, так пришлось.

 

Всё светлее бескорыстье,
Всё просторней новый дом,
Всё короче, проще мысли
О напрасном, о былом.

Но не убыль, не усталость
Ты несёшь в мой дом лесной,
Молодая моя старость
С соучастницей-весной!

Ты несёшь ко мне в Заречье
Самый твой роскошный дар:
Соловьиный этот вечер
И черёмухи угар.

Ты несёшь такую зрелость
И такую щедрость сил,
Чтобы петь без слов хотелось
И в закат лететь без крыл.

Закат жизни всегда печален, но как молодо и светло звучит голос поэта:

 

Давно отмерена земного счастья доза,
давно на привязи табун былых страстей,
но, Боже мой, как пахнет эта роза
над койкою больничною моей!

 

Сразу на память приходит ахматовское, тоже написанное на закате жизни:

 

Всё возьми, но этой розы алой
дай мне свежесть снова ощутить!

(некоторые приписывали посвящение Бродскому, на самом деле это Анатолию Найману.)

 

Любовь в старости. Возможна ли она? Это чувство привычно ассоциируется с юностью, свежестью. И если любовь молодой девушки к человеку в годах сейчас уже никого не удивляет, то любовь к старой женщине представляется по меньшей мере неестественной, неправомочной. Охлаждение мужа, измена, уход к молодой сопернице, как в случае с Натальей Крандиевской и А.Толстым — история вполне типичная... Но нет правил без исключений. Таким счастливым исключением стала любовь Георгия Иванова и Ирины Одоевцевой, которые последние годы совместной жизни провели в Доме престарелых на юге Франции.

 

Ирина Одоевцева умела быть счастливой и в старости, и всегда говорила: "Возраста не существует". До 90 лет она оставалась Женщиной: маникюр, духи, туфли на высоком каблуке... В 80 лет раскатывала по Парижу в собственном автомобиле, и у неё были ещё поклонники и обожатели. Она не молодилась, она была молодая.

 

Георгий Иванов любил её до конца жизни и всегда восхищался ею. Говорил: "Если бы ты даже превратилась в жабу, я бы всё равно тебя любил, носил бы за пазухой и был счастлив..." Он продолжал любить жену и в старости с той же страстью, мучительной нежностью и тоской, что и в молодые годы. И в его поздних, предсмертных стихах ему удалось с удивительной непосредственностью и убедительностью передать то мучение любви, сплетённое со счастьем, то "блаженство и безнадежность", которые в старости, по Тютчеву, может быть, и обостряются до крайности, но по существу друг от друга неотделимы:

О, как на склоне наших лет
 Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
 Любви последней, зари вечерней! 

 

У Г. Иванова:

Утомительный день утомительно прожит,
голова тяжела, и над ней
розовеет закат — о, последний, быть может, —
всё нежней, и нежней, и нежней…

 

Конечно, после Тютчева и Г. Иванова приводить свои стихи — бестактность и кощунство, но всё же осмелюсь процитировать и кое-что своё на эту тему, тему многолетней любви, пронесённой сквозь годы:

В волосах — ни сединки, в глазах — ни грустинки,
и ни капли горчинки в горячей крови.
Я прошу тебя, жизнь: не меняй ту пластинку,
пусть закружит нас вальс вечно юной любви.

 

Всё, что бредило, зрело во мне и бродило,
лишь сумятице сердце прикажет: нахлынь! —
то теперь до последней морщинки родимо,
и качает меня твоей ласки теплынь.

 

***
Никто уже не смотрит вслед,
а было время — оборачивались.
Как сбросить нам заклятье лет,
в царевен снова оборачиваясь?

 

И, кажется, рецепт простой:
целуй меня, целуй сто раз, молю,
и стану, словно в сказке той,
я Василисою Прекрасною.

 

 

В 92 года Ирина Одоевцева вернулась из Франции в Россию, в свой родной Петербург, единственная, кажется, из всех поэтов-эмигрантов, осуществив мечту, выраженную Бродским: "На Васильевский остров я приду умирать". Её спрашивали корреспонденты: "Как Вы смогли в таком возрасте решиться на такой шаг, так круто изменить свою жизнь?" — "Только в таком возрасте и можно рискнуть!" — шутила она.

"Как Вы смогли пережить своё возвращение в этот город, где прошла Ваша юность? Как у Вас не разорвалось сердце от картин былого?" Одоевцева отвечала: "Я полностью отрешилась от прошлого. Да, оно было, но сейчас его нет. Я живу только сегодняшним днём. И я счастлива".

 

Умерла она 14 октября 1990 года в возрасте 95 лет, прожив три года на родине. Вот строки одного из последних её стихотворений:

Хоть, бесспорно, жизнь прошла,
песня до конца допета,
я всё та же, что была:
и во сне, и наяву
с восхищением живу.

 

В женской поэзии тему старости затронула и прекрасно раскрыла Инна Лиснянская, писавшая стихи буквально до последнего вздоха.

Два брачных бражника, чьи крылья — нервный шёлк,
и первый выстрел почки,
и строчка дятлова, и соловьиный щёлк,
и дождика звоночки, —
весна блаженствует: приспели времена
раскрепощенья духа,
и речь открытая на улице слышна,
да я уже старуха.

 

Так обаятельно-легко, чуть ли не с юмором писать о старости могла только разве Крандиевская-Толстая. У Лиснянской это получается не хуже.

Старость

Вот до снега с тобой
мы выходим на просеку,
потому что зимой
нету силушки — по снегу.

 

...Где до тающих дней
мы довольны берлогою —
с коробком новостей
и сторонней подмогою.

 

Вот и мысли летят,
словно листья отдельные,
и понять не хотят,
что уже запредельные.
 

Ахматова тоже сравнительно долго жила, но у неё нет этой темы. Она — вечная дама. Цветаева, писавшая: "когда я буду бабушкой, годов через десяточек, причудницей, забавницей — вихрь с головы до пяточек!", Татьяна Бек, обещавшая: "я буду честная старуха", — не успели, не стали ими. Но сполна испила из этой горестной чаши Мария Шкапская. 

 

У меня есть небольшое эссе: "Собачья старость". Под этим выражением обычно подразумевают промозглое, беспросветное существование пожилых людей, одиноких, заброшенных, никому не нужных. Старость Марии Шкапской была именно такой. При жизни она выпустила пять сборников стихов (последний вышел в 1927 году) и оказалась прочно, капитально забыта. А между тем в 1923 году Флоренский ставил её вровень с Цветаевой, выше Ахматовой.

Судя по стихам, Шкапская не была счастливой женщиной. Она с горечью и женской обидой пишет о том, что "девушкой так мало я была, а женщиной была не до конца любимой".

С 1937 года её жизнь — одно сплошное умирание (ей тогда было 46): творческая немота, прижизненное забвение, тяжёлая болезнь мужа, потом — война, на которой без вести пропал младший сын. Подступили старость, болезни, одиночество.

 

Не смерть страшна. Перед её косою
душа чиста.
Нет, страшно то, что даль передо мною
пуста.

 

Мария Шкапская была одинока тем пронзительно студящим душу одиночеством, которого не понять непоэту. Её строки шокируют, даже пугают:

 

Гроб хочу с паровым отоплением,
на парче золотые отливы,
жидкость ждановскую против тления
и шопеновские к ней мотивы.

 

Калорифер от топки нагреется —
и в гробу отворяется дверца.
Пусть хоть кости в могиле согреются,
если в холоде умерло сердце.

 

В последние годы жизни её главным утешением стали собаки. В доме всегда жили пудели.

 

Потом она увлеклась собаководством, вошла в совет московского клуба собаководов, как когда-то в президиум Петроградского союза поэтов. Умерла Шкапская странной и нелепой смертью. На выставке собак в сентябре 1952 года к ней кто-то подошёл и сказал, что пудели, прошедшие её контроль, неправильно повязаны. Она упала прямо на арене, где проходил этот собачий парад. Разрыв сердца.

 

Как-то по ТВ прошёл сюжет: кадры из домашнего архива Георгия Вицина, запечатлевшие последние дни его жизни. Как сейчас помню: собака, стоя на задних лапах, тянет к нему свою мордочку, а он, наклонив к ней ухо, делает вид, что внимательно слушает. Его спрашивают: "Что она говорит?" Отвечает: "Говорит, что любит, что не забудет". (Он уже знал, что дни его сочтены). И серьёзно обращается к пёсьей морде: "Ты меня любишь? Правда? Ты меня не забудешь?"

Как важно это в старости — знать, что есть кому тебя помнить, вспоминать. Хотя бы собакам. Ведь пока нас помнят — мы живы. Это важно не только тем, кого помнят, но и тому, кто помнит. Это придаёт смысл его жизни, продлевает жизнь.

 

Лиснянская писала стихи Липкину до последнего его часа. И когда он попал в больницу с онкологией, перенёс три операции, несколько месяцев находился между жизнью и смертью, она писала:

Я курю фимиам, а он пенится, словно шампунь.
Я купаю тебя в моей глубокой любви.
Я седа, как в июне луна, ты седой, как лунь,
но о смерти не смей! Не смей умирать, живи!

 

Она отстояла его у смерти. И с торжеством пишет об этом:

 

Там, за спиною, больничный порог,
здесь я всем сердцем пирую:
первую жизнь подарил тебе Бог,
я подарила вторую.

 

Я оказалась сильнее всех нянь,
и в предпасхальную сырость
я отпихнула костлявую длань
и не дала тебя выкрасть.

 

Радуйся жизни! Дыши и пиши,
мальчик мой седоголовый,
в этой воистину райской глуши
с видом на берег сосновый.

 

 

Но недолго оставалось ему дышать и радоваться. Семён Израилевич Липкин умер в последний день марта. В тот день Инна Лиснянская не услышала, как он вышел в сад — ни стука палки, ничего. Смотрит — его нет. Вышла в сад — а он лежит, лицом к дому, уже возвращался. Не вернулся. Одна из последних книг Инны Лиснянской "Без тебя" посвящена памяти мужа.

 

Да, и в своём семействе нет пророка,
и ты ушёл настолько одиноко,
как будто меня нету и в помине.
О стариковских думал ли обидах?
Ты отдал на ходу последний выдох
ещё не оперившейся рябине...

 

Встал над тобою чёрный гранит.
Необработан камень с торца.
Ангел, который меня хранит,
обрёл черты твоего лица
в нимбе седого венца.

 

 

Четыре с лишним часа пролетели незаметно. Я не успела рассказать всего, что хотела, и мы, как это часто бывало, оставили то, что недоговорили, на следующий раз. А следующая тема у нас будет — дружба.

Расходимся. До встречи 23 ноября!

 

 

 

Начало здесь

 

 

 

По традиции мы отмечали день рождения того или иного поэта, если он совпадал с днём нашей встречи. На этот раз он совпал с днём рождения Андрея Белого.

 

К.С. Петров-Водкин. Портрет Андрея Белого

 

 

Андрей Белый — одна из самых интересных фигур российской интеллигенции первых 10-летий 20 века. Это явление уникальное и феноменальное, ни на что не похожее. У меня в сборнике «Сокровенное» целый цикл стихов ему посвящён.
Белый был знаменит в своё время как личность прежде, чем как автор каких-то трудов. Ему не везло с произведениями: теоретические труды его мало кто понимал, философы не считали его философом, над «симфониями» недоумевали, проза казалась слишком специфична для широкой публики. Но произошла странная вещь: личность писателя, обрастая легендами, прикрыла собой созданное им.

 

Л.С. Бакст. Портрет Андрея Белого

 

"В чём чара Андрея Белого, почему о нём хочется думать и говорить?» - вопрошал Н. Гумилёв. Современники не всегда понимали смысл метаний и исканий писателя, но всегда остро чувствовали его гениальность, его человеческую талантливость.

 

 

Многие называли Белого «отцом футуризма», хотя общеизвестно, что Белый — ортодоксальный символист. А поэма «Про это» была подсказана Маяковскому книгой стихов А. Белого «После разлуки», посвящённой Асе Тургеневой. Маяковский и столбиком начинает записывать свои стихи под воздействием Белого, что стало потом канонической нормой у Асеева, Кирсанова, раннего Пастернака. Цветаева развивает введённую ранее Белым технику деления строк на куски посредством тире, перенимая его приёмы. Пастернак признавался, что испытал влияние «музыки Белого», и ритмика стихов Пастернака связана с ритмикой этого поэта. Несомненную связь с Белым отмечают критики у Есенина, Северянина, Мандельштама. У С. В . Поляковой (автора книг о Цветаевой и Парнок) есть целая работа об использовании Мандельштамом в своих стихах специфической лексики Белого.
Следы поэтики А. Белого без труда можно обнаружить и в произведениях прозаиков 20-х годов Бабеля, Булгакова, Пильняка. Шкловский писал о Белом: «Вся современная русская проза носит на себе его следы».
Первые свои произведения Белый назвал не стихами или повестями, а «литературными симфониями».

 

 

Это совершенно новый жанр необычной формы, не имеющий аналогов в мировой литературе. Полу-литература, полу-музыка, тема в них развивалась по законам музыки — путём нарастания и спада ритмических оборотов, лексических повторов. По форме это нечто среднее между стихами и прозой. От стихов их отличает отсутствие рифмы и размера, от прозы — особая напевность строк. Белый переводил музыку на язык литературы. 
Белым было написано четыре литературные симфонии. Мне хотелось бы остановиться на третьей, написанной в 1903 году, где он разрабатывает тему теургии — так называемого «вечного возвращения», возврата человека к своим истокам. Она так и называется: «Возврат».

 

 

Здесь была сделана попытка отразить существование человека после смерти и даже до его рождения, его инобытие, где скучной логике и бессмысленности обыденной жизни противопоставлялась неисчерпаемость космического бытия.  В этой вещи Белого ощутимо влияние Канта, Шопенгауэра, Ницше, работами которых он увлекался. Особенно яркое воздействие оказал на Белого Ницше, в частности, его идея о неизбежном воскрешении человека в будущей жизни, повторение индивидуума.
Истинная родина человека, – утверждает Белый, – космические миры.

 

 

Это наш духовный материк. Совершая путь жизненной судьбы, человек неизбежно возвращается к своим праистокам. (Вспоминается фильм «Фантазии Фарятьева», где герой считал, что все мы родом из космоса).

 

 

Под впечатлением этой симфонии у меня родились тогда такие строчки:

 

Пыталась к земле прилепиться душа,
но было ей чуждо и серо.
Как будто наполненный воздухом шар,
тянуло её в ноосферу.

Сдержи из глубин твоих рвущийся крик.
И смерть ещё тоже – не вечер!
Нас ждёт несказанный родной материк,
божественных родин предтеча.

Там смысл сокровенный покажется прост,
бессмысленным – опыт, что нажит.
И ангел в венке из серебряных звёзд
нам что-нибудь нежное скажет…

(«Прародина»)

 

Очень сильны у Белого гражданские стихи. Его книга стихов «Пепел» написана в некрасовских традициях. Многие ура-патриоты окрестили бы его за них русофобом. Там такая боль по России, плач по ней:

 

Роковая страна, ледяная,
Проклятая железной судьбой -
Мать-Россия, о родина злая,
Кто же так подшутил над тобой?

 

 

Эту мучительную, саднящую любовь, эту боль за страну не способны понять наши горе-патриоты, которые любовь к Родине воспринимают лишь как плакатную, восхваляющую, лубочную. А ведь Некрасов ещё сказал: «Кто не знает печали и гнева — тот не любит отчизны своей».

 

 

Вот Валя говорила, что была на выставке питерских художников. А у Белого самое сильное произведение, которое можно без преувеличения назвать гениальным — это роман «Петербург», не имевший аналогов ни в одной литературе мира.

 

 

В 1916 году А. Белый создаёт роман «Петербург» - главное своё произведение, один из самых значительных романов 20 века. Роман-апокалипсис, роман-трагедия. Ошеломляла новизна, новаторство поэтики Белого.  Белый берёт хорошо известные всем классические произведения и выводит их героев в совершенно другую эпоху, делая их героями своего романа и тем самым как бы продлевая в историческом времени. В данном случае это пушкинский «Медный всадник».
В романе явственно ощущается перекличка с «Братьями Карамазовыми» (мотив отцеубийства), «Бесами» Достоевского (провокация и терроризм). Отличие в том, что, как пишет Бердяев, Белый более космичен по своему чувству жизни, Достоевский же более психологичен и антропологичен. Достоевскому открывались бездны в душевной глубине человека, Белый же погружает этого человека в космическую безмерность. Это художник астрального плана. Герои пребывают на грани быта и бытия, в нескольких измерениях сразу. В европейской литературе предшественником творческих приёмов Белого можно назвать Гофмана, в гениальной фантастике которого так же нарушались все грани, все планы перемешивались, всё двоилось, одно переходило в другое.
«Петербург» Белого — это поистине «астральный роман», как назвал его Н. Бердяев.

Лекции А. Белого — это тема отдельного разговора. Это были лекции-импровизации, лекции-концерты, театр одного актёра.

 

Он органически не способен был сказать ничего банального. Его речь вспыхивала зарницами неожиданных мыслей, парадоксов, которые он связывал путём ассоциаций. При этом каждое слово он изображал, каждую мысль пояснял мимикой своего подвижного и вдохновенного лица. Из воспоминаний Михаила Чехова: «Говорил ли он об искусстве, о законах истории, о биологии, физике, химии — тотчас же сам становился тяготением, весом, ударом, толчком... В готике он возносился, в барокко круглился, жил в формах и красках растений, цветов, гремел, бушевал и сверкал...»
Белый мог написать пять страниц о том, как человек чиркнул спичкой. Он заговаривал людей до обморока. Однажды Белый говорил до утра с Ходасевичем, вернее, говорил один Белый, а Ходасевич слушал. Под утро Ходасевич молча встал с кресла и - упал в обморок. Пока его приводили в чувство в другой комнате, Белый рвался в дверь и пытался договорить, что ещё не сказал.
Один из сборников Белого - «Звезда» - навеян образом его первой жены Аси Тургеневой.

 

Её любовь была недолгой. И следующий сборник (1922), посвящённый ей, назывался «После разлуки». Он долго не мог освободиться от этого чувства.
Чувство тоски и безысходности, вызванное разлукой, душевный надрыв особенно проникновенно переданы Белым в нервном, взвинченном, изломанном строе стихотворения, которое называется: «Маленький балаган на маленькой планете «Земля». Если это и балаган, то балаган трагический. Стихотворение снабжено эпиграфом: «Выкрикивается в форточку». Это были последние стихи, «выкрикнутые» Белым на земле.

 
И ты
с искренней дрожью
уходишь навеки, злой друг,
от меня без ответа...
И я —
никогда не увижу тебя,
и себя
ненавижу за это…

 

Под влиянием этого стихотворения Маяковский напишет поэму «Про это».

 

 

Они дружили с Мариной Цветаевой. Между ними не было никаких личных отношений. Она любила в нём Дух Поэта, представший ей в его земной оболочке. Марина позже так и назовёт своё эссе памяти Андрея Белого: «Пленный дух». Это лучшее, что написано из мемуаров о Белом. Одинокий дух поэта — смятенный и мятущийся, не способный ни слиться с окружающим, ни вырваться из него — таким предстаёт Белый в «Пленном духе».
Умер Андрей Белый в 1934 году от солнечного удара.

 

 

 

Поразительно, но он в стихах предсказал свою смерть:

 

Золотому блеску верил,
А умер от солнечных стрел.
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел.

 

Не смейтесь над мертвым поэтом:
Снесите ему цветок.
На кресте и зимой и летом
Мой фарфоровый бьется венок.

 

Цветы на нем побиты.
Образок полинял.
Тяжелые плиты.
Жду, чтоб их кто-нибудь снял.

 

Любил только звон колокольный
И закат.
Отчего мне так больно, больно!
Я не виноват.

 

Пожалейте, придите;
Навстречу венком метнусь.
О, любите меня, полюбите -
Я, быть может, не умер, быть может, проснусь -
Вернусь!

 

 
Чтобы не утомлять гостей, я рассказывала о Белом более укороченно и упрощённо, насколько это позволяет беседа за столом, а более подробный рассказ о нём у меня здесь: https://nmkravchenko.livejournal.com/43398.html  Но тем не менее раздавались реплики, что хотели бы его сейчас почитать.

Коля, придя, как всегда, с опозданием, вопросил с порога, нет ли сегодня у нас именинников. Он принёс бутылку красного вина и собственноручно сделанные вареники. Есть! - ответила я. - Андрей Белый! Давайте выпьем за поэта! Коля, разливай!

Но Коля усомнился: "за Белого - и красное?" Это было резонное замечание. К счастью, у нас было  ещё и белое - крымский мускат. За Белого - пьём только белое! Красное пошло за всех остальных.

 

Теперь несколько дополнений по поводу нашей прошлой встречи — о счастье.
Из философии буддизма:

«Счастье — внутри. Мы тратим слишком много времени на поиски одобрения и утешения со стороны. И всегда оказывается, что не там ищем. Загляните внутрь».

Мне эта цитата очень помогла недавно. У меня были стрессы в связи с вырубкой деревьев во дворе, в сквере, а недавно ещё одну подлянку учинили власти: фонари, которые украшали аллею в сквере от Стрелки до Торгового заменили на мерзкие светильники дневного света. Фонари были искрящиеся, такого тёплого жёлтого света, они придавали какое-то волшебство, сказочность улицам. А от этих диодных ламп лица казались синими, как у покойников. Вдобавок они очень скудно освещали дорогу, надо было напряжённо всматриваться, чтобы не споткнуться. Где они выкопали эти светильники? Их давно запретили, сняли с производства, я читала, что в них ртуть, они вредные, опасные, с каких свалок они их выкопали? Это как же как надо ненавидеть свой город, чтобы так его уродовать и так любить деньги, чтобы стремиться нагреть руки любой ценой? В общем, сквер у меня отняли — сначала деревья, потом фонари, отняли красоту, поэзию. Хотелось уехать, сменить двор, район, город, страну, чтобы не видеть всего этого уродства. А потом прочла вот эту буддийскую мудрость: «Счастье — внутри.  Загляните внутрь». И подумала: ведь всё, что я любила и люблю — во мне, в душе, в памяти, этого никто у меня отнять не может, это уже вошло в состав крови. «Всё во мне и я во всём».
И ещё очень важная цитата. Есть у меня любимое произведение. Это «Записки гадкого утёнка» Григория Померанца.

 

 

И там любимая глава, которая называется «Нечаянная глава». Цитирую:
«Счастье жизни – как и блаженство веры – рождается из собранности, сосредоточенности на глубине. Можно всего только видеть дерево и быть счастливым. Если очень собранно видеть дерево. Если досмотреть его до корней в вечности. Это уменье быть самому счастливым – школа творческого счастья, то есть умения сделать счастливым другого. Так же как нельзя научить плавать, если сам не плаваешь.
А жизнь вечная? Но она не где-то, не когда-то, она здесь и теперь. Это собранная и сосредоточенная на глубине жизнь, в этом месте, в этот миг. Очень трудно сосредоточиться по-настоящему, но если удастся, то можно быть счастливым где угодно. Даниил Андреев бывал счастлив во Владимирской тюрьме. Хотя обстановка в камере мешала счастью. И легче быть счастливым в лесу, в горах, у моря... Но поглядите на людей, играющих в карты на пляже. Они совсем не счастливы. Им скучно.
Так помогает счастью близость любимого. Помогает счастью, которое уже есть, когда в глаза и уши вошла красота бытия; помогает вместе с деревом, вместе с горой, с морем – или с музыкой и стихами...» (Это то, о чём мы говорили на прошлой встрече: любовь — только вишенка на торте, она может осчастливить лишь уже счастливого, воспринимающего мир во всей красоте, тогда и любовь ты сможешь воспринять каждой своей клеточкой. Ты должен быть готов к этой любви, каналы восприятия мира, его красоты должны быть прочищены и открыты ).
«Мне нечего вспоминать до двадцати лет, - пишет Померанц. - Первая волна счастья пришла тогда от света из бездны, в которую я мысленно погрузился. И скоро потом – от взрывов вдохновения, вызванных Достоевским. Но это были редкие взрывы. Постоянным напряжением, постоянным вызовом была война. Я был счастлив по дороге на фронт, с плечами и боками, отбитыми снаряжением, и с одним сухарем в желудке, – потому что светило февральское солнце и сосны пахли смолой. Счастлив шагать поверх страха в бою. Счастлив в лагере, когда раскрывались белые ночи. И сейчас, в старости, я счастливее, чем в юности. Хотя хватает и болезней, и бед. Я счастлив с пером в руках, счастлив, глядя на дерево, и счастлив в любви...»

Вот так плавно мы подошли к нашей теме — как быть счастливым и в старости. Я не буду говорить о здоровье,  каких-то медицинских вещах, это всё хорошо известно. Мы будем говорить об этом только в аспектах литературных, философских, психологических. 

Есть такое известное выражение: старость не радость.
Мне хотелось найти исключения из этого правила. Как говорят в Одессе - их есть у меня. Начну со стиха, который написала ещё в пору второй молодости:

 

Как будто всё ещё горенье,
ещё погоня за звездой,
но облетает оперенье,
и наступает постаренье
на горло песне молодой.

 

Уже не горнее паренье,
но погруженье до глубин.
О постаренье, ты даренье,
и таянье, и растворенье
во всех, кто близок и любим.

 

Вдруг постигает озаренье
в уже последнем кураже,
что это лишь иное зренье,
что это просто сотворенье
себя на новом вираже.

 

Хочу сказать, что старость — это не возраст или не столько возраст, сколько состояние души. Я знала двух женщин преклонного возраста, которых язык не повернётся назвать старыми, настолько они были молодыми душой. Во-первых, это замечательная Нина Сергеевна Могуева, которая умерла в один год с моей мамой в 2005 году и которая в своей  единственной очень дорогой мне книжке «Чекан души» писала:
«Ведь что такое молодость? Это не 18 и не 20 лет. Это состояние души. Если замечаешь, как пахнут цветы, как удивительно сверкает река, а на дорожках сада лежат кружевные трепещущие тени, если хочется остаться одной и прочесть любимые стихи или заветное письмо, и строки ложатся прямо в сердце, заставляя его то замирать, то биться часто-часто, и в душе возникает ожидание чего-то большого и радостного – это молодость».

 

 

Ровно 20 лет этой надписи... "Живое и мёртвое" - так называлась моя обзорная статья о саратовской поэзии, где главным мерилом были именно эти определения. Стихи Могуевой, несомненно, были живыми. Мне многое стало понятно про Нину Сергеевну, когда она дала мне почитать свой «Дневник пенсионерки», который вела не одно десятилетие, вопреки уверениям Слуцкого, писавшего: «В 20 веке дневники не пишутся и ни строки потомкам не оставят». Штук десять толстых общих тетрадей, от которых, едва открыв, я уже не могла оторваться. Если бы их издать – это была бы интереснейшая книга, летопись уходящей эпохи и той редкой породы людей, которую, к сожалению, уже почти не встретишь. Это настоящий учебник жизни, который на примере одной отдельно взятой судьбы учит, как быть счастливой, несмотря на старость, болезни, усталость, неурядицы, как научиться их преодолевать, как растить радость в своей душе.
А радость эта складывается из мелочей. Вот выпала свободная минутка – концерт Обуховой по радио – какое чудо! Достала книгу, которую давно искала – о, блаженство! Внучка пришла – она ставит ей любимую пластинку, разучивает с ней испанский танец, сочиняет ей сказку про «бывшую девочку», и внучка догадывается: «Бывшая девочка – это ты?» А она действительно бывшая девочка, то есть бывшая ею ещё совсем недавно, ещё не забывшая этого.
Сейчас её внучка Анечка Могуева — актриса МХАТа.

 

 

Она мне сказала, что всем лучшим в себе обязана бабушке.
У Нины Сергеевны было два девиза в жизни, две заповеди, которым она неуклонно следовала. Это слова И. Пущина: «Главное – не надо утрачивать поэзию жизни». И слова Андре Моруа: «На свете всегда будет существовать романтика для того, кто её достоин».

 

 

И ещё что привлекало меня в этой женщине – это её «биологический оптимизм», как она сама его называла. Вот, казалось бы, печальная дата – уход на пенсию. Для кого-то – повод для хандры, а для неё – повод для такого экспромта:

 

Жизнь моя, браво, брависсимо!
Наконец-то я независима 
от бюрократических оков
и от начальников-дураков! 

 

20 января будет 15 лет со дня её смерти. 

 

 

В год её смерти я оставила на её могиле под камушком вот эти стихи: 

 

Дорогая Нина Сергеевна!
Я пишу Вам теперь туда,
где душа Ваша, в ночь развеяна,
тихо светится, как звезда.

 

На могиле трава колышется.
Дни бегут своей чередой.
Мне из писем Ваш голос слышится,
удивительно молодой.

 

Как мечтой в небесах парили Вы,
сердцу верили, не словам.
Вы когда-то цветы дарили мне,
а теперь я несу их Вам.

 

Где же тот, кого так любили Вы,
получил ли он злую весть?
Как мне горько сказать, что были Вы.
Но я счастлива, что Вы есть.

 

Нина Сергеевна Могуева

 

Я потом о ней написала в эссе «Очарованная душа», оно есть в интернете.

И ещё об одной женщине я писала, дружбу с которой мне подарила судьба — Нина Сергеевна Войцеховская. С тем же именем, и столь же дорогим мне человеком. У неё была тяжёлая судьба: мать умерла от родов, отца репрессировали, восьмилетнюю Нину отправили в саратовский детдом. Потом она стала работать там воспитательницей (обо всём этом — в книге В. Разина «Дети лихолетья»)

 

Нина Сергеевна Войцеховская

 

Я-то узнала её уже в возрасте 80-ти лет. К сожалению, у меня не осталось её последних фотографий. Но в какой-то степени её черты напоминали внешность актрисы Елены Фадеевой.

 

 

Очерк о ней я так и назвала: «Женщина, не знающая старости». Она очень ярко и сочно жила. Каждое утро Нина Сергеевна спешила на Набережную, где собирались её друзья по спорту, – бегала, плавала (её купальный сезон открывался с 1 мая и длился до 1 октября), делала гимнастику,  и это в 80 лет!

 

Набережная Космонавтов в Саратове

 

С каким вдохновенным восторгом она мне описывала сияние лучей восходящего солнца, всю прелесть просыпающегося с рассветом города – в эти минуты она была более поэтом, нежели я. А я слушала, восхищалась, завидовала и давала себе клятву с завтрашнего же дня... ну, хотя бы начать делать утреннюю зарядку. Потом из этих благих порывов и минут белой зависти родились строки: 

 

Женщина, не знающая старости, 
слабости и страха никогда. 
Этот дар в себе и этот жар нести 
что ей помогает сквозь года? 

 

Как ей удаётся в этом возрасте 
словно на коне лететь лихом, 
и, не зная корысти и хворости, 
жить в обнимку с песней и стихом? 

 

Отдала бы всё на свете золото 
я за этот свет и этот след, 
и свою сомнительную молодость – 
за такие восемьдесят лет! 

 

Она не знала старости. Она не узнала и своей смерти. Умерла во сне, незаметно проскользнув за ту грань, где не будет ни восходов, ни утренних пробежек, ни радости встреч с прекрасным... Хорошо, что она всего этого не осознала, не успела понять. «О Евы бедные восьмидесяти лет, увидите ль зари вы завтрашней сиянье?» (Бодлер). Говорят, это смерть праведников.
В субботу 18 ноября 2006-го в библиотеке был первый вечер Некрасова.

 

 

 

Для Нины Сергеевны, не пропускавшей ни одной моей лекции, он оказался последним. На другой день в воскресенье мы довольно долго говорили с ней по телефону. Она делилась впечатлениями, проводила живые параллели с современной жизнью, с нетерпением ожидала продолжения. А в пятницу вечером вдруг раздался звонок. Незнакомый глуховатый мужской голос спросил: 
– Вы Наталья Максимовна? 
– Да, я. 
– Вы знали Нину Сергеевну Войцеховскую? 
– Да, конечно. А что случилось? 
– Я вчера её похоронил. Я её внук, Игорь. Нашёл вот в ее телефонной книжке Ваш номер. К сожалению, только сейчас обнаружил. На полке у неё стоят Ваши книги. Она так тепло всегда отзывалась о Вас... 
Книгу, кстати, в которую вошли очерки о Н.С. Могуевой и Н.С. Войцеховской, «Признаки-призраки — жизни» я писала на бумаге, подаренной мне Войцеховской за три дня до смерти.

 

 

Я очень многим обязана Нине Сергеевне. Это главным образом благодаря ей я ещё читаю свои лекции. Всё это могло кончиться ещё в 2003-м, когда решили сократить мою ставку в библиотеке. Хлопотали многие, но именно Войцеховская выступила тогда перед залом, зачитав намеченный ею решительный план действий: «Наша задача – во что бы то ни стало сохранить для города лекторий...» Собирала подписи. Несколько раз ходила на приём к министру культуры, упорно добивалась ответа. Ходила в редакции газет. Собиралась на приём к губернатору Аяцкову. Обо всём этом я узнала позже, из телефонных звонков: «Остановите ваших старушек! Никто ваш лекторий не закрывает. Работайте спокойно...» 
Тут Надя очень к месту спела песню Л. Петрушевской о боевой старушке (если кто не знает — привожу её текст).

 

Старушка не спеша
Дорожку перешла,
Её остановил патруль ГБДД.
Сказал старушке мент:
Здесь перехода нет,
Спасибо, говорит она, а где?. 

 

По барабану теперь где,
Сказал патруль ГБДД,
Перед старушкой встав,
Платите штраф!

 

Товарищи гайцы,
Родимые отцы,
Старушка говорит,
Я заплачу.
Куда мне к вам придти 
И деньги принести?
Я пенсию шестого получу.

 

ГБДД патруль
Видал таких бабуль,
Они хитрей мужчин,
И их ищи, свищи!

 

ГБДД стоит,
Приняв упорный вид,
Старушку не желая отпускать:
Давно пора понять,
Что некуда линять,
Придется срочно денежки отдать.

 

ГБДД наряд,
Он, может, сам не рад,
Начальству должен сдать 
Он тысяч пять!

 

Старушка не спеша
Достала ППШ,
Сейчас я вам напомню вашу мать.
Я ветеран войны,
И вы понять должны,
Я снайпер – мне придётся вас убрать.

 

С тех пор ни ГБДД,
Ни парни с МВД,
И никакой патруль
Не трогает бабуль!

 

Старушка не спеша
Дорожку перешла,
И бабушку никто не задержал.
Какой с бабули толк,
Их тут огромный полк,
И каждая, наверно, с ППШ.

 

Петрушевская уникально её исполняла. Но Надя спела не хуже, просто блестяще!

 

 

 

Нина Сергеевна Войцеховская была не менее боевой старушкой. Хотя старушкой её никак нельзя было назвать, несмотря на её 80. Когда я смотрела на тонкую, стройную, почти девичью фигурку Нины Сергеевны, её гордую осанку, кокетливо подкрашенные хной волосы, слышала её звонкий молодой певучий голос с чёткими интонациями, читала в тетради отзывов её лаконичные деловые формулировки, сквозь которые, тем не менее, прорывались восторженные женские эмоции – я не могла поверить в её возраст.
Помню, как она на моём творческом вечере из лучших побуждений сказала мне сомнительный комплимент. Я читала стихи: «Я поэт нетяжёлого веса, но мне так тяжело!» И тут она вскочила с места и крикнула: «Н.М., неправда! У Вас тяжёлый вес!» Все невольно перевели взгляд на мою фигуру. Давид потом надо мной потешался — обнимет меня и шепнёт на ухо: «да, поэт ты весомый, это точно!» Я потом этот эпизод в свои смехотворинки вставила.

Сделали небольшой перерыв на перекус. Потом Лёша прочёл своё трогательное стихотворение «Старики»:

 

Они беспомощны, как дети,
и непоседливы, как внуки.
Им непонятны ритмы эти.
У них заботливые руки.

 
Соседку из квартиры пятой
уже на лавочке не встретишь,
и не поздравишь с новой датой,
и на улыбку не ответишь.

 

И вишней, что потом созреет,
ей никогда не насладиться:
она тихонько заболеет,
и всё прошедшее приснится:

 

и тот каштан, и та дорога,
и мужа смерть, и свадьба внука…
Ещё чуть-чуть, совсем немного…
Ах, эта горькая разлука!..

 

Они наивными глазами
глядят, как годы их уносят,
и молодыми голосами
у нас с тобой прощенья просят.

 

Как будто что-то натворили,
как будто в чём-то виноваты,
как будто не они дарили
нам жизнь. Их пёстрые халаты

 

уже давным-давно не в моде.
Им нелегко самим одеться.
Они по солнечной погоде
скучают и выходят греться.

 

Лелеют каждое мгновенье,
всё чаще плачут и болеют,
и, как вишнёвое варенье,
нас в зимний холод обогреют.

 

 

 

Надя спела мои любимые «Осенние листья».

 

 

 

Я читала свой цикл «Прощание с молодостью»:

 

 О молодость, вернись хоть на часок,
 быть может, ты меня ещё застанешь.
 Вновь слышу я твой тонкий голосок,
 которым ты не раз меня обманешь.

 

 Сверкнёшь улыбкой встречной, ослепя,
 на старых плёнках или фотоснимках,
 где я — ещё не знавшая себя,
 где мы с тобой, о молодость, в обнимку.

 

 Найди меня... Я здесь, невдалеке.
 Нет, холодно... А вот уже теплее...
 И снова, как когда-то, налегке —
 в сырой туман, где парусник белеет...

 

 Так в детстве просят: "Ёлочка, зажгись!"
 О молодость, приди из ниоткуда!
 И вечно, глядя в розовую высь,
 нам ждать её несбыточного чуда...

 

* * *
 Под аркой радуги, в кольце обнявших рук
 так ярки радости, не ведавшие мук.
 И жизнь домашняя, ручная, как зверёк...
 Любовь вчерашняя, я слышу твой упрёк.

 

 Как мы под ливнями бежали под плащом,
 как счастье пили мы и жаждали ещё...
 Осенним золотом закрыло вышину.
 Прости мне, молодость, покой и тишину.

 

***
 Жизнь становится вчерашнею,
 словно старое кино,
 словно тапочка домашняя,
 что разношена давно.

 

 Горьковатый привкус опыта,
 поиск истины в вине.
 Мир отпетый, но не допитый,
 чуть виднеется на дне.

 

***
В автобусе мне место уступили. 
Галантный тон. Усы и борода. 
– Как женщина ещё я, значит, в силе, – 
Так сладко мне подумалось тогда.

 

Но после вдруг сомненья подступили 
И отравили сладость лебедой: 
Как женщине его мне уступили 
Или как женщине немолодой?

 

***
С крыльев бабочки пыльца 
Облетела. 
Нет уже того лица, 
Да и тела.

 

И всё реже суд молвы 
Обличает.
И по отчеству, увы, 
Величают...

 

А тут Надя очень к месту спела песню черепахи Тортиллы из фильма «Приключения Буратино»:

Затянулась бурой тиной
Гладь старинного пруда.
Ах, была, как Буратино,
Я когда-то молода!

 

Был беспечным и наивным
Черепахи юной взгляд.
Всё вокруг казалось дивным
Триста лет тому назад!

Мне казалось — счастье рядом,
Только лапу протяни.
Но осенним листопадом
Прошуршали лета дни.

Старость всё-таки не радость,
Люди правду говорят…
Как мне счастье улыбалось
Триста лет тому назад!

Юный друг, всегда будь юным!
Ты взрослеть не торопись!
Будь весёлым, дерзким, шумным!
Драться надо, так дерись!

Никогда не знай покоя,
Плачь и смейся невпопад!
Я сама была такою
Триста лет тому назад!

 

 

Тему прощания с молодостью, утраты юности и свежести, "буйства глаз и половодья чувств" поднимали многие поэты. Есенин так уже с 30 лет с ней прощался. Но вот рубикон перейдён, неизбежное случилось. Розовый конь ещё скачет, но уже неумолимо приближается к той пропасти, которой не суждено миновать никому.

 

А старость — это Рим, который
взамен турусов и колёс
не читки требует с актёра,
а полной гибели всерьёз. (Б. Пастернак)

 

Поэзия не любит говорить о старости. О весенних порывах юности — да, о смерти — сколько угодно. А вот старость — это почти табу. Уж очень неаппетитная тема. Открыл её в русской поэзии Пётр Вяземский своим знаменитым стихотворением о халате, который носить уже стыдно, а выбросить — жалко:

 

 

Жизнь наша в старости — изношенный халат:
и совестно носить его, и жаль оставить;
мы с ним давно сжились, давно как с братом брат;
нельзя нас починить и заново исправить.

 

Как мы состарились, состарился и он;
в лохмотьях наша жизнь, и он в лохмотьях тоже,
чернилами он весь расписан, окроплён,
но эти пятна нам узоров всех дороже;…

 

На жизни также есть минувшего следы:
записаны на ней и жалобы, и пени,
и на неё легла тень скорби и беды,
но прелесть грустная таится в этой тени.

Ещё люблю подчас жизнь старую свою
с её ущербами и грустным поворотом,
и, как боец свой плащ, простреленный в бою,
я холю свой халат с любовью и почётом.

 

Изношенный метафизический халат дорог нам даже пятнами и дырами своими, ибо всё это — наша прожитая жизнь. В этом халате нам подчас тепло и уютно, в нём тоже есть своя прелесть. Хороша старость "бодрая", "с закатом ясным":

 

Куда девались вы с своим закатом ясным,
дни бодрой старости моей!
При вас ни жалобой, ни ропотом напрасным
я не оплакивал утраты юных дней.

 

Нет, бремя поздних лет на мне не тяготело,
ещё я полной жизнью жил;
ни ум не увядал, ни сердце не старело,
ещё любил я всё, что прежде я любил.

 

Не чужды были мне налёты вдохновенья,
труд мысли, светлые мечты,
и впечатлительность, и жертвоприношенья
души, познавшей власть и прелесть красоты.

 

То есть когда человек здоров, бодр, когда ясен ум, живы чувства — всё прекрасно и в старости. Но — недуги, болезни, страдания, тяготы жизни уничтожают прежнего человека, то лучшее, что в нём было:

 

И ум, и сердце исхудали;
побит морозом жизни цвет.
Того, которого вы знали,
того уж Вяземского нет.

 

Есть разве тёмное преданье
о светлой некогда судьбе,
на хладном гробе начертанье, 
поминки по самом себе.

 

"Себя, живой мертвец, переживаю я", — пишет Вяземский, предвосхитив Блоковские «Пляски смерти»:

Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей…

 

последняя фотография Блока. 1921 год

Увяданье души едва ли не страшнее увяданья тела. И человеку надоедает жить, он теряет вкус жизни, он хочет, чтобы смерть поскорее пришла и избавила его от мучений. Об этом такие горькие строки Вяземского:

Свой катехизис сплошь прилежно изуча,
вы бога знаете по книгам и преданьям,
а я узнал его по собственным страданьям
и, где отца искал, там встретил палача.

 

Вот чем я промыслом на старость награждён,
вот в чём явил свою премудрость он и благость:
он жизнь мою продлил, чтоб жизнь была мне в тягость,
чтоб проклял я тот день, в который я рождён.

То есть дело не в самой старости, а в том, какова эта старость. Она может быть и несчастьем, и мучением,  и счастливой порой.
Ну и даже если человек здоров, его очень удручает в старости разрушительные следы времени во внешности, потеря красоты, свежести.  Старость неприглядна.  И досадно, ну почему человек не увядает так же красиво и поэтично, как цветок? Вяземский:

 

Зачем не увядаем мы,
когда час смерти наступает,
как с приближением зимы
цветок спокойно умирает?

 

К нему природы благ закон,
ему природа — мать родная:
ещё благоухает он,
ещё красив и увядая…

Окончание здесь: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post462782865/

Начало здесь (предыдущая встреча)

Продолжаю вести летопись собраний нашего клуба.

Кто попал сюда впервые — отсылаю к самому началу — мартовской встрече № 1:

https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post452712264/

 

 

Итак, мы встречались восьмой раз. А если быть точнее, то уже девятый, потому что перед этим был День пожилого человека, который мы тоже у меня отметили. Мы, конечно, себя к этой когорте ещё не относим — если судить не по паспортному, а по метафизическому возрасту, о котором говорила Тэффи, но Аркадий, который был волонтёром в центре социального обеспечения, был задействован там в концертной программе, и мы пришли туда его поддержать. И оказалось, что у нашего Аркадия, кроме литературных талантов, были ещё и актёрские: он там и пел, и плясал, и в разных сценках участвовал. Я пожалела, что пришла без фотоаппарата. Это надо было видеть. Мы неистово аплодировали. Потом местных артистов позвали за накрытый стол. А мы решили допраздновать у нас. Быстренько соорудили стол, а минут через 20 к нам присоединился и Аркадий.

 

Аркадий принимает поздравления

 

Лёша не смог приехать — работал, но прислал нам поздравительное видеообращение, которое мы все с удовольствием посмотрели и прослушали. Но зато приехали одноклассник Давида с женой — мои дорогие старые друзья Инна и Женя Бурылины.

 

Инна и Женя Бурылины

 

Надя пела на бис, все наши любимые романсы.

 

 

 

Женя с Инной были зачарованы Надиным пением.

 

 

 

Вечер прошёл замечательно. Все забыли про пожилой возраст, вопреки бестактному названию этого праздника. И вот спустя три недели — новая встреча, теперь уже в рамках нашего клуба и по поводу ещё более грустной темы — старости. Но я, правда, назвала её более оптимистично: «Старость и радость». Задача была — найти альтернативу нерадости старости, вопреки известной поговорке, её счастливые исключения.
Вот они наконец все в сборе, мои дорогие друзья, соратники и единомышленники.

 

Аркадий

 

Я даю фото Аркадия первым не только по букве алфавита, но и потому, что он всегда приходит первым, примерно за полчаса до начала — а вдруг понадобятся мужские руки — что-то подкрутить, открыть, прибить или подклеить. И это неоценимо!

 

Валентина

 

Валя — моя правая — или левая? - рука, всегда готовая перехватить бразды правления в свои руки — стол ли украсить каким-то принесённым деликатесом, беседу ли оживить острой шуткой или точной цитатой, рассказать об очередной выставке или спектакле, на которых она побывала, а ещё она живо интересуется творчеством каждого из нас, многое знает наизусть и всегда готова выступить с разбором — впрочем, вполне доброжелательным.

 

Надя

 

Из всех семи нот нашей клубной октавы — начали по числу муз (вначале нас было девять), теперь после некоторых потерь нас стало семеро, по числу нот в октаве, где Надина нота звучит особенно высоко и чисто. Надя — душа и голос нашей компании.

 

Лёша

 

Поэт, писатель, юморист, автор ностальгических роликов, артистичный рассказчик… Лёша часто, как это говорится, делает наш день. И при этом всегда немного отстранён, слегка рассеян, чуточку не в себе, точнее — вещь в себе, он словно и здесь, с нами, и одновременно — наедине со своими мыслями...

 

Коля и Людмила

 

В силу природной скромности они больше слушают, чем говорят сами, и это тоже дорогого стоит. В наше время хорошего читателя и слушателя найти едва ли не труднее, чем хорошего автора. Хотя Коля и сам талантливый поэт и художник, к сожалению, очень мало пишущий из-за того, что ему слишком многое интересно в жизни, а Людмила, несмотря на техническое образование, в отличие от всех нас, филологов, талантлива в своей работе, в изысканном вкусе в одежде — одни её шляпки чего стоят, и на каждой встрече — новая, каждая очаровательней прежней, которые женская половина нашего клуба тут же норовит примерить, Людмила, пленившая меня когда-то раз и навсегда тем, что в сумочке с собой возила томики стихов, которые читала в транспорте по дороге на работу (в том числе и мои, в чём скромно вам по секрету признаюсь).
Итак, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! За этот месяц у каждого накопилось, что рассказать, чем поделиться и похвалиться. Людмила только что вернулась из Греции, куда ездила с дочкой по путёвке, и мы с интересом слушали её рассказ о впечатлениях.

 

 

 

Все члены клуба были одарены книжными закладками и конфетами с изображениями греческих богов.

 

 

Аркадий познакомил со своей новой публикацией в журнале «Загадки истории».

 

 

 

 

 

У Лёши тоже вышла подборка в журнале «Камертон».

 

 

 

Лёша читает стих-е «Старики» из своей книжки (на нашу тему)

А Валя вспомнила его стихотворение о старом дубе и захотела прочесть.

 

 

 

 

Лёша рассказывает рассказ Горина, очень смешной.

 

все развеселились.

 

 

Надя пела романсы.

 

 

грустное

 

и весёлое

 

 

Потом я по традиции зачитывала отклики на нашу прошлую встречу, посвящённую теме счастья.

Ребекка Левитант из Бруклина:

 

"Наташа, вчера читала Ваш отчет о встрече в клубе. Не могла оторваться от Вашей лекции " О счастье". Столько драгоценных мыслей, гениальных цитат, стихов. Всё вместе производит какой-то чудодейственный, целебный эффект, несмотря на то, что в конце в черной рамке как бы для отрезвления вы приводите неутешительные итоги жизни самих выдающихся учителей счастья.  Cura te ipsum -  исцелися сам. Вообще в этой лекции было очень интересно следить за диалектикой Вашей собственной мысли. Ведь не все так однозначно с этим счастьем, и высказывания великих по этому поводу тоже пестрят противоречиями. Особенное неприятие у меня вызывают вот эти самые учителя-технологи счастья типа Лабковского и Н. Грейс. По-моему, эти личности просто зарабатывают деньги. Правда, про Грейс слышу впервые, спасибо, что познакомили. В общем, когда я читаю подобных им - а таких знатоков, уверяю вас, хоть пруд пруди - я замечаю, что впадаю  ещё глубже в депрессию, понимая, что мне бесконечно далеко до этих самоуверенных бодрячков с их оценками, рецептами, инструкциями. Возражение также вызывают  слова Ландау: "Лучше притворяться счастливым, чем искренне считать себя несчастным"… Однако, когда я читаю Ларису Миллер, ничего моих возражений не вызывает, наверно потому, что это настоящая поэзия, красота. Лет 15 назад я здесь в Америке купила книжку на английском языке, которая так и называлась: "Против счастья".  Оказывается, и в этой стране, в которой царит культ успеха и стремления к индивидуальному счастью, существует определённая реакция на этот всеобщий диктат быть обязательно счастливым. Автор там в частности говорит, что  этот диктат счастья приводит людей к примитивному существованию, делает людей легковесными, неглубокими, бесчувственными, глухими, неспособными понять болезнь, смерть, одиночество. 
Мне очень-преочень понравилось Ваше стихотворение, которое написано Вами в опровержение слов Кушнера «У счастливой любви не бывает стихов». А в особенности вот это:

Ты мне такое счастье принёс,
такого нету нигде.
Оно не просто однажды сбылось –
сбывается каждый день.

 

Оно родимее всех отчизн,
стариннее всех эпох.
Такой, должно быть, бывает жизнь,
когда в неё входит Бог.

 

Оно свечою украсит тьму,
укутает, как в меха.
И нет никакого дела ему
до моего стиха.

 

Выучу его наизусть. В нём такая предельная Божественная высота чувства, любви, счастья… Это стихотворение  - потрясающий гимн и убеждает лучше всех инструкций, что счастье - есть..."

 
Валерий Аллин, США, редактор журнала «Над суетой»:

 

 

"Интересные у вас посиделки! Тема счастья и сложна, и проста.
Вопрос решается на разных уровнях: физическом, интеллектуальном и духовном. У каждого человека в голове своя смесь этих трёх "ценностей". В каком-то смысле именно поэтому счастье у каждого своё..."

 

Людмила Коваль из Калининграда:

"Дорогая Наташа, спасибо за то, что Вы заочно принимаете меня в свой  Клуб. Всегда с интересом читаю Ваши отчеты о встречах. У меня даже появились некоторые мысли, которыми с удовольствием с Вами поделюсь, если Вы этого захотите. Я изложу их тогда в следующем письме.
Будьте здоровы.  Удачи Вам, творческого настроя и его реализации. И простого человеческого тепла друзей.
Ваша Люда…"

 

Светлана Голикова из Крыма:

 

 

"Счастье, несомненно, - в любви и в творчестве. Но бывает и счастливый характер (осмелюсь назвать таковым характер нашей общей френдессы Галины Георгиевны), и счастливо прожитая жизнь, как у Аркадия Григорьевича Гусева. Не случайно рассказ об отце Нади получился эпиграфом к беседе о счастье.
Финальная же информация про Карнеги и Спока буквально ошарашила. Добавим в эту компанию эксперта по счастью Ф. Ницше - и желание синтезировать в себе безмятежность существенно снизится.
Но несомненно одно: участники клуба счастливы быть вместе. И накинутые на плечи "студийцев"цветастые шали не только спасают от озноба, но кажутся объединяющей всех участников вечера романтической униформой..."

 

По поводу романтической униформы — мне эта идея понравилась. Надо будет придумать что-нибудь  такое, объединяющее… Какая-нибудь эмблема клуба или значок… Светлана добавила, что на оркестрантках Фестивального оркестра Шостаковича-Бриттена была непременная деталь малахитового цвета: пояс, лента через плечо или бант в волосах.

 

 

Какой цвет подошёл бы нашим клубистам? Гармония момента ассоциируется у меня с чем-то розовым… золотистым… или небесно-голубым... Надо будет обсудить это на следующей встрече.

 

Продолжение здесь: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post462777254//

 

 

"Дом, где нас заждались": http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer10/kravcheko/

Начало здесь

Вспомнили, что у Лёши есть стихотворение «Так хотелось быть счастливым».
Попросили прочесть.

 

 

 

В шаль зелёную одета,
над водой склонилась ива.
С неба падала комета
и печально, и красиво,

 
ослепив волшебным светом,
на осколки разлетелась.
Быть счастливым этим летом
так хотелось, так хотелось!

 
Ветер листья растревожил,
дождь заплакал, как ребёнок,
всадник облако стреножил,
и оно, как конь, спросонок

 
понеслось по перелескам,
издавая клич суровый.
Дождь хлестал по занавескам,
поливал паркет дубовый.

 
Так хотелось быть счастливым,
но, увы, не получилось:
этим вечером дождливым
счастье, видно, отлучилось.

 

 

А Надя спела ещё один романс.

 

 

 

 

Письма счастья

 

Порой нам в почтовый ящик подбрасывают так называемые «письма счастья» с обещанием всяческой благодати в случае их распространения и с угрозами небесных кар в случае неисполнения заданий. Обычно я их выбрасывала, не читая. У меня были свои письма счастья. Письма, которые делали меня счастливой. Эта переписка началась в начале 2000-х, когда Интернет был ещё редкостью и бумажные письма ещё сохраняли первобытную живую прелесть своего жанра. И длилась лет 10. Потом ещё какое-то время переписывались по интернету. Она приносила мне много радости. Александр Кушнер первый из больших поэтов, кто меня признал, написав: «Наташа, Вы настоящий поэт, и мне приятно Вам сказать об этом». И многое моей душе давала его поэзия.

Иногда я с ним спорила в стихах.

***
У счастливой любви не бывает стихов.
А.Кушнер

У счастливой любви не бывает стихов?
Как я счастлива Вас опровергнуть!
У меня их — как в поле цветов, как грехов,
всяких-разных, пусть даже и скверных.

 

Фотовспышками строчек ловящих момент,
передать его прелесть бессильных...
Вспоминается кстати любимый фрагмент
из любимого старого фильма.

 

Там девчонка кружилась рассветной порой,
и струилась вода дождевая.
"А ведь так не бывает!" — кричал ей герой.
"Нет, бывает, — смеялась. — Бывает!"

 

 

И он потом в письме подтвердил: «Я с Вами совершенно согласен: бывает!»
Меня всегда привлекала естественность Кушнеровских стихов, насыщенность жизненными реалиями и многообразными впечатлениями. Он – счастливый человек. Поэт счастья. И это самое волшебное в нем.

 

 

Сюда – цветы, тюльпан и мак.
Бокал с вином – туда. 
Скажи, ты счастлив? – Нет. – А так?
Почти. – А так? – О да!

 

Счастливых поэтов в России немного. Ну, Кузмин, ну, Пастернак. Все больше трагические. А Кушнер провозгласил себя «специалистом по счастью». Не слабо. Но, читая его стихи, убеждаешься в этом. Их читаешь как учебник счастья.

Посчастливилось плыть по Оке, Оке 
На речном пароходе сквозь ночь, сквозь ночь,
И, представь себе, пели по всей реке
Соловьи, как в любимых стихах точь-в-точь.

Я не знал, что такое возможно, – мне
Представлялся фантазией до тех пор,
Поэтическим вымыслом, не вполне
Адекватным реальности, птичий хор.

До тех пор, но, наверное, с той поры,
Испытав потрясенье, поверил я,
Что иные, нездешние есть миры,
Что иные, загробные есть края.

И, сказать ли, еще из густых кустов
Ивняка, окаймлявших речной песок,
Долетали до слуха обрывки слов,
Женский смех, приглушенный мужской басок

То есть голос мужской был, как мрак, басист,
И таинственней был женский смех, чем днем,
И, по здешнему счастью специалист,
Лучше ангелов я разбирался в нем…

 

Своё эссе о нём я назвала этой его строчкой «По здешнему счастью специалист».

 

 

 

Я училась у Кушнера искать скрытых бабочек радости («может быть, и любовь где-то  здесь, только в сложенном виде?»)

Жесту отчаянья, жесту, которым Марина хотела «Творцу вернуть билет», Кушнер противопоставляет другой, созидающий, восстанавливающий связи человека с миром, души с Богом. И это требует не меньшего мужества.

«Нам пригласительный билет на пир вручен, нас просит облако дожить до юбилея».

 

Смысл жизни – в жизни, в ней самой,
В листве, с ее подвижной тьмой,
Что нашей смуте неподвластна,
В волненье, в пенье за стеной.
Но это в юности неясно.

Лет двадцать пять должно пройти,
Душа, цепляясь по пути
За все, что высилось и висло,
Цвело и никло, дорасти
Сумеет, нехотя, до смысла.

 

Надо искать не счастье, а смысл

 

Журналист и автор бестселлеров  Эмили Эсфахани Смит утверждает, что мы должны искать «смысл», а не счастье. Она основывалась на растущем количестве исследований, свидетельствующих о том, что поиски счастья вызывают проблемы, поскольку могут заставить людей чувствовать себя одинокими и несчастными.
Эсфахани предупреждает, что «гонка за счастьем» в нашей культуре отвлекает нас от того, что действительно имеет значение. Когда мы просыпаемся, у нас есть два варианта: мы можем двигаться к своей цели или нет. Начни свое утро с этих мотивационных цитат, они вытащат тебя из постели и направят в нужную сторону.
Мотивационные цитаты — это простой способ начать день с чего-то позитивного и сильного. А положительные мысли — ключ к тому, чтобы стать счастливее и здоровее. Продолжай размышлять о вещах, которые наполняют твою жизнь смыслом. Эти небольшие шаги помогут тебе приблизиться к тому, чтобы стать лучшей версией себя.
Тут опять же есть разногласия. Есть мнение, что

Счастье бездумно

Руми — выдающийся персидский поэт 13 века: "Счастье - это петь свою песню, как птицы, не обращая внимания на то, кто слушает и что они об этом думают." Жить как птица небесная.
А вот Н. Грэйс считает, что быть счастливым — это усилия воли. Девиз: выглядеть, говорить и вести себя как счастливый человек. Это притягивает счастье.
Лев Ландау: Лучше притворяться счастливым, чем искренне считать себя несчастным. И во многом наше счастье зависит от нас самих, от наших мыслей.

 

Счастье зависит от наших мыслей

 

Для счастливой жизни нужно совсем немного. Все дело в самом человеке, в образе его мышления. «Счастье в вашей жизни зависит от качества мыслей».  (Марк Аврелий «К самому себе»)
За исключением страданий физических, любая боль исходит от наших мыслей... (Метерлинк «Мудрость и судьба»)
То есть мы сами во многом кузнецы нашего счастья и несчастья.

Н. Грэйс: Ты счастлив, если думаешь, что счастлив. И несчастлив, если думаешь, что несчастлив. Говорить только то, что ты хочешь иметь в своей жизни. Слова очень важны, ты через них влияешь на свою жизнь. Нельзя говорить: «потеряла», надо: «ищу», не «забыла»,  а «вспоминаю», не «не знаю как», а «думаю, как сделать это». Ну да… как корабль назовёшь — так он и поплывёт.  Слова материальны, они влияют на мысли, события, судьбу.
И вот интересная цитата из «Унесённых ветром» Маргарет Митчелл :
«Помните, счастье не зависит от того, кто вы есть или что у вас есть. Оно зависит исключительно от того, о чем вы думаете.
Вы счастливы или несчастны не благодаря тому, что вы имеете, и не в связи с тем, кем являетесь, где находитесь или что делаете; ваше состояние определяется тем, что вы обо всем этом думаете.
Жизнь не обязана давать нам то, чего мы ждём. Надо брать то, что она даёт, и быть благодарным уже за то, что это так, а не хуже».

Счастлив не тот, кто имеет всё лучшее, а тот, кто извлекает всё лучшее из того, что имеет. © Конфуций

«Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это все, все! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту». Достоевский. «Бесы».

Ольга Балла:
«…мир наговаривается, наборматывается, мир словом сотворён, поэтому говори, говори, признавайся в любви, даже когда она очевидна, даже когда тысячу раз сказано, не бойся повторять и повторяться, - а вот нет, не растрачиваешь её словом, а наращиваешь, не обесцениваешь, а утверждаешь, мир же словом сотворён, - всё, что наговорим себе, – всё будет. Пусть не так, чтобы можно было пощупать рукой (тоже мне критерий – пощупывание!), но будет, будет непременно, ещё сильнее, глубже и неотменимее, чем всё, что можно пощупать. Главное, говори.
…словом и дыханием, вложенным в слово. Только ими».

Счастье — это не удачное сочетание внешних обстоятельств. Это просто состояние вашего ума. Будда

Козьма Прутков: «Если хочешь быть счастливым — будь им!».

Много ли надо, чтобы быть счастливым? Обрести гармонию и спокойствие в душе, вдоволь насладиться жизнью? Сотни психологических исследований и экспериментов доказывают, что счастье не приносят ни красота, ни деньги, ни солидная должность, ни какие-либо физические блага…
Счастье начинается в нас, с правильного образа мыслей. Тут во многом помогают медитации.

 

Счастье путём медитаций

 

Люди постоянно придумывают себе проблемы. Почему бы не придумать себе счастье? (цитаты из цзена)
Человек обязан стремиться к счастью, у него должна быть установка на счастье и ни при каких условиях нельзя сдаваться.

Фридрих Ницше:
Несчастным или счастливым человека делают только его мысли, а не внешние обстоятельства. Управляя своими мыслями, он управляет своим счастьем.

Человек сам создаёт своё мироощущение,
прочистка каналов восприятия мира

 

«Ваша жизнь на 10% зависит от того, что с вами происходит, и на 90% от того, как вы реагируете на эти события» Джон Максвел .
А. Володин писал: «Стыдно быть несчастливым». А ещё раньше  Лев Толстой говорил: если человек несчастлив, то он сам виноват. ― Это можно расшифровать так: сам виноват, потому что сам же себя и довёл до несчастливого состояния, не вырастил в себе сильную полноту жизни. Так загрязнил ― и не прочищает ― свои каналы восприятия мира ― что по ним не проходит чистый и острый воздух, яркий насыщенный свет.

 

Виктор Пелевин «Тайные виды на гору Фудзи»

 

Кажется, что когда достигаешь наивысшей точки духовного баланса, то начинаешь видеть весь мир совсем другими глазами. Все представляется в прекрасном виде, и  ты счастлив от этого. Но как этого добиться? Для этого нужны долгие годы для медитаций, учений и практик, а возможно и вся жизнь. А можно было бы взять и купить для себя чувство просветления? Ответ на этот немного не привычный и удивительный вопрос дает данная книга Пелевина. Читатель увидит совсем с другой стороны все аспекты религии и низкой человеческой натуры, видящей благо лишь в материальном мире.
Молодой человек по имени Федя в жизни достиг немало высот и в карьере, и в личной жизни. Он, конечно, не самый влиятельный и знаменитый человек на земле, но, тем не менее, не жалуется на свое положение. На своем веку Федор испытал, наверное, все известные и неизвестные земные удовольствия. И ему все это, мягко говоря, приелось. И вот по воле случая ему выпадает один шанс на миллион купить себе новое чувство. Чувство счастья и наслаждения. Новое и неведомое состояние медитации. Конечно, он соглашается! И все бы было хорошо, но только человек  такое создание, которому хочется всегда все больше и больше.
Автор произведения раскрывает читателю всю сущность людей, их ценности и стремления. И что дорогим и важным становится лишь то, к чему человек приходит сам, своими собственными усилиями и силой воли. Купить счастье нельзя. Это то, что ты должен сам вырастить в своей душе.

Как это сделать? Метерлинк в книге «Мудрость и судьба»: «Следует копить в себе простые поводы для счастья. Быть счастливым - значит научиться различать скрытую улыбку и таинственные красоты бесчисленных и безымянных часов, а эти красоты обретаются только в нас самих».
Как пишет Л. Миллер:
«О счастье мы всегда лишь вспоминаем. // А счастье всюду. Может быть, оно — // Вот этот сад осенний за сараем // И чистый воздух, льющийся в окно…»

 

 

 

Счастье — в созерцании и восприятии прекрасного

 

Прекрасное — это то, что делает нас счастливыми.
Валерий Черешня (из книги  «Вид из себя»):
«И совершенно неважно, обладает ли художник гением трагизма или комизма, трагедия ли это Еврипида или комедия Аристофана, Шекспир или Мольер, Кафка или Беккет. Все они умеют столкнуть такие пласты, под которыми погребается все ненужное и нелепое, и обнажается суть бытия, которая и делает нас счастливыми».
В этом суть искусства, природы, всего, что украшает и врачует нашу жизнь.

 

Любовь во всём вокруг нас, в природе.

 

Когда ты любишь — то понимаешь язык природы, потому что она говорит на языке нашего сердца. У меня есть стихи об этом:

 

Это счастье далось мне с кровью.
Трепетали ресницы трав,
ветер встрёпанный бесконтрольно
демонстрировал дикий нрав.

 

И прижались тела и души,
как у Бога в одной горсти,
околесицу леса слушать
и такую же вслух нести.

 

Хлынул на плечи тёплый ливень,
выжег радугой всё дотла.
Я такою враздрыг счастливой
никогда ещё не была!

 

И запомнила день-виденье,
замечательный и большой.
Окончательность совпаденья
с самой близкою мне душой.

 

.

 

Лариса Миллер:

 

Все лето шел зеленый ливень.
И был он тих и непрерывен.
Густые ветви до земли,
Как струи долгие, текли.

И дули ветры, их колебля.
Текла трава, стекали стебли,
Текли и не могли утечь,
Текли, касаясь наших плеч,

И щиколоток, и коленей.
...Мильон таких прикосновений
Переживешь за жизнь свою,
Не ведая, что ты в раю,
И ожидая, ожидая
Других чудес, другого рая.

 

Дмитрий Шеваров: «Взрослый человек устроен так обидно, что даже если жизнь и признается тебе в любви, ты этого не слышишь. Для нас моросящий дождь — это только неприятность; воробей, заглянувший в окно, — это просто воробей, а трава — это сорняки. Мы похожи на неграмотного, который получил записку от любимой девушки, но прочитать ее не может даже по складам».
(из статьи о стихах Л. Миллер)
Как говорил  князь Мышкин: "Как можно видеть дерево и не быть счастливым?! "

 

 

В окруженье лишь деревьев, 
прячась в книжку и тетрадь, 
я училась слушать время, 
время жить и умирать.

 

Было сладко, было горько, 
но хотелось всё испить. 
Отщепенка и изгойка, 
обреченная любить.

 

Ангел мне играл на флейте: 
«Время – самый лучший врач». 
Жизнь прекрасна – хоть убейте. 
Я так счастлива – хоть плачь!

(из моих старых стихов)

Счастье можно сотворить и из ничего. Как говорится «я его слепила из того, что было». Во всём можно увидеть то, что тебе хочется видеть.

 

Сотворение счастья из ничего

 

Мучительно хочется счастья.
И я называю им лес,
окошко, раскрытое настежь,
холодную ласку небес.

 

И боль, и тоску, и страданье
я радостью назову.
Не так уж важно названье,
во сне или наяву.

 

У Ларисы Миллер на эту тему — как сотворить счастье из того что есть:

 

Нету мира под оливами.
Рай земной - чистейший бред.
Значит, надо быть счастливыми
В мире том, где счастья нет.

И не только быть счастливыми -
Надо счастье насаждать,
Разговорами тоскливыми
Никому не досаждать.

И явиться миру целому
Настоящим мудрецом,
И ходить по свету белому
С очень радостным лицом.

 

Как говорил Ницше: «На свете гораздо больше счастья, нежели сколько видят его затуманенные печалью глаза, если только считать верно и не забывать тех приятных минут, которыми бывает богат каждый день человеческой жизни, как бы тяжела она ни была…»
Всё-таки что ни говори, как ни крути, а главный смысл жизни и главное счастье жизни — в любви.

 

 

 

Счастье в любви

Михаил Лабковский (психиатр):
«Мы меряем любовь уровнем страдания. А здоровая любовь — это про то, насколько ты счастлив».
Но какая бы ни была любовь — ответная или неразделённая — это всё равно лучше, чем никакой.
Мать Тереза говорила:
«В мире много людей, которые умирают от голода, но еще больше тех, кто умирает от того, что им не хватает любви.»  
У меня это счастье к счастью было. Стихи не дадут соврать.

 

Ты мне такое счастье принёс,
такого нету нигде.
Оно не просто однажды сбылось –
сбывается каждый день.

 

Оно родимее всех отчизн,
стариннее всех эпох.
Такой, должно быть, бывает жизнь,
когда в неё входит Бог.

 

Оно свечою украсит тьму,
укутает, как в меха.
И нет никакого дела ему
до моего стиха.

 

Мы с Давидом 35 лет прожили. И за эти годы счастье меняло свой облик, становилось более домашним, привычным, затрапезным, что ли. Но суть его от этого не менялось. Оно не нуждалось в показухе, в глянце.

 

Лохматое, неприбранное счастье
без серенад, сонетов и свечей.
Браслеты не теснят ему запястья,
не режет слух возвышенность речей.

 

Домашний круг. Уютный отсвет лампы.
Банальнее картины не найти.
Но в личной жизни нам милее штампы
и низких истин торные пути.

 

Тут я перефразирую Пушкина, что путь к счастью лежит на проторённых дорогах.

 

Как бы вы вашу душу в страстях ни метелили,
как бы ваша мечта ни витала воздушно –
настоящее счастье всегда незатейливо:
тесный столик на кухне, ночник над подушкой.

 

Проторёнными тропами жизнь устилается.
Не беда, коль не хватит в ней соли и перца.
Поцелуи чужих на губах могут плавиться,
но они никогда не доходят до сердца.

 

Настоящее счастье – простое, но прочное,
познаётся бок о бок, в обнимку, впритирку.
Ты один настоящий, все бывшие, прочие –
только бледные оттиски через копирку.

 

 

Казалось бы, какое счастье в старости, какая любовь у пенсионеров? А вот не скажите. Я в последние годы была, может, счастливее, чем в молодые.

 

 Коса на камень, плеть на обух,
 тень на плетень.
 А мы с тобой живём бок о бок
 который день.

 

 Что нам Гекуба, мы Гекубе,
 любое дно,
 когда мы есть, когда мы любим
 и заодно.

 

 За разговорами, за чаем
 часов как нет.
 А если вдруг и заскучаем -
 есть Интернет.

 

 Хоть мы ещё не очень стары,
 но наш уклад
 нас сделал старосветской парой
 на новый лад.

 

 А Гоголь хоть женат и не был, 
 прожил как волк,
 но в счастье истинном семейном
 он ведал толк!

 

 

Да, «Старосветские помещики» Гоголя — это настоящие гимн подлинной любви, в чём-то смешной и непритязательной, но такой трогательной и настоящей. Кто видел их в нашем ТЮЗе? Спектакль «Старосветская любовь», постановка 1996 года.

 

 

Видела Валя и охотно поделилась впечатлениями, тем более, что игравших там главные роли Юрия Ошерова и его жену Светлану Лаврентьеву она знала лично.

 

 

 

Теперь вот такой нюанс - может ли быть в любви свобода?
Религиозный индийский лидер Ошо, призывающий к тотальному освобождению и просветлению, говорил: «Если у вас могут быть одновременно свобода и Любовь, вам больше ничего не нужно. У вас есть всё то, ради чего дана жизнь».
Да и Наталья Грэйс считает, что счастлив может быть только свободный внутренне человек, свободный от любой зависимости, в том числе и эмоциональной. Надо любить прежде всего себя, своё сердце, свой внутренний мир, свою жизнь и не позволять никому себя разрушать.

 

 

Экхард Толле тоже предостергал от самозабвенности чувства и говорил женщинам: "Отношения с мужчиной должны быть вишенкой на торте вашего счастья."  Фактически стать счастливой в браке, в отношениях с мужчиной может только женщина, которая и без того счастлива.
Но у меня Давид был — не вишенка на торте, а весь торт.  Это было «всё включено». Я с самой первой встречи жила ожиданием счастья, я была наполнена предощущением того, что случится. И это тоже было счастье.  

 

 Когда по судьбы наущенью
 года протекали в тоске,
 жила я предощущеньем,
 от счастья на волоске.

 

 Казалось, что-то случиться
 сегодня со мной должно,
 и утро, как синяя птица,
 стучалось в моё окно.

 

 Сбылось всё, что в снах томило.
 (Не верится, что сбылось!)
 Но стрелка судьбы застыла.
 Недвижна земная ось.

 

 Есть всё, что для счастья надо:
 работа, семья, дела.
 Но где та босая радость,
 куда она забрела?

 

 И рвётся душа на части...
 Вдруг ночью проснусь в тоске:
 ах, где то былое счастье,
 от счастья на волоске?

 

Но это было обманчивое разочарование, потому что счастье никуда не делось, оно просто меняло форму. Но ожидание счастья — это тоже счастье. Об этом ещё Бунин писал: «Если человек не потерял способности ждать счастья — он счастлив. Это и есть счастье».

 

 

 

Видите, как просто. Всё приходит для того, кто умеет ждать.
Для меня рай на земле — это жизнь в любви, с любимым, а ад — когда никого не любишь.

 

Вы рай когда-нибудь видали?
Мне кажется, что это там,
где ждут, кого нигде не ждали,
и любят вопреки летам.

 

Где утешенье, очищенье
и все богаты без монет,
где можно вымолить прощенье
у тех, кого на свете нет.

 

А там, где анфилады ада?
Чудовищный в системе сбой,
где нет любви и нет пощады
за то, что совершил с собой.

 

Там те, кого мы позабыли,
и вечен будет их укор,
когда глаза, что так любили,
не узнают тебя в упор.

 

Никто не вправе бросить камень,
и рай, и ад впитались в кровь.
Они не кущи и не пламя,
они — безлюбье и любовь.

Счастье — это когда тебя понимают, большое счастье — это когда тебя любят, настоящее счастье — это когда любишь ты. Конфуций
И последнее. Если нет того одного человека, с которым можешь быть счастлив, то счастье может быть в любви к друзьям, ко всему живому, к людям. «Руки, которые не нужны милому, служат миру».

 

Счастье — в самоотдаче

 

Чехов в рассказе «Крыжовник» писал: «За дверью счастливого человека должен стоять кто-нибудь с молоточком, постоянно стучать и напоминать, что есть несчастные и что после непродолжительного счастья наступает несчастье».
Всегда есть кто-то, кому хуже чем тебе. Всегда есть кто-то, кого ты можешь осчастливить. И от этого сам станешь немного счастливее.

Л. Толстой: «В жизни есть только одно несомненное счастье — жить для другого». Сам он правда не очень этому следовал.
В отличие от, скажем, Матери Терезы, говорившей:
«Пусть всякий, кто приходит к тебе, уйдёт, став лучше и счастливей». 
"Кто берет - наполняет ладони, кто отдаёт - наполняет сердце" - Лао Цзы
Ницше: «Лучшее средство хорошо начать день состоит в том, чтобы, проснувшись, подумать, нельзя ли хоть одному человеку доставить сегодня радость».
Вот на этой жизнеутверждающей ноте я хочу закончить свой монолог.

Ну  напоследок — немного юмора.

Стишки-пирожки со счастьем

 

я желаю счастья // огрести сполна 
на тебе лопатой// и граблями на 

 

хочу жить в домике у моря// у моря счастья и любви
вдруг сверху голос че мешает// живи

 

секрет моей счастливой жизни// на протяженьи многих лет
в том что тебе тогда не крикнул// привет

 

любовь пришла ко мне под вечер//на кухне пьет остывший чай
а я стесняюсь ей признаться //что у меня счастливый брак

 

Я вам приводила сегодня много умных интересных высказываний, мудрых цитат, но в заключение  вот такая информация к размышлению об их авторах:

 

 

Как говорится, Cura te ipsum -  "врачу исцелися сам"!

И всё-таки — будьте счастливы!

До встречи 26 октября! Тема: "Старость  и радость".

Встреча восьмая здесь: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post462767307/

Начало здесь

 

 

 

Итак, счастье. Во всем мире написаны сотни книг о счастье — от романов и поэм до нон-фикшн и философских трактатов. Однако это чувство и его трактовка не укладываются ни в какое прокрустово ложе: счастье каждого живого существа уникально, но писатели и мыслители так или иначе позволяют нам прикоснуться к этому пониманию и, возможно, найти свой путь к нему.  Я подобрала к нашей встрече много интересных высказываний классиков, которые хотелось сообща обсудить.
Все мы с детства впитали в себя фразу Короленко: «Человек рождён для счастья, как птица для полёта».

 

 

Пушкин писал: «Говорят, что несчастье - хорошая школа; может быть. Но счастье есть лучший университет».
То есть вроде как все обязаны быть счастливыми. Правда, Мандельштам внёс долю скепсиса, когда ответил жене, упрекнувшей его: «как мы несчастны». - «А кто тебе сказал, что ты должна быть счастлива?»
Вспоминается фильм Феллини «Восемь с половиной», слова кардинала: «Кто сказал, что ты рождён быть счастливым?»
А вот цитата из  Экхарда Толле: «Жизнь – приключение, а не тур «всё включено».
То есть гарантий никаких. И мы сами выбираем — утешительную ложь или суровую правду.

 

Счастья не будет /Дмитрий Быков/

 

Музыка, складывай ноты, захлопывай папку,
Прячь свою скрипку, в прихожей разыскивай шляпку.
Ветер по лужам бежит и апрельскую крутит
Пыль по асфальту подсохшему. Счастья не будет.

 

Счастья не будет. Винить никого не пристало:
Влажная глина застыла и формою стала,
Стебель твердеет, стволом становясь лучевидным -
Нам ли с тобой ужасаться вещам очевидным?

 

Будет тревожно, восторженно, сладко, свободно,
Будет томительно, радостно - все, что угодно,-
Счастья не будет. Оставь ожиданья подросткам,
Нынешний возраст подобен гаданию с воском:

 

Жаркий, в воде застывает, и плачет гадалка.
Миг между жизнью и смертью - умрешь, и не жалко -
Больше не будет единственным нашим соблазном.
Сделался разум стоглазым. Беда несогласным:

 

Будут метаться, за грань порываться без толку...
Жизнь наша будет подглядывать в каждую щелку.
Воск затвердел, не давая прямого ответа.
Счастья не будет. Да, может, и к лучшему это.

 

Вольному воля. Один предается восторгам
Эроса. Кто-то политикой, кто-то Востоком
Тщится заполнить пустоты. Никто не осудит.
Мы-то с тобой уже знаем, что счастья не будет.

 

Век наш вошел в колею, равнодушный к расчетам.
Мы-то не станем просить послаблений, а что там
Бьется, трепещет, не зная, не видя предела, -
Страх ли, надежда ли - наше интимное дело.

 

Щебень щебечет, и чавкает грязь под стопою.
Чет или нечет - не нам обижаться с тобою.
Желтый трамвай дребезжанием улицу будит.
Пахнет весной, мое солнышко. Счастья не будет.

 

Вроде бы такой пессимистический вывод, но вот это «пахнет весной, моё солнышко» - какую-то надежду даёт. Потому что, как сказал Василий Жуковский: "На свете есть много прекрасных вещей и кроме счастья".
Ну, например, это пушкинское: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». А это ли не счастье, если вдуматься. Покой — не кладбищенский, а внутренний покой, душевное равновесие, гармония в душе, и воля — свобода, когда ни от кого и ни от чего не зависишь — это мало у кого есть.
И ещё рецепт счастья от Пушкина:

 

Никому// Отчета не давать, себе лишь самому 
Служить и угождать; для власти, для ливреи 
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи; 
По прихоти своей скитаться здесь и там, 
Дивясь божественным природы красотам 
И пред созданьями искусств и вдохновенья 
Трепеща радостно в восторгах умиленья, 
Вот счастье! вот права…

 

 

Хотя путешествия сейчас не всем по карману. И сам Пушкин был невыездным.
Но счастье может быть и в малом...

 

Счастье — в малом

 

Если есть у тебя для жилья закуток —
В наше подлое время — и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин —
Счастлив ты и воистину духом высок.

Омар Хайям

 

Кто-то считает, что счастье - в уединении.  Рильке, например, жил в замке и ему никто не был нужен, даже Цветаева с Пастернаком.

 

А для кого-то оно немыслимо без семьи, без общения, любви, дружбы.

Л. Миллер:

 

...Но почему, сама не знаю,
Я иногда от счастья таю.
Едва коснусь тебя плечом,
И всё мне, вроде, нипочём.
А если за руки возьмёмся,
То тут уж точно мы прорвёмся.
Куда - не знаю, но туда,
Куда не вхожи боль, беда.

Так кто же прав, Пушкин, когда советует: «Ты царь, живи один...»?
Или Лермонтов, писавший: «Поверь мне — счастье только там, Где любят нас, где верят нам!..»?

 

Рецепты счастья у всех свои

 

Как-то меня зацепили строчки из стихотворения Лоуренса Ферлингетти (в переводе С.Цейтлина), которое называлось так:

"Рецепт счастья в Хабаровске и где угодно"

«Один большой бульвар, засаженный деревьями, с одним большим кафе, купающемся в солнце, и крепким черным кофе в чашках крошечных. Один, не обязательно очень красивый, человек, который тебя любит. Одним прекрасным днем». - вот такой образ счастья.

Помните, у Цветаевой:
«...Я бы хотела жить с Вами В маленьком городе, Где вечные сумерки И вечные колокола. И в маленькой деревенской гостинице — Тонкий звон Старинных часов — как капельки времени. И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды Флейта, И сам флейтист в окне. И большие тюльпаны на окнах. И может быть, Вы бы даже меня не любили...» - другой образ.

 

 

 

А вот мексиканский поэт и философ Октавио Пас родился в доме, который он сам описывал как «один из тех старинных обветшалых особняков, где сад превращался в джунгли и где имелась громадная комната, битком набитая книгами». - Вот вам ещё один рецепт счастья!
Примеряя к себе, думаю: ну, комната есть с книгами, а вот сада нет. У кого-то наоборот — есть сад, но книги отсутствует. Наверное, это закономерно — когда есть сад — не до книг...
И даже у одного и того же человека в разное время жизни разные представления о счастье, они меняется с возрастом. У меня об этом и стихотворение есть:

 

Помню какую-то передачу, 
где журналист у народных масс 
всё выпытывал наудачу: 
«Что такое — счастье для вас?» 

 

И отвечали ему — нелепей 
трудно придумать: «Когда весна!» 
«Счастье — когда две радуги в небе!» 
«Счастье — когда нам поёт «На-На»! 

 

Всё молодые ему девчонки 
под микрофон попадались тогда. 
Щёки горели, взлетали чёлки. 
Что они знали в такие года? 

 

А журналист их слушал вполуха, 
всё кружил средь этих лолит, 
и вдруг сказала одна старуха: 
«Счастье — когда ничего не болит». 

 

Девочка плачет у Окуджавы — 
шарик спрятался в небесах. 
Но не её, а старушку жалко — 
слёзы той тяжелей на весах. 

 

Целая жизнь пролегла меж ними, 
путь от шариков — до молитв. 
«Счастье — когда две радуги в небе!» 
«Счастье — когда ничего не болит». 

 

Солнце не ведает ночи озноба, 
рассвет никогда не поймёт закат, 
как юность — того, кто у двери гроба, 
как нищету — кто, как Крез, богат. 

 

Детских пирожных в песочнице прелесть 
сменит старости чёрствый пирог. 
Радуйте сердце, обманы апреля, 
пока не настанет декабрьский срок! 

 

Когда моего вдруг коснётся слуха 
восторг наивный, что с фальшью слит, 
мне вспоминается та старуха: 
«Счастье — когда ничего не болит». 

 

Что мне добавить к словам старухи? 
Уточню только ряд идей. 
Счастье — когда не стреляет в ухе. 
Счастье — когда не стреляют нигде! 

 

Счастье — когда наполнены миски, 
когда хоть что-то есть впереди. 
Счастье — когда не болеет близкий. 
Когда не болит планета в груди.

 

Как это у Эпикура: «Счастье – это когда нет несчастья».
Но это мы понимаем, к сожалению, только потом.

 

Как стать счастливым

 

В последнее время я запала на лекции психолога Натальи Грэйс, их довольно много в интернете.

 

 

 

 

Одна из лекций учит тому, как быть счастливым.

 

 

Говорит интересно, умно, убедительно. Но смущало то, что  всё у неё слишком чётко, всё разложено по полочкам. Цифры, уравнения, таблицы, формулы. Всё она знает. Такая завидная уверенность в себе.

 

 

 

 

Счастье, считает Грэйс, включает в себя 3 основных пункта: 1. любить. 2. быть любимым. 3. быть значимым.
С первыми двумя понятно. А что значит быть значимым? Важно ощущать свою значимость, что ты как-то влияешь на мир, на других людей, на события. На что ты повлиял в своей жизни? Кому помог, улыбнулся, напутствовал, чью проблему помог решить.
Вот какую историю я сегодня прочла на фейсбуке.

Одна женщина пoжаловалась: муж ее в грош не ставит. Не поздравил с днём рождения, оскорбил привычно, yнизил. Дети взрослыe послали сообщение, и все. И вот она сидит одна дома и плачет. А ей пятьдесят лет исполнилось. Она понимает, что жаловаться нехорошо. Просто тaк получилось, простите. Некому рассказать. И рассказ вот как раз про такое же. Потому и написала комментарий. 
А другая женщина деловито спросила: вы гдe живете? Если хотите, я сейчас приеду, если вы в Москве. Куплю по дороге вкусные гамбургеры и пиццу, жирненькую такую, с ветчиной и чтобы сыр так тянулся. И лучок с перчиком нарезан сверху. Kyплю шипучий напиток. И картошку хрустящую, масляную такую, брусочками. И мы все это съедим, а потом в кино пойдём. Если же вы далеко или не хотите моего визита, сейчас же все это себе закажите. Или купите другое вкусное. А потом в кино отправляйтесь, красиво одевшись. Макияж, все дела. И радуйтесь! Радуйтесь жизни! Не позволяйте украсть свой день рождения. Каждый день — подарок, каждый день жизни — это праздник. Я это по работе знaю. 
И дaма, которая пожаловалась, спросила: вы психолог, да? 
А вторая дама ответила: нет. Я медсестра в реанимации. 
Да. Это правильная рекомендация от профессионала. Просто отличная. От опытного практика рекомендация. 
Я только могу присоединиться к этим словам. Не позволяйте украсть у себя даже один день жизни. Даже один час не позволяйте украсть. 
Плохому настроению, злым или равнодушным людям, скандалистам, — не позволяйте вас обворовать. Купите себе что-нибудь хорошее, пойдите в хорошее место, общайтесь и наденьте лучшее платье. Так посоветовал специалист, который каждый день видит, как хрупка жизнь, как она драгоценна…
Как же ценны вот такие люди, которые могут не просто утешить, посоветовать — хотя это тоже очень важно, любое участие — помощь, но кто может вот так приехать к незнакомому человеку и реально устроить ему праздник. Как это у Шпаликова:

Людей теряют только раз…
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.

А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.

Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернем
и праздник для него устроим.

 

Н. Грэйс:

 

Важно действовать. Многое успеть, совершенствовать тело, душу. Важно полноценное общение — когда ты что-то получаешь от общения с человеком, что-то узнаёшь, чему-то учишься, совершенствуешься.
Истинные ценности — не потребительство, не вещизм, это всё не даёт счастья. Главное — самореализация. Здоровье, любовь, семья, дружба, общение, творчество. Положение в обществе, статус — для кого это важно. Кто-то может быть счастлив и без этого.
Поставить себе вопросы: чего мне не хватает? К чему я хочу стремиться? Почему я несчастлив? Чего я хочу иметь? Что имею: дела (какие дела делаю ежедневно), достижения (чего достиг), эмоциональные переживания (имею ли удовлетворение от общения).
Формула счастья: а) думаю о хорошем; б) верю, что оно сбудется; с) чувствую себя хорошо. Третье вытекает из первых двух.
Смущает только, что алгеброй поверяется гармония. Не знаю, можно ли на это вестись. Счастье — это ведь солнечный зайчик, который нельзя пришпилить к бумаге, это журавлик, который снова в облаках, говоря словами известного фильма.

 

 

Об этом прекрасное стихотворение Валерия Черешни:

 

Живи, дурак, несуществующим,
пылинки в воздухе лови,
перебирай в мозгу тоскующем
воспоминания любви.

 
Пускай плывут густым течением,
гольфстримом греют пустоту
холодной жизни, в средостении
пусть заполняют немоту.

 
Живи слабеющим, мерцающим,
оскудевающим живи,
по этим водам иссякающим,
во тьме барахтаясь, — плыви.

 
Пусть угасающим свечением
ещё продлится краткий миг,
с его уже неслышным пением,
но ты настиг его, настиг.

 

 

Вот, например, высказывание о счастье Жана Жака Руссо, которое говорит как раз об эфемерности этого понятия:
«Если бы всё, о чем я хочу рассказать, заключалось в действиях, поступках или словах, - я мог бы описать и так или иначе передать их; но как рассказать о том, что не было ни сказано, ни даже подумано, а только почувствовано и пережито, причем я не мог бы указать ни на какой другой источник своего счастья, кроме этого самого чувства? 
Я вставал вместе с солнцем - и был счастлив; совершал прогулку - и был счастлив; видел маменьку - и был счастлив; покидал её  - и был счастлив; оно не заключалось ни в чем определенном, - оно было всецело во мне самом и не могло покинуть меня ни на мгновение».

То есть это всё эфемерно, неуловимо и очень индивидуально.

 

Счастье — это фантом, химера

 

Л. Миллер:

 

Почему так печально кончается
Всё у всех, залетевших сюда?
Кто-то с кем-то вначале встречается,
Чтоб расстаться потом навсегда.
Ну а коль всё известно заранее,
Коль угадано всё наперёд,
То зачем же тогда мироздание
Нас так зА душу цепко берёт?
То зачем же тогда эти песенки
Из созвучий, легчайших на вес,
Для чего невесомые лесенки
Небожитель спускает с небес -
Эти лесенки слов, что качаются
Там, где ветер, где дождь моросит,
Где всё то, что вовек не кончается
Временами под счастье косит?

 

***
Ну что поделать? Счастье врёт.
Ну что поделать? Счастье - липа.
Но обожаем мы до всхлипа
Весенней липы терпкий мёд.
Ну что поделать? Счастье - дичь.
Но эту дичь несёт влюблённый.
Внемли ей, счастьем озарённый,
И не пытайся суть постичь.
Ну что поделать? Счастье - вздор,
Фантом, иллюзия, афёра,
Но от таинственного флёра
Не отвести счастливый взор.

 

Надо ли искать счастье?

 

 

Счастье рядом

«Если когда-нибудь, гоняясь за счастьем, вы найдёте его, подобно старухе, искавшей свои очки, то обнаружите, что счастье все это время было у вас на носу...»
Бернард Шоу

Ты можешь искать его в дальних краях, а оно у тебя чаще всего тут, под боком.

Л. Толстой:  «Счастлив тот, кто счастлив у себя дома»

 

 

 

Омар Хайям:

Чем за общее счастье без толку страдать — 
Лучше счастье кому-нибудь близкому дать. 
Лучше друга к себе привязать добротой, 
Чем от пут человечество освобождать.

 

Марина Цветаева просила: берегите счастливых — от счастливых идет счастье. А еще она писала: «Оставьте меня, потрясения, войны и т. д. У меня свои события… Летопись своей судьбы. Свое самособытие. Войны и потрясения станут школьной невнятицей.., а мое — вечно будет петь».

Под впечатлением этих строк и я написала однажды, обращаясь к тем, кто пытался втянуть меня в политические распри:

 

Оставьте меня, злоба дня, потрясения, войны,
пожары, сенсации, прения и поединки.
Оставьте мне то, отчего так тепло и покойно -
души моей сон и его дорогие картинки.

 

Останьтесь со мной только самые близкие люди,
и те, что вблизи, и вдали — ведь границы так зыбки.
А вы, остальные, воюйте, воруйте и плюйте,
моё дорогое покоится в сердце как в зыбке...

 

Не страшен мне больше террариум шушер и бестий,
меня не достигнут его ядовитые стрелы.
Оставьте меня — я на самом волнующем месте,
я фильм своей жизни пока ещё не досмотрела…

 

 

 

А иногда — напротив, хочется не уйти, а сбежать от себя, влиться в поток жизни и раствориться в нём, почувствовать себя частицей чего-то большего:

 

Вплету в венок кружащих улиц
цвет своих глаз, волос, одежд
и затеряюсь среди умниц,
упрямиц, модниц и невежд,

 

чтоб притвориться, раствориться
в водовороте бытия
и стать счастливою частицей
чего-то большего, чем я.

 

По поводу поиска счастья.
М. Горький считал, что его надо искать:  «Хочешь ты счастья себе… Ну, оно скоро не дается… Его, как гриб в лесу, поискать надо, надо над ним спину поломать, да и найдя, гляди — не поганка ли?».
А Экхард Толле: «Не ищи счастья. Если ты его ищешь, то не найдёшь, потому что поиски – противоположность счастью». 

Счастье само найдёт тебя. Судьба сценарна.

Омар Хайям: Все просто. Не удерживай то, что уходит, и не отталкивай то, что приходит. И тогда счастье само найдет тебя.

 

Вселенной лучше понятно, в чём наше счастье

 

Н. Грэйс: Всё, что происходит в жизни — происходит не со мной, а для меня, для чего-то. Важно лишь понять, чему вселенная хочет нас научить. Всё, что с нам происходит — это либо подарки, либо лекарства, либо испытания, либо предвестия.

Экхард Толле:
Когда бы с тобой ни случилось что-то плохое, в нём всегда скрыт глубокий урок, хотя может быть, в этот момент ты его не видишь.
Ты здесь, чтобы позволить воплотиться божественной цели Вселенной. Вот насколько ты важен! Жизнь каждого человека, да и любая форма жизни, представляет целый мир, уникальный способ, которым вселенная переживает себя.

 

 

Метерлинк «Мудрость и судьба»: Счастье, как мистическая радость, которую испытывает вселенная оттого, что она существует.
Сергей Гандлевский: Есть мнение, которое в хорошем настроении я разделяю, что Вселенная и сонет заводятся одним ключом.
Л. Миллер:

Какое счастье! Всюду непонятки,
И мир земной со мной играет в прятки
И разные загадки задаёт,
И времени подумать не даёт.
А непонятки на пробел похожи,
И так волнуют, что мороз по коже.
И всё же пусть останется пробел,
Чтоб в нём сияло небо, ветер пел.
И всё же пусть останется прореха.
Она важнее, чем любая веха,
Поскольку безымянна и пуста.
Она - подобье чистого листа,
Лакуны и пролома, и просвета,
Пространство для счастливого ответа. 

 

 

Счастье — не подготовка к нему, а настоящий момент

ИванТургенев: У счастья нет завтрашнего дня, нет у него и вчерашнего... у него есть только настоящее – и то не день, а мгновение.

Экхард Толле: Большинство людей никогда не присутствуют полностью в настоящем, потому что они подсознательно считают, что следующий момент важнее этого. Но тогда ты упускаешь всю жизнь, потому что она может быть только сейчас.

Наталья Грэйс: важно испытывать радость от текущего момента. Наслаждаться едой, сном, созерцанием, общением. Если гуляю — не думать ни о каких проблемах, жить моментом.

Экхард Толле:

 

 

«Многие поэты и мудрецы во все времена замечали, что истинное счастье – я называю его радостью Бытия – находится в простых, как будто ничем не примечательных вещах».
Оно - «на проторённых дорогах» (Пушкин)
Я писала когда-то:

 

Мир создан из простых частиц,
из капель и пыльцы,
корней деревьев, перьев птиц...
И надо лишь концы

 

связать в один простой узор,
где будем ты и я,
земной ковёр, небесный взор, -
разгадка бытия.

 

Мир создан из простых вещей,
из дома и реки,
из детских книг и постных щей,
тепла родной щеки…

 

 

Счастье буднично, его можно не признать, не оценить, не заметить, как воздух, которым дышим, и только потом, когда утратишь — поймёшь, что был счастлив, но не ценил этого. У Лорины Дымовой есть поразительное стихотворение:

Дом счастья

С терпеньем, усердьем, трудом
Всю жизнь строила дом.
С мукой, надеждой, страстью –
Дом счастья.
Лекала, графики, чертежи,
Террасы, комнаты, витражи.
Гостиная, детская, кабинет для работы,
Зал для танцев (коли будет охота).
Камин – согреваться порою осенней.
Уголок для нежности и объяснений.
Комнаты для гостей, для детского топота,
Для слов, что произносятся шепотом.
Дом прохладный в жару и уютный в ненастье –
Дом счастья.
И вот на закате кладу последний кирпич
И последний камень
И в дом наконец-то вхожу,
Что построен моими руками.
- Э-гей!
А в ответ тишина…
Ни шагов, ни движенья, ни смеха.
- Э-гей!
Только эхо в ответ, только эхо... эхо... эхо...
- Да куда же вы все подевались?
Любимые? Дети?
- Дети выросли.
- А любимые?
- Нет их на свете.
- Ну а кому же теперь в этом доме
Жить, смеяться, в любви признаваться?
- Опоздала, моя дорогая,
Лет на сорок, на тридцать, на двадцать.
Будешь жить в нем одна,
Горевать, куковать, делать все, что захочется.
Построила дом,
Думала – счастья, оказывается – одиночества.

 

Настоящий рай — тот, который мы потеряли. Счастье часто ощущается в прошедшем времени. И, подобно тому, как Пруст, ощутив вкус пирожного Мадлен, которое ел в детстве, сразу вспомнил то время и испытал счастье возвращения в прошлое, бывает, когда какой-то запах — мандаринов или ёлки, какой-то обрывок музыкальной фразы из старой песни вдруг тебя переносит в прошлое, когда ты был счастлив. И ты ощущаешь это с такой остротой, как будто снова это всё переживаешь как тогда, и  всё это опять оживает для тебя.
И у меня было нечто похожее, когда я в книге нашла закладку — фантик от шоколадки, старый, таких уже не выпускают, и сразу перенеслась в 60-е годы.

 

Листая как-то книжку, нахожу
обёртки от давнишних шоколадок.
И в памяти счастливо ворошу, – 
как детства вкус пленителен и сладок.

 

Таких уже названий даже нет, 
и нет родных, что мне дарили сласти. 
Остался в книжке их бумажный след, 
обёртка, под которой было счастье.

 

Закладки детства бережно хранить... 
Счастливым фантом станет этот фантик. 
А если и прервалась где-то нить –
ты сможешь вновь связать её на бантик.

 

 

Счастье часто имеет грустный привкус ностальгии.
В моём раннем сборнике «Сокровенное» есть раздел «Грустное счастье». Хотя тогда ещё всё было хорошо.

 

 

 

Какое-то грустное счастье,
какое бывает во сне...
Печаль своего непричастья
к цветенью, веселью, весне...

 

***
Разноцветное счастье лоскутное,
боль осколочная, минутная...

 

Кто-то сказал:  Нет большей муки, чем воспоминание в несчастье о счастливом времени.
Но мне больше по душе цитата Валерия Черешни (из книги  «Вид из себя»): «Заложи себе сад, полный прекрасных воспоминаний и ежедневно гуляй в нём».

 

Счастье - в маленьких радостях жизни
Жить настоящим моментом

 

Счастье — большое, настоящее — не всегда в нашей власти. Многое зависит от судьбы, обстоятельств, от не зависящих от нас причин. Но в нашей власти создать себе маленькие радости, праздники для души и тела. Чем тосковать о том, чего уже не вернуть, лучше пытаться удержаться на плаву, радуя себя, балуя себя какими-нибудь мелочами. Маленьких радостей вокруг много, их надо уметь найти, увидеть и себе подарить. Опять  же они у каждого свои. У кого-то это — купить себе какую-нибудь обновку. У меня был такой стишок:

Жизнь моя — нескладица, нелепица. 
Как я ни леплю — она не лепится.
За что ни возьмусь — оно не ладится.
А потом за всё по полной платится.

 

Я банкрот, тупица и растратчица.
Плачется мне, плачется и плачется...
Вот куплю себе на рынке платьице -
будет мне не счастье хоть, так счастьице.

Такое счастьице, конечно, ненадолго. Но всё-таки. Или там выпить чашечку кофе под любимую музыку.

Л Миллер:

 

Я не готова к катастрофе.
Готова утром выпить кофе.
Верней, не выпить - долго пить,
Не напрягая жизни нить
И ближнего не напрягая.
Коль мне не светит жизнь другая,
Коль у меня она одна,
То надо кофе пить до дна,
До донышка, до самой гущи,
Растягивая миг текущий.

 

Когда устаёшь от непомерного стремления тянуться ввысь, к идеалам, туда, куда не дотянуться, хочется просто остановиться. Отдохнуть душой и телом.

 

 

 

Довольно огнём любоваться в сосуде.
С годами душе от него холодней.
Да здравствуют вина в гранёной посуде,
где истина пьяно искрится на дне!

 

И пусть накопилась тоска и усталость,
а ты всё равно выбираешь to be.
Цени, что имеешь, люби что осталось.
Чем меньше осталось — тем больше люби. 

 

Иван Бунин писал: «Человека делают счастливым три вещи: любовь, интересная работа и возможность путешествовать…»

Но, допустим, ничего этого нет.
Леонид Андреев: «Счастье обширно и многогранно. Лишенный возможности быть счастливым в одном, найдет свое счастье в другом».
Если кончается что-то одно — начинается что-то другое. Жизнь не стоит на месте.

«Счастья в жизни нет, есть только зарницы его, — цените их, живите ими», - писал  Бунин. Это  — вспышки, мгновения. Их нужно собирать, пестовать, коллекционировать. Их мозаика и составляет узор жизни.

Фёдор Сологуб:

Маленькие кусочки счастья, не взял ли я вас от жизни?
Дивные и мудрые книги,
таинственные очарования музыки,
умилительные молитвы,
невинные, милые детские лица,
сладостные благоухания,
и звезды, — недоступные, ясные звезды!
О фрагменты счастья, не взял ли я вас от жизни!
Что же ты плачешь, мое сердце, что же ты ропщешь?
Ты жалуешься:
«Кратким
и более горьким, чем сладким,
обманом промчалась жизнь,
и ее нет».

Я взяла эти строки эпиграфом к своей книжке 2002 года, которую назвала «Фрагменты счастья».

 

 

Стихи оттуда:

 

Прощаю все потери и напасти.
Прощаю этот сумрак голубой.
И, кажется, я сотворяю счастье
из тьмы всего, что составляет боль...

 

Окончание здесь: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post461807007/