Начало здесь

 

 

Скоро католическое рождество, и я хочу, чтобы сейчас прозвучало стихотворение  Бориса Поплавского «Рождество» в исполнении Давида. Мы записывали его на музыке «Ветряные мельницы», которая нам очень нравилась и которая очень подходила этим стихам. Долго выбирали и остановились на этой. Почему я не могу с пластинками расстаться — они мне напоминают о том, как мы работали, записывали. Давид читал, а я подкладывала  под его чтение музыку, у нас было два микрофона, микшировала, выводила… Послушайте!
https://www.youtube.com/watch?v=HjqORFzTYRo

 

 

Поэзия Бориса Поплавского имеет какой-то обволакивающий, анестезирующий привкус и оттенок, будто это нескончаемо протяжная колыбельная песнь. Отсюда — одурманивающая музыкальность, облачность, туманность его лирики, в которой он будто растворяется. Реальные впечатления бытия смешиваются с мечтаниями и снами. Всё тонет, исчезает в стихии музыки …
Слушаем Давида, читающего Поплавского.
Потом я прочитала стихотворение, навеянное предстоящим годом Крысы:

 

Толстой страдал, что он не любит крыс.
Всё сокрушался, что так некрасивы.
Гадливости своей не в силах скрыть,
хотел любить, но был любить не в силах.

 

Никто не любит чёрненькими нас.
Не нужен Сирано и Квазимодо.
Лягушка лишь царевною нужна.
Нет дела никому, что так нежна,
так хороша душа-то у урода!

 

Редактор журнала «Эрфольг» написал мне в коментах, можно ли использовать этот мой стих в новогодней рассылке? Я разрешила.
https://www.facebook.com/photo.php?fbid=2596309050...4690095&type=3&theater

 

 

Вообще между мышкой и крыской есть большое различие.
А вот в предстоящем  новом году их объединили в одно. Вроде как никакой разницы. А мне кажется есть, и большая. Если год Мыши — значит год будет сереньким, незаметным, неброским, но по крайней мере безобидным, тихим. И то хорошо. А если год Крысы — тут уже ничего хорошего ждать не приходится. Крысы бегут с корабля. Крысятничество. Ну всё самое плохое связано с этим зверем. Но сколько я не пыталась в интернете узнать — так какой же всё-таки год — мыши или крысы? - никто ничего внятного не говорит. Ну тогда я буду считать, что мыши. Это как-то уютнее. «Глупый маленький мышонок отвечает ей спросонок… Побежала мышка-мать...» Как-то так.
По Китайскому гороскопу — год Металлической Крысы. Это вообще какое-то жуткое сочетание. А вот по Вьетнамскому — год Мыши. В то время как Корейский, Японский и ряд других восточных календарей допускают оба варианта.  Вы как хотите, а я буду жить по Вьетнамскому.

 

 

Кстати, о мышонке. Когда-то в детстве у нас в классе поставили сказку о глупом мышонке. Как мышка-мать бегала и искала ему няньку. И вот распределили роли среди детей — кто утка, кто жаба, кто кошка, кто лошадь, а мне досталась роль щуки. Роль без слов. Разевает щука рот, а не слышно, что поёт. Поскольку я очень тихо говорила и меня бы не расслышали в дальних рядах. И вот - другие дети читали стихи, а я молча рот разевала — такая роль. Мне это было обидно. Может, потом я в жизни и стала поэтому очень много говорить и читать стихов. Но дебют у меня был такой. А потом я узнала, что по гороскопу рыба, и роль у меня была рыбы, и вот написалось такое рыбье стих-е:

 

***
Когда-то в постановке драмкружка -
о детство! отыскать к тебе ходы бы! -
мне в сказке о мышонке Маршака
досталась роль поющей молча рыбы.

 

Поскольку голос был и вправду тих,
никто не мог меня расслышать в школе, -
в то время как другие пели стих,
я разевала рот в немом приколе.

 

Досадный самолюбию щелчок,
забавный штрих, безделка, в самом деле.
Но что-то подцепило на крючок,
заставив чуять чешую на теле.

 

Когда мне криком раздирает рот,
как на картине бешеного Мунка,
то кажется, что всё наоборот —
невидима и бессловесна мука.

 

И что пишу, и что в себе ношу -
для всех глухонемой абракадабры,
и как я вообще ещё дышу,
подцепленная удочкой за жабры, -

 

глас вопиющих в мировой дыре...
И даже на безрыбье нету рака,
что свистнул бы однажды на горе
за всех, хлебнувших жизненного краха.

 

Всё уже круг из тех, кого люблю,
всё ближе подбирается усталость.
Одну наживку я ещё ловлю -
к обиженным и мученикам жалость…

 

Так вот, жалость. Тема нашей сегодняшней встречи.

 

Не все доживают до благостной старости:
по мере судьбы нелегко уцелеть.
В России любовь измеряется жалостью –
нам было и будет, кого пожалеть.

(не помню, чьё это)

 

Надя мне говорит, ну, жалость — это что-то печальное, давай под новый год какую-то более позитивную тему, например, «радость». Но радость у нас уже была, в смысле «счастье», а жалость для меня это нечто не со знаком печаль, это ближе к нежности, к человечности.  К любви. Настоящая любовь — когда жалеешь. Когда хочется оберегать, защищать, спасать, холить, лелеять. Для меня эталон любви — в стихотворении Ирины Снеговой «Любовь». О том, как по-разному воспринимается это чувство в юности, — когда ничего ещё не знаешь о жизни, и как меняется представление о главных жизненных ценностях в поздние годы, когда уже понимаешь, в чём суть любви и жизни. Когда думаешь не о себе, а о другом, о ком болит душа. И только это уже ценишь.
Там старуха-соседка рассказывает о том, как любил её покойный муж сапожник.

 

Зимой мой хозяин тачает, бывало,
а я уже лягу, я спать мастерица.
Он встанет, поправит на мне одеяло,
да так, что не скрипнет под ним половица.

 

И сядет к огню в уголке своём тесном,
не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек...
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном!
И тихо вздыхала: "Жалел меня очень..."

 

В ту пору всё это смешным мне казалось.
Казалось, любовь чем сильнее, тем злее, —
трагедии, бури... Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею!

 

Недавно, больная, бессонницей зябкой,
я встретила взгляд твой — тревога в нём стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка, —
как верно она про любовь говорила! 

 

Некоторые видят в жалости к себе что-то унизительное. «Не надо меня жалеть!» Мы живём горьковскими стереотипами - «жалость унижает человека». Унижает не жалость, а равнодушие, желание откупиться, помочь формально, не участвуя в этом душой. И любуясь при этом собой — вот мол какой я добрый, щедрый, милосердный, нищим подал копеечку. А жалость — это глубокое, искреннее чувство, оно не может унизить.

 

Жалость, состраданье, милосердье —
словно сон, забытый на заре.
Этих слов, запрятанных в предсердье,
нету в повседневном словаре.

 

«Жалость унижает человека»?..
Став Москвой, не верящей слезам,
расколола нас жестокость века,
разведя по разным полюсам.

 

На одном — Гобсек с его доходом,
стол Рабле, маркиз де Сад с плетьми,
на другом — Сервантес с Дон Кихотом,
Достоевский с бедными людьми.

 

Анненского кукла и шарманка,
Рыжего ли Петя-дурачок...
И сочится вечно где-то ранка,
и грызёт незримый червячок.

 

Но во избежанье сытой смерти
никому той боли не отдам.
«Жалость, состраданье, милосердье»,—
тихо повторяю по складам.

 

У меня было эссе на эту тему, которое называлось «Не жалко». В двух словах расскажу.

 

 

Когда-то просящих милостыню нищих можно было увидеть лишь изредка – где-нибудь возле церкви, на кладбище, как бы в специально отведённых для них местах. Теперь же они сплошь и всюду – в троллейбусах, в подземных переходах, у дверей магазинов, на каждом углу. Нищие стали неотъемлемой частью пейзажа, уличного интерьера. Они стали профессиональней, машинальней, привычней, и не надрывают, как прежде, глаз и сердце. («А так жалко?» - в «Небесах обетованных»). Уже не жалко. Много мошенничества, жульничества. Время изменилось.
Раньше, в юности, я всегда подавала нищим. Мне их было жалко. Я даже рассорилась и рассталась из-за этого с одним мальчиком из нашей школы, с которым мы дружили в студенческие годы. Он принципиально никогда не подавал нищим, и когда он увидел впервые, как я подаю, прочитал мне гневную отповедь и запретил это делать. А когда я в следующий раз ослушалась и опять подала — он резко развернулся и ушёл навсегда. И вот только в прошлом году я случайно узнала, что он стал очень большим человеком —  сейчас в Москве возглавляет налоговую полицию. Вот уж где его безжалостность нашла себе место.
Раньше, когда подавала, это всегда было вызвано каким-то порывом, чувством сострадания к просившему. В памяти всплывала Марфенька из “Обсерватории в дюнах” Мухиной-Петринской (книжка, которой зачитывалась в детстве), не смогшая пройти мимо просившей милостыню Христины, и не только подавшая, но и приютившая её в своём доме, обретя в ней впоследствии верного, преданного друга.

 

 

Этот эпизод в книге на меня произвёл тогда такое сильное впечатление, что я долго пытливо вглядывалась в лица попадавшихся мне нищих, ища среди них свою Христину. А когда читала “Оливера Твиста”, захлёбывалась слезами от жалости к бедному мальчику, сладко мечтая найти такого голодного ребёнка и осчастливить вкусной едой.

 

 

Я помню, как всю ночь рыдала маленькой, 
когда читала «Оливера Твиста». 
Как я потом мечтала встретить мальчика 
с лицом чумазым, как у трубочиста, 

 

оборванного, тощего, голодного, 
и накормить досыта, до отвала. 
Не друга мне хотелось, не животного, 
а сироты из грязного подвала. 

 

Как будто это свыше мне поручено, 
впивалась в лица взглядом я пытливым: 
о где же тот, обиженный, замученный, 
которого я сделаю счастливым? 

 

Потом читала Мухину-Петринскую, 
и повторялась прежняя картина: 
подкрадывалась к нищим не без риска я, 
ища средь них заблудшую Христину. 

 

Поднять с колен, обнять и – прямо в дом её, 
пусть греется под отческою сенью... 
Искала я в толпе глаза бездомные, 
взыскующие моего спасенья. 

 

И так и шла одна своей дорогою, 
не слыша слов заветных «помоги мне», 
и чувствовала, как в душе нетронутой 
кормилец невостребованный гибнет. 

 

Иду я на твои огни болотные, 
любовь моя, отрава и отрада. 
О, где вы, благодарные, голодные? 
Все сыты. Никому меня не надо.  

 

И когда  я читала у Беллы Ахмадулиной, мучительно сострадавшей голодавшему в лагере Мандельштаму, любившему сладкое, пирожные, гоголь-моголь, -

В моём кошмаре, в том раю,
где жив он, где его я прячу,
он сыт! А я его кормлю
огромной сладостью. И плачу.

мне очень близки были эти её строчки. Она их жалела, как детей. И Лермонтова: «что мальчик мой, великий человек...» И Пушкина: «как мальчик, попадал в беду...»

Так вот, возвращаясь к нищим.

Помню, как позже поразили строки Рильке из стихотворения “Нищий”:

 

В толпу ты всмотрелся едва ли.
В них нищих приезжий гость
увидел. Они продавали
ладоней пустую горсть.

 

И другие, его же:

 

Помнишь – лишь оглянешься назад,
и они стоят в вечерней стуже
со своей улыбкой неуклюжей,
словно выкроенной из заплат.

 

У Аделаиды Герцык есть эссе “Нищая”, где она описывает погоню за нищей, которой не подала сначала, а потом совесть и страх небесного возмездия погнали её обратно, вдогонку уже ушедшей попрошайке. Нашла, подала, и - “и в успокоенной душе наступил мир”, – пишет она.
Есть разные взгляды, разные позиции в этом вопросе. Одна — как у моего приятеля в юности, который ненавидел нищих и принципиально никогда им не подавал.
Другая довольно распространённая позиция: неважно, подлинная беда вынуждает человека просить или это пьяница, бездельник, шарлатан, играющий на сердобольных струнах сердец прохожих, сам виновный в своём нынешнем положении. Или даже просто мошенник, любитель жить на халяву. Неважно, потому что это подаяние не ему, а Богу. Эта позиция мне так же чужда, как и первая, так как в её основе лежит безразличие к человеку, к его судьбе, а есть некое самолюбование, упоение своим благородным поступком, стремление поставить “галочку” в своём духовном регистре. Ведь не нищую пожалела опомнившаяся Герцык, а испугалась: если не подам, на меня, на моих близких падёт кара. Не желание помочь, а желание откупиться, вернуть себе нарушенный мир погнали её назад. Не христианкой была её душа, а тёмной язычницей. Это было неосознанное стремление задобрить неведомую силу, защитить себя от грядущего. Поэтому в этих подаяниях всегда есть что-то постыдно эгоистичное, трусливо равнодушное: на, только не тревожь мою душу, мою совесть, не посягай на моё душевное спокойствие.
Но есть третья позиция, и она была выражена в стихотворении Нади, которое мне очень близко своим ощущением этой ситуации:

 

Как больно душе: до озноба, до дрожи,
когда подаяние просит прохожий,
когда тебе руку протянет просяще
иль рядом поставит потрёпанный ящик.

 

Нельзя осчастливить всех сирых, убогих,
не вырастут снова у мальчика ноги,
но корчится в муке душа, сознавая,
что не откупилась она, подавая.

 

Шаховская неверующая, но это отношение я бы назвала истинно христианским.

У меня тоже стих-е есть о нищих:

 

На улицах, на кладбищах 
твой взгляд оттолкнёт беда: 
пустые ладони нищих, 
протянутых в никуда. 

 

Привычной пейзажа частью 
давно уже став, бомжи 
своё продают несчастье, 
прося за него гроши. 

 

Но, брезгуя их паршою, 
спешим пройти стороной. 
О, что случилось с душою? 
Что сделалось со страной? 

 

Не видно нам – кто там стонет. 
Не слышно нам – чей там крик. 
Протягивает в ладонях 
пропащую жизнь старик. 

 

Куда там, бегут, не глядя. 
А, может быть, даже так:
– Почём твои слёзы, дядя? 
Нy на вот, возьми пятак!

 

Жалость — это чувство, которое порой встречаешь у людей, казалось бы, к нему совершенно не расположенных — высокомерных, холодных, самодостаточных, трезвомыслящих, даже циничных. Таким я всегда считала, например, Бродского, недолюбливая за это его поэзию. И вдруг в одном интервью я встречаю у него такое признание:

--Что вы цените выше всего в человеке?
--Умение прощать, умение жалеть. Наиболее частое ощущение, которое у меня возникает по отношению к людям — и это может показаться обыденным, — это жалость. Наверное, потому, что мы все конечны.

Из интервью Иосифа Бродского Виталию Амурскому
Газета "Русская мысль", 19 января 1990 года

 

 

С годами всё больше начинаешь жалеть людей. Как писала Лариса Миллер:

 

Смертных можно ли стращать? 
Их бы холить и прощать, 
Потому, что время мчится 
И придется разлучиться. 
И тоски не избежать. 
Смертных можно ль обижать, 
Изводить сердечной мукой 
Перед вечною разлукой?

 

У меня есть цикл стихов «Жалость», написанных в разное время. Хочу прочесть вам несколько стих-й оттуда:

 

Что-то я стала сентиментальна: 
то без особой причины грущу, 
муху, что шумно летала по спальне, 
взяв осторожно, на волю пущу. 

 

Что-то я чаще обычного плачу, –
музыка ль слуху, глазу ль холсты, 
не от обиды и неудачи – 
от умиления и красоты. 

 

Что это? Старость? Нелепая жалость? 
Просто усталость? Фазы луны? 
Иль пониманье, что мало осталось, 
и ощущенье вселенской вины?.. 

 

* * *
С этим нежности грузом в груди тону,
мне не справиться с ним никак.
Стопудовая жалость идет ко дну
о двух вытянутых руках.

 

Покидая земной ненадежный кров,
я вливаюсь в речной поток,
осязая потусторонних миров
обжигающий холодок. 

 

***
Не обида больно ранится,
не болезнь терзает плоть –
с нежностью никак не справиться,
жалость не перебороть.

 

Сестры единоутробные,
одинаков ваш звонок.
"Дитятко моё голодное..."
"Не ушибся ли, сынок?"

 

Страсть оставит равнодушною,
речи, полные тоски,
но не шея золотушная,
не дырявые носки.

 

Вывернув всю подноготную,
загрызут тебя, поверь,
нежность – страшное животное,
жалость – беспощадный зверь. 

 

Вернёмся к Борису Поплавскому.

 

 

Он записывал в своём дневнике:
«Каждое утро, встав от сна, помни о том, что каждый твой день по-особому священен, и сладостен, и смертен. Пожалей его. А если останется счастье, пожалей и всё остальное».
Поражает его способность жалеть всё и вся. У Поплавского есть стих-е «Жалость к Европе», где он выразил предчувствие надвигающейся войны, гибель Европы.

 

Европа, Европа, как медленно в трауре юном
Огромные флаги твои развеваются в воздухе лунном.
Безногие люди, смеясь, говорят про войну,
А в парке ученый готовит снаряд на луну...

 

...Там снова закаты сияли над крышами башен,
Где пели влюбленные в небо о вечной весне.
И плакали - люди наутро от жалости страшной,
Прошедшие годы увидев случайно во сне.

 

Пустые бульвары, где дождик, упав и уставши,
Прилег под забором в холодной осенней истоме.
Где умерли мы, для себя ничего не дождавшись,
Больные рабочие слишком высокого дома.

 

Через всю поэзию Бориса Поплавского красной нитью проходит мотив жалости, столь редкий в поэзии советских лет. Ведь после заявления Горького, что жалость унижает человека, в течение 70 лет такие понятия как жалость, сострадание, милосердие исчезли из словаря и обихода современного человека. В письме Поплавского читаем: «Удивительная жалость — вот чем мне кажется настоящее искусство. Корабль со звёздным креном, да, но именно склоняющийся, наклонённый к чему-то, а не благополучный, гордый высотами над водою жизни. Есенин был таким. Маяковский же, по-моему, недостаточно плакал в жизни».
Маяковский в жизни плакал достаточно, побольше Есенина, Поплавский просто судил по его железобетонной  поэзии. Но у него ведь и другие стихи были:

 

… Значит — опять, темно и понуро 
сердце возьму, слезами окапав, 
нести, как собака, которая в конуру 
несёт перееханную поездом лапу.

 

… Лошадь, не надо, лошадь, слушайте, 
чего вы думаете, что вы их плоше? 
Деточка, все мы немножко лошади, 
каждый из нас по-своему лошадь.

 

...У лет на мосту, на презренье, на смех, 
земной любви искупителем значась, 
должен стоять, стою за всех, 
за всех расплачусь, за всех расплачусь. 

  
Он не стыдился своих слез.

 

Меня сейчас узнать не могли бы: 
жилистая громадина стонет, корчится... 

 

 

Маяковский был очень раним и очень нуждался в жалости. В чуткости, понимании.

 

Слушайте ж: всё, чем владеет моя душа, 
а её богатства пойдите смерьте ей! - 
великолепие, что в вечность украсит мой шаг, 
и самоё моё бессмертие, 

которое, громыхая по всем векам, 
коленопреклонённых соберёт мировое вече, 
всё это — хотите? - сейчас отдам 
за одно только слово, ласковое, человечье.

 

Но Маяковский скрывал это в себе, стыдился, скрывался за маской исполина, гиганта, «глыбы». А Поплавский акцентирует. Он выводит свою формулу искусства: «Лит-ра есть аспект жалости». «Удивление и жалость — вот главные двигатели поэзии».
Ненадолго у Поплавского возникло увлечение научным марксизмом. Он каждому тогда повторял: «Кто не ужален социальной несправедливостью, тот меня сейчас не поймёт».
Он пишет: «Рождение всякого настоящего искусства в жалости». «Душа мироздания — надежда на жалость».
В романе «Аполлон Безобразов» герой у него размышляет:
«Почему я всё-таки не жил с ней? Ведь она дала бы. Нужно было бы уговаривать? Нет, она и так дала бы. Но как-то жалко её. Почему вообще как-то жалко женщин?»
В стих-и «Ектенья» он пишет:

 

Про девушку, которую мы любим,
но всё ж не в силах слабую спасти,
про ангела, которого мы губим,
но от себя не в силах отпустить.

 

За этот мир, который мы жалеем,
которому не в силах мы помочь,
за всех, кому на свете веселее,
за всех, которым на земле невмочь.

 

 

В понятие жалости, по Поплавскому, воплощена суть русского православия: «Всё сумрак и ложь, и только одна точка ясна и тверда. Эта точка есть жалость, и на ней стоит Христос». «Христос православный — трости надломленной не переломит, он весь в жалости, всегда в слезах». У этого поэта своеобразное чувство Бога и Христа. Ему чужд величественный, царственный образ Бога. В дневнике он пишет:
«Бог кажется мне неудачником, мучеником своей любви». Ему ближе образ Бога — одинокого и непонятого страдальца, который сам мучится в аду, т. к. не может вынести адских мучений человека.

 

Молчи и слушай дождь.
Не в истине, не в чуде,
а в жалости твой Бог.
Всё остальное ложь…

 

Поплавского называли русским Рембо, русским модернистом, близком француским сюрреалистам. Но у Поплавского в отличие от них была жалость — очень русская, роднившая его с Достоевским «Бедных людей», а в поэзии с Анненским.

 

 

У Анненского эта тема кажется мне главной в его поэзии: жалость к людям. Она проявляется у него не прямо, а как-то стыдливо, опосредованно, через жалость и сочувствие к вещи: к кукле, ради забавы брошенной в струю водопада, старой шарманке, "что никак не смелет злых обид", выдыхающемуся воздушному шарику("всё ещё он тянет нитку и никак не кончит пытку"). Мы открываем в его стихах "вещный мир", больно и страстно сцепленный с человеческим существованием. Стих-е «То было на Валлен-Коски», где он описывает, как в утеху туристам в Финляндии в воды водопада бросали куклу, привязанную на верёвке. А поэту уже видится в этом своё:

 

Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.

 

Старая кукла, смычок и струны, шарманка, маятник и часы, "шар на нитке тёмно-алый" выступают в лирике Анненского не просто как образы, аллегории, а как соучастники и свидетели скрытого трагизма жизни. Человек жалеет вещь, и она отвечает ему взволнованно-страстным рассказом о его же, человека, страданиях, приоткрывая всю темноту и глубину муки – так глубоко, как Анненский, – до него и после него – не заглядывал ни один поэт.

 

...Смычок всё понял. Он затих,
а в скрипке эхо всё держалось...
И было мукою для них,
что людям музыкой казалось…

(«Смычок и скрипка»)

 

Но когда б и понял старый вал,
что такая им с шарманкой участь,
разве б петь, кружась, он перестал,
оттого, что петь нельзя, не мучась?

(«Шарманка»)

 

У Лёши, кстати, тоже прекрасные стихи о жалости к старым вещам. Лёша, прочти.

 

 

Вчерашние вещи, как люди, болеют.
О боли своей рассказать не умеют.
Когда-то они украшением были,
хозяевам верой и правдой служили.
Теперь устарели — ненужными стали.
Своё отслужив, износились, устали.
Вчерашние вещи без боя сдаются,
безжалостно бьются тарелки и блюдца.
Машины ржавеют под солнцем палящим,
тоскуя о прошлом, живя настоящим.
…За круглым столом Новый год отмечали.
Теперь он скучает в тоске и печали.
Он крепок ещё, он красив и надёжен,
, но в тёмном чулане лежит, обезножен.
Как пели за этим столом и грустили,
как всех, с кем ругались когда-то, простили,
учили уроки и письма писали —
он в этом чулане забудет едва ли.
Такое забыть его сердце не может.
Он болен. Лекарство ему не поможет.
Он криком кричит, он пока ещё дышит,
но крика хозяин его не услышит.
Вчерашние вещи, простите нас, грешных,
за то, что оставили вас, безутешных!

 

 

И ещё одно стих-е, которое мне очень близко — как умирала берёза… Валя изъявила желание прочесть его самой.

 

 

БЕРЁЗА

Я снег люблю и не боюсь мороза.
Но как-то ночью сильный был мороз.
И от мороза умерла берёза.
И мне, поверьте, жаль её до слёз.
Я заболел от жалости, быть может,
но не пойду в больницу по врачам.
Берёзу жаль, и что-то душу гложет,
я «Скорпионс» включаю по ночам.
Моя берёза, бедная берёза!
Тебя я жарким летом поливал.
Я снег люблю, но не люблю мороза, —
мороз берёзу ночью убивал.
Как холодно стоять без одеяла
зимой, в мороз, заплаканной, в слезах.
Моя берёза у окна стояла
и умирала на моих глазах.
И воробьи, и жёлтая синица
уже расположились на сосне.
Берёза та и им не раз приснится,
и я не раз заплачу по весне,
когда увижу, как цветёт мимоза
и розовеют клумбы пышных роз.
Прости меня, погибшая берёза…
Той страшной ночью сильный был мороз.

 

 

Да, это то, что Лёшу роднит с Анненским… Жалость.

У меня много стихов, посвящённых Давиду, написанных в разные периоды жизни. В написанных в последние годы, когда он тяжело болел, тоже преобладал этот мотив жалости. Но для меня это не замена любви, не суррогат любви, это сама любовь, это больше, чем любовь.

Мы в опале божьей этим летом, 
в небесах горит звезда Полынь.
Холодно тебе под новым пледом,
несмотря что за окном теплынь.

 

Я иду на свет в конце тоннеля,
факелом отпугивая смерть.
Все слова из пуха и фланели,
чтобы твои рёбрышки согреть.

 

С болью вижу, как слабеет завязь, 
нашу жизнь из ложечки кормлю.
Как я глубоко тебя касаюсь,
как же я до дна тебя люблю.

 

  ***
Вот долгожданный снег пришёл,
летит светло под небесами.
А ты от мира отрешён,
глядишь нездешними глазами.

 

С такой тоскою вековой...
В мои стихи теплей оденься.
Там в поднебесье никого,
не бойся, я с тобою, здесь я.

 

Как беззащитное дитя
укрыв, у ног твоих застыну.
Теперь мы вместе не шутя,
теперь ты братом стал и сыном.

 

И всё обыденнее день,
слова всё проще и беднее.
Но расстоянье — это тень,
чем ближе лица — тем виднее.

 

Пусть канет многое во тьму,
но я храню твоё объятье,
и никому, и ничему
не дам вовек его изъять я…

 

* * *
Твой бедный разум, неподвластный фразам,
напоминает жаркий и бессвязный
тот бред, что ты шептал мне по ночам,
когда мы были молоды, безумны,
и страсти огнедышащий везувий
объятья наши грешные венчал.

 
Во мне ты видишь маму или дочку,
и каждый день – подарок и отсрочка,
но мы теперь – навеки визави,
я не уйду, я буду близко, тесно,
я дочь твоя и мать, сестра, невеста,
зови, как хочешь, лишь зови, зови.

 
Вот он, край света, на который я бы
шла за тобой по ямам и ухабам,
преграды прорывая и слои,
вот он – край света, что сошёлся клином
на взгляде и на голосе едином,
на слабых пальцах, держащих мои.

 
А дальше – тьма, безмолвие и амок...
Мне душен этот безвоздушный замок,
и страшен взгляд, не видящий меня,
но я его дыханьем отогрею,
ты крепче обними меня за шею,
я вынесу и всё преодолею,
так, как детей выносят из огня.

 

 

Окончание  здесь

Первая встреча здесь

Предыдущая: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post464115122/

 

21-го декабря состоялась наша десятая юбилейная встреча. В каком-то смысле итоговая. К тому же предновогодняя. Поэтому было решено отойти в этот день от традиционного фуршета и накрыть настоящий стол, с новогодними закусками, подарками и сюрпризами.

 

 

 

 

Начали с поздравлений и тостов.
Я написала всем пожелания в стихах. И — талисманчик, символ года — мышонок - каждому свой. Пусть он напоминает о нашем клубе.

 

 

Аркадию

Я знаю, при любом раскладе,
всем неурядицам взамен,
придёт на помощь мне Аркадий,
поскольку рыцарь и джентльмен.

И счастлива я, что не в райской Аркадии -
на грешной земле, через улицу даже -
послал нам господь вот такого Аркадия,
с которым любая компания краше.

Он Пушкина любит, играет на сцене,
он в грамоте первый, в истории — ас,
и год предстоящий уж тем будет ценен,
что в нём будет снова Аркадий средь нас!

 

 

Идём по кругу. Следующая — Людмила.

 

 

Дорогую Людмилу поздравить
я спешу, только что Новый год
к той гармонии сможет добавить,
что живёт в ней, не требуя льгот.

Ни в Афинах такой, ни в Анталье -
бездна вкуса, изящества в ней,
эти кепи и шляпки с вуалью,
что парят над рутиною дней...

Нам давно пироги её милы
и рассказы о дальнем былом...
Всё есть в Греции, только Людмилы
нет такой, как у нас за столом!

 

 

Наде

 

 

Ах, Наденька, птица-певунья,
ты нашего клуба душа!
Что с нами творишь ты, колдунья,
внимаем тебе, не дыша.

 

От этой улыбки лучистой
любая рассеется ночь.
У папы — певца и артиста -
достойная выросла дочь.

 

Как ты затмила Петрушевскую,
когда нам пела про бабуль,
о том, как та старушка, шествуя,
на место ставила патруль!

 

А как нас покрывал мурашками
твой жуткий «Шёлковый шнурок»…
О пусть всегда так будет страшно нам
лишь от романсов и от строк!

 

Что пожелать тебе в год Мыши?
Жить так же, радуя, любя…
Пусть будет счастья выше крыши
и песен… есть их у тебя!

 

 

Вале

 

 

Валентину ну кто же не любит,
и семья, и родня, и друзья.
Ты рука моя правая в клубе,
без тебя бы не справилась я!

 

Ты и в жизни мне стала подмогой,
дорогою подругой в пути.
В жизни тёмной, слепой и убогой,
как звезда и мечтанье, свети!

 

Без тебя и народ не в комплекте,
ну кому это было бы смочь -
воспитать не одно поколенье,
гений муж, гениальная дочь!

 

Ты годам не сдаёшься без боя,
тебе зеркало преданно льстит.
И в беседах неспешных с тобою
незаметно, как время летит.

 

Пусть тебе не изменит удача,
пусть живётся теплей и светлей,
процветает твой дом, и тем паче
пусть цветёт твоя чудная дача,
что в душе прописалась моей.

 

 

Лёше

О Лёша, вечно юный отрок,
в тебе талант и красота!
Ведь больше тысячи просмотров
собрал твой ролик неспроста.

На день рожденья я писала,
стремясь событья упредить:
«Давным-давно пора указом
тебя при жизни наградить!»

Но не прошло ещё полгода,
а глядь — сбываются стихи! -
тем предсказаниям в угоду,
на радость всем, кто не глухи

к поэзии и чудной прозе,
что выдаст Лёшино перо,
где всё так искренно и просто,
что отзывается нутро.

Пусть Новый год в зубах мышиных
тебе удачу принесёт,
чтоб ты взобрался на вершины,
чтобы рассказами смешил нас,
чтобы для счастья было всё!

 

 

 

Коле

Ах, Коля, Коля, ну доколе
ты вдохновенья будешь ждать!
Твои творенья на приколе,
как важно к ним не опоздать!

Пусть слава едет как улитка,
журавлик в облаках парит,
но Новый год пускай калитку
тебе тихонько отворит

в тот мир, где песни и картины,
где можно всё, чего нельзя,
где нет ни скуки, ни рутины
и ждут тебя твои друзья!

 

 

А потом Надя читала поздравления.

 

 

и дарила подарки — ёлочные шарики.

 

 

 

 

 

а это мне — русалочка

 

А потом мы вспоминали, что было самого важного, яркого, лучшего в нашей жизни за этот минувший год.
Начну с себя. Для меня это был, во-первых, вечер памяти Давида, который я провела 19 января в областной библиотеке.

 

 

 

И мне очень дорого, что все вы были на этом вечере памяти, как и на творческом вечере 7 февраля.

 

 

 

Мне очень помогали в их проведении — и Валя, и Аркадий, и Надя, я очень вам благодарна. Но на творческом вечере было много случайных людей и тогда ко мне пришло решение, что надо как-то менять формат встреч, мне захотелось рассказывать не случайным людям в моей жизни, а близким по духу, по интересам, которые ходили на мои лекции, читали мои книги, которых я давно знаю и люблю. И вот так был создан этот клуб, тоже огромная веха этого года для меня, и надеюсь, не только этого. Я долго к этому шла и я очень рада, что клуб получился, и именно таким, каким я хотела.
Пусть с некоторыми потерями, но мы пришли к этому нашему первому юбилею, мы сплотились, сдружились, нам есть что рассказать друг другу, мы интересны друг другу, и мне это очень дорого, эти встречи мне очень много дают.

 

 

Я всегда рада снова вас увидеть, услышать, узнать, что в вашей жизни было нового, поделиться своим наболевшим, прочитанным и написанным, мне с вами теплее и как-то осмысленнее стало жить.
Ну какие ещё события были важными для меня… Отметила свой день рождения впервые за 10 лет, и день рождения Давида, вопреки расхожему мнению, что мёртвым не отмечают, но для меня он живой и всегда будет живой, пока буду жива. 

 

 

 

любимое его блюдо — фаршированная щука.
Мы всегда её делали вместе.

 

Побывала у Вали на её фантастической даче — это был день блаженства, самый счастливый день лета, когда воедино слились и красота волжского пейзажа, и дизайнерское чудо её сада, сотворённого руками гениальной дочери, и радость общения, и преодоление полосы препятствий… незабываемый день, последний и самый счастливый день лета.

 

 

Ну, что ещё... Много было написано стихов, много публикаций в разных журналах и альманахах. Закончила благополучно эпопею с заменой труб — прошла огонь и воду и медные трубы пропиленовые, и поняла, что ремонт — это не для моих нервов… и пришла к выводу, что я хочу жить как хочу, как жила при Давиде, как при царе Горохе, ничего не хочу менять. И от нового года я хочу одного — чтобы он не принёс ничего плохого, и чтобы всё хорошее, что было — осталось со мной, и чтобы наш клуб продолжался... во времени и в пространстве.
Ну а теперь вы, что у вас в этом году было самого важного и хорошего.

Аркадий знакомил со своими статьями, журнальными публикациями.

 

 

 

 

Людмила рассказывала о своей поездке в Москву, о театральных премьерах.

 

 

Коля — о художественных выставках.

 

 

А потом слово взяла Валентина. Где она только не побывала, что не повидала, что не прочла! Ей было что рассказать. И как! Это был театр одного актёра.

 

 

 

выпьем за наш юбилей!

 

клубу — многая лета!

 

ну а у вас, друзья, что нового?

 

Богатым на события был этот год у Лёши. Поездка к другу в Екатеринбург,  творческие поездки от Союза писателей в Аткарск, в Лысые горы, удачная смена работы, ролик на ютубе в рубрике «Мастера слова» с его участием, собравший почти полторы тысячи просмотров, выступление на презентации альманаха «покровских гениев», где он представлял саратовских поэтов:

 

 

И — награждение на писательском форуме к 85-летию СП. Лёше вручили цветы и грамоту от министерства.

 

 

 

«вот такая грамота!»

 

Тут я к месту вспомнила стихи из последней книги Лорины Дымовой и Леонида Ветштейна:

 

Алексей, и он же Лёха,
Часто парень ‑выпивоха.
Но бывают Алексеи
И спасеньем для Расеи.
Для Расеи Алексей,
Что евреям Моисей...

 

Лёша рассказывает о своём награждении:

 

 

ай да Лёша! Знай наших!

 

Этот форум с награждением местных писателей был выложен в Сеть. И когда я его с пристрастием просматривала, болея за нашего Лёшу, меня неприятно поразил один нюанс, который я решилась вынести на всеобщее обсуждение. Привожу свой монолог:

- И вот Тяпугина объявила: «награждается поэт и прозаик, поразительно скромный, но чрезвычайно талантливый Алексей Александрович Солодов»! Алексей Александрович выходит, министерша его поздравляет, пожимает руку, вручает дубовую грамоту, цветы, говорит напутственные слова. И вдруг этот чрезвычайно скромный А.А., видимо, от смущения, обнимает министершу за плечо и целует!  При всех! Лёша, я всё видела! На большом экране — крупным планом.

 

 

Лёша, я понимаю, ты впервые награждался, в такой торжественной обстановке, растерялся, дезорентировался, но, Лёш, это не принято — целовать министерш! Ну ладно бы где-то за кулисами, но при всех, на сцене! Ты скомпрометировал девушку. Она была в шоке.
Я смотрела — других награждали после тебя — ни до, ни после никто не осмелился последовать твоему примеру. Ограничивались рукопожатием.
Лёша, ты, конечно, молодец, но так нельзя. Тебе пожали руку. Чего же боле? Ты должен был сказать: «Служу народу». Или как этот Сидоренко — профессиональный патриот - «Служу России!» А ты сразу целоваться. А ведь только что тебя назвали чрезвычайно скромным! Но ты сразу опроверг эти слова и повёл себя как завзятый ловелас. Нет, всё было так непринуждённо и естественно, что как будто так и надо... Конечно, министерша ничего себе, это тебя в какой-то степени оправдывает. Но всё-таки целовать министерш — это дурной тон. Она же не как женщина тебя наградила, а как представитель власти. Ты в её лице поцеловал власть. А это не комильфо. Моветон.

Лёша был смущён.

 

 

 

«Да, согласен… это было не по протоколу...»

 

А Валя его одобрила: «А я считаю, он правильно поступил! Это был удачный пиар-ход!» И все её поддержали.

 

 

 

А потом пела Надя.

 

 

 

 

клёвая песня!

 

бурные аплодисменты

 

Продолжение  здесь

 

 

 

Зашёл в подъезд он ровно в девять,
всю ночь бродил по этажам.
Поняв, что ничего не сделать,
он пальцы над окном разжал.

 

Следили камеры слеженья,
но не могли остановить
его последнее движенье,
судьбы надорванную нить.

 

Обмолвки достигали слуха -
банкротство бизнеса ль… души…
и в бездне растворились глухо,
загадку ту не разрешив.

 

Кто знает, сколько зла и боли
вмещала эта селяви -
жизнь по понятиям на воле,
без пониманья и любви.

 

Когда из тела как из плена,
и нечем больше дорожить,
когда в ушах мотив Шопена,
но нет мотива, чтобы жить.

 

Всю ночь бродил по этажам он,
а дом безмолвствовал как Бог,
никто немых не слышал жалоб,
никто не вышел, не помог,

 

не остудил ночного бреда,
не удержал его: «постой»,
и огонёк от сигареты
светился падшею звёздой.

 

А до рассвета так немножко
казалось, так недалеко…
Как в детстве, соскочив с подножки,
он в вечность выпрыгнул легко.

 

Эй, там, встречайте, вам навстречу,
как искупление греху,
его последний кровный вечер,
кто пожалеет наверху,

 

когда он, как с верёвки платье,
минуя область душ и тел,
раскинув руки для объятья
иль для распятья — полетел.

 

 

https://docviewer.yandex.ru/view/209379361/?page=3...dn14jzoHjgp9abRwjfp8_FNF6R3v_0

 

 

http://noviden.tmdt.ru/katalog-vypuskov-zhurnala/n...-goda-natalija-kravchenko.html

 

 

https://webkamerton.ru/2019/12/vsyo-ravno-zhivoy

Начало здесь

 

У Окуджавы в стихах тоже культ дружбы.

 

Он, человек в общем довольно жёсткий, холодный, сдержанный, в обращении к друзьям находит удивительно тёплые и нежные слова, каких мы не встретим в его довольно редкой любовной лирике.

 

Виноградную косточку в тёплую землю зарою,
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь своё сердце настрою.
А иначе, зачем на земле этой вечной живу. 

 

Собирайтесь-ка, гости мои, на моё угощенье,
Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву.
Царь небесный пошлёт мне прощение за прегрешенья.
А иначе, зачем на земле этой вечной живу. 

 

Бросается в глаза строка: «говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву», несколько противоречащая прежнему призыву говорить друзьям комплименты. Здесь — о другой прерогативе дружбы: говорить в глаза правду, быть с друзьями бесстрашно искренним и беспощадно откровенным, (как писал Высоцкий, «дружба - когда можно сказать человеку всё, даже самое отвратительное, о себе»). И не бояться при этом, что это пошатнёт их дружбу.

 

 

Белла относилась к Булату с дружеской нежностью, у неё  немало посвящённых ему строчек:

 

А вчера колокольчик в полях дребезжал.
Это старый товарищ ко мне приезжал. 
Зря боялась - а вдруг он дороги не сыщет? 
Говорила: когда тебя вижу, Булат,
два зрачка от чрезмерности зренья болят,
беспорядок любви в моём разуме свищет". 

 («Зимняя замкнутость»)

 

Стихов о любви, которых было немало в первом ахмадулинском сборнике "Струна" (1962), в более поздних книгах просто нет: там Белла окончательно обретает и закрепляет статус "божественного кореша", как назвал её Вознесенский. И делает это не только с помощью прямых деклараций, но и характерных деталей, изображая свою героиню смешной или неуклюжей, чтобы нейтрализовать пол: дабы не мешал, не вмешивался в отношения с миром.

 

В час осени крайний - огонь погасить
и вдруг, засыпая, воспрянуть догадкой,
что некогда звали тебя погостить
в дому у художника, там, за Таганкой.

 

И вот, аспирином задобрив недуг,
напялив калоши, - скорее, скорее
туда, где, румяные щеки надув,
художник умеет играть на свирели...

 

И если Ахматова разработала "поэтику несчастной любви", то Ахмадулина - поэтику дружбы, разработала поэтику ее клятв и заповедей, ее вещих снов, ее встреч и разлук. 

 

По улице моей который год
звучат шаги: мои друзья уходят…

 

В 2000 году у Беллы Ахмадулиной вышел поэтический сборник «Друзей моих прекрасные черты», состоящий из длинного ряда посвящений друзьям, ушедшим и живущим, и из стихов памяти великих, от Пушкина и Лермонтова до Мандельштама, Цветаевой, Пастернака. В любви для неё нет преград во времени и пространстве. «Что мальчик мой, великий человек?..». «А я его кормлю// огромной сладостью и плачу...»

 

Ахмадулина широко раздвигает  горизонты понятия «любовь», вмещая в него по своей системе координат и добро, и бескорыстие, и дар понимания, чистоту помыслов, совесть...

 

Я вас люблю без меры и стыда!
Как небеса, круглы мои объятья.
Мы из одной купели. Все мы братья. 
Мой мальчик Дождь! Скорей иди сюда!

 

«Дружество в особом смысле слова указано, завещано нам Пушкиным, - говорит Белла. - Я по мере жизни не утратила ощущения моей кровной соотнесенности с теми, кого я могу называть своими друзьями, своими товарищами. Но это совершенно не значит, что мы каждую минуту видимся, в обнимку сидим на завалинке или там на диване… Моя верность в дружбе была испытана в некоторых суровых обстоятельствах…» 

Когда Ахмадулина наотрез отказалась подписывать письмо, осуждающее присуждение Борису Пастернаку Нобелевской премии, ее лишили студенческого билета, мотивировав исключение из Литинститута «скверной неуспеваемостью по «общественным дисциплинам»(«у нашей преподавательницы по диамату, - говорила она, -  был диабет, и я постоянно путала одно с другим…». 

 

Преподнося в подарок Высоцкому свой стихотворный сборник «Уроки музыки»,  Белла написала: «Володе Высоцкому с просьбой располагать моей дружбой и приязнью. 1969 год». 
Дружба для нее, как и для Высоцкого, была наиглавнейшей ценностью. «Я имела счастье числиться в его товарищах, – с гордостью не раз повторяла она.

 

 

Я была вам хорошим товарищем…

 

Как-то Татьяну Бек спросили:
- Как выглядит Ваша Муза?
Она ответила:
- Моя Муза — это сильная женщина в мужском пальто. 

И — позже — в стихах:

То ли сполох огня, то ли радуга,
то ли муза в мужском пальто.
Я не вашего поля ягода.
Я не ягода. Я не то…

 

 

Да, она тоже, как и Цветаева, и Ахмадулина была далека от традиционного образа женщины, и «мужское пальто» в данном случае символизирует силу и мощь её поэтического дара, не укладывающегося в рамки пресловутой женской лирики. 

 

Главных дел - неисполненный список.
И сутулится жизнь, как швея.
Хоровод напомаженных кисок,
Не приманивай, я не твоя!

 

Мне ходить в одиночку по краю,
Разрезая фонариком ночь.
А когда я в работу ныряю
С головою - спасателей прочь.

 

Да, согласна: тяжёлые глуби
Не для ласково скроенных глаз.
Но, стихию толкущая в ступе,
Я порою счастливее вас. 

 

Подобно Цветаевой, Татьяна Бек была свободна от желания нравиться,  внешностью или поэзией.

 

 

О неприкаянности срам!
Ходить в невероятной шляпке,
И шляться по чужим дворам,
И примерять чужие тапки…

 

 Вам, безусловно, невдомек,
Что за нелепая фигура —
В руке цветок, в другой кулек —
Стоит на лестнице понуро? 

 

А это — я. Я вас люблю!
Но чтобы не казаться лишней,
Лишь сообщу, что — по рублю
На улице торгуют вишней... 

 

...Нахлобучу верблюжий капор,
Опрокину хмельной стакан.
— До свидания, Божий табор.
Я была из твоих цыган. 

 

«Нахлобучу верблюжий капор», «что за нелепая фигура»... Как это похоже на ахмадулинское «напялив калоши, скорее, скорее...» , на цветаевское «другие с очами и личиком светлым, а я-то ночами беседую с ветром… Небось не растаешь, одна мол семья! Как будто и вправду не женщина я!» Опять этот пол, как он им мешает в диалоге с ветром, в отношениях с миром! Это невольное желание нейтрализовать его, вынести за скобки своей музы говорит отнюдь не о мужеподобии этих прекрасных женщин-поэтов, а об их человеческом и поэтическом масштабе, о том, что в них выше и больше «женскости». Поэтому и здесь вместо ожидаемых любовных определений и эпитетов в лирике мы чаще встречаем прекрасное изначально и скомпрометированное эпохой слово «товарищ»:

 

 

Вы, кого я любила без памяти,
Исподлобья зрачками касаясь,
О любви моей даже не знаете,
Ибо я её прятала. Каюсь.

 

В этом мире — морозном и тающем
И цветущем под ливнями лета,
Я была вам хорошим товарищем.
Вы, надеюсь, заметили это?

 

Вспоминайте с улыбкой, не с мукою
Возражавшую вам горячо
И повсюду ходившую с сумкою,
Перекинутой через плечо. 

 

 

 

Татьяна Бек не пережила предательства друзей. Это разочарование стало для неё смертельным. 
- Скажи, когда меня не станет, им станет стыдно? - допытывалась она у близкой подруги.
- Им нет, но нам, твоим друзьям станет плохо…
7 февраля 2005 года Татьяна Бек отравилась. Её нашли в ванной, на полу лежала склянка от таблеток. Ей было 55 лет. И хотя по официальной версии она скончалась от инфаркта у себя дома, правда просочилась наружу, её подруга Виктория Шохина провела журналистское иссследование и написала обо всём в «Независимой газете». Рейн на какое-то время стал нерукопожатным. Но потом всё понемногу забылось, Бек уже нет, а ссориться с маститыми литераторами — Рейном, Чуприниным не каждому хотелось. Но я написала обо всём этом большой пост в трёх частях «На смерть поэта» о том, что в наше время поэтов может убить не пуля врага, но предательство друга.

 

 

Стольких поэтов убила неразделённая любовь, «лодка, разбитая о быт»… Татьяна Бек стала первой, которую убило разочарование в друзьях, предательство тех, кому она была верным и хорошим товарищем, посмевшим сказать им в глаза правду о их неправоте.

 

История о дружбе, которая сильнее и крепче любви

«Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары - во многом типичная американская книга.

 

 

Хотя многие считают её гей-манифестом, сама писательница таковой её не считала. Это просто рассказ о жизни, где нетрадиционные сексуальные отношения существуют как данность и кажутся вполне даже обычными и традиционными.
Такова позиция писательницы, с ней можно не соглашаться, не принимать, но роман этот, несомненно, необычайно сильное произведение, которое никого равнодушным не оставляет.

 

История четырех друзей — художника Джей-Би, юриста Джуда, архитектора Малкольма и актера Виллема — начинается здесь как классическая история про юношескую дружбу на всю жизнь, эдакий современный парафраз вечного сюжета о мушкетерах, таких разных, но при этом таких неразлучных. Однако после сотой страницы роман внезапно ускорится и начнет тугой петлей затягиваться вокруг двух по-настоящему главных героев — Виллема и Джуда. И тут,  сходясь в том, что роман мучителен и прекрасен, дальше почти все люди, пишущие и говорящие о «Маленькой жизни», расходятся. Для кого-то — это книга о том, что всей любви мира не хватит на то, чтобы залечить травму, нанесенную в детстве. Для кого-то — брутальный мужской гей-роман с жестью и кровью. Для кого-то — история преодоления и возможности счастья при любых обстоятельствах,  для кого-то — рассказ про художника и парадоксы творчества, про математику и ее связь с реальностью... Каждый видит в этой книге своё, для каждого это роман о чём-то ему близком. 

 

 

 

Для меня эта книга — прежде всего история про любовь и дружбу, а еще про то, что граница между ними зыбка и неопределенна. Мне очень дорога эта линия — любви Виллема к Джуду, это какая-то святая любовь, как у матери к ребёнку. История их взаимоотношений захватывает, зачаровывает, потрясает. Это настоящий учебник жизни, какой должна быть эта дружба-любовь в идеале. Не важно, бывает так или не бывает. Это книга о безмерном страдании и сострадании. О том, как надо ценить, беречь и лелеять близкого человека, как помогать ему, спасать, жить им, помнить.
 Янагихара - одиночка по жизни. Она заявляет, что не хочет заводить семью, детей. Но у нее есть друзья. Роман "Маленькая жизнь" она с любовью посвятила своему лучшему другу Джареду Холту: "Он не только самый благородный, сострадающий, прощающий и упрямо моральный человек, которого я знаю, он ещё и подарил мне великий дар переосмысления дружбы и её границ. Его дружба и наши обсуждения того, что такое дружба, так повлияли на эту книгу, что с философской точки зрения я считаю его соавтором". Ханья уверяет, что писала книгу лишь для двоих : для себя и Холта. 
Читатели спорят, является ли "Маленькая жизнь" романом о любви или о дружбе. Истина, судя по всему, где-то посередине:
"Теперь они придумывают свой собственный тип отношений, который официально не признан историей, о котором не сложили стихов и песен, но который не стреноживает их, позволяет быть честными".

Из эпилога о романе:
«И в самом деле, может быть, со времен “Трех мушкетеров” не было романа, где любовь так бесцеремонно оттеснялась бы на задний план, где бы не было ничего важнее товарищества четырех очень разных мужчин, их неколебимой преданности друг другу — Атос, Портос, Арамис, Д’Артаньян. Виллем, Джей-Би, Малкольм, Джуд».

 

 

Цитата из книги:

«...  Мне кажется, единственная хитрость дружбы — это найти людей, которые лучше тебя — не умнее, не круче, а добрее, благороднее, снисходительнее, — и ценить их за то, чему они тебя учат, и прислушиваться к ним, когда они говорят что-то о тебе, какими бы ужасными — или прекрасными — ни были их слова, и доверять им, а это труднее всего. Но и прекраснее всего тоже».

 

Вместо эпилога

 

 

Потом я читала свои стихи о дружбе, о мечте о ней, о разочаровании в ней...

***
 Друзей, которых нет уже нигде -
 гашу следы, стираю отпечатки.
 И привыкаю к этой пустоте,
 как к темноте на лестничной площадке.

 

 Дороги развивается клубок.
 Уверенно вслепую ставлю ногу.
 Я будущее знаю назубок -
 оно короче прошлого намного.

 

 Мой сквер, я столько по тебе хожу,
 тебя как книгу старую листая,
 что, кажется, тебе принадлежу
 частицей человечье-птичьей стаи.

 

 Присаживаюсь на твою скамью,
 твоею укрываюсь пышной кроной.
 Давно меня здесь держат за свою
 деревья, клумбы, дворники, вороны.

 

 Людей роднят метели и дожди.
 Как беззащитны слипшиеся прядки.
 Прохожий, незнакомец, подожди!
 Как дети, мы с собой играем в прятки.

 

 Но представляю выраженье лиц,
 когда бы то в реальности скажи я.
 Как зыбки очертания границ
 меж теми, кто свои, и кто чужие.

 

***
 В незнакомые лица пытаюсь вглядеться.
 Куда же мне деться?
 Прохожий, ты мог бы стать мне другом?
 Глядит с испугом…

 

Лёша прочёл стихотворение — о горечи потери друзей:

 

Я всех друзей переживу.
Мой Бог, за что мне эта мука?
Я эти раны залижу
как пёс, безропотно, без звука.

 

Меня друзья пусть встретят там,
куда я провожу их с болью.
И по традиции сто грамм
закусим молча хлебом-солью.

 

Не надо говорить про то,
как догорю закатом летним.
Не опечалится никто:
я буду уходить последним.

 

 

 

А мне вспомнилось чем-то похожее по мысли стихотворение Леонида Филатова:

Чем может быть утешен человек,
Которого несут к могильной яме?..
Не знает он, не видит из-под век,
Что окружен любимыми друзьями.

 

Когда в конце концов умру и я,
Хочу, чтобы не медля ни секунды
Ко мне слетелись все мои друзья -
Со службы, из больницы, из Пицунды.

 

И чтоб случайный магниевый блиц
Вернул меня на миг из мрака к жизни
И высветлил с десяток милых лиц,
Которых я б хотел собрать на тризне.

 

Пусть радость и не шибко велика,
Но уходя в последнюю дорогу
Я все же буду знать наверняка,
Что я не пережил их, слава Богу...

 

А потом была музыкальная минутка в духе ретро. Коля принёс патефон со старыми пластинками и мы упивались мелодиями и голосами минувших времён.

 

 

пластинка должна быть хрипящей

 

 

Четыре с половиной часа пролетели незаметно. — Почему-то именно столько длятся наши встречи, хотя мы часов не наблюдаем и хронометража не выставляем. Расходились ещё больше сдружившимися в этот вечер. А на другой день я получила отклик от Аркадия — вопреки известной истине, что «лицом к лицу лица не видать, большое видится на расстоянье», нам тут, лицом к лицу, тоже было видно многое:

«Наталия! Мне очень понравилась наша встреча, как и предыдущие. Сложилась отличная компания интересных людей. Особенно понравилось ваше выступление с рассказом о поэтах. Много неизвестных раньше фактов. Я благодарен вам за организацию клуба. Теперь уже жду каждое новое заседание. Фотографии тоже хороши. Они напоминают о дружеском общении. Буду ждать текста этой встречи...»

Ну вот этот текст перед вами — живое свидетельство того, что прошло, но не забылось. А новая встреча — уже десятая, юбилейная - не за горами. Она будет ещё и новогодней — с подарками, пожеланиями, сюрпризами… Так что я с вами не прощаюсь!

 

Встреча десятая здесь: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post465538951/

 

Начало здесь

 

Тоска по альтер эго

Всем известна крылатая фраза Экзюпери из «Маленького принца»: «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил». Она о верности, об ответственности за того, кто тебе доверился.
Помните, как, оказываясь на Земле, в безлюдной пустыне, Маленький принц встречает доброго и мудрого Лиса. В его лице мальчик обретает друга, которого так искал.

А. Сент-Экзюпери после аварии самолета в ливийской пустыне

 

Если Роза олицетворяет в сказке любовь, то Лис — это олицетворение Дружбы.
Он открывает Принцу мудрые истины, забытые людьми, учит понимать тайну человеческого сердца.

 

- Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете...
Лис замолчал и долго смотрел на Маленького принца. Потом сказал:
- Пожалуйста... приручи меня!
- Я бы рад, - ответил Маленький принц, - но у меня так мало времени. Мне еще надо найти друзей и узнать разные вещи.
- Узнать можно только те вещи, которые приручишь, - сказал Лис. - У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!..
- Люди забыли эту истину, - сказал Лис, - но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. 

Необычно большие уши Лиса на рисунке Экзюпери, скорее всего, навеяны маленькой пустынной лисичкой фенек — одним из существ, прирученных писателем во время службы в Марокко.

Наверное, нет человека, кто не знал бы этой мудрой и светлой сказки Экзюпери. Но не все знают, что у сказочного Лиса был прототип. Некоторые исследователи усматривают в этом персонаже прообраз знакомой автора - Ренэ де Соссин, которую, судя по письмам, Экзюпери воспринимал как духовно близкого человека. 

Из письма Антуана де Сент-Экзюпери — Рене де Соссин
Аликанте, ноябрь 1926

Я и сейчас хорошенько не знаю, зачем пишу. Мне так нужен друг, которому я мог бы рассказывать о всех мелочах жизни. С которым мог бы поделиться. Сам не знаю, почему я выбрал вас. Вы такая чужая. Мои слова отскакивают от бумаги. Я уже не могу представить себе опущенные над моим письмом глаза, которые читали бы его и радовались моему солнцу, моим лакомствам, моим мечтам. Я пишу это письмо тихо-тихо, чтобы разбудить, не слишком веря, что мне это удастся. Может быть, я пишу самому себе…

Антуан де Сент-Экзюпери познакомился с Ренэ де Соссин, когда ему было восемнадцать лет; она была сестрой его школьного товарища. Он ей часто писал в последующие годы, когда начал летать. Он был переполнен воспоминаниями, наблюдениями, мыслями и тосковал по умному, душевно-тонкому собеседнику. Антуан создал для себя в письмах образ «воображаемой подруги» — как создавал позднее образы героев и героинь романов и повестей.

«Выпрыгнув из самолета, я ничего не сказал. Мне ничего не было нужно, и мне казалось, что меня никто не поймет. Во всяком случае, не поймут самого главного. Того мира, куда мне контрабандой удалось заглянуть. Мира, из которого редко кому удается вернуться, чтобы о нем поведать. Слова бессильны рассказать об этих полях, об этом ясном солнце. Как сказать: «Я понял поля, я понял солнце…»? И все-таки это было именно то самое. В течение нескольких секунд я во всей полноте пережил ослепительное спокойствие этого дня. Дня, построенного прочно, как дом, где я был у себя, где мне было хорошо и откуда меня едва не выбросили. Дня с его утренним солнцем, с его высоким небом, с землей, по которой кто-то мирно вышивал тонкие борозды. Какое сладостное ремесло!

Потом на улицах я встречал дворников, подметавших свою часть этого мира. Я был им за это благодарен. И сержантам, охранявшим порядок на своем участке в сто метров. Как мудро был устроен этот дом! Я вернулся, обо мне заботились, и я любил жизнь.
Вы не поймете этого, и никто не поймет. А я хотел бы заставить кого-нибудь понять. Почему вам безразлично все это? 
   Почему вы не слышите меня?..»

 

В своей будущей сказке-притче о Маленьком Принце, улетевшем на другую планету, Экзюпери выразил всю свою тоску об альтер эго, о своём втором я — друге, который понимал бы его с полуслова. На этой планете подобное было невозможным. «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?..»

 

"...И когда ты утешишься (в конце концов, всегда утешаешься), ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнёшь окно, и тебе будет приятно... И твои друзья станут удивляться, что ты смеёшься, глядя на небо. А ты им скажешь: "Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звёзды!" И они подумают, что ты сошёл с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю…"

Антуан де Сент-Экзюпери, "Маленький принц"

 

  Закон протянутой руки

«Дружба такая же редкость как и любовь. А знакомых… мне не надо» - писала Марина Цветаева. Притом, что она не признавала «мягкий хлеб дарёной дружбы», сама она дарила свою дружбу с той же щедростью и безмерностью, что и любовь.
Она не только оставила нам живые портреты знаменитых поэтов-современников, запечатлев их в мемуарном слове, как в камне, с необыкновенной теплотой и нежностью (Бальмонт, Белый, Волошин), но и сотни исполненных искреннего восхищения писем, посвященных друзьям дивных гимнов поклонения и любви. 
(А вот Ахматовой этого было не дано. Потребность ощущать себя королевой поэзии не допускала соперниц. Но и о тех немногих, кого любила – Петровых, Тарковском, Бродском – не оставила никаких благодарных воспоминаний).
Есть у Марины Цветаевой стихотворение, противоречащее её утверждению, что она не приемлет замену (подмену) любви дружбой. Это её знаменитое «Мне нравится, что вы больны не мной...»
Созданное в 1915 году, оно посвящалось гражданскому мужу её младшей сестры Анастасии Маврикию Минцу. Марина тоже была неравнодушна к этому человеку, но из любви к сестре не могла переступить грань дозволенного и открыто признаться в своих чувствах чужому мужчине. Так появляется на свет её поэтическая исповедь "Мне нравится, что вы больны не мной...", адресованное человеку, с которым ей не суждено быть вместе.

Было ли это чувство не так сильно, как другие её влюблённости и страсти, сметающие все преграды на пути, или  Минц не испытывал к Марине ничего, кроме дружеской симпатии, но стихотворение это стоит особняком в любовной лирике Цветаевой, ибо впервые она воспевает в нём не любовь, но дружбу, убедительно, хотя, может быть, и чуть лукаво доказывая её преимущества.
Доверительный диалог с главным лирическим героем начинается с парадоксального утверждения, что героиня рада тому, что её не любят.  «Мне нравится, что вы больны не мной". Сердца героев заняты другими людьми, что обоих устраивает и дает гарантию спокойного общения, не грозящего перейти в более близкое («и никогда тяжелый шар земной не уплывёт под нашими ногами»).
Свободные от грешных плотских чувств и побуждений, они вольны вести себя как заблагорассудится: рискованно шутить, веселиться и даже спокойно относиться к случайным телесным контактам: «и не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами». Хотя все эти убаюкивающие уверения в невозможности  любых отношений, кроме дружеских, и демонстрация их душевного комфорта в связи с этим, перечёркивается одним словечком «увы»: «За то, что Вы, увы, больны не мной, за то что я, увы, больна не Вами». Да, за этим «увы» сквозит некое сожаление, угадывается вздох героини, но в целом цветаевское воспевание дружбы в этом стихотворении очень убедительно, полно очарования и неизъяснимой прелести.
В письме A.Тесковой  Марина с горечью признавалась: «Меня не любили. Так мало! Так — вяло! По-мужски не любили...» А в поэме «Тезей» она пишет:
«Любят — думаете? Нет, рубят Так! нет — губят! нет — жилы рвут! О, как мало и плохо любят! Любят, рубят — единый звук Мертвенный! И сие любовью Величаете? Мышц игра — И не боле! Бревна дубовей И топорнее топора». 
Она понимала любовь по-другому. Из письма Петру Юркевичу:

«Мне не нужно любви, мне нужно понимание. Для меня это — любовь. Я могу любить только человека, который в весенний день предпочтёт мне — берёзу. Это моя формула».

 

При всём том, что Цветаева «вся — любовь!», в её любви мало женского, мало пола, как ни странно это может показаться, ей всегда была свойственна жажда любви всечеловеческой, братской, жажда понимания, душевного тепла и родства. 

 

 

Что для ока — радуга,
Злаку — чернозем —
Человеку — надоба
Человека — в нём.

Мне дожди и радуги
И руки — нужней
Человека надоба
Рук — в руке моей.

 

Не мужчины — человека! Это формула дружбы. В традиционной любви мужчины и женщины есть что-то от «поединка рокового», от «рубки дров» (вспомним у Маяковского: «любить — это значит… блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи»), Марине нужно другое: распахнутость души, бескорыстная радость дружеского союза.

Есть у меня моих икон 
Ценней - сокровище.
Послушай: есть другой закон,
Законы - кроющий.

Пред ним  все клонятся клинки,
Всё меркнут яхонты.
Закон протянутой руки,
Души распахнутой.

(«Чужому»)

Зинаида Шаховская, общавшаяся с Мариной Цветаевой в 1936 году во Франции, писала: «Я не встречала из выступающих перед публикой никого более свободного от желания понравиться. В частной жизни у МЦ тоже было полное отсутствие женского шарма. То, что можно было назвать «бабьим», в ней не было ни крошки. Ни хитрости, ни лукавства».

В её личности было что-то скорее мужское, чем женское — сила, честность, мужество, душевный размах.

 

Есть в стане моем – офицерская прямость,
Есть в ребрах моих – офицерская честь.
На всякую муку иду не упрямясь.
Терпенье солдатское есть! 

 

Ей нужен был тот, кто стал бы вровень с её душой, кто платил бы ей той же неразменной чистой монетой. В любви часто неравноправие, один сильнее, другой  уязвимее, один любит, другой позволяет себя любить, в дружбе же всё по-честному, по заслугам, там нет нужды ни в хитрости, ни в шарме, ни в жалких женских уловках, сколько отдаёшь — столько получаешь. Цветаева по натуре, по природе своей была скорее Другом в любви, чем любовницей.

 

Не любовницей — любимицей
я пришла на землю нежную.
От рыданий не поднимется
грудь мальчишечья моя.
Если я к руке опущенной
ртом прильну — не вздумай хмуриться!
Любованье — хлеб насущный мой.
Я молитву говорю.

 

Попав в юности впервые в искреннюю и тёплую атмосферу волошинского дома, Цветаева с благодарностью писала потом: "Максу я обязана крепостью и открытостью рукопожатия и с ним пришедшего доверия к людям". 

Благодаря Волошину Марина обрела многих новых друзей. Об этом его призвании "сводить людей, творить встречи и судьбы" она не раз с благодарностью вспоминала спустя годы ( Очерки «Живое о живом» - о Волошине, Бальмонте, Белом, Мандельштаме).

Творя героев своих романов, Цветаева не считалась с их истинной природой — всё затмевали несколько слов, показавшихся созвучными её душе. По ним создавался образ человека: брата по духу, родного в помыслах, единомышленника в отношении к миру. Эти сотворённые ею образы часто оказывались далеки от оригинала, но любила она их по-настоящему, радовалась и горевала, каждому готова была отдать всю себя. «Я хотела бы друга на всю жизнь и на каждый час (возможность каждого часа), - писала она. - Кто бы мне всегда, даже на смертном одре, радовался».

Наконец-то встретила
надобного мне.
У кого-то — смертная
надоба во мне…

Увы! Это была иллюзия. Такого она так и не встретила.

Надя поёт песню о дружбе «Когда простым и нежным взором...»

 

Свирепей дружбы в мире нет любви

Кто-то из близко знавших Беллу Ахмадулину сказал однажды, что для нее дружба важнее любви. В какой-то мере это так, мужчина и женщина в её стихах связаны не любовными узами, а прежде всего дружескими, возведенными поэтом в ранг самых таинственных и сильных.
Яркий тому пример — её стихотворение «Сон», адресованное бывшему мужу Евгению Евтушенко. Несмотря на то, что прежние чувства их уже давно не связывали, у обоих были другие семьи, он по-прежнему оставался её другом, и это было свято, это чувство было выше и сильнее любви.

 

Наскучило уже, да и некстати
о знаменитом друге рассуждать.
Не проще ль в деревенской благодати
бесхитростно писать слова в тетрадь -

 

при бабочках и при окне открытом,
пока темно и дети спать легли...
О чем, бишь? Да о друге знаменитом,
Свирепей дружбы в мире нет любви.

 

А дальше она рассказывает свой сон:

Зачем он был так грозно вероятен?
Тому назад лет пять уже иль шесть
приснилось мне, что входит мой приятель
и говорит: - Страшись. Дурная весть.

 

- О нём? - О нём.- И дик и слабоумен
стал разум. Сердце прервалось во мне.
Вошедший строго возвестил: - Он умер.
А ты держись. Иди к его жене.-

 

Глаза жены серебряного цвета:
зрачок ума и сумрак голубой.
Во славу знаменитого поэта
мой смертный крик вознесся над землей.

 

Домашние сбежались. Ночь крепчала.
Мелькнул сквозняк и погубил свечу.
Мой сон прошел, а я еще кричала.
Проходит жизнь, а я еще кричу.

 

О, пусть моим необратимым прахом
приснюсь себе иль стану наяву -
не дай мне бог моих друзей оплакать!
Все остальное я переживу.

 

Культ дружбы Ахмадулина воспевала с неистовою страстью и силой. Её сокровенные слова любви и верности поэтам-товарищам, когда не «Платон мне друг, но...», а: «...всё это так. Но всё ж он мой товарищ. А я люблю товарищей моих!»

 

Когда моих товарищей корят, 
я понимаю слов закономерность, 
но нежности моей закаменелость 
мешает слушать мне, как их корят…

Да будем мы к своим друзьям пристрастны! 
Да будем думать, что они прекрасны! 
Терять их страшно, бог не приведи!

Её любили помимо всего прочего ещё и вот за этот щедрый дар дружбы и бескорыстного восхищения. И как мерзко после всего этого читать злобно-завистливые строки Ю. Мориц в её адрес: «Я с гениями водку не пила и близко их к себе не подпускала...» Ну при чём здесь это?! 

Белла  в жизни была гораздо жизнеустойчивей, жёстче, чем это может показаться по её утончённым стихам. Одним из первых это понял Антокольский, назвав её дарование «недюжинным, по-мужски сильным». Сам склад её ума скорее мужской — проницательный и трезвый. Она совершенно лишена слезливой сентиментальности. В её стихах удивительное — вопреки реальным обстоятельствам жизни — отторжение от всего женского.

 

То есть с одной стороны — она всегда знала, чего должна желать женщина и с некоторой самоиронией писала об этом:

Хочу я быть невестой,
красивой, завитой,
под белою навесной
застенчивой фатой.

 

Но она понимала, что это не её удел:

Завидна мне извечная привычка
быть женщиной и мужнею женою,
но уж таков присмотр небес за мною,
что ничего и этого не вышло.

Порой она бунтует против своего призвания, вступающего в противоречие с извечной женской природой: 

Довольно мне чудовищем бесполым
тому быть братом, этому - сестрой,
то враждовать, то нежничать с глаголом,
пред тем как стать травою и сосной.

Но только здесь, в таком творческом состоянии отступает от ахмадулинской героини вечное чувство сиротства, душа наполняется радостью, свободой и бесстрашием перед судьбой:

Давайте, давайте кружиться всегда,
и все, что случится, - еще не беда,
ах, господи боже мой, вот вечеринка,
проносится около уха звезда,
под веко летит золотая соринка…

Проносимся! И посреди тишины
целуется красное с желтым и синим,
и все одиночества душ сплочены
в созвездье одно притяжением сильным.

Невольно вспоминается Окуджава:

Давайте восклицать, друг другом восхищаться.
Высокопарных слов не стоит опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты -
Ведь это все любви счастливые моменты...

Давайте понимать друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.
Давайте жить, во всем друг другу потакая,
Тем более что жизнь короткая такая.

Окончание здесь: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post464119253//

Первая встреча здесь

Предыдущая: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post462767307/

 

 

Итак, состоялась наша девятая встреча. Начинаем по традиции с поздравлений. На этот раз у нас был именинник Коля.

 

 

Дата не круглая, но приближающаяся к оной. Коля! Ты у нас самый многогранный талант — и поэт, и бард, и художник, и краевед, но, наверное, и самый разбросанный, несобранный и ленивый — редко радуешь нас своими творческими новинками. Но, надеюсь, наш клуб будет тебя в этом плане вдохновлять, понукать и стимулировать. Я тебе желаю неиссякаемого, как Кастальский ключ, вдохновения, высоких полётов во сне и наяву, счастливых поворотов в судьбе и радостей в каждом дне жизни! Ну и по традиции — поздравительный стишок:

 

О Коля! Прими поздравленья
с количеством прожитых лет!
Мир рад твоему появленью,
что ты, хоть и чуточку с ленью,
художник, поэт, краевед!

 

И как бы ни строила плутни
судьба, ни безмолвствовал Бог,
коль красок в бесцветные будни
плеснуть не сумеем — не будет
за нас это делать Ван Гог.

 

Пусть будет алтарь не потушен,
душа не пребудет в узде,
пусть будешь по-прежнему нужен
стихам, будоражащим душу,
волшебным мазкам на холсте!

 

Хоть мал золотник, но зато ни
строки, чтоб ушла без следа.
Ты жемчуг, зарытый в планктоне,
цветок в нераскрытом бутоне...
Не надо, маэстро, ладони
со лба убирать никуда!

 

Потом были подарки, именинный торт и заздравная песня, спетая Надей.

 

 

 

Лёша тоже отличился за это время — вышел ролик с его участием в проекте «Мастера русского слова. Диалоги о жизни и творчестве». Местная литераторша Наталья Тяпугина выпускает ролики с часовыми интервью с саратовскими писателями. Там уже записались и выпущены в эфир Иван Васильцов, Яша Удин, Елизавета Мартынова, Валерий Кремер, Павел Шаров и ваш покорный слуга наш Лёша. Лёша там лучик света в тёмном царстве, и мы уже можем его поздравить с этим выходом в ютуб, что несомненно приумножит число его читателей и поклонников.

https://www.youtube.com/watch?v=8KF7lPRRwuU&feature=emb_logo

 

 

 

Вышло ещё и видео с презентации альманаха «Другой берег», где Лёша представлял "Общество покровских гениев", как они скромно себя именуют, хоть сам не оттуда, а, как выразилась Тяпугина, примазался к ним, но тем не менее она его так и представила, как одного из этих гениев, что Лёша и доказал своим выступлением. Перефразируя Мюнхгаузена, «подвиг не подвиг, но что-то героическое в этом есть», хочу сказать: гений не гений, но что-то гениальное в этом есть. Лёш, я знаю, ты пишешь продолжение своего нескончаемого «Дворника», хоть отрывочек из этой эпопеи прочитаешь нам сегодня? Как раз тема дружба, а у тебя там об отличной дружной компании.
А теперь по традиции — отзывы о прошлой, даже позапрошлой нашей встрече, посвящённой теме счастья.

Людмила Коваль, Калининград:

«Уважаемые члены Клуба! Поздравляю всех вас с вашей седьмой встречей! Счастливое число 7 не обмануло. По вашим лицам на фотографиях ясно, что она прошла не просто хорошо, а доставила вам радость. Отдельное спасибо Надежде за рассказ об отце и особенно за фотографии. Это замечательно вписалось в тему встречи, потому что это - рассказ о счастливом человеке, прожившем долгую жизнь. Столько лет в профессии - это ли не счастье?!
Могу предположить, что, расходясь после каждой встречи в Клубе, вы уже начинаете мечтать о следующей. Это прекрасно. Пусть ваше общение продолжается и между встречами. Не теряйте друг друга. От души вам этого желаю».

Теперь уж не потеряемся...

А потом я объявила новость: у нашего клуба есть, оказывается, предшественники, побратимы или конкуренты, уж не знаю как правильнее. Случайно натолкнулась в фейсбуке на страничку некой Эммы Кайдас из Москвы, где увидела вот такое объявление:

"Ну что, братцы, осенняя хандра вас еще не зацепила? А я вот слегка приуныла от затянувшегося межсезонья листопадов-снегопадов. А посему, приглашаю встретиться в клубе «МирЭм» вечером 2 ноября - в уютном месте , рядом с м. Арбатская, Тверская, в кафе «Бризоль». Будем пить вино, дегустировать эксклюзивные крафтовые сыры и…. делиться своими хобби и увлечениями! Возможно, вы найдете единомышленников, чтобы вместе наслаждаться любимым делом, или, послушав других, откроете для себя новое занятное увлечение. Поделимся своими лайфхаками /рецептами - что помогает нам чувствовать полноту и яркость повседневности? Вспомним о «качестве жизни». Как наполнить жизнь яркими красками? А может, для кого-то из вас любимое занятие стало делом жизни? Смело хвастайтесь! Обожаю такие истории!)) Короче, друзья, приходите. Это прекрасная возможность продемонстрировать свои таланты и дарования. И своим примером зарядить других. А я обещаю с вами поделиться своими маленькими и большими слабостями ( ну не всеми, конечно))) А вот свои стихи точно почитаю.))
Тема встречи : «ЖИТЬ В КАЙФ! » Знакомимся с увлеченными людьми. Демонстрируем свои таланты и способности, слушаем интересные истории , делимся рецептами радости».

Не скрою, я сначала испытала что-то вроде ревности и даже зависти. Ведь это же в сущности то же самое, что я хотела организовать в нашем клубе и чем мы здесь занимаемся! Но тут совсем иной масштаб! Объявление датировано 2017 годом, значит меня уже опередили. И к тому же это не на дому, а в кафе, где может разместиться больше людей, да и само по себе престижнее и комфортнее.

 

кафе «Бризоль»

 

Прокрутила дальше, там ещё одно объявление, ещё завлекательнее прежнего:

«Как часто мы подавляем проявления своих лучших эмоций:
– веселый, заразительный смех?
- искрометную, во весь голос, реплику?
- искреннее проявление симпатии и расположения?
- теплые дружеские объятия и эти тихие, в пол-голоса, проникновенные слова: «Как же я рада тебя видеть!»
Нередко мы прячемся в своих норках, как премудрые Пескари… 
И проводим большую часть жизни в невысказанных мыслях, переживаниях и ощущении, что жизнь проходит мимо… Вместо того, чтобы идти навстречу новым знакомствам, чувствам и впечатлениям.
Оставаясь в своей «ракушке», скрывая свои светлые, добрые чувства, мы лишаем себя невыразимого удовольствия согревать и согреваться в кругу людей, близких по духу...
В нашем в клубе живого общения «МирЭм» (МИР ЭМОЦИЙ) собираются сильные, красивые люди с большим сердцем и открытой душой. Здесь можно быть самими собой, не страшась быть веселыми и грустными, земными и возвышенными. Мы делимся здесь своими мыслями и чувствами, талантами и творчеством. 
Наверное, кто-то, читая эти строки, скептически улыбнется. Мол, в наше-то время? Таки да! А все просто. У нас не бывает случайных людей. К нам приходят те, кто сам наполнен теплом и добрыми чувствами, и кто готов делиться этим богатством с другими. 
Всем моим дорогим друзьям сердечное спасибо за творческую, душевную атмосферу и готовность щедро делиться своими мыслями и эмоциями!
Итак, Вечер живого общения в клубе "МирЭм " .
Тема встречи : " НАШИ 90-е, БЕЗ РЕТУШИ ".

Я уже хотела списаться с этими организаторами и напроситься в побратимы к их клубу — знаете, раньше были такие клубы  интернациональной дружбы, когда дружили клубы-побратимы из разных городов и стран. Но… все эти мои мысли разом улетучились, когда я прочла это объявление до конца. А дальше там было следующее:

«И да. Напоминаю! В программе клубной встречи «МирЭм» - дегустация крафтовых сыров по итальянским рецептам от производителя фермерского хозяйства ( это тоже история одного успеха, о которой на встрече обещает рассказать сам предприниматель) . Входной билет 600 руб».

Вот эта фраза сразу перечеркнула мои наивные восторги. Вся эта лирика была лишь завлекательной обёрткой, а по сути — коммерцией. Бизнес, купля-продажа, личная выгода  просочились всюду, и то, что они прикрываются словами о дружбе, творчестве — что сами по себе бескорыстные понятия — всё это пахнет таким цинизмом. Это какой-то волк в овечьей шкуре. Может быть, я безнадёжно отстала от жизни, но в моём понимании добрые дружеские чувства, творческая душевная атмосфера несовместимы с коммерцией и наживой. «В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань» (Пушкин, Полтава). Так что наш клуб, видимо, всё-таки единственный и неповторимый, потому что он не преследует никаких побочных выгодных целей, здесь у нас царство душ и талантов, а не кошельков. Здесь мы только дарим, а не продаём. Как сказал Лао-Цзы, "Кто берет - наполняет ладони, кто отдаёт - наполняет сердце". Так что будем знать, что мы последние из могикан, кто ещё исповедует ценности прошлого века, и слава богу, что хоть нас и мало, но мы есть, мы есть друг у друга.

 

 

И я не стала писать этому клубу. Дегустация  крафтовых сыров за 600 рублей нас не интересует, у них своя свадьба, а у нас своя.

Давайте сейчас продегустируем то, что у нас на столе — бесплатно! - и выпьем за нас, за наш клуб, единственный в своём роде.

 

 

Потом Аркадий познакомил нас со своей новой публикацией в журнале «Загадки истории» - статьёй о гибели Льва Троцкого.

 

 

Другим членам клуба тоже было что рассказать.

 

Валентина рассказывает о посещении комической оперы.

 

 

Комическая опера «Свадьба Фигаро»

 

Валя читает мой стих. Кто угадает автора?

А я и сама не угадала.

 

Людмила рассказывает о своей недавней поездке в Грецию

 

Надя пела, а мы подпевали ей в унисон

 

Ну а теперь — небольшой перерыв и перейдём к нашей новой теме — теме дружбы.

 

 

Сколько томов написано о любви, но очень мало — о дружбе. Принято считать, что это — недолюбовь, некий бледный оттиск её,  - «я вся — любовь, и мягкий хлеб дарёной дружбы мне не нужен!» - запальчиво воскликнула Цветаева, и этот выкрик тотчас стал ещё одним «воплем женщин всех времён», не признававших в сердечных вещах компромисса.
Или вспомним Ремарка с его «Любовь не пятнают дружбой»: «Развести маленький огородик на остывшей лаве угасших чувств? Нет, это не для нас с тобой...»  («Триумфальная арка»)
Дружба — суррогат любви, для любящего эта подмена унизительна, она равносильна камню, положенному в ладонь вместо хлеба.
С другой стороны, дружба — это что-то из школьного пионерского детства, что-то инфантильное, дворовое, мушкетёрское… Словом, то, что остаётся в далёком прошлом, за чертой взрослой серьёзной жизни. А между тем это не так! Мне захотелось реабилитировать это затёртое слово, это прекрасное понятие, заглянуть в глубину его смыслов, доказать его самоценность.
«Без друзей меня чуть-чуть, а с друзьями много» - наивные слова этой детской песенки не так уж далеки от истины. С друзьями нас действительно больше. И мы сами больше. И это справедливо для всех возрастов.

 

Надя поёт всем известную детскую песенку «Вместе весело шагать по просторам»

 

Браво!

 

Что такое дружба?
Согласно определению в толковом словаре Ожегова, «дружба – это отношения высокой степени близости, которые базируются на глубоком доверии, взаимной привязанности, общих интересах и взглядах». 
Для дружбы не важны возраст, пол, внешность и социальное положение, ей не нужен секс, не свойственна ревность, она не может быть безответной, неразделённой. Как понимали дружбу великие писатели, поэты, мыслители, философы? Я сделала небольшую выборку.
«Любовь может быть неразделенной. Дружба — никогда», - писал Януш Вишневский.  И это одно из важных её преимуществ.  
Истинные дружеские чувства всегда взаимны. Часто говорят: «Друзья – это семья, которую выбираем мы сами». 
Дружба — это тоже любовь, но любовь, которая «не ищет своего», то есть самого высокого порядка. Христианство наделяет дружбу таким понятием, как «любящая доброта». Дружеские отношения — это отношения любви и братства. Другими словами, друзья ощущают по отношению друг к другу практически кровную связь.
Если любовь редко длится долго, то отличительной чертой дружбы является её стабильность и долговременность, порой она длится на протяжении всей жизни. И если сохранить любовь не всегда во власти человека, как бы он сам ни любил, многое тут от него не зависит, то долгосрочность дружбы определяют личные качества людей, такие, как верность, искренний интерес к жизни друга, умение выслушать и поддержать в трудную минуту, прийти на помощь по первому зову. 
Есть ещё такое определение: «Настоящий друг — это человек, которому можно позвонить в четыре часа утра».
В свое время Владимир Высоцкий ёмко сформулировал понятие «дружба»: «Когда можно сказать человеку всё, даже самое отвратительное, о себе».
И при этом — хочется добавить — быть уверенным, что он тебя поймёт, не оттолкнёт, не злоупотребит твой откровенностью и поддержит.
 «Друг - человек, который знает о нас всё и тем не менее любит нас», - уверял  Элберт Хаббард. 
«Другом является такой человек, с которым я могу быть искренним. В его присутствии я могу думать вслух», - писал Ралф Эмерсон.
«Дружба — это когда с человеком хорошо просто так» (Юрий Нагибин).

Аристотель считал, что друзья есть то благо, которым в числе прочих должен обладать счастливый человек. 
Павел Флоренский в «Письме одиннадцатом» под названием «Дружба» писал, что друг — это «другое Я любящего», и отмечал «тихий,  задушевный,  нерассудочный  характер чувства, но в то же время и не страстный, не импульсивный, не безудержный, не слепой и не бурный». 
«Дружба - это постоянная константа, - утверждал Вильям Шекспир. - Сумей её сохранить в работе и делах любовных, и станет она бесценным даром на всю жизнь...Что касается меня, то я считаю, что человек никогда не бывает настолько старым, чтобы не иметь возможности найти себе друга».
Омар Хайям считал дружбу важнее абстрактных идей борьбы за всеобщее счастье:

Чем за общее счастье без толку страдать — 
Лучше счастье кому-нибудь близкому дать. 
Лучше друга к себе привязать добротой, 
Чем от пут человечество освобождать. 

 

Надя поёт «Песню верных друзей»
(из фильма "Верные друзья)

 

 

подпеваем

 

Любопытный нюанс: в итальянском языке есть выражение, которым определяется отношение к человеку как любовь в чисто человеческом плане, без примеси эротики: «ti voglio bene». Если «ti amo» - говорят, когда признаются в любви страстной, чувственной, между мужчиной и женщиной, то  «ti voglio bene» -  говорят друзьям, родным, близким - т.е. безотносительно пола, сексуального подтекста. Это не совсем "я тебя люблю", точный перевод затруднителен, т.к. в русском нет такого понятия. Дословно "я тебя люблю всегда ", «я тебе желаю добра",  но литературный перевод что-то вроде "ты мне дорог". 
Есть «амаре» — любовь, физическое наслаждение, а есть «воглио бене». Это когда к человеку относишься так, что нет никого ближе его. Жаль, что в русском языке нет таких тонких различий.
Вспоминается два определения дружбы, на первый взгляд противоречащие друг другу. С одной стороны «Друг есть действие», как считала Марина Цветаева, и ценность дружбы определяется делами, конкретной заботой и помощью. («Все эти цветы, и письма, и лирические интермедии не стоят вовремя зачиненной рубашки» (из письма А. Бахраху от 25.07.1923. )  С другой — по мнению Тютчева, «использовать дружеские отношения для своих личных нужд - это всё равно что кроить панталоны из холста Рафаэля».
До сих пор не решила, кто из них более прав. Наверное, всё зависит от того, о ком идёт речь, если о другом — то Цветаева, если о себе — то Тютчев.

Продолжение здесь: https://www.liveinternet.ru/users/4514961/post464118517//

 

http://promegalit.ru/public/22799_natalija_kravche...AzZQ66aL5Mou4w7E8JqswUkZQoNbvw