…Мы можем дать реальное истолкование для неевклидовой геометрии, можем найти в нашем евклидовом пространстве образования, геометрия которых будет неевклидовой. Так, геометрия на шаре, на поверхности с постоянной положительной кривизной, сферическая геометрия будет реальным истолкованием геометрии Римана. Реальным истолкованием геометрии Лобачевского будет геометрия на поверхности с постоянной отрицательной кривизной, на так называемой псевдосфере[i], как это показал итальянский математик Бельтрами. Так точно можно найти в нашем мире образования, логика которых будет аналогична воображаемой. Я говорю о понятиях. Если бы мы стали строить чистую логику понятий, то мы бы увидели, что она различна от логики вещей. Только к восприятиям и представлениям, только к вещам и фактам применим закон исключённого третьего. Лампа горит или не горит; третьей возможности нет. Если мы субъектом суждения возьмём вещь, факт, восприятие, представление и т. д., то любой предикат составит с этим субъектом либо отрицательное, либо утвердительное суждение. Напротив того, к понятиям закон исключённого третьего неприменим, а к ним применим закон исключённого четвертого. В самом деле, если мы субъектом суждения возьмём понятие, то любой предикат относится к нему или так: 1) данный предикат необходим для данного понятия (напр., для треугольника — его замкнутость), и это мы выражаем в утвердительном суждении о понятии (общеутвердительном классической логики), или так: 2) данный предикат невозможен для данного понятия (напр., для треугольника — добродетель), и это мы выражаем в отрицательном суждении о понятии (общеотрицательном суждении классической логики), или так: 3) данный предикат совместим с данным понятием (напр., для треугольника — равносторонность). Этот третий случай мы должны выражать в особом акцидентальном суждении о понятии. Понятие S совместимо с предикатом Р; S может быть Р. Треугольник может быть равносторонним. Это суждение обладает своей особой связкой, отличной от связки утвердительного и отрицательного суждения. Кроме этих 3 суждений, действительно не может быть четвёртого, и одно из них истинно в каждом данном случае. Это и есть закон исключённого четвертого. Таким образом, для вещей и представлений истинно одно из двух: или утвердительное, или отрицательное суждение. Для понятий истинно одно из трёх суждений: либо утвердительное, либо отрицательное, либо акцидентальное. Закон исключённого четвёртого, закон воображаемой логики есть в то же время и закон нашей земной логики понятия. Индифферентное суждение воображаемой логики находит своё соответствие в акцидентальном суждении о понятии: «S может быть Р». Это последнее можно рассматривать, как своеобразный синтез утверждения и отрицания. В самом деле, акцидентальное суждение — «S может быть Р» — «треугольник может быть равносторонним» — эквивалентно такой форме: «некоторые S суть Р, некоторые S не суть Р». «Некоторые треугольники равносторонни, некоторые нет».

Вот поэтому-то и можно сказать, что логика понятия аналогична воображаемой логике[ii].

Источник: http://amklib113.ru/bbl/vlog/nvs-2-3.html

прочитал, уважаемые отцы, в писаниях арабов, что, когда спросили Абдаллу Сарацина, что кажется ему самым удивительным в мире, он ответил: ничего нет более замечательного, чем человек. Этой мысли соответствуют и слова Меркурия: «О Асклепий, великое чудо есть человек!»[1] Когда я размышлял о значении этих изречений, меня не удовлетворяли многочисленные аргументы, приводимые многими в пользу превосходства человеческой природы: человек есть посредник между всеми созданиями, близкий к высшим и господин над низшими, истолкователь природы в силу проницательности ума, ясности мышления и пытливости интеллекта, промежуток между неизменной вечностью и текущим временем, узы мира, как говорят персы, Гименей, стоящий немного ниже ангелов, по свидетельству Давида[2].

Всё это значительно, но не то главное, что заслуживает наибольшего восхищения. Почему же мы не восхищаемся в большей степени ангелами и прекрасными небесными хорами? В конце концов, мне показалось, я понял, почему человек самый счастливый из всех живых существ и достойный всеобщего восхищения и какой жребий был уготован ему среди прочих судеб, завидный не только для животных, но и для звёзд и потусторонних душ. Невероятно и удивительно! А как же иначе? Ведь именно поэтому человека по праву называют и считают великим чудом,  живым существом, действительно достойным восхищения. Но что бы там ни было, выслушайте, отцы, и снисходительно простите мне эту речь.

Уже всевышний отец, бог-творец создал по законам мудрости мировое обиталище, которое нам кажется августейшим храмом божества. Наднебесную сферу украсил разумом, небесные тела оживил вечными душами. Грязные, загаженные части нижнего мира наполнил разнородной массой животных. Но, закончив творение, пожелал мастер, чтобы был кто-то, кто оценил бы смысл такой большой работы, любил бы её красоту, восхищался её размахом. Поэтому, завершив все дела, как свидетельствуют Моисей[3] и Тимей[4], задумал наконец сотворить человека. Но не было ничего ни в прообразах, откуда творец произвёл бы новое потомство, ни в хранилищах, что подарил бы в наследство новому сыну, ни на скамьях небосвода, где восседал сам созерцатель вселенной. Уже всё было завершено; всё было распределено по высшим, средним и низшим сферам. Но не пристало отцовской мощи отсутствовать в последнем потомстве, как будто она истощена, не подобало колебаться его мудрости в необходимом деле из-за отсутствия совета, не приличествовало его благодетельной любви, чтобы тот, кто в других должен был восхвалять божескую щедрость, осуждал бы её в самом себе. И установил наконец лучший творец, чтобы тот, кому он не смог дать ничего собственного, имел общим с другими всё, что было свойственно отдельным творениям. Тогда согласился бог с тем, что человек — творение неопределённого образа, и, поставив его в центре мира, сказал: «Не даём мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определённого образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно своей воле и своему решению. Образ прочих творений определён в пределах установленных нами законов. Ты же, не стеснённый никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать всё, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который  ты предпочтёшь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные». О, высшая щедрость бога-отца! О, высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, кем хочет! Звери при рождении получают от материнской утробы всё то, чем будут владеть потом, как говорит Луцилий[5]. Высшие духи либо сразу, либо чуть позже становятся тем, чем будут в вечном бессмертии. В рождающихся людей отец вложил семена и зародыши разнородной жизни, и соответственно тому, как каждый их возделает, они вырастут и дадут в нём свои плоды. Возделает растительные, — будет растением, чувственные, — станет животным, рациональные, — сделается небесным существом, интеллектуальные, — станет ангелом и сыном бога. А если его не удовлетворит судьба ни одного из этих творений, пусть вернётся к своей изначальной единичности и, став духом единым с богом в уединённой мгле отца, который стоит надо всем, будет превосходить всех. И как не удивляться нашему хамелеонству! Или, вернее, чему иному можно удивляться более? И справедливо говорил афинянин Асклепий[6], что за изменчивость облика и непостоянство характера он сам был символически изображён в мистериях как Протей[7]. Отсюда и известные метаморфозы евреев и пифагорейцев. Ведь в тайной еврейской теологии то святого Еноха[8] превращают в божественного ангела, которого называют «Mal’akh Adonay Shebaoth», то других превращают в иные божества. Пифагорейцы нечестивых людей превращают в животных, а если верить Эмпедоклу[9], то и в растения. Выражая эту мысль, Магомет часто повторял: «Тот, кто отступит от божественного закона, станет животным, и вполне заслуженно». И действительно, не кора составляет существо растения, но неразумная и ничего не чувствующая природа, не кожа есть сущность упряжной лошади, но тупая и чувственная душа, не кругообразное вещество составляет суть неба, а правильный разум; и ангела создаёт не отделение его от тела, но духовный разум.

Вопрос места религии в процессе становления человечества основательно и неоднократно разрабатывается в трудах классиков марксизма. Каждый уважающий себя сторонник диалектического материализма способен привести самый разносторонний анализ этого социального явления: разоблачить действительные причины появления религии, объяснить с точки зрения логики несостоятельность её положений и принципов, указать на её положительные качества, необходимые для своего времени, а также на отрицательные, которые делают её мощным коммерческим механизмом и способом искривления действительности в сознании человека современности. Но критиковать религию сегодня модно не только среди представителей марксизма. О том, что «бог умер», заявлял в своё время и Ницше, а сегодня эту фразу активно повторяют разнообразные анархисты и бунтари, для которых главное – отрицать существующий общественный строй, не обязательно понимая при этом, чем его заменить и каким образом должна быть осуществлена эта замена.

Поэтому вопрос происхождения идеи бога как некой доминирующей над человеком особи основательно проанализировать можно только в контексте диалектического метода, который охватывает одновременно все сферы проявления человеческого как высшей формы движения материи, а не только отдельные её явления.

В частности, Э. В. Ильенков охарактеризовал религию как форму отражения действительности. В облике бога для человека отражены те его качества, которые он считает наилучшими, к которым стремится. Понятно, что в результате такого отражения все эти качества были значительно гиперболизированы, что превратило бога в некое особое сверхсущество, чтобы максимально отделить его от человека, подчеркнуть, что он принадлежит неземному, а значит – лучшему миру. «…Иконный лик “спасителя” был совершенно точным зеркалом, отражавшим Человеку его собственный – измученный и покрытый потом ужаса и страдания – лик, лик “спасаемого”. Потому, что каков реальный Человек – таков и его бог» [3, 47]. Человек ожидает спасения от своего бога, потому что сама действительность настолько жестока к человеку, что ему остается только верить в то, что справедливость, которой он не видит на земле, будет обязательно реализована на небе, в загробной жизни. Ведь в религии материальный мир является источником постоянных и неодолимых страданий. Подтверждением тому являются постоянные болезни и войны, голод и убийство. И не понимающий своих возможностей и сил человек вынужден принимать эту реальность как неизменную, но временную, направляя все силы не на её изменение, а на стремление попасть в загробный мир, пускай даже это означает делать свою земную жизнь ещё более невыносимой. Такая тяга к самоистязанию появляется там, где «жизнь застопорилась, остановилась, там, где эта жизнь стеснена и скована настолько, что превратилась в тягостную повинность, и никакие усилия мысли и действия уже не могут вывести человека из психического тупика» [1].

Действительные крайности не могут быть опосредствованы именно потому, что они являются действительными крайностями. Но они и не требуют никакого опосредствования, ибо они противоположны друг другу по своей сущности. Они не имеют между собой ничего общего, они не тяготеют друг к другу, они не дополняют друг друга. Одна крайность не носит в себе самой стремление к другой крайности, потребность в ней или её предвосхищение. [...]

Против сказанного говорит на первый взгляд следующее: «крайности сходятся», северный полюс и южный взаимно притягиваются, женский пол и мужской также взаимно притягивают друг друга, и лишь благодаря соединению их крайних различий и возникает человек.

С другой стороны, всякая крайность есть своя собственная противоположность. Абстрактный спиритуализм есть абстрактный материализм; абстрактный материализм есть абстрактный спиритуализм материи.

Для Германии критика религии по существу окончена, а критика религии – предпосылка всякой другой критики.

Земное существование заблуждения скомпрометировано, раз опровергнута его небесная oratio pro aris et focis*. Человек, который в фантастической действительности неба искал некое сверхчеловеческое существо, а нашёл лишь отражение себя самого, не пожелает больше находить только видимость самого себя, только не-человека – там, где он ищет и должен искать свою истинную действительность.

Основа иррелигиозной критики такова: человек создаёт религию, религия же не создаёт человека. А именно: религия есть самосознание и самочувствование человека, который или ещё не обрёл себя, или уже снова себя потерял. Но человек – не абстрактное, где-то вне мира ютящееся существо. Человек – это мир человека, государство, общество. Это государство, это общество порождают религию, превратное мировоззрение, ибо сами они – превратный мир. Религия есть общая теория этого мира, его энциклопедический компендиум, его логика в популярной форме, его спиритуалистический point d’honneur**, его энтузиазм, его моральная санкция, его торжественное восполнение, его всеобщее основание для утешения и оправдания. Она претворяет в фантастическую действительность человеческую сущность, потому что человеческая сущность не обладает истинной действительностью. Следовательно, борьба против религии есть косвенно борьба против того мира, духовной усладой которого является религия.

Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа.

«Чего хорошего могут добиться моё общество и я (мы неотделимы друг от друга) при помощи оккультных наук?» – спрашиваете вы. Если туземцы увидят, что англичане и даже некоторые высшие чиновники британской администрации в Индии проявляют интерес к науке и философии их предков, они и сами открыто возьмутся за их изучение. А если они придут к пониманию того, что древние «божественные» феномены были не чудесами, а научными эффектами, то ослабеют суеверия. Таким образом, величайшее зло, угнетающее индийскую цивилизацию и препятствующее её возрождению, со временем исчезнет. Ныне в образовании господствует тенденция к тому, чтобы сделать индийцев материалистами и с корнем выкорчевать из них духовность. При условии надлежащего понимания того, что хотели выразить наши предки в своих писаниях и учениях, образование стало бы благословением, тогда как сейчас оно зачастую является проклятием. В настоящее время коренные жители Индии, как необразованные, так и просвещённые, считают, что христианская вера и современная наука делают англичан слишком предубеждёнными, чтобы последние стремились понять индийцев и их традиции. Англичане и индийцы охвачены взаимной ненавистью и недоверием. Под влиянием изменившегося отношения к древней философии индийские князья и состоятельные люди стали бы открывать средние школы для обучения пандитов; снова обнаружились бы старинные рукописи, до сих пор скрытые и недосягаемые для европейцев, а вместе с ними – ключ ко многому из того, что было веками недоступно пониманию народных масс, того, что ваши скептически настроенные санскритологи не стремятся, а ваши религиозные миссионеры – не осмеливаются понять. Наука приобрела бы при этом многое, а человечество – всё. […]

Те же причины, которые материализуют ум индуса, равным образом воздействуют на всю западную мысль. Образование возвеличивает скептицизм, но подавляет духовность. Вы можете делать огромное добро, помогая снабжать западные народы прочным основанием, на котором можно перестраивать их гибнущую веру. И то, в чём они нуждаются, есть доказательство, которое может доставить одна лишь азиатская психология. Дайте его, и вы подарите умственное счастье тысячам. Век слепой веры прошёл, пришёл век исследования. Исследование, которое лишь разоблачает ошибку, не открывая чего-либо, на чём душа может строить, лишь создаст иконоборцев. Иконоборчество в силу самой своей разрушительности ничего создать не может, оно может лишь сносить. Но человек не может удовлетвориться голым отрицанием. Агностицизм является лишь временной остановкой.

Это момент, когда следует направить возвратный импульс, который должен скоро прийти и который толкнёт наш век в сторону крайнего атеизма или повлечёт его назад к крайнему жречеству, если его не направить к первичной, духовной, философии арийцев. Наблюдающий за происходящим сегодня видит, с одной стороны, размножающих чудеса со скоростью размножения термитов, с другой – неверующих, которые массами превращаются в агностиков, – таково направление развития дел. Век наш одурманивается разгулом феноменов. Те же чудеса, которые приводятся спиритуалистами в противовес догмам вечного проклятия и искупления, католики хором объявляют доказательством их веры в чудеса. Скептики потешаются над обоими. Все слепы, и нет никого, кто направил бы их. Вы и ваши коллеги могли бы доставить материалы для необходимой всемирной духовной философии; философии, неподвластной нападкам науки, ибо она сама – завершение абсолютной науки и религии, которая действительно достойна этого названия, ибо заключает в себе отношения человека физического к человеку психическому и этих двух – ко всему, что над и под ними. […] …если, поразмыслив, вы решите вступить на этот новый путь, пусть будет известно, что ваше общество не является ни чудотворящим или демонстрирующим клубом, ни специально назначенным для изучения феноменализма. Его главной целью является искоренение существующих суеверий и скептицизма и извлечение из долго запечатанных древних источников доказательства, что человек может формировать свою собственную будущую судьбу и знать наверняка, что он может жить и после смерти, если только желает, и что все феномены суть лишь проявления естественного закона, стремиться к пониманию которого есть долг каждого разумного существа.

Цит. по: Философские афоризмы Махатм. –
М.: Эксмо, 2012. – 352 с.: ил. –
(Жемчужины мудрости). (С. 206-211.)

Когда-то наука исторгла из себя религиозного Бога – того Бога, который лишь мешал рациональному познанию мира – и она не могла этого не сделать. Религия, «оставшись» без системного критического анализа Жизни Единого Космоса, не могла не застрять на узкоконфессиональных догмах, не броситься в спекуляции чувствами, не превратиться в обычного политического игрока. Сознание человека раскололось. Исчезло Целое, появились две антагонистические сферы человеческого познания: наука и религия. Бога стали скорее выдумывать, чем изучать, изучать же стали мир без Бога. К чему это привело? Человеческое общество, несмотря на огромный потенциал науки и обилие религиозных институтов, вплотную приблизилось к своему краху. Но удивительно то, что многие этот раскол будто не замечают и, тем более, не связывают с глобальным (в том числе научным) мировым кризисом. Попробуем раскрыть природу такого парадокса и увидеть путь, ведущий к преодолению указанного раскола.

ТРЮК СОЗНАНИЯ

Антагонизм современных науки и религии у многих не вызывает сомнений (и далеко не только в атеистической среде). Делая анализ основных подходов и методов, которые используют в своей деятельности эти общественные институты, видишь: наука и религия не могут не соперничать, находясь в одном исследовательском пространстве – они неизбежно будут выталкивать друг друга из него, каждый претендуя на свою истину, на своё понимание мира. Ведь они антагонисты уже «по определению», которое дал этим сферам познания современный человек:

«Наука – особый вид человеческой познавательной деятельности, направленный на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний об окружающем мире. Основой этой деятельности является сбор фактов, их систематизация, критический анализ и на этой базе синтез новых знаний или обобщений, которые не только описывают наблюдаемые природные или общественные явления, но и позволяют построить причинно-следственные связи, и как следствие – прогнозировать». – Википедия.

«Религия (от лат. religio – благочестие, набожность, святость, суеверие) – одна из форм общественного сознания, обусловленная верой в существование сверхъестественного (в сверхъестественную силу или личность). Эта вера – основной признак и элемент любой религии, которую представляют верующие. Другие определения религии: поклонение человека высшим силам, в реальность которых он верит так же, как в возможность воздействовать на них путём молитв, жертвоприношений и других форм культа; система символов, моральных правил, обрядов и культовых действий, исходящая из представления об общем порядке бытия. Религиозная система представления мира (мировоззрение) опирается на веру или мистический опыт, а не на данные, проверяемые научным экспериментом». – Википедия. (Подчёркнуто мною. – Ю. Ч.)

Мы видим, что науку связывают с естественной цепью причинно-следственных связей, религию – со сверхъестественным, с чудом. Науку связывают с критическим анализом природных и общественных явлений, религию – с верой в религиозный догмат. Религия, приняв в себя метод критического анализа, тут же умирает. Наука, вторгнувшись в религиозный «мир чудес», также быстро испускает дух. Или – вырождается в псевдонауку: субъективистская религиозно-научная смесь выходит из-под пера таких философов, как И. Ильин или Н. Бердяев, которые описание своих сложных, утончённо-аристократических эмоционально-религиозных состояний выдают за научные исследования. (О них – ниже.) 

Был мудрец.

Он понял печальную тайну жизни, тайна наполнила сердце его тёмным трепетом ужаса, и во мраке её грустно погасли улыбки земли, тихо умерли радости. Холодным оком разума своего он смотрел в глубь времён и видел там тьму; будущее было ясно для него – там была тьма. Он ходил по дорогам родины своей, по улицам городов и по сёлам её, он ходил, печально помавая одинокой, мудрой головой, и звучала в пёстром шуме жизни его проповедь, как печальный звон похоронного колокола.

– Люди! Вы живёте между тьмою и тьмой. Из пропасти неведения вышли вы, в тумане неведения трепещет жизнь ваша, ледяная тьма неведения ждёт вас впереди...

Люди слушали грустную речь его, понимали горькую правду её и вздыхали, молча глядя в очи мудреца.

Но, проводив его в одинокий путь мудрого, они шли к работам своим и на пиршества свои, ели хлеб свой, пили весёлое вино своё и, со смехом любуясь играми детей, забывали о нуждах своих и о горе, изведанном ими вчера.

Боролись друг с другом за власть и богатства, умилённо слушали проповедь любви, руками в крови ближнего своего ласкали милых сердцу красавиц и устами предателей целовали друзей своих. Воровали друг у друга имущество и, обогащённые кражами, горячо защищали собственность, бессовестно лгали друг другу, и все говорили, что лишь правда должна быть царицею жизни, а некоторые даже верили в благостную силу правды и страдали за веру свою. Любили они музыку и счастливо плакали под звуки её, восхищались красотой, а вокруг себя допускали безобразное, совершали отвратительное. Порабощали они друг друга и говорили, что жаждут свободы, презирали подчинявшихся власти их и тайно, трусливо, как хитрые звери, ненавидели владык своих. И всегда, желая лучшего, тревожно искали его вокруг себя, но в себе не умели создать это лучшее, поглощённые мелочными заботами об удобствах жизни своей, истощая свой ум во вражде и во лжи, в грубых хитростях ради торжества ненасытной своей жадности ко благам земли.

Вопрос: Анри Бергсон тоже предлагает философию интуиции. Разве его подход и дзэн – это не одно и то же?

Кажется, будто бы это одно и то же, но это не дзэн, и быть им он не может. Бергсон – это философ, великий философ, но у него нет опыта. Он говорит об интуиции, говорит обстоятельно и забирается в самые непролазные дебри, но всё, что он говорит, приходит от интеллекта. У него речь даже об интуиции интеллектуальна. Вы можете говорить о сердце от головы – запомните, такое возможно. Вы можете думать, что чувствуете, но это будут лишь мысли. Человек столь утончён, такой он обманщик… Вы можете говорить о сердце от головы, вы можете думать о чувствах, вы можете быть очень логичны насчёт любви.

Бергсон весьма притягателен, поскольку он говорил об интуиции. Он был противником интеллекта. Но всё, что он говорит, – интеллектуально. Интуиции в его опыте нет. Дзэн же требует экзистенциального опыта. Вы обнаружите многие вещи, выглядящие как дзэн, но никогда не найдёте ничего в действительности подобного дзэну. Они могут казаться такими, но по существу они не таковы. Внешне они могут быть схожи; да, оболочка может быть идентичной, но содержимое – совершенно разное.

Уильям Барретт[1] вспоминает, как его друг пришёл повидать Мартина Хайдеггера, великого немецкого философа. Когда он пришёл увидеться с ним, Мартин Хайдеггер читал одну из книг Судзуки. Естественно, друг поинтересовался его увлечением Судзуки и дзэном, и философ ответил: «Если я правильно понимаю этого человека, то это я и пытался сказать во всех своих книгах».

Но и Мартин Хайдеггер рассуждает, философствует, строит теории. Он великий философ – как и Бергсон, даже основательнее Бергсона, его работы очень проникновенны, срывают печать за печатью, – но он очень далёк от любого сатори или самадхи, он очень далёк от любого просветления.

И временами он будет вести себя столь же глупо, как и любой простой человек. Когда Адольф Гитлер стал очень-очень влиятелен, Хайдеггер оказался в числе его сторонников. Будда на стороне Адольфа Гитлера? Невероятно! Так Мартин Хайдеггер стал фашистом. Он вёл себя, как простой человек – без  понимания или прозрения.

В такие моменты вы видите, что очень легко говорить о великих вещах, но вот выказывать своё понимание в повседневной жизни… Как чудесно заправляться бензином, как чудесно носить воду – самые простые вещи должно пронизывать подобное понимание. Ваше обычная жизнь должна стать светоносной, каждое ваше мгновение должно содержать в себе свет.