Для меня одна из причин чтения та же, что и просмотра фильма — уход от реальности. И еще не понятно, в каком из действий больше лени. В кино ты просто глотаешь наживку, переварил не переварил — дело десятое. В собирании чужих слов в фразы другая лень — по сути автор формулирует мысль за меня, вместо меня. И всего-то остается воскликнуть «Боже мой, как он прав», как будто имеет значение мое далекое признание. И, собственно, восклицаю! Только что прошел дождь, пронзительный, мощный и короткий. А мне попалась на глаза готовая формулировка ощущений. Хвала лени!

«Дождь внезапно затих, и на несколько часов установилась редкая, в стеклах звенящая тишина. Она пропитала собой все; даже предметы, казалось, стали тяжелей и менее сподручней. Было так, словно долго играл, а потом внезапно затих незримый оркестр, и город застыл в ожидании. Город умолк, точно набрав в рот воды, и стал еще более каменным, чем обычно. Задумчивость разлилась по его улицам... С замершими лицами люди бродили, не зная, в какой витрине оставить свое отражение; туристы растерянно теребили карты, пытаясь найти в них себя; чайки выплывали по дуге из-за крыш и, отхлестав тишину вспышками своих воплей, уплывали за крыши обратно; бухтел под сурдинку клекот строительных работ, хлопали двери, надрывалась дрель, тяжело вздыхал лифт, — и все это, пронзенное невидимой нотой, звенело, дрожало, пульсировало... Цистерны гремели, медленно уползая под мост, здание покрывалось гусиной кожей вибрации, и тем не менее сквозь гром, гул и лязг можно было расслышать каждую каплю, каждый лист. Сжимались зубы, хотелось зажмуриться, зарыться лицом в мокрую траву...»

Андрей Иванов «Кризис»

А, может, это место рождения так влияет на человека? Вот родился он в селе Пречистое, и история одного дня одной страны у него совсем не ругательная, как водится, даже наоборот – ностальгическая.  Или же  никакая страна по определению  не может быть счастливой, только отдельно взятый человек. И исключительно по собственному желанию. 

Гюстав Кайботт. "Паркетчики". 1875

Со стороны все это очень похоже на осеннюю депрессию. Но я в последнее время настолько загружена работой, что о тоске-печали думать недосуг. Что же напишешь в дневник в такой ситуации? Нюансы переговоров? Примеры превращения фактов в информацию?

Но это одна сторона медали. Я не люблю состояния неопределенности. Мне возразят: их никто не любит. Да, конечно. Но я порой невольно создаю их сама. Так мне, наконец, удалось дочитать «Счастливую Москву» А. Платонова. В результате размышлений я пришла к выводу, что мне нужно читать книги до середины, до того места, где конец еще не ясен, где герои еще полны жизни, даже не самой жизни в физическом смысле, а наивных надежд и чаяний — тех признаков молодости души, которые сереют и блекнут с возрастом.

В процессе чтения, еще не видя всего романа целиком, имею удовольствие наслаждаться слогом автора. Первая часть «Счастливой Москвы» заставила меня воспарить. Вот тут бы мне и остановиться. Что, в принципе, и произошло в определенный момент. Меня зациклило на двух страницах текста, и я несколько дней подряд перечитывала их в любую свободную минуту. Язык Платонова уникален. Не всякого, впрочем, мне кажется, он одухотворит. Он не острит и не издевается над читателем. Он не сторонник иронии. Но без доли эстетического цинизма, если угодно, читать его сложно. С печалью и любовью пишет он о советской жизни, вовлекая в просторы очередной великой утопии и заканчивая впечатление о ней великой печалью. Именно этот факт и не дает мне покоя, не поддается формированию в некоторую идею, которую я в силах оправдать. И единственное, что я смогла придумать: можно сколько угодно широко быть вовлеченным во всеобщую бурлящую жизнь, но без реализации своего чувства человек, даже честный с самим собой, становится жалким. И страшно не хочется этого видеть и понимать. И потому сознание копает и копает другие выводы, другие идеи, которые примирили бы прочитанное с жизнью (скорее, с моим представлением о ней).

«Проглотила» Стругацких. Теперь книга в голове «бродит» и «отстаивается». Люблю состояния осмысления в течение некоторого времени после прочтения, когда встают на место, как пазлы, фразы и описания из книги, которые сразу и не заметила или не придала им должного значения: а-а, вот к чему это было сказано!
Правда, анекдот о двух петухах, неоднократное упоминание о котором меня так заинтриговало, в повести так и не прозвучал. И пускай! Юмора у Стругацких столько, сколько нужно. Один только «лосось в собственном поту» чего стоит. И это не позитив. Тихо обхожу это слово. По секрету, создаётся ощущение, что позитив, вообще, складывается в новую религию человечества, помимо уже известных. В связи с этим вспомнился анекдот (не про петуха): «Ковбой Джо оказался таким славным парнем, таким душкой, что через два дня надоел абсолютно всем». Человек на постоянном позитиве у меня рождает две вероятные характеристики: либо он на самом деле болен умом, либо настолько нечестен, что морочит голову даже самому себе, прикидываясь самородком, решившим все возможные жизненные проблемы.
У Стругацких как раз нет позитива. А есть, помимо философских и этический коллизий, жизнелюбие «вопреки» и «не смотря на», настрой на которые, несомненно, передаётся читателю. В данном случае мне. Как там говрят? — «Ты то, что ты читаешь».

Дабы себя развлечь, посмотрела фильм «Любовь во время холеры» по одноимённому роману Габриэля Гарсия Маркеса. Если коротко о содержании: Еще в юношестве Флорентино встретил любовь своей жизни, но она, к сожалению, предназначена для другого мужчины. Однако герой не хочет отступать. Всю жизнь он стремится только к одной цели — быть достойным своей возлюбленной. И через 50 лет он все-таки будет с ней.

Фильм спокойный, весьма. Но к концу просмотра меня смутило моё восприятие: по частям в историю верю, а в целом — нет. Я обратилась к первоисточнику. Конечно, экранизация многое теряет относительно книги, зато в фильме экзотические виды, которые сложно было бы себе представить или нафантазировать. Но и книга не примирила меня с «Любовью во время холеры». Тонкие наблюдения характеров и поведений словно приоткрывают жизнь, расшифровывая мотивы, но никак не связывают отдельное замужнее существование Фермины с жизнью Флорентино, хранящего своё сердце для неё и одновременно записывающего в блокнотик свои, перевалившие за шесть сотен, похождения. Я бы поверила в историю любви, если бы автор описал её как вдруг вспыхнувшую после долгих лет разлуки, всколыхнувшуюся на фоне воспоминаний о первой любви. Тем не менее, красивая сказка о вечной любви и романтика привлекут и привлекают читателей. Может, на склоне лет и я перечитав книгу, пойму что-то новое.