Так нетерпится, вспомнив этот эпизод, прочитанный когда-то, растормошить и посмаковать свои ощущения затем, чтобы уцепиться за них, будто за своё воспоминание (словно воспроизведя что-то вслух, продлеваешь этому самому жизнь, а ведь продлеваешь (!) или порождаешь (?) — не важно).

Я иду за обилием его глаголов, за простыми до банальности прилагательными, за ценными своей самостью существительными. Так приятно быть ведомой и не угадывать следующий шаг (даже не пытаться).

«Помню один день — день, когда, проведя здесь в одиночку месяц, я должен был уезжать и уже позавтракал в какой-то маленькой траттории в самом дальнем углу Фондамента Нуова жареной рыбой и полбутылкой вина. Нагрузившись, я направился к месту, где жил, чтобы собрать чемоданы и сесть на катер. Точка, перемещающаяся в этой гигантской акварели, я прошел четверть мили по Фондамента Нуова и повернул направо у больницы Джованни и Паоло. День был теплый, солнечный, небо голубое, все прекрасно. И спиной к Фондамента и Сан-Микеле, держась больничной стены, почти задевая ее левым плечом и щурясь на солнце, я вдруг понял: я кот. Кот, съевший рыбу. Обратись ко мне кто-нибудь в этот момент, я бы мяукнул. Я был абсолютно, животно счастлив. Разумеется, через двенадцать часов приземлившись в Нью-Йорке, я угодил в самую поганую ситуацию за всю свою жизнь — или так мне тогда показалось. Но кот еще не покинул меня; если бы не он, я бы по сей день лез на стены в какой-нибудь дорогой психиатрической клинике».

Иосиф Бродский
Fondamenta degli incurabili (Набережная Неисцелимых)