Как люди рождают идеи? Должно быть, ныряют в безумие и выныривают с другой стороны. 

Религия не означает менять мир вокруг тебя. Она означает изменить твои глаза, твои уши, твои взгляды и твою голову.

Покойный был умный человек, но такая уж должность королевская, что характер от нее портится.

Мир – это сумма многих вещей: людей, почвы, растений и животных, лун, приливов, солнц; и эта неизвестная сумма называлась природой – неопределенная, лишенная чувства «теперь», чувства настоящего момента совокупность. А что такое – «теперь»? – спросил он себя.

...таинство жизни – это не проблема, подлежащая решению, а только испытываемая реальность.

Наша наука страдает одним недостатком — стремлением всё объяснить, а если что-то не поддаётся объяснению, тут же объявляют: объяснять здесь нечего.

Священник говорит, в жизни каждого есть пустота в форме Бога, но единственное, чем люди гетто могут заполнить пустоту, это сама пустота.

Узы, связывающие нас с жизнью, куда крепче, чем вам кажется. Понять это способны лишь те, кто почувствовал, как сильно их можно растянуть, не порвав. Лишившись родного дома, вы, возможно, тосковали бы, но продолжали бы жить, и вовсе не так печально, как вы воображаете сейчас. Человеческое сердце напоминает каучук: надувается каучуковый пузырь без особого усилия, однако очень трудно надуть его так, чтобы он лопнул. "Меньше малого довольно, чтобы сердце взволновать, больше самого большого надо, чтобы его разбить". Как и наши члены, оно обладает врожденной крепостью, обороняющей его против внешних ударов. Каждый наносимый ему удар закаляет его для следующих, точно так же как постоянный труд загрубляет кожу на ладонях, но наращивает мышцы, а не изнуряет их, и работа, от которой нежные женские руки покроются кровавыми ссадинами, не оставит никакого следа на руках пахаря.

— Мне нужно как-то изменить этот день, — с отчаянием в голосе говорю я. — Поверить в то, что изменения возможны.

— Ваше нетерпение вполне объяснимо, но пожар в доме не потушить, если просто переставить мебель в комнатах.

Ведь тем, кто покорился, надеяться не на что.

Если люди будут думать, что вы пытаетесь превратить свинец в золото, то решат, что вы занимаетесь чепухой, и оставят вас в покое.

Я не согласна с моралистами, называющими наш мир унылой пустыней. Для меня он цветёт, как роза.

Человек весь состоит из вопросов, а жизнь и окружающий мир — из ответов на эти вопросы.

От имени всех угнетённых народов я хочу предупредить фрименов: кратковременная выгода никогда не становится долговременной.

«Если уж мы призвали богов в свидетели, — говорила она, — то уже не можем сказать, что они ничего не видели».

Ива покоряется ветру и растёт, растёт до тех пор, пока не вырастает вокруг неё целая роща ив — стена на пути ветра. Это — предназначение ивы и её цель.

Конечно, всё, что происходит, имеет свой смысл в цепочке событий. Но потом оказывается, что сама цепочка никакого окончательного смысла не имела.

Я, знаешь, плохо вижу. Ты, вот, кажешься мне облаком.

Но всё равно, профессия у меня перспективная. Впереди ещё полно войн, которые надо проиграть.

Маттиа старался делать всё совершенно бесшумно. Он понимал, что шум в этом мире постоянно возрастает, и не хотел способствовать его увеличению.

Аннуанциата. Ах, ведь я просила вас быть осторожным! Говорят, что эта певица Юлия Джули и есть та самая девочка, которая наступила на хлеб, чтобы сохранить свои новые башмачки.

Ученый. Но ведь та девочка, насколько я помню, была наказана за это.

Аннуанциата. Да, она провалилась сквозь землю, но потом выкарабкалась обратно и с тех пор опять наступает и наступает на хороших людей, на лучших подруг, даже на самое себя - и все это для того, чтобы сохранить свои новые башмачки, чулочки и платьица.

Порядок мира успокаивает тревоги сердца.

Ты должен полностью умереть, чтобы думать о Буддадхарме. Недостаточно замучить себя только до полусмерти.

В колл-центре быстро понимаешь, что человек человеку – враг. Мы ели друг друга сотни лет, убивали и того дольше.

И неплохо, надо сказать, поднаторели в этом деле. Так что если вы хотите победить врага или хотя бы добиться от оппонента нужного решения, то сначала придется озадачиться тем, чтобы расслабить своего визави.

Самому утонуть невозможно. Тонут лишь те, кто этого не желает.

Игу всегда нравилось слушать отца, смотреть на него, когда он играет. Было не совсем верно говорить, что его отец играет. Иногда казалось наоборот: это труба на нем играет. Его щеки надувались, а затем опадали, словно он выдыхал в трубу весь воздух; золотые клапаны словно хватали его пальцы маленькими магнитами, заставляя их плясать неожиданными поразительными порывами. Он зажмуривался, пригибал голову и начинал раскачиваться, как будто его тело было буравом, вгрызавшимся все глубже и глубже в самый центр его существа, извлекая музыку откуда‑то из глубин живота.
Старший брат Ига пошел по той же самой линии и добился даже больших, пожалуй, успехов. ...
Он тоже имел свою манеру играть, отличную от папашиной. Его грудь так надувалась, что начинало казаться, будто сейчас от рубашки отлетят все пуговицы. Его глаза выпучивались, придавая ему постоянно удивленный вид. Он дергался в поясе подобно метроному. Его лицо сияло неземным счастьем, и иногда начинало казаться, что труба его захлебывается от хохота. Он унаследовал от их отца драгоценнейший дар: чем больше он что‑нибудь репетировал, тем менее отрепетированным казался этот номер, тем более естественно он звучал.

Психиатры рассказывают, что один солдат, раненный при Ватерлоо, сошёл с ума и впоследствии уверял всех и сам в то верил, что он убит при Ватерлоо, а что то, что теперь считают за него, есть только его тень, отражение прошлого. Нечто похожее на эту полусмерть переживаю теперь и я...

«Наплевать, – говорит она себе. – Я должна это сделать. Мне нечего терять, кроме своей гордости». И когда она пытается представить себе свою гордость, то видит нечто потёртое, унылое и никому не нужное.

Кроме того, есть вещи настолько забавные, что человек должен или засмеяться, или умереть.

«Вечная слава спасителю отечества! Да живёт он века и расскажет о нас потомкам!»

Всегда помни, что смех, который стучит в твою дверь и спрашивает: "Можно войти?" — не подлинный смех. Нет! Он — король и приходит туда и тогда, куда и когда ему вздумается.

Мне очень вредит моя деликатность, она исковеркала мне мою юность, моё детство и отрочество... Скорее так: скорее это не деликатность, а просто я безгранично расширил сферу интимного — сколько раз это губило меня...

Так всегда ничем не оправданный максимализм, каприз, жадность потом переходят в стенания и опускание рук. Либо всё, либо ничего - обыкновенная припадочная философия.

— ... Маленькие круглые печенюшки, всего четыре доллара за коробку. Деньги пойдут на благое дело.

— На какое?

— Что-что?

— Благое дело — в чём оно состоит?

— Ой, не знаю даже, — удивилась вопросу Кристин. — Наверное, фонд помощи инвалидам. Какая разница, в чём состоит дело, если оно доброе?

А потом я попал в центр, потому что это у меня всегда так: когда я ищу Кремль, я неизменно попадаю на Курский вокзал. Мне ведь, собственно, и надо было идти на Курский вокзал, а не в центр, а я всё-таки пошёл в центр, чтобы на Кремль хоть раз посмотреть: всё равно ведь, думаю, никакого Кремля я не увижу, а попаду прямо на Курский вокзал.

Мне просто сказали: "Ползи туда и устрой скандальчик".

Не мёртво то, что в вечности пребудет,

Со смертью времени и смерть умрёт.

Как люди могут называть себя обществом, если они не общаются?

Потом, освещая себе путь зажигалкой, спустился на кухню за скотчем. Вернулся он мокрый до колен.

— На кухне полно воды, — весело сообщил он. — А по гостиной плавают диван и кресла. За бутылкой пришлось гоняться по всей кухне почти вплавь. Когда вещи не на местах, они так забавно выглядят. Даже холодильник, такой большой и такой глупый, вдруг вообразил себя пробкой и поплыл.

Время — до жестокости равнодушная волна.

Если я хочу достаточно долго, я могу.

Один друг научил меня: ты можешь быть счастливым либо несчастным. И то и другое требует одинаковых усилий.

Если это необходимо, господа, то это должно быть сделано.

Сидеть за пишущей машинкой или водить карандашом по бумаге — это физическое действие. В духовном плане это означает выглядывать из почти забытого окна, позволяющего видеть обычные вещи в необычной перспективе, под углом, преобразующим обыденное в сверхъестественное. Работа писателя состоит в том, чтобы смотреть сквозь это окно и сообщать о том, что он там увидит.

Но иногда окно вдруг оказывается разбито. И это, пока я писал эту повесть, занимало меня больше всего: что происходит с наблюдателем, глядящим во все глаза, когда окно, отделяющее реальное от нереального, разбивается и во все стороны летят брызги стекла?

Прошу не торопить:
Тот падает, кто мчится во всю прыть.

Если хочешь узнать, как вкусна черника, спроси у пастуха или у перепёлки.

- Почему бы мне и не думать о своей шкуре? - спросил Мэркс. - Это лучшее, что у меня есть.

В мире, подверженном постоянным переменам, мгновенный отклик - единственно приемлемая форма реакции.