Когда я слышу слово «дискурс», я хватаюсь за свой симулякр.

Перед ним стояли два Дарта Вейдера из первого отдела — они шумно, с присвистом, дышали и механическими голосами обсуждали какую-то статью — не то «Огонька», не то Уголовного кодекса...

Меня можно, конечно, прижать к стенке, но дело в том, что стенка сразу исчезает.

- Простите, не понял, - сказал я, - что, моё воспалённое сознание порождает кошмар, или само сознание является порождением кошмара?
- Это одно и тоже, - махнул рукой Чапаев. - Все эти построения нужны только для того, чтобы избавиться от них навсегда. Где бы ты ни оказался, живи по законам того мира, в который ты попал, и используй сами эти законы, чтобы освободиться от них.

- Из того, что это место похоже на тот мир, который вы знаете, - сказал он, - вовсе не следует, что это он и есть.

Monstradamus
Может быть, в этом всё дело. Не думать, где выход, а понять, что жизнь - это распутье, на котором ты стоишь прямо сейчас. Тогда и лабиринт исчезнет - ведь целиком он существует только у нас в уме, а в реальности есть только простой выбор - куда дальше.

Nutscracker
Ага. И Минотавр нам ничего не сделает, потому что нас нынешних уже не будет существовать тогда, когда он нас догонит.

Organizm (-:
Я там долго-долго сидел. Было такое чувство, что вот-вот пойму самое важное. Но я так ничего и не понял.

Monstradamus
Так всегда бывает.

Organizm (-:
Что ты имеешь в виду? Бывает, когда долго сидишь на стуле перед зеркалом?

Monstradamus
Бывает, когда кажется, что вот-вот поймёшь что-то важное. Это как свист пули или гул самолёта. Если ты их слышишь, значит, они уже пролетели мимо.

Человек подобен дереву. Мысли в его голове похожи на песни птиц в кроне. Сколько птиц должно запеть вместе, чтобы появилось то, что мы считаем собой? И есть ли на самом деле у дерева своя песня?

- Просто в какой-то момент становится ясно, что это сон, и всё, - сказал я нерешительно. - Когда становится уж слишком не по себе, вдруг понимаешь, что бояться на самом деле нечего, потому что...

- Почему?

- Я пытаюсь подобрать слова. Я бы сказал так - потому что есть, куда просыпаться.

...лабиринт представляет мир, в котором мы живём, широкий у входа, но узкий у выхода. Тот, кто запутался в радостях этого мира и отягощен его грехами, может вновь обрести доктрину жизни лишь с усилиями.

Не лысый, а стриженный наголо. Это большая разница. Лысеют от безысходности, а наголо стригутся из самоуважения. Хоть издалека и кажется, что это одно и то же.

- А я буду опять собой?

- Петька, - сказал Чапаев, - ну как же ты можешь не быть собой, когда ты есть абсолютно всё, что только может быть?

Впрочем, я никогда особо не понимал своих стихов, давно догадываясь, что авторство - вещь сомнительная, и всё, что требуется от того, кто взял в руки перо и склонился над листом бумаги, так это выстроить множество разбросанных по душе замочных скважин в одну линию так, чтобы сквозь них на бумагу вдруг упал солнечный луч.

- Мне не понравился их комиссар, - сказал я, - этот Фурманов. В будущем мы можем не сработаться.

- Не забивайте себе голову тем, что не имеет отношения к настоящему, - сказал Чапаев. - В будущее, о котором вы говорите, надо ещё суметь попасть. Быть может, вы попадёте в такое будущее, где никакого Фурманова не будет. А может быть, вы попадёте в такое будущее, где не будет вас.