А между прочим, обществу не мешало бы призадуматься над тем, что для благородного и разумного существа несправедливость сама по себе является оскорблением предельно мучительным, предельно тяжким, таким, какое труднее всего снести, и что по этой причине много чистых сердец было разбито, много светлых душ предстало перед другим судом, не дождавшись суда людского, ибо сознание собственной правоты лишь усиливает незаслуженные страдания и делает их нестерпимыми.

Очутившись в таком отчаянном положении, другой на его месте пристрастился бы к вину, но для мистера Свивеллера в этом не было бы ничего нового, а потому, узнав, что София Уэклс утрачена им навсегда, он решил пристраститься к игре на флейте, так как это вполне добропорядочное, солидное, унылое занятие не только отвечало его собственным печальным мыслям, но было способно пробудить братские чувства и в сердцах соседей по дому.

И скажу вам по чести, сэр, если бы мне было отпущено судьбой столько же привлекательных качеств, сколько их есть у нашего практиканта, я украл бы где-нибудь головку честерского сыра, привязал бы её себе на шею и утопился. Жил, покрытый позором, так и умирай позорной смертью!

- Я ненадолго, - сказала мисс Брасс напоследок.

- Прискорбно это слышать, сударыня, - воскликнул Дик, когда она затворила за собой дверь. - Надеюсь, что у вас получится какая-нибудь непредвиденная задержка. Если вы ухитритесь попасть под колёса, сударыня, не причинив себе серьёзного увечья, тем лучше.

Это моя книга - единственная, которую я научился читать. И сколько всего она рассказала мне! Это музыка, я узнаю её голос среди тысячи других, и поёт он всегда по-разному. А если бы ты знала, сколько картин, сколько лиц, сколько видений мелькает передо мной среди раскалённых углей! Огонь всё равно что моя память, - я гляжу на него и вижу всю свою жизнь.

Не следует думать, будто мистер Квилп терзался бескорыстным страхом за их судьбу (что было бы по отношению к нему явной несправедливостью).

- Вы принимаете меня за колдуна, сэр! - ответил Квилп, пожимая плечами. - Будь я колдуном, я бы прежде всего наворожил счастья и удачи самому себе.

Комната прекрасная, сэр. Она находится в двух минутах ходьбы от... от ближайшего угла, и из её окон открывается широкий вид на... на противоположную сторону улицы.

Некоторые разумные люди освобождаются от своей совести постепенно, как от лишней одежды, когда дело идёт к теплу, и в конце концов ухитряются остаться совсем нагишом. Другие же надевают и снимают это одеяние по мере надобности, - и такой способ, как исключительно удобный и представляющий одно из крупнейших нововведений наших дней, сейчас особенно в моде.

- Вы, разумеется, не захотите, чтобы с вашей женой приключилась такая болезнь или какая-нибудь другая неприятность? - не унималась миссис Джинивин.

- Да ни за какие блага в мире! - воскликнул карлик и ухмыльнулся. - Даже если мне посулят такое благо, как двадцать тёщ. А я был бы так счастлив с ними!

- Ясно-то оно ясно, - ответил Дик, покачав головой. - Но эти старики такой народ... Им нельзя доверяться, Фред. У меня есть тётушка в Дорсетшире, которая собиралась помереть, когда мне было восемь лет, да так и по сию пору всё собирается. Ведь это такие обманщики, такие зловредные люди! Никаких твёрдых устоев! На них ещё можно рассчитывать, Фред, когда в роду имеется предрасположение к апоплексии, но даже и в этом случае им ничего не стоит тебя надуть.

Я люблю детей, и если они, так недавно оставившие божью обитель, отвечают нам тем же, их любовью шутить нельзя.

- Как чувствуют себя сливки блистательного племени писцов, а?

- Кисловато, сэр, - ответил мистер Свивеллер. - По правде говоря, они начинают смахивать на простоквашу.

- Сэр! - воскликнул пожилой джентльмен. - Вы изъясняетесь как светский человек, но я о вас лучшего мнения.

- Со мной всегда так случается, - говорил мистер Свивеллер, - всегда! Мечты мои косил злой рок, таков удел мой с детских лет - взлелеешь нежный ты цветок, и он увял, цветка уж нет. Пленит ли сердце мне газель, лаская взор мой красотой, я поднесу к устам свирель, - а глядишь, эта газель взяла да и выскочила замуж за какого-нибудь огородника.

- Это очень далеко отсюда, дитя моё, - ответил я.

- Да, сэр, - робко сказала она. - Я знаю, что далеко, я пришла оттуда.

- Одна? - удивился я.

- Это не беда, что одна. Вот только я сбилась с дороги и боюсь, как бы совсем не заплутаться.

- Почему же ты спросила меня? А вдруг я пошлю тебя не туда, куда нужно?

- Нет! Этого не может быть! - воскликнула девочка. - Вы ведь старенький и сами ходите медленно.