Sorry, немного с опозданием, но лучше поздно, чем никогда. Презентация состоялась в Культурном центре "Булгаковский дом".
3 августа 2011 г.




































Твиттеряне:



С мои творчеством вы можете познакомиться здесь >>>

Смотреть здесь: http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=576523

Вот и закончились мои волнения. Не буду строить из себя героя - волновался. Но, слава Богу - всё прошло отлично. Прекрасный вечер, прекрасные люди. Душевный разговор. Уютный "Клуб актёров и кино" после презентации, расположенный прямо во дворе "Булгаковского дома".

Словом, сегодня в моей жизни сделан следующий и существенный шаг.

Спасибо вам, мои дорогие друзья. Размещаю материал по просьбе тех, кто по тем или иным причинам не смог приехать, кто находится далеко от Москвы. Надеюсь, что когда-то увидимся со всеми. Я своих читателей люблю. вы - моё вдохновение. Теперь я уже точно знаю, кем бы я не работал в будущем, уже никогда не брошу писать книги. Это на всю жизнь.

Уважаемые друзья!

3 августа 2011 года в 19:00 в Культурном Центре музее-театре «Булгаковский дом», расположенном по адресу: Москва, ул. Большая Садовая, д 10., состоится презентация моих книг «На качелях между холмами» и «Радуга для друга».

В программе: выступление автора, мнения читателей, ответы на вопросы, автограф-сессия.



Впервые у вас будет возможность приобрести аудиокнигу "Радуга для друга".

Добро пожаловать.

Ваш Михаил Самарский )

 

На литературном сайте «Живая литература» попалась мне на глаза очень любопытная статья Натальи (других данных автор не указал). Считаю, что материал будет интерсен не только мне. Вот!


Сижу и рассуждаю о природе грусти, навеянной статьёй Андрея Рудалёва. Именно грусти. Потому что, если говорить о тотальном охлаждении человечества к книге вообще, то это уже факт не просто печальный - трагичный, который и в самом деле можно рассматривать как предвестник апокалипсиса.

Но я уж не буду копать так глубоко...

Во-первых, грустно, что не сбываются наши мечты, Андрей. Мечты о "приобщении" и "посеве". Я тоже однажды приняла такое решение: пусть всё идёт, как идёт. Нельзя насильно сделать человека счастливым (а встреча с книгой - не что иное как счастье). В наше, такое унылое время можно ли лишать себя последней радости - чтения? Все ли, к примеру, имеют возможность путешествовать? А книга с наименьшими затратами позволит отправиться тебе в дальние страны. Да и любовь к туризму, кстати говоря, – в своей повальности – один из вероятных признаков скуки, и душевной дистрофии («но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы,- ах, нечего скрывать! – скучали мы, как здесь»).

Путешествие по свету – занятие достойное, нисколько не предосудительное, но воображения оно не требует – совсем аналогично телевизионному вещанию и в противоположность умной, трудной книге. Только задействие всех твоих душевных сил, ума, чувств позволяет тебе избежать разъедающей ржавчины скуки.
Долго ли будет радовать тебя удачная покупка самой дорогой вещи? Через неделю она уже замылит тебе глаз. А любимая книга не надоест никогда. Книга – это праздник, который всегда с тобой.

И когда я вижу человека, не знающего радости чтения, единственное чувство в этот миг посещает меня: чувство жалости к поверженому неизлечимым недугом.
Чтение нецелесообразно? Нерентабельно?
В каких единицах измерить рентабельность чтения? В денежном эквиваленте?
Доколе?

Можно, наверное, считать читающего кем-то не от мира сего, малахольным чудиком, лохом, не имеющим понятия о том, как правильно устроиться в жизни. Но вот смотрю я сегодня на стремящегося любой ценой достичь успеха или хотя бы "не париться" в своём уютном мещанском мирке маленького человека и с огорчением вижу: как теряется он в затруднительных житейских ситуациях, как давят на него ошибочно кажущиеся ему неодолимыми обстоятельства. Смотрю и думаю: "А вот потратил бы ты хотя бы десятую часть своей жизни на чтение..."

Нет, книги не дают готовых рецептов. Но они аккумулируют в тебе такой запас жизненной энергии, вооружают такой уверенностью в себе, какую не дадут тебе никакие деньги. Сколько богатых людей уже свели счёты с жизнью только потому, что обанкротились - лишились единственной для себя защиты в этом мире - капитала.

И когда заводят на эту тему речь, я вспоминаю небольшой рассказ Антона Чехова, где молодой студент-юрист и крупный банкир заключают пари, по условию которого студент должен просидеть 15 лет в одиночной камере, чтобы по истечении этого срока получить от банкира в награду 2 миллиона рублей. 15 лет не иметь права - ни покидать камеру, ни общаться с себе подобными. Дозволительно только есть, пить и читать книги.

И не еда, не вино, а именно книги не только спасают узника от изоляции (ответ на сомнения Андрея, преодолевает ли человек ощущение одиночества, открывая книгу), но и дают человеку ощущение абсолютной свободы. Они и банкира косвенно спасают от разорения, несмотря на то, что пари герой, будь на то его воля, выиграл бы безоговорочно.

Все знают, чем закончился рассказ. Но я никак не могу удержаться, чтобы не процитировать записку бывшего студента, которую он оставил банкиру (и всем нам) перед тем, как добровольно за несколько часов до истечения срока покинуть камеру:
"Завтра в двенадцать часов дня я получаю свободу и право общения с людьми. Но, прежде чем оставить эту комнату и увидеть солнце, я считаю нужным сказать вам несколько слов. По чистой совести и перед богом, который видит меня, заявляю вам, что я презираю и свободу, и жизнь, и здоровье, и всё то, что в ваших книгах называется благами мира.

Пятнадцать лет я внимательно изучал земную жизнь. Правда, я не видел земли и людей, но в ваших книгах я пил ароматное вино, пел песни, гонялся в лесах за оленями и дикими кабанами, любил женщин...

Красавицы, воздушные, как облако, созданные волшебством ваших гениальных поэтов, посещали меня ночью и шептали мне чудные сказки, от которых пьянела моя голова.
В ваших книгах я взбирался на вершины Эльбруса и Монблана и видел оттуда, как по утрам восходило солнце, и как по вечерам заливало оно небо, океан и горные вершины багряным золотом; я видел оттуда, как надо мной, рассекая тучи, сверкали молнии; я видел зелёные леса, поля, реки, озера, города, слышал пение сирен и игру пастушеских свирелей, осязал крылья прекрасных дьяволов, прилетавших ко мне беседовать о боге...
В ваших книгах я бросался в бездонные пропасти, творил чудеса, убивал, сжигал города, проповедовал новые религии, завоевывал целые царства...

Ваши книги дали мне мудрость. Все то, что веками создавала неутомимая человеческая мысль, сдавлено в моем черепе в небольшой ком. Я знаю, что я умнее всех вас…
Вы обезумели и идете не по той дороге. Ложь принимаете вы за правду и
безобразие за красоту. Вы удивились бы, если бы вследствие каких-нибудь обстоятельств на яблонях и апельсинных деревьях вместо плодов вдруг выросли лягушки и ящерицы, или розы стали издавать запах вспотевшей лошади; так я удивляюсь вам, променявшим небо на землю. Я не хочу понимать вас.

Чтоб показать вам на деле презрение к тому, чем живёте вы, я отказываюсь от двух миллионов, о которых я когда-то мечтал, как о рае, и которые теперь презираю…».
Наверное, найдутся желающие с этим поспорить. Здесь налицо утрированная трактовка воздействия книг на человека. Но писатель часто затем и сгущает краски, чтобы заострить ту или иную проблему.

В Америке говорят: «Те, кто читают книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор». Но это в Америке. У нас же всё - с точностью до наоборот. Может, потому наша страна никак не встанет на ноги?

Кучу банальностей тут уже наговорила. Позвольте ещё одну: книга – самый верный друг. Друг может предать, жена, муж – бросить. Книга – единственное, что тебе не изменит. Даже самый близкий друг не каждый день тебя поймёт. Но ты всегда найдёшь книгу, которая будет соответствовать твоему сиюминутному настроению.
Интернет лишь недавно вошёл в мою жизнь… Печально наблюдать, когда в ЖЖ какого-нибудь писателя в ответ на его серьёзные размышления о жизни, проблемах в стране, о книгах, наконец, читаешь легкомысленные комменты на грани флуда, которые оставляют так называемые френды, по всей видимости, друзья и знакомые блогера, а стало быть, неслучайные в его жизни люди. Что это? Фобия уязвимости, неуверенность в себе? Желание соответствовать современным поветриям «не заморачиваться» и «не грузиться?»
И всё-таки что-то внушает мне надежду. К примеру, вот это письмо на сайте одного известного писателя:

«День добрый, мне 20, большую часть осознанного времени в жизни, провел без пользы, со стаканом, благо без сигареты. Последнее время слава богу стараюсь, карабкаюсь из ямы, спасибо засаде. К литературе стал обращаться последнее время все чаще, с горестью осознаю, что времени осталось мало, а прочесть следовало бы уже многое к этому времени. Все это я к чему, у меня подрастает маленький брат, в будущем году пойдет в 3 класс, я хочу чтобы его знакомство и взаимоотношения с литературой были более теплыми и продолжительными нежели мои, поэтому считаю оправданным задать этот вопрос именно Вам: не могли бы Вы посоветовать мне примерный список книг и авторов с которых стоит начать знакомство с литературой, и естественно чем продолжить, хочу чтобы мой брат вырос хорошим человеком».

Я не знаю, в какую засаду попал юноша, но думаю: в какую ещё более глубокую яму надо погрузить наше общество, чтобы оно, наконец, осознало – без чтения книг, без осмысления прочитанного нам из неё не выбраться.

Когда я вижу здесь, на портале, молодых людей – Игоря, Артура, Лёшу, Юру, Женю, Антона, Мишу, избравших для себя такой неприбыльный, неблагодарный труд или непопулярное хобби как литература, мне начинает казаться, что не всё ещё потеряно, что наши дети сами не пропадут и не дадут пропасть нам.

И чтобы немного развеять грусть, я закончу произвольно сокращённым стихотворением Дмитрия Быкова:

«Какая б ни была эпоха под этой бледною луной, Россия со времён Гороха была читающей страной. Как говорил святой Савватий, у нас холодная страна. Ни для каких других занятий не приспособлена она. Рискованное земледелье, глухие, топкие места, от пьянства дикое похмелье (поскольку водка нечиста), трактиров мало (чай, не Дублин), рулит сатрапский фаворит, и восемь месяцев в году, блин, зима жестокая царит. Сегодня минус двадцать девять, назавтра минус тридцать пять... Чего ещё в России делать? Залечь в берлогу — и читать!

И коль учесть расположенье Россией правящих планет, так это лучшее вложенье ума, талантов и монет. Будь ты талантливый и смелый, имей кураж и меткий глаз, — но всё, чего ты здесь ни делай, быть может отнято на раз … Допустим, кто-то строит бизнес — но рэкетир подкрался, тать, и ты, жестоко дербалызнясь, идёшь, естественно, читать ... Допустим, ты откроешь прииск — придёт посланник от вождей и станет брать тебя на привязь: начальству прииски нужней. Отнимут всё: богатство, имидж, галдя при этом вразнобой... И только книгу не отнимешь. Что ты прочёл — навек с тобой.

Да как и жить, скажи на милость? Уж коль метафору дожать, то всё здесь надвое делилось: одним — сидеть, другим — сажать. Пускай хоть в новом поколенье не будет этаких засад. Введём другое разделенье: «Одним — читать, другим — писать!».

И если статус мой повысят, вручат погоны и доху — как мало от меня зависит! Здесь всё решают наверху. Больших иллюзий не питаю: другие пилят капитал, а я лежу себе читаю, как с детства, помнится, читал. Талантам проявляться негде. Я ничего не ухватил. Добыча газа или нефти — удел немногих воротил. В Госдуме — клоуны и клоны, и, поглядев на эту власть, моих сограждан миллионы туда раздумали попасть. Россия велика, обильна, известна газовой трубой, но так сервильна, так стабильна и так любуется собой, Сибирь вот-вот уйдёт Китаю, таланты гибнут на корню... А я что делаю? Читаю. Лицо хотя бы сохраню.

Да, господа! Признаем честно (не потому, что я злодей): у нас в России нету места трём четвертям её людей! «Читай! Роман — замена жизни, — я посоветую любя тому, кто хочет жить в Отчизне, при этом сохранив себя. — Читай! Для нас одна отрада — в пространстве как бы полусна прорваться в мир, где всё как надо: любовь — бесплатно, жизнь честна, чего-то стоит благородство, и все чисты и не грубы, и можно, главное, бороться — не предрешён исход борьбы!» О ты, который дружен с книгой! Тебе спасение дано: чуть что не так — немедля прыгай в её волшебное окно!..»

Оригинал взят у в Будущая форма российских полицейских.

Нашёл сегодня у нас на клумбе. Выпал из гнезда малыш.

Поделитесь опытом. Как спасти эту кроху? Пытаемся покормить, напоить. Может, кто-то знает, как это правильно делать? Подскажите.





Ну, слава Богу! Жизнь налаживается.

По совету друзей вернул утром малыша на место, соорудил ему небольшую квартирку. Прилетела мама и накормила малыша. )))

Книга действительно потрясающая. Думаю, моим сверстникам она будет интересна вдвойне. Во-первых, хотя мы и не жили в то время, но оно очень близко и понятно нам. В то время жили мои родные. Во-вторых, стиль изложения доступен, без всяких там выкрутасов. Такое впечатление, что автор где-то всегда рядом. Мне иногда казалось, что я лично знаком с ним, и мы вместе учились. Даже некоторые приколы похожи на наши.



Думаю, что спустя некоторое время, книгу перечитаю. Я всегда поступаю так с теми книгами, при завершении с которыми было грустно расставаться. Почему-то кажется, и даже уверен в том, что нас ждёт продолжение.

Спасибо автору за доставленное удовольствие. Без всякого пафоса скажу: таких книг сегодня не хватает.

))))))))))))))))

Кеша ухаживает за Мурзиком.

На следующей неделе вы уже сможете приобрести мою книгу "На качелях между холмами"!

Книжный магазин "Москва", ул. Тверская, д. 8.

Новая обложка, иллюстрации, предисловие!

Уважаемые друзья!

3 августа 2011 года в 19:00 в Культурном Центре музее-театре «Булгаковский дом», расположенном по адресу: Москва, ул. Большая Садовая, д 10., состоится презентация моих книг «На качелях между холмами» и «Радуга для друга».

В программе: выступление автора, мнения читателей, ответы на вопросы, автограф-сессия.

Добро пожаловать.

Ваш Миша Самарский.

Уважаемые друзья! Полная версия романа "Двенадцать прикосновений к горизонту" и рецензия находятся здесь:

http://blog.kp.ru/users/3568543/post174207863/

Приятного чтения!



Предлагаю вашему вниманию статью о моём творчестве Заслуженного работника культуры России, члена Союза писателей России, члена Союза журналистов России Скаржинского А.И.


ОТЦЫ И ДЕТИ

Кто-то ещё помнит проблему отцов и детей, вечный спор о том, кто главнее: курица или яйцо, будоражащий до основ не одно поколение своей бессмысленностью, вечный диалог мировоззрения общественного сознания нашего Отечества на протяжение многих веков?!

И что вышло на поверку, каков итог спора?

Да, как всегда, никакой!

Как водится, брюзжащий и ворчащий спор продолжают вроде бы на вид солидные и умные люди. Да находятся ещё и якобы посолиднее, поумнее и поталантливее, которые методично, с самозабвением, видимо получая от этого удовольствие, продолжают чиркать отсыревшими спичками и кидать их в давно потухший костёр.

И вроде бы умные и здоровые дяди в галстуках на крупных консилиумах и симпозиумах с остервенением решают, что важнее: проржавевший, но вдруг поумневший за годы эксплуатации лунный трактор или только-только начавшая распускаться ветка японской сакуры.

Я, как всегда, «не прав». Но когда я смотрю на эти безытоговые, безуспешные споры и догматические выводы умных мужей, то хочется порой воскликнуть: до коле? До каких пор вы будете измерять пространство несуществующим временем, а время необъятным пространством, разделять физиков и лириков, а потом их же и соединять, пытаясь на чугунной наковальне выращивать одуванчики?


В жизни ничего просто так не бывает и не случается. Творчество, зародившееся из времени, пространства, таланта таинства и бездны, не нуждается в вычислении лет, возраста и пресловутого накопленного житейского опыта. Таинство бездны не нуждается в понимании. На то оно и таинство. Помните, как гласит известная истина: не надо заглядывать в бездну, а то бездна придёт за вами, поглотит вас!

Впрочем, жизнь это ежедневно и подтверждает. Те, кто любит больше всех судить и лечить других больше чем себя, больше всего и болеют. Да и живут меньше. А вот нечего брать на себя миссию Бога! Не спроста людям подбрасываются искушения.

Но, слава Богу, не все так считают. Не все думают, что хорошо писать-творить можно только с возрастом. Не все причисляют себя только к лирикам, физикам и метафизикам. Есть, оказывается, ещё и нормальные люди с рождения. Да ещё и талантливые. И сегодня я представляю читателям одного из этих нормальных и талантливых, писателя (а он, несмотря на свои юные года, - 13 лет, - уже состоялся как достаточно маститый писатель, написавший три (!) полноценные, художественные книги: «На качелях между холмами», «Радуга для Друга» и «Двенадцать прикосновений к горизонту») – Михаила Самарского. Я специально не пишу ласкательное имя «Миша», потому что Господь наделил Михаила как талантом, так и цельностью натуры, взрослым рациональным и зорким умом, всеобъемлющим, отточенным словом.

Возможно, кто-то не согласится с моим конкретным умозаключением, что возраст творчеству не помеха. Спорщиков в интернете, которые говорят ради того, чтобы говорить и спорят ради того, чтобы спорить, всегда хватает. Это, как правило, те, кто поставил на слабый огонь жарить котлеты в кухне, быстренько подбежал к компьютеру, чтобы пару раз надавить на клавиши и также быстренько убежал обратно на кухню. Иначе, котлеты подгорят!

Но я и здесь не буду спорить. Жизнь сама расставила всё по своим полочкам. Как бы кто ни спорил, а лирики давно отпочковались от физиков, а физики стали лириками. Взрослые тётки и дядьки, обогатившиеся жизненным опытом, давно загнали свои поезда, напичканные порнушной макулатурой и набившими оскомину «ужастиками» (от которых сами вздрагивают по ночам!) в глухой тупик. И упорно буравят этот тупик, продолжая вытаскивать из нутра так называемого прожитого жизненного опыта свои грязные одежды.

Знаете, раскритиковать можно всё и вся. Но есть же разница между силикозной чернотой угольного забоя и родниковой свежестью раннего июньского утра, между ржавым гвоздём и полевой дикой ромашкой?

Я прочитал все три книги Миши Самарского.

          И не буду подвергать разбору каждую из них. Потому что это грех! Это грех, слышать тот самый родничок раннего июньского утра и одновременно задаваться вопросом: «Почему?» Это грех, не слушать молча тишину и голос соснового леса, щебетания птиц и в то же время озадачивать себя сакраментальными вопросами: «Как, зачем и почему?» Наверное все беды сейчас происходят от того, что мы постоянно занимаемся «говорильней», осуждаем кого-то (а таланты мы всегда и постоянно осуждаем!) и не умеем слушать в том числе и Природу, окружающих нас людей, а в конечном счёте и себя! Что нет у нас гармонии и резонанса с бытиём и естеством. А получаем мы всё больше и в большей степени «битиё». Поэтому, что там говорить, мы и учимся врать. Или, если хотите, сочинять. По делу и не по делу.

А вот Миша Самарский, в отличие от нас проживших, накопивших и маститых, и есть то самое «естество». Слава Богу, нетронутое, не согнутое жизненными испытаниями и устоями ЕСТЕСТВО.

От творчества Миши Самарского «пахнет» свежестью, первозданностью, прохладой, естественным изложением мысли и правды жизни. Миша этим живёт. И очень хорошо, что пишет, живёт и не умеет врать. Да и не научится. Потому что стиль изложения такой. Не вранливый. Прямой стиль. Излагает всё как есть…

Хотите от меня критики? Пожалуйста!

Порой некоторые его строки, например, в «Радуге для Друга», кажутся по-детски чуточку наивными. Но только не декларативными! Но ведь «чистые» мысли, дела и помыслы, и должны быть чуточку наивными. Мы же всегда должны оставаться людьми, человеками. А животное, собака, она тем более, как известно, не предаёт. Что может быть ещё чище, откровеннее и душевнее?

Творчество Миши Самарского – это тепло и любовь. А, главное, душа. Вот уж поистине «душа обязана трудиться»! Поэтому, я поостерёг бы ретивых критиков и «доброжелателей» от упрёков, потому что Миша Самарский – писатель открытого, прямого и честного стиля.

Что греха таить? Давайте также честно признаемся, что даже мы – опытные писатели, часто жалуемся на то, что нашему творчеству многое мешает: например, тёща, или нет вдохновения, кто-то громко разговаривает, наконец, чай не слишком сладкий и не совсем горячий… А вот, судя по творчеству Миши Самарского, можно заключить: Вот тот писатель, которому ничего не мешает творить, ничто не мешает ни в жизни, ни в дружбе, ни в учёбе, ни в прозе!

И не надо искать причинности и следствия, сравнивать с творчеством людей постарше и очень взрослых! Потому что талант Миши Самарского проявляется прежде всего в Человечности, Милосердии и Сердобольности. Потому что, талант – он во всём Талант. Миша Самарский талантлив во всём.

Разговор, как Миша Самарский добился таких горных вершин, это совсем другая, серьёзная тема. Но уже сейчас можно с гордостью констатировать, говоря о нашей Отечественной литературе, что в наших рядах наконец-то появился мастер повествования. Потому что, именно этому школьнику, Мише Самарскому, присущи предельная точность, одухотворённость, художественность и мастерство. Секрет его мастерства – в постоянном движении мысли, души, самосовершенствовании и жажде творчества!

Наверно, говорить о том, что Миша Самарский создал свой индивидуальный, ни на кого не похожий, самобытный творческий мир, ещё рано. Он только в дороге. Но перечитывая книги Миши, уже можно сказать, что здание и мироздание Миши Самарского будут весьма прочными, классическими, изысканными и гармоничными.

Удачи тебе, Миша, счастья и творческого пути! Если не ты, то никто! Ты меня понял.

И опять с удовольствием читаю и перечитываю книги Миши Самарского. Читаю и не перестаю удивляться так не хватающей нам всеохватывающей пространство и время духовности, яркости, звучности, точности и мускулистости фраз, человеческой объёмности мышления.

Спасибо тебе, Миша! Твои книги – это ценный подарок для людей, умеющих думать!


Заслуженный работник культуры России,
Член Союза писателей России,
Член Союза журналистов России А.И.Скаржинский

______________________________________________________________________

Начало романа: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174207863/

______________________________________________________________________


______________________________________________________________________

Предыдущая глава: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174259104/

_______________________________________________________________________




Прикосновение двенадцатое


Минут пять ехали молча. Таксист поглядывал на меня с какой-то, как мне показалось, опаской.

- Ограбили, говоришь? – наконец-то спросил водитель.
- Угу, - кивнул я и поёжился, несмотря на то, что в салоне было очень тепло.
- А чего ж ты так неаккуратно? – хмыкнул водитель.
- Помочь попросили, - отвечаю виновато, - ну я и пошёл на стройку…
- Нельзя быть таким доверчивым, - поцокал языком водитель. – Прежде чем с кем-то куда-то идти, подумай, присмотрись, мозгами пораскинь…
- Ну а чего там было думать, - возразил я. – Пацан, как пацан, попросил помочь вызволить своего младшего братишку. А вы бы как поступили?

Водитель ответил не сразу. Задумался, прочистил в кулак горло, вздохнул и сказал:
- Хотя, тут хрен угадаешь, действительно… Всё отобрали?
- Да, - говорю. – Правда, книги не взяли. Мобильник жалко, там все телефоны. Девчонке должен был позвонить…
- Ну, это поправимо, - улыбнулся водитель, - если надо позвонить, на, звони, скажи, что уже едешь.
- Эх, - вздохнул я, - в том-то и беда, что я не помню её номер…
- Как же так? – удивился водитель. – Недавно, что ли познакомился? Как это так? Телефон не помнишь…
- Он у меня в мобильнике был сохранён под именем, а номер я как записал ещё летом один раз, так больше никогда его и не видел. Понимаете?
- А! Вон оно в чём дело? Слушай, - водитель легонько постучал пальцами себя по лбу. – А ведь и у меня такая же канитель! Ты вот сейчас сказал, и я подумал: действительно ни одного номера не помню. Сына младшего, правда, помню наизусть. Так и то это только из-за того, что постоянно кладу ему деньги на счёт. А остальные хоть тресни, не вспомню. Вот тебе раз! Надо же, никогда раньше об этом и не задумывался. Надо это дело исправить. Но хоть адрес-то знаешь точно, куда ехать?
- Вас как зовут? – спросил я и представился: - меня Миша.
- А меня Ашот, - ответил водитель.
- Понимаете, дядя Ашот, в чём проблема, меня девчонка ждёт не дома, а у подруги в гостях. А вот адреса подруги я не знаю, хотя она где-то там рядом живёт.
- А что дома у твоей девчонки никого нет?
- Есть, наверное, - тяжело вздохнул я, представив картину моего появления перед Машкиными родителями.
- Ну, так а чего ты расстраиваешься? Сколько лет твоей девчонке?
- Четырнадцать скоро исполнится…
- Тем более, родители наверняка знают, где дочка Новый год будет встречать.

Я не стал вдаваться в подробности, но внутренне поблагодарил водителя за участие и доброту. Если бы я помнил Машкин телефон, можно было бы всё как-то сгладить. А так придётся идти к Машкиным родителям. Сто процентов, завтра о моём путешествии станет известно родителям. Как бы родители не прекратили отпуск, хотя чего им прекращать… Я же вот он, живой и невредимый. Завтра, послезавтра посадят на автобус, да поеду домой. Там дед встретит. Интересно, дед сильно будет ругаться? Бабуля, конечно, пока два-три килограмма от меня не отгрызёт, не отстанет. Да, поездочка у меня случилась не совсем спокойная. Блин, а вдруг и Машкиных родителей не будет дома? Вот это будет прикол так прикол. Представляете? Новый год на коврике перед квартирой. Кстати, двенадцатый этаж – это я так, для общей картины напомнил.

Мы подъехали к дому. Я вышел, Ашот сразу развернулся и уехал. «Видимо, домой к своим полетел, - подумал я. – Всё-таки Новый год». Ну что, Михаил Александрович, пошли?

Я приблизился к подъезду, дверь была заперта. «Вот это номер, - мысленно произнёс я, - как же я раньше-то не подумал? Ишь ты, размечтался: на коврике. Как бы на улице не встретить Новый год. Да…»

Ну, и как мне попасть вовнутрь? За моей спиной раздался чей-то смех. Я обернулся, в мою сторону шла небольшая компания, явно навеселе. Они остановились и стали удивлённо меня разглядывать.

- Ты к кому, мальчик? – спросила полная тётка в грязнущих сапогах. Такое впечатление, что она в них по сельской грунтовой дороге гуляла.
- Ага, - икнул держащийся за её руку мужчина. – Это не наш пацан. Я на…ик… наших всех знаю. Ты хто? – обратился он ко мне.

Так хотелось ответить «дед пихто», но в моём ли положении дерзить. И я, как овечка, проблеял:

- Я к Сизокрылым приехал.
- А что у тебя за… ик… вид? – нахмурился мужчина.
- Отобрали, - говорю и развожу руками. – Ограбили меня.
- Кто? – вскрикнула женщина. – А ты милицию вызвал?
- Да не надо милицию, - отвечаю.
- Как это не надо? Как это не надо? – закудахтала женщина и вынула мобильник. – А завтра меня ограбят. Нельзя молчать ни в коем случае. Сейчас, погоди…
- Тётенька, - закричал я. – Не надо. Меня же не здесь ограбили. По дороге… Далеко отсюда.
- А-а-а, вон в чём дело, - тётка опустила руку с трубкой.

В этот момент дверь распахнулась, и компания направилась в подъезд, я поспешил за ними.
В углу под почтовыми ящиками сверкала ёлочка. Но впервые меня это не радовало. Я смотрел на неё и не понимал, что творится в моей душе.

Лифт не работал. Всей толпой мы пошли по лестнице. Компании повезло, они поднялись на третий этаж и ввалились в квартиру.

- Тебе на двенадцатый этаж, - напомнила тётка.
- Да-да, я знаю, - кивнул я. – Спасибо.
- С наступающим тебя, - сказала тётка. – Галине привет!
- И вас также, - буркнул я и поплёлся наверх.

В одной из квартир на шестом или седьмом этаже громко играла музыка, дверь была распахнута. Из дверного проёма высунулась голова девчонки. Голова похлопала ресницами и исчезла. На стене в прихожей я заметил электронные часы, которые показывали 23:48. До Нового года осталось двенадцать минут. Я поспешил наверх.

Какое-то время я не решался нажать на кнопку звонка. Что тут скрывать - мне было страшно. Но что делать? Не будешь же век стоять, как дубина. Я позвонил. Через несколько секунд дверь распахнулась. Передо мной на пороге стояла тётя Галя. Она смотрела на меня и не узнавала.

- Здрасьте, - дрожащим голосом произнёс я и едва не расплакался. Вы не поверите, но почему в это миг мне так стало себя жаль, что я еле-еле сдержался. А сдержался , наверное, потому, что испугался: а вдруг Машка дома. Представляете, выходит, а тут стоит «жених» весь в соплях… Лучше сдохнуть, чем такой позор.
- Здравствуйте, - отвечает тётя Галя. – Ты к кому, мальчик?
- Тёть Галь, - стараюсь говорить твёрже, - вы не узнаёте меня? Я – Миша.
- Миша, Миша, - тётя Галя соображая прикрыла рот ладонью. Миша… Миров? – вытаращила она глаза и повтворила: – Миша Миров?
- Ну да, - усмехнулся я. – Миша Миров.
- Господи, Боже мой! - запричитала она. – Да как же… как… ты как здесь оказался? Что у тебя за вид?
- Ну, понимаете… так получилось…

В этот момент в квартире раздался бой курантов.

- Заходи, заходи скорее, - опомнилась тётя Галя. – Что ж ты на пороге-то стоишь. А что у тебя за вид? Что случилось?

Я вошёл. В прихожей я вдруг увидел надвигающиеся на меня цифры. 0102, 0102, 0102… Один-два. Один-два. Двенадцать. Двенадцать. «Звоните, мы вам поможем!» Что это? Я не сразу сообразил. Мне казалось, ещё мгновение, и я потеряю сознание. Что-то всё в голове перевернулось. Новый год, а они со своими 01, 02. Стоп, меня вдруг осенило. Это же отражение в зеркале. Тьфу ты, чёрт! Это не 01, не 02. Это Новый год наступил.

2010 год.



Эпилог.


Не пугайтесь, эпилог будет всего один. И коротенький.

Что здесь самое интересное? С чего начать? Про Машку? Ей тоже влетело от родителей. Не сразу, конечно – праздник же был. На следующий день. Нас пытали так, словно мы с Машкой хотели секрет атомной бомбы украсть. Но зато вечером родители Машкины ушли, а мы остались вдвоём. Кто сказал, что нельзя прикоснуться к горизонту? Вранье всё это.

Домой меня одного, понятно, не отпустили. Какой там автобус. Тётя Галя, разумеется, на следующий день позвонила моим родителям. Узнав, что они третьего января возвращаются из отпуска домой, Сизокрылые приняли решение поехать к нам на автомобиле в гости. Спасибо хоть наручники не надели на меня и не привязали к батарее. Мама им таких инструкций надавала, что они за три дня превратились в профессиональных надзирателей. Но постепенно всё наладилось.

По пути домой мы проведали бабу Фросю. Как хорошо, что я забыл у неё свой фотоаппарат-диктофон. Иначе вы никогда бы не узнали той содержательной беседы о любви, которая случайно записалась у Ленки в доме.

Но была и печальная новость – Татьяна Алексеевна, названная моя прабабушка, не дожила до Нового года всего лишь четыре часа. Так что бабе Фросе было в ту ночь не до праздника.

Что ещё рассказать? Получил я от своих по полной программе. Правда, отец и дед, как мне показалось, ругали меня не очень охотно. А после окончания всех разборок дед даже отвёл меня в сторону и пожал руку:

- Молодчина, внук! – сказал он шёпотом. – Спасибо.
- За что? – опешил я.
- За то, что жив остался, - дед потрепал меня за волосы. – Ты помнишь, что я верю в тебя?
- Помню, - я прижался к нему. – А ты, дед, помнишь, что я в тебя верю?
- И я помню, внучок, - дед крепко-крепко обнял меня.

Вот и пойми ты этого деда. А когда все на кухне сидели, он поддакивал и маме, и бабушке, мол, да, конечно, Мишка негодяй и всё такое. Но я ещё там заметил, что он как-то не зло говорил.

Отец просто супился, шевелил бровями и сжимал кулаки.

Бабушка выпила, наверное, целый флакон «валокордина», ну а мама…

Мама несколько раз замахивалась и хотела врезать мне по затылку. Но что-то её каждый раз останавливало. Или мой взгляд, или… Бог его знает. Думаю, случись это двумя-тремя годами раньше, точно бы ремня получил. Но! Я же в этом году паспорт получаю. Какой, на фиг, ремень?

Закончились каникулы. Пора в школу. Летом Машка приедет к нам на всё лето. Кажется, и её, и мои родители наконец-то поняли, что нам с ней иногда необходимо встречаться.

Мы с Марией на летних каникулах решили на Байкал съездить. Говорят, там такая красота, что… Ладно, не будем загадывать наперёд.

Ночь. Родная подушка. У неё и запах особый. Спать-спать-спать… В голову просится рифма. Записать бы. А то утром проснусь и забуду. Такое уже было и не раз. Потом хоть тресни, не вспомнишь.

Присела луна на верхушку сосны
Отдохнуть перед дальней дорогой,
И щедрой рукою рассыпала сны,
Передав нам подарки от Бога.

Спите деревья и звери, и птицы.
Ночи спокойной тебе, человек.
Мне в эту ночь почему-то не спится.
Думаю: что это – «чело» и «век»?

То жизнь на "сто лет"? Или "вечная" жизнь?
Кто? Для чего всё это придумал?
И кто мне вручил незаслуженный приз?

Так и уснул я с этою думой…




© Миша Самарский, 2011 г.



Послесловие



«Холмы – жизнь, жизнь….» Таким жизненным итогом закончилась невероятная летняя история 2009 года Миши Мирова. Герой летних размышлений «На качелях между холмами», написавший под влиянием стихотворения Иосифа Бродского свою первую книгу, повзрослел. Сделав первые шаги в мир взрослых, где он стремится жить по законам добра и сострадания, школьник, сопереживающий животным, погибшим под колесами лихачей, заставляет людей «с добрыми глазами» прислушаться к его мнению, услышать его!

И самое главное, он требует от нас, взрослых, действовать!

Рискуя собой, Миша Миров спасает жизнь маленькой девочки. Оказавшись на больничной койке, мальчик думает о том, что «обязательно нужен знак «Осторожно! Домашние животные! – 2». Знак, где собака и кошка стоят в обнимку, знак гарантирующий братьям нашим меньшим право на жизнь.

Повесть «На качелях между холмами» знакомит нас с ребенком, которому не все равно по каким улицам он ходит, какие книги читает. Каждый человек для Миши Мирова – отдельный, имеющий право быть, человек – мир! Но этот мир не должен нести зло! Влюбленный и верящий, читатель и писатель, Миша «Мирный» созерцает, сочувствует миру взрослых и продолжает в нем жить, продолжает в него верить.

Вторую книгу из серии «Приключения Миши Мирова» автор назвал не менее метафорично: «Двенадцать прикосновений к горизонту». Интересна знаковая символичность: качели-движение, вверх-вниз. Человеческая жизнь! Как прикоснуться к горизонту? Дотронуться? Ощутить? Опять движение! Для героя романа-продолжения важно желать прикосновения. Горизонт у каждого свой! Правда, ведь, взрослые? Кто-то за линию горизонта принимает линию кругозора, а кто-то прикасается и понимает истины, открытые далеко не всем, не всегда радужные и радостные, может, горькие, но настоящие.

И если в первой книге, находя и теряя, Миша Миров движется по склону холма с присущей его возрасту детской беззаботностью, то в продолжении истории, во второй книге, жизненные качели испытывают героя задачами и вопросами из взрослой, непредсказуемой и постоянно меняющейся жизни.

Куда ведут различные дороги Мишу Мирова? Вторая книга – метафоричный роман о любви. Школьник ради встречи с любимой девчонкой рискует жизнью. Какой-нибудь циник скажет: ну вот, снова история о необузданной страсти. Но чтобы не говорили не умеющие любить, путешествие Миши Мирова из Москвы в Ростов-на-Дону – это не просто страсть, это путь преодоления своих страхов, это дорога к самому себе, познание самого себя, новое открытие – наблюдение взрослого мира.

И снова герой движется по склону холма. Но теперь вверх! Вверх! Ему трудно, ему больно, ему холодно, ему страшно, радостно, ему весело! Но он любит жизнь! Потому что чувствует, потому что живет не только для себя, но и для других, потому что познает самого себя и окружающих его людей.
Жизнь «Мирного» теперь дорога! Не книжная, не чужая, а своя, реальная дорога. Взрослый мир семиклассника насыщен теперь красками и звуками. Размышляя над правильностью решения, мальчик вспоминает московского художника Юрия Купера и известного русского писателя Владимира Набокова. На фоне глухоты и слепоты взрослых истины именно этих талантливых людей толкают героя в дорогу к любимой девочке Маше.

Необычно и структурное решение романа. Михаил Самарский предваряет содержание двенадцатью прологами, за которыми следуют двенадцать прикосновений к горизонту, а лишь потом сам эпилог, звучащий скорее, не как финальный аккорд, а весьма яркая и разноголосая зарисовка к содержательному продолжению. Это оправданно – жизнь не останавливается. Качели возвращают героя назад, в Москву, разлучают с любимой, но оставляют надежду на встречу и веру в любовь.

Семья Мировых дала подростку тот потенциал, с которым ему, как Дон Кихоту, нестрашно сражаться с ветряными мельницами. Но это не бессмысленный бой! Люди, ситуации, происшествия в судьбе «Мирного» реальны. И во второй книге, читатель, мы вместе с героем будем то взлетать вверх, то падать вниз. Роман «Двенадцать прикосновений к горизонту» - эмоциональный шок! Кто – то сказал бы: «Шоковая терапия». Да, к сожалению и счастью, одновременно. И нам, взрослым, нужен такой вид врачевания, чтоб не оглохли, не ослепли совсем.

Водители, рыцари дорог, вожатые. Вот они, добрые и не очень. Колоритный дальнобойщик дядя Федя, определенно успех автора. Душевный, по-отечески заботливый, умный, понимающий. Взрослый, помогающий сделать мечту реальностью. В дороге герой встречается с милиционерами, по-разному понимающими закон и порядок. Мальчик видит бандитов, не отбирающих последнее. Барсеточников, рассуждающих о превратностях любви так же, как и о тонкостях своей работы, едущих по зимнему бездорожью на Куликово поле и безвозмездно помогающих попавшим в беду путникам.

Миша Миров пытается понять проститутку Ленку и замечает, что она обыкновенное, земное существо. Дискуссия о сущности любви, случайно записанная на диктофон, - реквием любви взрослых, который звучит диссонансом рядом с симфонией подростка, спешащего за тысячу километров в Ростов-на-Дону.

«Двенадцать прикосновений к горизонту» - роман о любви, о гранях любви, о вечной проблеме любви. Если в первой книге мы читаем о любви детей к родителям, родителей к детям, видим зарождение мальчишеской привязанности, светлой любви, то в метафоричном продолжении автор показывает нам разную любовь, потрясая и, опять же, шокируя своими наблюдениями, которые мы, взрослые, часто просто не замечаем. Или не хотим замечать? Тут каждый пусть ответит себе сам.

Глубокий и эмоциональный эпизод ДТП на автостраде, смерть сверстника глазами Миши Мирова! Крик матери, звучащий так же больно, как звучат откровения и песни в исполнении Купера! Куликово поле, Покровка…

Почему мы тянемся к корням, к прошлому? Нельзя без памяти – понимает это и герой-подросток, как осознают истину окружающие его взрослые. Учительница, ставшая проституткой. Сволочи, охотящиеся на медали стариков – ветеранов. Террористы, которые никого не любят. Качели переворачивают мир мальчика! Но только истина ведь одна! Спросите у ребенка: есть ли любовь? Он ответит: «Да!» Расставаясь с попутчиками, герой услышит напутствие из уст девушки легкого поведения: «Без любви человек превращается в скотину». Школьник пообещает проститутке не обижать свою девочку! Это ли не смысл любви? Не обидь!!!

Встреча с бабой Фросей и её свекровью Татьяной Алексеевной. Роль внука, правнука, ложь во спасение. Боязнь, страх и понимание ужаса одиночества старого брошенного человека. Мальчишеский вызов плохим взрослым: «Эй вы! Возьмите у меня всё, только не трогайте ветеранов!» Выходит, по Самарскому, взрослые не потеряны для мира. Они грешат, но исповедуются. Они совершают ошибки, но каются. Они хотят постичь новое и понимают, как никчемно ненужное старое.

Испытания героя на ростовском автовокзале едва не стоят ему жизни. Оставшись лишь с книгами, борясь с холодом, Миша Миров обращается к собаке, которая и приведет на помощь беспризорных донских малолеток. Образы «Крабушки» и ее брата Димки, собаки Кролика, от нищеты питающейся морковкой – ещё одна мощнейшая удача автора. Дети, живущие без родителей (мама осуждена за наркотики) не верят в любовь. Бабушка пьет беспробудно, но говорит: «Мимо храма проходить нельзя». Снова качели! Резонанс! Как в музыке! Как в картинах Купера! А в жизни – это подсолнечное масло, вместо него и на льняном картошку пожарить можно!

Как и в искаженном мире взрослых, так и в мире детском встречаются дети «с добрыми глазами». Благодаря своего спасителя Димку, оберегая единственную из всех материальную ценность после ограбления – книги («Рукописи не горят», Книги не крадут!), Миша Миров открывает ростовскому беспризорнику выстраданную по-настоящему дорогой – испытанием истину: «Без любви человек превращается в скотину!»

В чужих лохмотьях, замерзший, грязный, но любящий и светлый душой, юный Ромео, Миша Миров успевает к своей Джульетте – Марии всего за несколько минут до Нового года.

12 и 2010 числа новой жизни. Эпилог произведения оставляет нам уже совсем другого подростка. И если в первой повести начальник ГАИ называл его настоящим мужчиной, то теперь перед нами просто герой. Реальный, обыкновенный, московский мальчишка, в которого верят. Герой нашего времени – да именно так, без кавычек. Подросток, не боящийся сказать нам свою, «детскую» правду. Подросток, которого, надеюсь, услышали.

Татьяна Макарова

Александра Акаева

Взрослым читать не рекомендуется?

Самарский М.
На качелях между холмами
М.: Аграф, 2009. ISBN 978-5-7784-0393-2

            Книгу, написанную двенадцатилетним автором, открываешь с опаской – надо сказать, вполне объяснимой. Подростки-литераторы сегодня творят, как правило, в жанре фэнтази, и повторить успех нашумевшего «Эрагона» удается, мягко говоря, не всем. Но Миша Самарский по этой проторенной дорожке не пошел. Его «На качелях между холмами» - серьезный, вдумчивый роман взросления в духе Сэлинджера. С той огромной разницей, что здесь автор «метания юности» никак не приукрашивает и не облагораживает – ведь он до сих пор в ней находится! «… взрослый человек, как бы он ни пытался притвориться ребенком или подростком, непременно рано или поздно выдаст себя, фразой ли, словом ли, описанием ли, но выдаст непременно. Это неизбежно. Это все равно, что реактивный самолет-истребитель притворится «кукурузником» и отправится опрыскивать фермерские поля химикатами. Не поверят крестьяне, что истребитель прилетел с благими намерениями» - совершенно справедливо рассуждает Миша в начале книги. Поэтому несмотря на то, что на задней обложке книги суровыми красными буквами значится: «ГРАЖДАНАМ СТАРШЕ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ ЧИТАТЬ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ!», роман этот будет полезен и детям, и взрослым. Искренность нужна читателю любого возраста. Особенно – если это не просто искренность, а искренность только что появившегося на российском литературном пространстве нового талантливого писателя, которым несомненно является Миша Самарский.

            «Первого сентября идти в седьмой класс. И, хочешь не хочешь, придется, как обычно, писать сочинение на тему «Как я провел лето». Но вы же понимаете, что мое сочинение будет самым коротким и печальным: «В июне меня сбила машина, и я все лето пролежал в больнице…». Представляю, как все будут меня жалеть, охать и ахать… Тьфу, какая мерзость» - во избежание этой мерзости главный герой (тоже Миша – только не Самарский, а Миров) а, и написал не сочинение, а роман обо всем том, что случилось с ним в июне и привело к печальному ДТП, а заодно – к первой любви и переосмыслению очень многого в жизни. Книга действительно захватывает – для своего возраста Миша владеет техникой письма и композицией просто замечательно, а к его герою проникаешься огромной симпатией c самых первых страниц.

            Миша Миров - тинейджер очаровательный: умный, юморной и совершенно живой, не «литературный». Он, как и большинство ребят его поколения, не знает значения многих родительских и бабушкиных идиом и периодически лезет за ними в Интернет, искренне не понимает, как можно было жить без компьютеров, зачем хранить дома грампластинки и как это в СССР могло не хватать продуктов в мирное время. Он совсем по-детски злится на взрослых за их неуемное стремление поучать, наставлять и советовать, старательно убеждает себя и читателя в том, что в свои почти тринадцать он уже абсолютно сформировавшаяся личность и все, что ему нравится и не нравится сейчас – это уже на всю жизнь…

            Но это совершенно не мешает ему открывать для себя (подчас в самых неожиданных ситуациях) мудрость тех же самых взрослых, учиться ответственности, смелости и умению прощать, устанавливать в дачном поселке специальный знак, чтобы проезжающие лихачи не давили собак и кошек, и встраивать ее в свое мировидение стихи Бродского: «Холмы – это выше нас.

Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть – это только равнины.
Жизнь – холмы, холмы»

Каждый раз, ступнув шажок,
Взгляд бросаю на обочину.
Что там? Смерть или урок?
Может, бабкино пророчество?
Может, в луже отраженье?
Или солнца луч-рука?
Вдруг грядущее сраженье?
Вдруг из крови облака…
Меч сжимаю что есть сил,
И готовлюсь к бою!
Небосвод слезу пролил,
Волк за лесом воет.
Я иду вперёд, навстречу
Ветру-хулигану.
Полдень съел жестокий вечер…
Кто кого обманет?
Засиделся день беспечный,
Ночь пришла внезапно,
Ветер стих (уже не встречный),
Ветер непонятный.
То резвился, словно буря,
То свистел разбойник,
А теперь мне шепчет, хмурясь:
«Посиди спокойно,
Не тревожь равнину гласом,
Не пугай природу.
Впереди закат прекрасный,
Брось ты про невзгоды…»


Июль, 2011 г.

Предыдущая глава: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174254659/


Прикосновение одиннадцатое

Выйдя через несколько минут из здания вокзала, я, покрутил головой, но парня и след простыл. Я прошёлся взад-вперёд вдоль торца здания, и вдруг из-за угла, запыхавшись, выскочил тот самый парень.

- Ой, - воскликнул радостно я. – А я думал, ты ушёл.
- Да тут такая фигня случилась, - начал объяснять мне парень, - у меня младший брат ждал меня в подсобке у строителей, ну и полез на какой-то шкаф. Шкаф упал и придавил ему ногу. Я не могу сам поднять его. Помоги, будь другом.
- Так давай веди скорее, - вскрикнул я. – Что же ты медлишь? Может, скорую вызвать?
- Да погодь ты со скорой, давай сначала вытащим его, может ничего страшного нет. Бежим! Это вон, рядом здесь! – крикнул пацан и указал рукой на стройку.

Подсобка действительно оказалась недалеко, в метрах ста от автовокзала. Парнишка вбежал в помещение первым, я за ним. В подсобке было темно. На полу кто-то лежал и тихонько стонал. Мой «проводник», вбежав, крикнул ему: «Всё в порядке!». Затем, отойдя в сторону, обратился ко мне:

- Ты тащи его за куртку, а я попробую шкаф приподнять!

Я наклонился над лежащим пацаном и, не успев прикоснуться к нему, почувствовал сильный удар по затылку и тут же потерял сознание. Очнулся связанным по рукам и ногам. К моему удивлению, боли не было, только трясся от холода. Связан я был скотчем. Через щель в двери на пол падал луч. Я зубами перегрыз путы на руках, затем освободил ноги. Встал, осмотрелся. Ни рюкзака, ни обуви, ни куртки, ни свитера, ни шапки. Я бросился к двери, но она оказалась запертой. У самого порога я заметил какие-то ботинки и тут же натянул их на себя. Что делать в такой ситуации? Я пришёл в ужас, когда понял, что у меня теперь нет ни денег, ни телефона, ни одежды и что я заперт в какой-то холодной подсобке. Я принялся колотить в дверь. Но через несколько минут понял, что всё тщетно.

«Накаркал, - подумал я. – Сам же говорил, когда гостил у бабы Фроси, что, мол, чёрт с вами, украдите у меня всё, что захотите, только ветеранов не трогайте…»

Только вы не подумайте, что я от своих слов отказываюсь. Нет. Хотите, ещё раз повторю: «Украдите у меня всё, что захотите, ограбьте меня, заберите всё! Только ветеранов не трогайте…»

Я снова покричал в пустоту. Меня никто не слышал. Стало, как мне показалось, ещё холоднее, а на мне джинсы и майка. Обследовав своё узилище, я обнаружил в углу какую-то тряпку, пропахшую керосином. Пусть она чем угодно пахнет, подумал я и укутался, словно в одеяло. Дрожу… Вспомнил выражение и мысленно добавил: дрожу, как осиновый лист. Ну, всё, думаю, замёрзну здесь на фиг. Вот это купил цветочков. Букет из ростовских «незабудок» называется. Что делать? Скажите, что бы вы стали делать, окажись в моём положении? В разных книгах я не раз читал, что сдаваться нельзя до последнего. За жизнь нужно бороться до конца. Вспомнил басню (или сказку) про двух лягушек, которые упали в кувшин с молоком. Затем графа Монте-Кристо. Иными словами, кого я только в тот момент не вспоминал. Вы, наверное, думаете, сейчас Миша начнёт героя из себя корчить. Ничего подобного.

Врать не стану. Да и тут такая ситуация, соври, вы сразу поймёте. Словом, я испугался. Чего душой кривить. Очень испугался. Хотя (не лгу) почему-то больше испугался даже не за себя, а за маму. Я представил, как меня мёртвого и холодного выносят из этого вонючего сарая и кладут на тротуар. Мама моя бросается ко мне, падает на колени, обнимает меня, целует, пальцами ворошит мои волосы и кричит… Кричит, как та несчастная женщина на трассе «Дон. «Сыночка, кровинушка моя родная, зачем ты так рано покинул меня, родненький ты мой. Проснись, сыночек! Миленький мой! Мишенька! Мальчик мой!» Честное слово, больше всего меня страшило именно это.

То ли на улице стало холодать, то ли это страх так подействовал, но меня стало трясти ещё больше. «Нет, думаю, надо время от времени всё-таки стучать в дверь и кричать. Всё равно рано или поздно кто-то должен будет услышать». Я пнул несколько раз по двери и крикнул в щель: «Люди! Помогите! На помощь!

Тишина.

Вдруг на полу, у самой двери я заметил какие-то небольшие прямоугольные предметы. Наклонился, дотронулся – что это? Да это же книги? Я поднял с земли книжки – оказались моя книга – подарок Машке, «Мёртвые души» и «Рождественские стихи». Видимо, их сюда вбросили через щель, после закрытия двери.

«Надо же, - подумал я, - книги оставили… А почему они их выбросили? Странно»

Из двери сильно дуло. Я, спрятавшись от холодного воздушного потока и прижав к себе книги, забился в угол, решив перед новым наступлением на дверь набраться сил.

И тут случилось такое, что предвидеть было совершенно невозможно. Откуда-то издалека до меня донеслась знакомая песня: «Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной не случилось…» Кто это? Кто поёт?

Неожиданно дверь распахнулась, под потолком загорелась лампа, и в подсобку вошла моя Маша. В белой шубе до пят, на голове ярко красный мохнатый шарф. В левой руке она держала крошечную ёлку, а в правой синий мешок с нарисованными на нём серебристыми снежинками. Я хотел вскочить, но ноги перестали меня слушаться. Я медленно протянул ей навстречу свинцовую руку, но Маша стояла, как вкопанная, пристально разглядывая моё несуразное одеяние.

- Маша, - выдавил я с трудом, - Маша, как ты узнала, что я здесь?

Но она не отвечала, видимо, шокированная моим видом.

- Мария, девочка моя! Любимая! Это я, Миша. Ты не смотри на мою одежду, меня обманули, Маша.

Вы видели мультик или художественный фильм «Снежная королева»? Так вот тем, королевским голосом, Машка мне отвечает:

- А я тебя предупреждала, что это очень опасно, но ты не послушался меня.
- Так я же тебя хотел увидеть, Мария! – простонал я. – Я люблю тебя.
- Теперь ты убедился, до чего может довести тебя твоя любовь?
- Что с тобой, Маша?
- Ха-ха-ха! - Машка вдруг превратилась в Наталью, не верившую в любовь, и, подойдя ко мне вплотную, выпалила прямо в лицо: - Любовь – дерьмо!
- Нет! Нет! Нет! – громко закричал я и проснулся.

Думаю, такое случается не только со мной. Я уже понимал, что это всего лишь страшный сон, но всё равно почему-то пялился на потолок и какое-то время думал, почему же погасла лампа. Наконец-то я очнулся полностью, вскочил и быстрым шагом заходил по своей камере. «Нет, дорогой Миша, так дело не пойдёт, - мысленно корил я себя, - разве ты не знаешь, что в холоде нельзя спать. Ты можешь никогда больше не проснуться. Не сдавайся, никогда не сдавайся. Слышишь меня? Что же ты так? Тем более, сегодня в Ростове целый день шёл дождь. Мороза нет. Радуйся, тебе крупно повезло. Не расслабляйся. Собери свою волю в кулак. Должен быть выход. Должен. Ты умный пацан. Соображай. Ты обязательно найдёшь выход из этого дурацкого положения…»

И тут я вспомнил мудреца, Василия Петровича (мы с ним лежали в больнице в одной палате), который предупреждал меня: «Умный найдёт выход из сложной ситуации, а мудрый в неё никогда не попадёт!» Да, до мудрости мне ещё, ой, как далеко. Одним словом, тупица…

Я снова подошёл к двери и, ни на что не надеясь, тихонько крикнул: «Помогите!» И вдруг к двери подбежала собака. Она понюхала дверь, посопела в щелку, скульнула и, отбежав от двери метра на два, села на тротуар. Прищурив один глаз, я стал рассматривать эту единственную живую душу. «Интересно, что за порода? Наверное, обыкновенная дворняжка, – подумал я и сам себе удивился: - Ну, ты и придурок, Миха. Сам скоро в ледяную скульптуру превратишься, или, как говорит дядя Федя, надуешь боты, а думаешь о какой-то фигне: какая порода у собаки? Да какая тебе разница? Ты ори погромче, пока совсем тут не околел…»

Я тихонько свистнул и стукнул в дверь. Моя «беспородная» гостья вдруг громко залаяла и, видимо, на всякий случай отбежала ещё на несколько метров. Я снова позвал её и стукнул ногой в дверь. Собака залилась ещё громче. «Давай-давай, милая, гавкни погромче, пожалуйста! Только не уходи…» Собака, как будто услышав мои мольбы, не только не прекратила лаять, но, задрав высоко морду, завыла. Разглядывая через щель беспокойное животное, я вдруг поймал себя на мысли, что вижу знакомую картину. Где-то я это уже видел. Ну, точно! Это же картина у папы в кабинете. Называется «Свет во тьме». Только там морда волка (или волчицы) на фоне луны, а здесь морда (впрочем, ничуть не хуже картинной) собаки на фоне фонаря, качающегося под козырьком здания напротив.

Если бы здесь был мой дед, он повторил бы: «Везёт дуракам и смелым людям!». Не знаю, кем вы сейчас меня считаете, но к двери подошли пацан и девчонка. Пацан примерно моего возраста, а девчонка совсем мелкая, лет шести-семи.

- Эй! - крикнул пацан. – Кто там?
- Миша меня зовут, - отвечаю. – Вы не могли бы открыть дверь?
- А как ты там оказался? – спросил парень, трогая рукою навесной замок.
- Попросили помочь, - отвечаю я, - поднять какой-то шкаф, а потом… ну, в общем, меня обманули… меня ограбили…
- А-а-а! – рассмеялся парень. – Всё ясно: тебя по ходу Басмач выставил. А зачем ты попёрся в этот сарай? Ты чё?
- Откуда я знал, - говорю, - я вышел из автовокзала, подходит парень, говорит, что так, мол, и так, ну, короче… так получилось. Слушай, - предложил я, - а ты не можешь дверь открыть? Или позвать кого-нибудь? Ведь я тут замёрзну до утра. Да и завтра же никого не будет. Все будут Новый год встречать.
- Чё у тебя отобрали? – спросил пацан.
- Всё! – говорю.
- Ты что, совсем голый там? – удивился парень.
- В джинсах и майке…
- Вот скотина! – ругнулся пацан и добавил: - Это я не тебе. Басмач - рожа беспредельная. Они недавно пьяного мужика на улице раздели, тот умер в больнице, обморозился. Сейчас, погоди.

Парень повертел навесной замок, постукал им о дверь.

- Замкнули они тебя, - говорит. – Ладно, ты подожди, я попробую что-нибудь придумать. Может, сорвём замок. Если не смогу, позову Сухаря. Он такие замки щёлкает как семечки.
- Может, милицию вызвать? – спрашиваю я. – Может, они…
- Ты чё, чувак? - перебил меня парень. – За кого ты меня принимаешь? Я же пацан, а не какой-то непуть…
- Извини, - сказал я, догадавшись, что парень явно не из кадетского училища. – Тормознул. Тебя как зовут?
- Краб, - буркнул парень и пояснил: - это погоняло моё. Короче, щас чё-нибудь сообразим, жди. Танюха с Кроликом подежурят тут возле тебя. Я скоро вернусь, - крикнул он издалека.

Девчонка подошла вплотную к двери и, просунув свою крошечную ладонь в дверную щель, спросила:
- Замёрз?
- Да, - отвечаю и стучу зубами.
- Держись за ладошку, - предложила девочка. – Мне когда холодно, я всегда за Димкину ладошку держусь, и мне становится теплее.

Я аккуратно обеими руками взял ладонь и, сам не зная почему, поцеловал тоненькие пальчики. Девчонка весело рассмеялась и спросила:

- Ты что там делаешь? Руку мне целуешь, что ли?
- Угу, - говорю.
- Ты, как моя мама, - рассмеялась Таня, - она всегда мне пальчики целовала.
- А где твоя мама? – спросил я.
- В тюрьме, - ответила девочка таким спокойным голосом, словно её мама на минуту отошла в магазин. – Они с папой «дурью» торговали, вот их и посадили.
- Чем торговали? – сразу не сообразил я.
- Трава такая есть, «дурь» называется. Первый раз не посадили, а второй раз посадили. Мы теперь с Димкой у бабушки живём. Тут, недалеко от автовокзала.
- Димка, это Краб? – спрашиваю.
- Ну да, - кивнула девчонка. – Это мой брат. А Краб – это у него такая кличка… Ой, то есть кликуха. Нельзя на людей говорить «кличка», Димка ругается. Говорит, кличка у собак, а у людей кликухи. А у тебя есть кликуха?
- Нет ещё, - улыбнулся я. – Хотя, наверное, есть по фамилии.
- Так и у Димки по фамилии. У нас фамилия такая: Крабовы. А у тебя? Как твоя фамилия?
- Миров, - отвечаю. – Друзья меня зовут Мирный. Миша Мирный.
- Какая смешная у тебя фамилия, - хмыкнула девчонка.
- Ну, какая есть… Фамилии не выбирают.
- У меня тоже кликуха есть, - гордо заявила Танька и добавила: - Крабушка. Так меня Димкины друзья называют.

Такая тоска на меня навалилась, так защемило в груди, чую, на глазах слёзы появились. «Ну, хватит нюни распускать, - мысленно приказываю я себе, - придёт пацан, а ты тут весь в соплях. Хорош!»

- А что за кролик? – спрашиваю, вспомнив Димкину фразу.
- Так вот же он! – девчонка кивнула куда-то в сторону. Я попытался всмотреться, но не увидел никакого кролика. – Это он тебя нашёл. Умный пёсик. Баба Зина как-то шла пьяная домой и уронила кошелёк. Так вот Кролик подобрал его и нёс до самого дома. Бабушка потом ему даже подарок купила – корм собачий.
- Так это пёс?! А почему кролик-то? – удивился я.
- Кролик, когда сильно голодный, морковку ест. Мы с Димкой крадём тут овощи с рынка. Димка с продавцом разговаривает, а я подкрадываюсь сзади и беру, что поближе лежит. Мы раньше в супермаркете продукты добывали, а теперь нас туда не пускают. Но на улице даже удобнее. Ну что ты там, согрелся?
- Да, - соврал я, чтобы не обидеть девочку, – спасибо.
- Вот видишь, - улыбнулась она, - я же говорила тебе, что поможет. А вот и Димка идёт… отпускай мою руку.

Я даже не заметил, что крепко сжимал Танькину руку. Краб принёс гвоздодёр и приступил к работе, пытаясь сорвать замок. Затея эта удалась ему только минут через десять, когда я уже совсем потерял надежду. Замок бухнулся на асфальт, и дверь моей темницы распахнулась.

- Заходи, - скомандовал Дима сестре, - скорее, тут и так холод собачий. Кролик, ко мне!

Они все втроём, включая Кролика, вошли в мою темницу, затворили за собой дверь, и мне показалось, что стало вдруг теплее. А может, и не показалось. Скорее всего, так оно и было. Когда люди помогают друг другу, вокруг образуется дополнительная энергия и становится теплее. Я так думаю.

- Ну что? – усмехнулся Краб. – Нарвался на Басмача? Да, пацан, лоханулся ты. Сам-то откуда?
- Из Москвы, - отвечаю.
- Чего? – воскликнул Димка. – Откуда?
- Из Москвы, - повторил я.
- Ты гонишь? – не поверил Димка.
- Нет, не гоню. Правда…
- В смысле, приехал из Москвы или там живёшь?
- И приехал, и там живу, - отвечаю и пытаюсь улыбнуться.
- Ни фига себе! – свистнул Димка. – А сюда-то чего припёрся?
- В гости, - вздохнул я. – Девчонка у меня тут живёт…
- А она знает, что ты здесь?
- Знает, - говорю. – Ну, что в Ростове я уже… А где именно, не знает. Телефона же теперь у меня нет. Как я ей позвоню?
- Ты крутой, наверное, там, в Москве? – ухмыльнулся Краб. – Мобильник, по ходу, компьютер дома, игры всякие. Да?
- Ну да, - ответил я как-то виновато, словно я всё это украл у Димки.
- Ясно, - он хлопнул меня по плечу и, сняв с себя куртку, протянул мне: - На, пока накинь на себя. А это что у тебя за коцы? – заметив на моих ногах странную обувку, спросил Димка.
- Мои угги пацаны забрали, а эти коцы, как ты говоришь, тут оставили.
- Переобулись прямо здесь, суки, – рассмеялся Димка. – Ладно, пока надень куртку…
- А как же ты? – говорю.
- Ты за меня не волнуйся, - Димка снова ударил меня в плечо. – Посидите тут с Танюхой, я схожу что-нибудь поищу тебе из шмоток. Крутых не обещаю, но хоть не замёрзнешь.

Таня уселась на какой-то ящик, прижалась к собаке и, обращаясь к ней, приказала: «Сидеть смирно, Кролик!» Заметив рядом со мной книги, Танька спросила:

- А это что у тебя за книги? Где ты их нашёл?
- Почему нашёл, - улыбнулся я. – Это мои. Эти, как их… грабители… Почему-то выбросили их. Они у меня в рюкзаке лежали. Хочешь, вот эти две подарю.
- Не хочу.
- Почему? – удивлённо спросил я. – Ты не любишь книги?
- Люблю.
- А почему тогда отказываешься?
- Потому что они, наверное, неинтересные, вот их и выбросили, - тут же сделала вывод Танюха.
- Это ещё почему? Как они могли сразу определить - интересные или нет? Они что, читали тут под дверью, думаешь?
- А там картинки есть? – спросила Танюха.
- Нет.
- Ну, вот видишь, значит, неинтересные.
- Тань, хорошая книга может быть и без картинок.
- Обманываешь. Так не бывает…
- Ну ладно, - согласился я. – Будь по-твоему…

Какое-то время мы сидели молча. Затем девчонка тихо спросила:

- А ты Красную площадь видел?
- Видел, - отвечаю, поплотнее укутываясь в Димкину куртку.
- Красивая?
- Очень.
- У нас, когда телевизор был, я смотрела парад…
- А сейчас что, нет телевизора? – спросил я.
- Нет, у бабушки сейчас вообще ничего нет. Она много водки пьёт, Димка говорит: потому ничего и нет. Раньше дедушка был жив, он ей не разрешал пить водку. Дед умер летом…
- А кто же вам готовит, стирает, убирает? – спросил я.
- Готовит Димка, а стираю я или бабушка… когда она трезвая. Убираем все вместе или я одна. И готовить я пробовала, но у меня почему-то не получается. Всё время яичница подгорает. Димка запретил мне готовить. Сказал, чтобы я не портила продукты.
- А где вы деньги берёте? – я думал, что Танька скажет: крадём. Но ошибся.
- Зарабатываем, - ответила девочка.
- Чем? – удивился я. – А сколько Диме лет?
- Двенадцать…

Меня словно по голове чем-то стукнули. «Двенадцать». Почему это число всё время преследует меня? «Двенадцать». Машка живёт на двенадцатом этаже, и номер дома, где мы должны были встретиться, тоже двенадцатый. Какая-то мистика.

- Так чем вы зарабатываете? – повторил я вопрос.
- Димка скульптуры делает из старой мебели.
- Это ещё как? – изумлённо спросил я.
- Мы с мусорных баков собираем всякие предметы, а Димка потом из них делает прикольные штуки. Люди покупают, мы же не дорого продаём. Сегодня вот продали скульптуру «Дед Мороз». Мужик за пятьсот рублей купил. Повезло. Сегодня Новый год. Димка пообещал мне торт купить. Ты любишь торты?
- Люблю, - отвечаю.
- Я тоже люблю. Такая вкуснятина! Мама раньше нам всегда покупала. Мама у нас была богатая, у неё всегда деньги были. Жалко, что её в тюрьму посадили. Это всё менты виноваты, - девчонка тяжело, по-взрослому, вздохнула. - Димка говорит, если бы не менты, мы бы жили хорошо. А ещё Димка мечтает стать художником. У нас в соседнем подъезде настоящий художник живёт. Егорычем зовут. Он такие красивые картины рисует, если бы ты видел. Замки разные, реки, озёра. Храмы. Ты видел у нас на центральном рынке храм? Красивый такой. Он и его нарисовал…
- Не видел, - признался я.
- Ты что, ни разу в Ростове не был? – удивлённо спросила девочка.
- Был, но с родителями, мы в Сочи ехали и здесь ночевали…
- И не заехали в храм? Мимо проехали?
- Так получилось, - виновато ответил я.
- Это плохо. Наша бабушка говорит: мимо храма проходить нельзя. Она когда едет в храм, всегда меня берёт с собой. Я и креститься научилась. Хочешь, покажу? Смотри, - Танька, не дожидаясь ответа, перекрестилась и посоветовала мне: - Ты тоже перекрестись!
- Зачем? – спросил я, но чтобы не обижать девочку, всё же перекрестился.
- Как зачем? – удивилась Танька. – Чтобы больше не попадать в беду. Ты, наверное, вообще не крестишься?
- Ну… редко очень, - признался я.
- Вот видишь! – радостно воскликнула Танька. – Потому тебя и ограбили. Художник наш тоже постоянно крестится. Ты знаешь, чем он рисует?
- Чем? – спросил я с любопытством, предполагая какой-нибудь фантастический ответ, но ошибся.
- Маслом. Не веришь?
- Ну почему же не верю, - усмехнулся я, разочарованный ответом. Зато следующее заявление девчонки рассмешило меня до слёз.
- Оно такое вкусное…
- Что? Что вкусное? – я оцепенел, представив Таньку, жующей краску. – Вы что краску ели?
- Ты что, Миша? – фыркнула Танька. – Кто же краску ест?
- Так ты же сама говоришь…
- Я говорю: масло, - перебила меня девчонка. – Ты что, глухой, что ли?
- А-а! Масло, - сообразил я.
- Да, масло. Льняное. У него целая банка его. Такая большущая. Нам когда дома не на чем жарить яичницу или картошку, Димка идёт к Егорычу и отливает немного масла.
- Разве оно съедобное? – удивился я.
- Конечно, съедобное, - рассмеялась Танька. – Ты не пробовал?
- Не-а.
- Зря, - сказала Танька. – Попробуй как-нибудь. У тебя есть знакомые художники?
- Есть, - кивнул я.
- Вот и хорошо, когда у тебя не будет семечкового масла, ну… этого, как его…
- Что за семечковое?
- Ну, вот как-то оно называется…
- Подсолнечное? - подсказал я.
- Точно, - хихикнула моя собеседница, - я всё время забываю, как оно называется. Так вот, если у тебя закончится это масло, ты попроси у художника льняного и пожарь картошку. Не пожалеешь. Лучше, чем картина, зуб даю…

Танька так смешно произнесла свою клятву «зуб даю», что я не выдержал и рассмеялся, вспомнив Андрея-барсеточника. Тот тоже так говорил, но его «клятва» звучала совсем не смешно. А тут…

- Ты чего? – насупилась Танька. – Не веришь, что ли?
- Верю, верю, - успокоил я девчонку.
- А чего ржёшь тогда, как конь бургудонский.

Я снова стал смеяться. Это не Танька, а какая-то маленькая жена юмориста Петросяна. Как скажет что-нибудь, хоть стой, хоть падай.

- Танька, что у тебя за слова такие? Какой, ты говоришь, конь? – утирая слезу, переспросил я.
- Бургудонский. Не слышал, что ли?
- Не слышал, - замотал я головой. – Ты не обижайся, я не над тобой смеюсь. Просто слова смешные.
- Ничего смешного. Так и дедушка говорил, и папа, и Димка. У нас все так говорят. И никто не смеётся.
- Ну, я-то впервые слышу, вот и рассмеялся. Ладно, проехали. Не злись на меня. Может, я туплю. Не каждый же день меня грабят.
- Да, согласилась Танька. – Это нервы. Бабушка говорит, что от нервов человек не ведает, что творит.

Интересно, кто-нибудь и когда-нибудь внесёт вот такие истории в учебник обществознания? Я слушал Таньку, а сердце моё колотилось так, что я боялся, как бы оно не выпрыгнуло наружу.

- Слушай, а в школу вы ходите? – вдруг вспомнил я.
- Я скоро пойду в первый класс, а Димка бросил школу. Говорит, как мать или отец выйдут, пойдёт доучиваться. Он пять классов закончил. А ты учишься?
- Да, - кивнул я. – Но сейчас ведь каникулы.
- В каком классе?
- В седьмом.
- Школа хорошая? – Танька задавала вопросы так, будто я общался со своей одноклассницей. Если бы не её малый рост и детский голос, можно было бы подумать, что рядом со мной сидит девчонка лет двенадцати-тринадцати.
- Хорошая, - ответил я и спросил: – А ты хочешь учиться?
- Хочу, - вздохнула девчонка. – Я бы могла уже и в этом году учиться, но Димка сказал, что рано. Хочешь сладенького? На, - она протянула мне конфету.
- Спасибо, - ответил я и протянул руку, но вдруг резко отдёрнув, спросил: - А у тебя-то ещё осталось?
- Нет, - закачала головой Танька, - у меня одна.
- Так нельзя, - сказал я, отстраняя её руку, - я не возьму. Сама скушай.
- Ты что, не любишь конфеты? – удивилась Танька.
- Люблю, но я не могу взять последнюю…
- Это не последняя, - рассмеялась Танька.
- Как? – удивился я. – Ты же сама сказала, что у тебя всего одна конфета.
- Одна, - согласилась девчонка, - но она не последняя.
- Так не бывает, - возразил я. – Если конфета одна, то она и есть последняя.
- Бывает-бывает, - Танька вскочила с коробки и приблизила своё лицо ко мне почти вплотную, - сегодня Димка купит мне торт и много-много конфет.

У Таньки своя теория о последней конфете.

- Ну, это когда будет, - улыбнулся я.
- Как когда? Сегодня. Он обещал. Димка сегодня купит себе крутые сигареты, а мне торт и конфеты.
- Он курит? – спросил я.
- Да, – кивнула Танька, - но хочет бросить. Он сказал, что на Новый год покурит сигареты с ментолом и бросит. А ты что, не куришь?
- Не-а.
- И не курил? – Танька так и стояла напротив меня, я чувствовал на своём лице её дыхание.
- Ну, если честно, пробовал как-то, - признался я. – Но мне не понравилось.
- Я тоже пробовала, и мне тоже не понравилось. Мне даже плохо было. Димка, когда узнал, что я курила, поколотил меня.
- Сильно? – спросил я.
- Да нет, - улыбнулась Танька, - он сильно не бьёт. Но я притворяюсь, что мне больно. Он потом меня жалеет. Только ты ему не говори, а то обидится ещё.

А я думал, что это только я такой хитрый, когда притворяюсь, как мне страшно от маминых угроз. Танька, вон мелкая какая, а тоже поняла, что своих воспитателей нужно жалеть.

- Хорошо, не скажу, - пообещал я.
- А ты, когда вырастешь, кем пойдёшь работать? – неожиданно спросила Танька.
- Я ещё не знаю, - соврал я. Почему соврал? По правде говоря, в этой обстановке мне было как-то неловко рассуждать о моей будущей профессии.
- Такой большой и не знаешь? - удивилась девочка. – Ты что?
- А ты кем будешь работать? – спросил я.
- Я буду Димке помогать.
- А Димка кем хочет стать? – спросил я.
- Водителем мусоровоза, - не задумываясь ни на мгновение, ответила Танька. –
Видел такие большие машины?
- Видел. А как ты ему будешь помогать? – усмехнулся я.
- Я буду проверять, чтобы он ничего полезного на свалку не увёз, - ответила Таня. – Понимаешь?
- Что ты имеешь в виду? – удивился я. – Что за полезное?
- Ты чего? Так сильно замёрз? – она погладила меня по голове.
- Угу, - честно признался я.
- Я вижу, что ты совсем перестал соображать, - сделала вывод моя маленькая собеседница. Ничего себе, она мне комплимент отпустила. Фактически обозвала тупицей.
- Это ещё почему? – нахмурил я брови.
- Я же тебе объяснила, что Димка делает скульптуры и что ему нужны разные вещи для его работ. Понял?
- А-а-а-а! – рассмеялся я. – Теперь понял. Да, - согласился я, - точно: торможу немного. Слушай, а куда Дима пошёл?
- Домой, наверное, - пожала плечами Таня. – Тебя же нужно одеть, обуть. Что бы не замёрз, да и вообще… Посмотри на себя. Ты же как бомжик какой-то.

Танька, указывая на моё странное одеяние, сама ни на минуту не сомневалась в своей одежде, словно сама она была одета из бутика.

- Что-то долго его нет, - заволновался я.
- Не переживай, - успокоила меня Танька, - придёт. А у тебя здесь невеста живёт? – неожиданно сменила она тему.
- Да, - кивнул я.
- Ты её любишь?

Я вспомнил карапуза Юрку с его мечтой о грузовике и троллейбусе. Теперь я понимаю, почему взрослые иногда от меня прятались, когда я был дошкольником. Да, я вопросов задавал не меньше.

- Люблю, - говорю.
- А она тебя? – не унималась Танька. – Любит?
- Наверное, - пожал я плечами.
- Не верь ты ей, - ошарашила меня Танька. – Такой большой, а веришь в любовь. Не верь, я тебе говорю.
- Это ещё почему? – вытаращил я глаза.
- Потому что любви нет, - вздохнула девочка.
- Кто это тебе такое сказал? – опешил я.
- Димка, - ответила Таня и добавила: - Он точно знает.
- Он, может, пошутил, - сказал я.
- Нет, не пошутил, - возразила Танька. – У него тоже была невеста, но она его обманула. Говорила, что любит его, а потом стала дружить с другим пацаном.
- Ну, и такое бывает, - говорю, - может, разонравился.
- Ничего не разонравился, - Таня отошла от меня и снова села на ящик, - просто Людке нужен богатый жених, а Димка бедный. Вот она и стала дружить с другим пацаном. Так и бабушка сказала. А бабушка у нас всё знает. Она очень умная. Если бы она водку не пила, мы бы тоже были богатыми.
- А с чего она взяла, что новый пацан богач?
- Да это все знают. Его папа на вот такой машине, - Танька вскочила и, подняв руки к верху, встала на цыпочки.
- Ну, машина, - говорю я, - это ещё не богатство.
- Как это? – удивилась Танька. – Все богачи ездят на машинах.
- Ой, Танюха, всё это глупости…
- Ничего не глупости, - настаивала Таня. Слушай, а почему ты так смешно говоришь?
- В каком смысле? – опешил я.
- Ты так говоришь, как будто чем-то подавился.

Вот это новость. Никогда не думал, что ребёнок упрекнёт меня неправильным разговором. Но тут выяснилось, что Танька имела виду. Оказывается, как нам в Москве смешно слышать «г», произносимое ростовчанами, как «х», точно так же в Ростове людям режет ухо наше московское звонкое «г». Танька тут же продекламировала на эту тему стихотворение:

- Слышал стишок? Гуси, гогочут, город горит, - она изо всех сил давила на букву «г», - каждая гадость на «г» говорит.
- Почему же сразу «гадость»? – удивился я.
- Потому что Димка говорит: нормальные люди не могут так издеваться над своим горлом.
- Значит, по-твоему, я ненормальный чел? – нахмурился я.
- Значит, ненормальный, - согласилась Танька.

Не знаю, до чего бы мы ещё договорились с Танькой, но этот самый миг распахнулась дверь, и на пороге вырос Димка с кучей какого-то тряпья.

- Ну, москвич, радуйся! – громко объявил он. – На, вот, надевай. Дедовы валенки разыскал. В них точно не замёрзнешь. Надевай-надевай! Не смотри, что лужи на улице. Смотри, - он поднёс валенок прямо мне к лицу, - они на толстой резиной подошве. А это, - Димка протянул что-то наподобие куртки, впоследствии оказавшейся телогрейкой, - это самая тёплая одежда. Правда, она грязноватая, в мазуте, дед перед смертью в кочегарке работал, ну ничего, зато тёплая очень. И шапка. Надевай. Это настоящая солдатская шапка.

Через несколько минут, я стоял под фонарём-луной, а мои спасители, осматривали меня со всех сторон. Кролик несколько раз подходил ко мне и обнюхивал, но каждый раз отходил в сторону с какой-то, как мне показалось, брезгливостью. Все вещи оказались большими размеров, как минимум, на шесть. Но то, что в них тепло, не поспоришь.

- Тебе куда ехать? – спросил Димка-Краб.
- Микрорайон «Северный», улица Добровольского.
- Что же с тобой делать? – вздохнул Димка. – Пешком далеко, а в автобус тебя не пустят или ментам сдадут. Денег у тебя, конечно, нет?
- Нет, - виновато ответил я и добавил: - Дим, может, займёшь? Я как только домой приеду, сразу вышлю тебе перевод. Могу даже побольше выслать, честное сло…
- Что за люди! – воскликнул Димка и сплюнул. – То ментов ему вызови, то за барыгу меня принимает. Ты чё? У вас там все такие в Москве? – Димка вплотную приблизился ко мне. – Ты хочешь, чтобы я нажился на тебе? Бабок срубил на твоей беде? Ты хоть врубаешься, что говоришь?
- Дим, извини, - стал я оправдываться, - я просто… ну, понимаешь, я … в общем, люди-то разные. А мы мало знакомы…
- Ну и что, что мало, - ответил Димка уже поспокойнее. – Всё равно, должен разбираться в людях. Если бы я был какой-то гнидой, разве я стал бы тебя вытаскивать из этого кандея? Подумай своими мозгами. Я это делаю не ради денег. Просто тебя, дурака, жалко. Скажешь потом, что у нас в Ростове одни ублюдки живут. Запомни: это не так. Таких, как Басмач, мы сами презираем. Беспредельщик он. А в основном, здесь все пацаны путёвые. Понял?
- Понял, - закивал я. – Всё понял. Спасибо тебе, Дима.
- Не за что, - буркнул Дима и предложил: - Пошли тачку ловить, а то мы тут будем до Нового года тусоваться. - Он заглянул в окно автовокзала и, покачав головой, сказал: - Блин, уже одиннадцать вечера.
- А ты торт не купил, - жалобно произнесла Танька. – Новый год…
- Да погоди ты со своим тортом, - перебил её Димка. - Нужно сначала вот этого гаврика, - он указал на меня, - отправить.

Мы подошли к таксистам. На пятачке стояло три машины.

- Мужик, - обратился Димка к первому мужчине и кивнул в мою сторону, - на Северный забросишь?
- Забросить-то заброшу, - таксист осмотрел меня с головы до ног, - а деньги-то у него есть?
- Я плачу, - сказал Димка. – Сколько?
- Косарь, - ответил таксист.
- Сколько? – вскрикнул Димка. – Ты что? Ты думаешь, я не знаю, сколько до Северного отсюда?
- Слышь, - таксист швырнул окурок нам под ноги, - а ты случаем дату не перепутал? Или ты думаешь, я в новогоднюю ночь от хорошей жизни королей гоняю? У меня самого таких двое дома сидят и ждут, когда я им пожрать привезу. Понял? Хочешь скидку, приходи 2-го января. Не хотите платить, идите пешком.
- Да не ругайся ты, - спокойно сказал Димка, - дело не в том, что мы не хотим, дело в том, что у нас всего пятьсот рублей. Больше нету. А пацан не ростовчанин, он из Москвы приехал, города не знает. Его ограбили. Ты не смотри, что он в телогрейке, это я ему из дома приволок, от деда осталось. Может, поможешь?
- Погоди, - ответил мужчина, - сейчас у своих спрошу. Мужики, - крикнул он в сторону машин, - на Северный за пятьсот кто поедет?
- Маловато в Новый год, - отозвался кто-то из таксистов.
- Да нету у них больше. Ну, так что?
- Давай я смотаюсь, - подошёл к нам второй мужчина. – Что же с ними теперь делать? Вы все, что ли поедете?
- Нет, - ответил Димка и похлопал меня по плечу, - только он…
- Постой, - сказал я Димке, - давай отойдём.

Мы отошли подальше, и я начал говорить:

- Дима, только давай спокойно поговорим, без наездов. Ты на меня не ругайся. Хорошо?
- Ну, хорошо, - выпятил он губу. – Что случилось? Что ты хочешь сказать?
- А то, что я никуда не поеду, - выпалил я.
- Это ещё почему? – вздёрнул брови Димка. – Ты же сказал, что тебя там девка ждёт. Наврал, что ли?
- Нет, не наврал, - отвечаю, - ждёт. Но я не могу взять твои деньги.
- Это ещё почему? – изумлённо спросил Димка. – Западло, что ли?
- Да при чём тут «западло»? – вспылил я. – При чём здесь это? Я тоже не какая-то гнида. Понял? Сколько у тебя денег?
- Пятихатка, - сказал Димка. – И что?
- А то! Ты же обещал Таньке торт и конфеты? И себе хотел сигарет с ментолом купить?
- А тебе какое дело до всего этого? – Димка схватил меня за грудки.
- Прямое, - сказал я и, вцепившись в его руку, процедил сквозь зубы: – Отпусти меня сейчас же.

Димка отпустил меня и стал смотреть на меня с недоумением.

- Объясни, что ты хочешь, - спокойно произнёс он.
- Я не могу так поступить, Дима, понимаешь? Я буду себя чувствовать каким-то скотом. Понимаешь меня? Я сейчас сяду в тачку и поеду к своей девчонке, а вы с Танькой пойдёте домой и… и… я же знаю, что там у тебя ничего нет. Мне Танька рассказала. Как бы ты поступил на моём месте?
- Давай ещё подальше отойдём, - предложил Димка и, заметив, что Танька приближается к нам, крикнул ей: - стой там, мы сейчас вернёмся.
- Надеюсь, ты меня понял, - сказал я.
- Держи, - он протянул мне руку, - ты прав. Молодец. Я бы так же поступил. Уважаю, - он сильно сжал и потряс мою руку. – Ты, Миха, настоящий пацан. Теперь я знаю, что и в Москве есть настоящие пацаны. А у нас тут некоторые говорят, что у вас все барыги и стукачи. Молодец, Миха.
- Что делать, пойду пешком, - понуро сказал я.
- Хочешь, открою тебе секрет? – спросил Димка. – Только пообещай, что никогда не скажешь об этом Таньке. Договорились?
- Железно, - почему-то я решил употребить именно такое обещание.
- Есть у меня ещё деньги, - сказал Краб. – Типа неприкосновенного запаса. Храню на случай смерти бабки. Так что езжай к своей девке и не переживай.
- При одном условии, - сказал я. – Ты даёшь мне свой адрес, а я по приезду в Москву, вышлю тебе деньги, а Таньке подарок.
- Ну, ты и мурый, - рассмеялся Димка. – Хитёр бобёр.
- Я имею на это право, - сказал я. – У меня есть свои деньги, заработанные мною. Только сейчас не настаивай ни на каких подробностях. Получишь бандероль, тогда сам всё поймёшь. Договорились? - я снова протянул руку Димке, и мы пожали друг другу руки.
- Идёт, - согласился Димка. – Согласен.
- Вот и договорились, - сказал я. – И ты мой адрес запиши. Всё равно когда-то будешь в Москве, заезжай.
- Спасибо, - улыбнулся Димка и повторил: - Спасибо. Обязательно приеду. Давно мечтаю. Пошли…
- И ещё, - я придержал его за локоть. – Ты это… Скажи Таньке, что пошутил. Ну, насчёт любви. Не говори ей больше, что любви нет…
- Вот болтушка, - рассмеялся Димка. – Она тебе уже и это рассказала.
- Пожалуйста, Дим. Обязательно скажи. И сам знай: без любви человек превращается в скотину.

Мы подошли к таксисту, попросили у него бумагу и авторучку. Пока я писал свой адрес, Димка сунул водителю деньги. Затем он записал свои данные. На прощание я обнял Димку, затем Танюху, чмокнул её в щёку и забрался в машину.

- Спасибо вам! – крикнул я через открытое окно, как только автомобиль тронулся.
- Передавай привет своей Маше! – донёсся до меня звонкий голос Крабушки.

«Доехать бы ещё до неё», – подумал я и тяжело вздохнул...



Окончание: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174515108/


_____________________________________________________

Предыдущая глава: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174254300/



Прикосновение десятое


Если так можно было выразиться, сказал бы: «бабушкинское утро». Не успел я отключить телефон, как на дисплее нарисовалась моя бабушка.

- Здравствуй, сынок.
- Здравствуй, ба, - отвечаю.
- Не разбудила?
- Нет, уже встали. Завтракаем.
- Приятного аппетита. А что ж ты, сорванец, уехал и ни слуху ни духу. Ни разу не позвонил? – голос Лили Степановны дрогнул.
- Бабуля, извини, пожалуйста. Не хотел вас тревожить, думал, может устали от меня, - соврал я.
- Вот дурачок, - всхлипнула бабушка, - да что ж ты такое говоришь? Ну приедешь домой. Приедешь, я тебе дам…

Угрозы Лилии Степановны всегда меня смешат. Она так говорит, будто и впрямь по приезду домой меня ожидает такая взбучка, что сто раз подумаешь: ехать или нет. На самом деле при встрече бабушка забывает о своих грозных обещаниях и только гладит меня по голове, да норовит расцеловать. Дети всегда после стариковских поцелуев утираются, а старики обычно обижаются. Но моя бабуля не обижается. Она так и говорит: все дети после наших старческих слюней утираются, чего на них обижаться, да мы и сами такими же были когда-то. Я же говорил вам, моя бабушка ещё тот философ.

- Бабушка, ты извини, я долго не могу говорить, тут Юрке кое-что нужно помочь, - снова соврал я.
- Ну ладно, хорошо, не буду тебе мешать. Смотри там, осторожно. Давай…
- Пока, - сказал я и отключил телефон.

Баба Фрося сделала вид, что разговор мой не слышала, хотя мы с ней вдвоём сидели за столом.

- Так, ну что, Миша, пора и в дорогу.., - предложила баба Фрося после завтрака. - Пошли на трассу, иначе ты и к Новому году не доберёшься до своей невесты. Вот тебе тормозок собрала, - она протянула мне два пакета.
- Что ещё за тормозок? – удивился я, впервые услышав такое странное слово.
- Эт мы так паёк называем, - пояснила бабушка, - когда человек на работу идёт или в дорогу собирается.
- Это такой паёк? – рассмеялся я. – Два мешка? Да вы что, бабушка? Слон я, что ли?
- Тормозок в одном пакете, во втором – гусак.
- Кто? – оцепенел я. – Какой ещё гусак?
- Да ты не волнуйся, милок, - баба Фрося махнула рукой. – Отличный гусак. Свежайший, я сегодня утром его зарубала, пока ты спал. Жирненький такой, просто загляденье. Отдашь хозяйке, она ему яблочек в попку напихает, - весело рассмеялась бабуля, - да в духовочке запечёт, пальчики оближешь. Это тебе на Новый год.
- Бабулечка, миленькая, спасибо вам, конечно, но, пожалуйста, оставьте гуся себе. Куда я его?
- И не подумаю! – баба Фрося даже притопнула ногой. – Ты что? Как это себе? Да у меня этих гусей на полдеревни хватит. Прекрати. Говорю же: это мой подарок на Новый год. И ничего не хочу слышать.
- Да вы поймите, бабушка, - пытался я переубедить старуху, - я ведь не домой еду, а в гости. Понимаете?
- Эх, дурачок ты, Мишка. Так вот в гости и нужно с гусём приходить. Тем более по нонишним-то временам. Тебе только спасибо скажут. Кто ж в Новый год от гуся откажется? Ты часам к пяти-шести сегодня доберёшься в Ростов. Так что птицу три раза успеют зажарить к праздничному столу. Бери-бери, не сопротивляйся.

Ну что ты поделаешь с этой бабулей. Гуся я засунул в рюкзак, который сразу округлился и стал походить на настоящий рюкзак туриста. А пакет с тормозком пришлось нести в руках. Добравшись до трассы, я стал всматриваться в номера машин. И вдруг прямо у меня над головой раздался знакомый голос:

- Миха! Ты что ли? Твою мать! Ты ещё не доехал?

Я поднял голову и увидел дядю Федю. Вы не представляете, как я обрадовался. Словно отца родного встретил. Хотя, думаю, сравнение я привёл не совсем удачное. Если бы я тут действительно вдруг встретил своего отца, мне было бы не до «обрадываний». Вы же понимаете.

- Дядя Федя, здравствуйте, - кинулся я к нему и с силой пожал протянутую руку. – Да вот, всё никак не доеду. То одно, то другое.
- Пацаны ещё позавчера должны были привезти тебя в Воронеж. Что случилось?
- Я сюда только вчера вечером попал, вот переночевал у бабушки, - я кивнул в сторону бабы Фроси.
- Это кто? – тихо спросила у меня баба Фрося, но водитель расслышал вопрос и ответил вместо меня:
- Он со мной выезжал из Москвы, а я по дороге сломался. Вот я его и пересадил ещё позавчера днём на легковушку. Думал, что он уже в Ростове давно, а он на полпути застрял. Ну чего стоишь? – крикнул он мне. – Залазь, поехали. Или ты Новый год на дороге собрался встречать?
- Нет, - рассмеялся я и обнял на прощание бабу Фросю.

Она прижалась ко мне и вдруг расплакалась, словно и впрямь родного внука провожает.

- Ну что вы, бабушка Фрося, - погладил я её, - не плачьте. Хотите, я буду к вам в гости заезжать, когда будем с родителями здесь проезжать?
- Да что ж ты спрашиваешь, Мишенька? - всхлипнула она. – В любое время суток заезжай. А если дома нет, то я либо здесь на базаре, либо у Дуси дома.

Распрощавшись с бабой Фросей, я стал забираться в кабину.
- А это что у тебя за пакет?
- Тебя как зовут-то, милый? – вдруг спросила баба Фрося у водителя.
- Фёдор!
- Эт, Федя, я тормозок собрала. Так что не побрезгуйте, откушайте в дороге. Всё свежее, домашнее.
- Спасибо, мать, не побрезгуем, всё скорее домой доберёмся. Счастливо, даст Бог, свидимся.
- Ежели часто здесь ездишь, то свидимся. Я тут на рыночке приторговываю. Птицей, яйцами. Так что заезжай. У меня недорого, зато всё икологичное.

Двери захлопнулись, мы громко рассмеялись.

- «Икологичное», - передразнил дядя Федя. – Ты как к ней попал, к этой икологичной бабульке?
- Вчера приехали уже поздно, пацаны задержались…
- Ни хрена себе, - покачал головой дядя Федя. – Как же так? А почему?
- После того, как мы от вас уехали, пацаны решили заехать на Куликово поле.
- Зачем? – удивлённо спросил дядя Федя.
- Посмотреть, - пожал я плечами. – Да мне и самому идея понравилась. Всё-таки место историческое…
- Ну, а потом?
- Потом по дороге автомобиль легковой помогали вытащить. Пока вытаскивали, темнеть начало. На трассу выехали, зашли в кафе перекусить, а там Андрей свою подружку встретил, та предложила у неё переночевать. Баня, пиво, водка и всё… И только вчера после обеда выехали. Сюда приехали снова ночью, - я вздохнул.
- Всё ясно, - ухмыльнулся Фёдор. – Парни загуляли. Ну, ничего, сегодня будем дома уже. Не переживай. Тебя-то хоть не обижали? Всё нормально?
- Нет, никто не обижал. Они нормальные ребята. А вы знаете, кем они работают? – спросил я и, не дожидаясь ответа, выпалил: - Барсеточниками.
- Крадуны, что ли? – рассмеялся дядя Федя. – Они, сволочи, у меня как-то сумку спёрли.
- Кто? – воскликнул я.
- Ну, барсеточники эти. За ними глаз да глаз нужен.
- Они что, и здесь, на трассе есть? – удивился я.
- Да где их нету? Полно…
- А я думал, они только в больших городах промышляют.
- Ага, – покивал головой дядя Федя, - в городах. У меня напарник на минуту вышел минералки купить, эти сволочи стекло ему разбили и сумку с вещами упёрли. Домой ехал с плёнкой полиэтиленовой вместо стекла. Представляешь, зимой без стекла. Хоть бы скоты головой думали. Летом ещё ладно, но зачем же вы зимой стёкла бьёте?
- Нет, - замотал я головой, - эти стёкол не бьют. У них свои методы.
- Они что, тебе рассказывали?
- Ну да, - отвечаю. – Интересно же.
- Смотри, сам никогда такой ерундой не занимайся, - нахмурился дядя Федя.
- Да вы что, дядь Федь, - рассмеялся я. – Никогда в жизни.
- Красть нехорошо, - сказал дядя Федя. Подло. Сейчас время такое: руки, ноги есть, всегда на кусок хлеба заработаешь. Тем более, молодые парни.
- Один из них даже в тюрьме сидел, - говорю.
- Ну, в тюрьме – это ерунда. В тюрьму попасть – дело нехитрое. И воровать необязательно. Как говорится, от сумы и тюрьмы не зарекайся. Всяко бывает. И невиновных садят.
- Как это? – раскрыл я рот. – Совсем невиновных?
- И вас могут посадить?
- И меня, и тебя. Любого.
- Да как же так? – опешил я.
- А вот так. Кто в тюрьму сажает? – прищурившись спросил дядя Федя.
- Ну, суд…
- Ясное дело, суд. А в суде кто? Роботы?
- Люди…
- Вот тебе и ответ, - дядя Федя поднял указательный палец так, что едва не воткнул его в крышу кабины. – А люди могут и ошибиться. Правильно?
- Ничего себе ошибочка, - возмутился я. – За такие ошибки и самого судью можно в тюрьму посадить.
- Ты смотрю, Миха, как вчера на белый свет народился, - рассмеялся дядя Федя. – Ты что книжек не читаешь?
- Как это не читаю?
- «Граф Монте-Кристо» читал? – спросил дядя Федя.
- Не только читал, недавно мы всем классом даже на спектакль такой ходили. Очень понравился.
- Ну вот, там как раз об этом и пишется. Сколько лет невинный человек в тюрьме просидел? А ты говоришь… Слушай, - вдруг вспомнил дядя Федя. – ты у меня диск забыл свой. Ну, в смысле этого, художника. Классные песни он поёт. Я уже раз сто его слушал. А ну-ка включи, давай ещё послушаем.

Я включил проигрыватель и снова услышал знакомый голос Юрия Купера: «Однажды в чулане нашей коммунальной квартиры я нашёл связку старых писем. Они были с фронта. Письма от отца к моей матери. Они были написаны иногда карандашом, иногда чернилами на пожелтевших от времени тетрадных листках. Некоторые буквы почти стёрлись. Я жадно впивался глазами в расплывающиеся строчки, пытаясь угадать смысл фраз. От пропусков и исчезнувших букв текст становился ещё более загадочным, как будто автор писал совсем из другого незнакомого мне мира…» Затем кабина наполнилась замечательной песней:

Эх, дороги –
Пыль да туман,
Холода тревоги,
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей…

За такими песнями не поговоришь. Такие песни нужно слушать только молча. Когда прозвучала последняя нота, дядя Федя неожиданно спросил:

- Слушай, Мишка, а почему он всего двенадцать песен записал?
- Не знаю, - пожал я плечами. – Вообще, число двенадцать – оно какое-то магическое. Вы заметили, сколько в мире разных произведений с этим числом?
- Не обращал как-то внимания? – покачал головой дядя Федя. – Например?
- Например, поэма Блока «Двенадцать».
- Ну да, слыхал-слыхал, - улыбнулся водитель и вдруг, хлопнул себя по лбу, вскрикнул: - О! Ещё! «Двенадцать стульев»! Помнишь?
- Помню, - кивнул я. – А недавно фильм был Михалкова, тоже «Двенадцать» называется. Смотрели.
- Смотрел-смотрел, мне понравился. Так, что ещё? Ну, вспоминай.
- Между прочим, - вдруг вспомнил я, - Юрий Леонидович пьесу написал, и мы с мамой ходили на его спектакль. Отгадайте, как называется?
- «Двенадцать», что ли?
- Ну, почти, - рассмеялся я. – Спектакль называется «Двенадцать картин из жизни художника».
- Слушай, но почему так? Почему двенадцать-то?
- Я думаю, что всё крутится вокруг двенадцати. Вот смотрите: двенадцать месяцев в году, двенадцать часов дня, двенадцать часов ночи…
- Точно! – дядя Федя выпятил губу. – А у Христа, между прочим, было двенадцать апостолов. Это надо же. Приеду домой дочке расскажу. Действительно, век живи – век учись. Никогда и не думал об этом. Так-так-так… А ну, вспоминай. Что там у нас ещё двенадцать?
- Двенадцать знаков зодиака.
- Угу! Что ещё?
- А я хочу книгу написать. Назову «Двенадцать прикосновений к горизонту».
- О-го-го! Куда хватанул! – рассмеялся дядя Федя. – Думаешь, получится?
- Получится, - говорю. – Я уже две написал.
- Чего? – дядя Федя аж на тормоз нажал. – Ты серьёзно?
- Ну да, – кивнул я и полез в рюкзак. – Вот, смотрите.

Фёдор взял в руки книгу, повертел её, заметив мою фотографию на обложке, присвистнул:
- Ну ты, Миха, даёшь! А вторая книга где?
- Вторая ещё не вышла, но вот-вот выйдет. Вторая называется «Радуга для друга». Я бы вам подарил эту, но я Машке своей везу. Если адрес свой дадите, я вам вышлю.
- Молодец! Держи «пять», - он протянул мне руку. – Но почему ты решил следующую книгу назвать, как ты там сказал? «Двенадцать…» это…
- «…прикосновений к горизонту», - напомнил я.
- Ну да. Почему?
- Понимаете, дядь Федь, - начал я, - это образ. Для меня горизонт, это вроде границы определённой, за которую хочется заглянуть.
- Ага, врубился, - закивал дядя Федя, - точно. Но это каждому охота за него заглянуть. Это же человеческое любопытство. Но почему прикосновения-то?
- Как вам сказать? Понимаете, ну это типа… как бы… прикоснуться…
- Ладно, не ломай голову, - видя моё замешательство, махнул он рукой. – Я понял, что ты имел в виду. Типа нам только кажется, что мы за горизонт зашли, а на самом деле только прикоснулись к нему. Так что ли?
- Ну да, - обрадовался я. – Примерно так. Вы вот прикасались когда-нибудь к горизонту?
- Прикасался, Миха. И не раз. И даже бил его по башке.
- Кого? – опешил я. – Кого били по башке?
- Горизонт, - рассмеялся дядя Федя и шутя щёлкнул меня по уху. – Ящик у меня был «Горизонт». В смысле телевизор.
- А-а-а, - протянул я. – Понял. А зачем вы его били-то?
- Ну, как зачем? Тут футбол, а он начинает барахлить. Ну, я подхожу. Кулаком врежу ему по кумполу, он начинает показывать.
- А телемастера не пробовали вызывать? – съязвил я.
- Пробовал. И не раз. А ты думаешь, мастер по-другому его чинил?
- Что, тоже бил?
- Ну да! – рассмеялся дядя Федя. – У меня мастер этажом ниже жил. Пока ему сто граммов не нальёшь, он к работе не приступает. Что-то там смотрит, смотрит внутри, потом как бабахнет по боку, телевизор – хлоп! - и заработал.
- Дядь Федь, - говорю, - мне кажется, вы привираете.
- Привираю, Миха, привираю, - рассмеялся мой спутник. – Но только чуток. Если мне не веришь, спроси у своих родителей. Отцу сколько лет? Сорок есть?
- Угу.
- А, ну значит тоже лупил по телевизору. Вам сейчас этого не понять. У вас и телевизоры другие.

Я вдруг увидел на трассе громадный рекламный щит, на котором было написано: «Звоните, мы вам поможем! 01,02»

- Смотрите, дядь Федь, - радостно воскликнул я, - даже здесь «двенадцать» получилось.
- Мы с тобой сегодня, Михаил, как волшебники! Что-нибудь ещё вспомнил?
- По МХК проходили…
- По чём? – переспросил дядя Федя. – Это ещё что такое?
- МХК – мировая художественная культура, - пояснил я.
- Ага, и что там ещё?
- Вот вспомнил: двенадцать подвигов Геракла.
- Точно, слыхал. Но мы раньше это по истории проходили.
- Это примерно то же самое, - сказал я. – Во, смотрите, - указал я на обочину, - снова плакат: «Звоните, мы вам поможем! 01,02»
- Я вот всё еду, Мишка, и думаю. А ведь все эти годы китайские, ну там, крысы всякие, свиньи, собаки… Сейчас какой должен наступить?
- 2010 год – год тигра! – напомнил я.
- Точно, - закивал дядя Федя. – А ведь их тоже двенадцать. Ты понимаешь, какая штуковина. Ну, ты мне и задал задачку, Михаил. Во как! Приеду сейчас домой, обязательно выпью за число «двенадцать». Действительно, число необычное. Никогда не задумывался над этим.
- А совсем недавно мы с отцом фильм смотрели в кинотеатре, «2012» называется. Фильм-катастрофа.

- Смотри, катастрофа, - дядя Федя указал на столбик, с табличкой километража, - три семёрки. А это значит, что мы въезжаем в Ростовскую область. Понял?

- Притормозите, дядь Федь, - я сунул руку в рюкзак. Хотел сфотографировать эту знаменательную табличку и вдруг вспомнил, что забыл фотоаппарат у бабы Фроси. Поставил на зарядку и забыл. Вот ворона.

Но в этом есть большой плюс: если бы я не забыл фотик у бабы Фроси, вы бы так и не прочитали подробности моего пребывания в Натальином доме. Вы спросите, почему? Позже сами поймёте.

- Уже почти приехали?
- Ну, почти, не почти, а область уже наша. До Ростова всё равно ещё пилить и пилить.

- Быстро доедем?
- Нет, здесь сильно не разгонишься…

Уже позже, я нашёл в интернете информацию: наиболее опасным участком для движения на трассе «Дон» является отрезок от въездной стелы в Ростовскую область из Воронежской до въезда в город Каменск-Шахтинский. Здесь дорога при большой загруженности имеет по одной полосе движения в каждую сторону, периодически ведутся дорожные работы, и это является причиной частых ДТП.

Примерно через полчаса нас остановили на посту ГАИ.

- Написано же «пустой», - бормочет дядя Федя, - ну чего ещё надо? Новый год на носу, а они всё тормозят и тормозят.

Но тут выяснилось, что нас остановили не для проверки документов. К водительской двери подошёл милиционер и спросил:

- Куда едем?
- В Ростов, - спокойно ответил дядя Федя.
- Не могу приказать, - говорит гаишник и спрашивает: - могу только спросить?
- Спрашивай, командир, - улыбнулся дядя Федя и предположил: – Наверное, кого-то подбросить?
- Точно, - обрадовался милиционер, - какой ты догадливый!
- Что я, первый день замужем? – говорит дядя Федя. – Кого везти?
- Да дружбан мой, - отвечает гаишник. – Я сейчас его приведу. Не отправь, так он тут и Новый год встретит. Жена потом и меня живьём съест. Он тут у нас сегодня проставлялся.
- Ну, давай, жду, - откашлялся в кулак дядя Федя. – Только не тяните, у меня тоже жена не подарок.
- Айн момент, - крикнул гаишник на ходу и скрылся за дверью избушки с надписью ДПС.

Через несколько минут из помещения вышло несколько человек в форме, обнялись, пожали друг другу руки. Затем один, лет тридцати на вид, отделился от компании и подошёл к водителю и спросил:

- Брат, только честно скажи, тебе не внапряг? А то…
- Ну, какой тут напряг, командир? - рассмеялся дядя Федя. – Я же не на горбу тебя повезу. А тут, - водитель постучал по рулевой колонке, - силёнок на всю вашу компанию хватит.
- О! – обернувшись к приятелю, крикнул наш без пяти минут пассажир. – Вот с ним поеду. У него с чувством юмора всё в порядке. А с той мымрой я бы и километра не проехал… Так что давайте, мужики, всего вам доброго. С наступающим вас! Я поехал!

Мужчина обошёл почему-то машину сзади и, открыв пассажирскую дверь, стал забираться в кабину. Я ловко запрыгнул на спальник.

- Степан! – объявил новый пассажир и громко хлопнул дверью.
- Фёдор, - ответил водитель и, протянув мужчине руку, кивнул в мою сторону: - А это Михаил.
- Сын, что ли? – спросил Степан.
- Родственник, - ответил дядя Федя и спросил: - Куда едем, Степан? До Ростова?
- Не, - развёл руками Степан, - а что Денис не сказал?
- Нет.
- До Каменска. В Каменске я живу. У меня тут друганы служат, приезжал поздравить.
- Тоже в ГАИ работаешь? – спросил дядя Федя.
- Не-е, это не моё. Палкой махать, ну его к чёрту. Я на передовой, так сказать, В самом пекле.
- В смысле? – вздёрнул брови дядя Федя.
- В прямом, - ответил Степан. – Опер я. Уголовный розыск.

Дядя Федя покачал головой и, ухмыльнувшись, спросил:

- И как тебя угораздило? Династия, наверное?
- Ты веришь, нет, - говорит Степан. – У нас никогда в семье ментов не было, я – первый.
- А чего пошёл в милицию? – спросил дядя Федя.
- Хм, а куда было идти? После армии пошёл на завод… Не думал и не гадал, что в мусарке буду служить. Мы с Денисом в детстве ментов сами не любили, да годы пообтесали. Вот теперь он в ГАИ , а я в угро. А почему ты спрашиваешь? Тоже ментов не любишь?
- Командир, давай не будем на эту тему, - предложил дядя Федя, - не то разругаемся.
- Да ничего мы не разругаемся, - рассмеялся Степан. – Я же знаю, что нас многие не любят…
- А за что вас любить? – вдруг процедил дядя Федя. – Я, конечно, не говорю обо всех, но, согласись, большинство у вас всё-таки...
- Да говори-говори, не стесняйся, - сказал Степан.
- Ладно, - махнул рукой дядя Федя. – Сам знаешь.
- Знаю, - кивнул милиционер. – А вот ты знаешь, что такое уголовный розыск? Пацан, - Степан вдруг обратился ко мне, - а ты, пацан, как думаешь? Почему люди идут в милицию?

Я пожал плечами и тихо сказал:

- Наверное, романтика!
- Эх, братко, - тяжело вздохнул наш опер, - какая к чёрту там романтика. Нет там никакой романтики. Одно дерьмо. Очень много дерьма. Это только в кино показывают красиво. А на самом деле уголовный розыск – это ежедневная суета, причём никому ненужная. Это море руководителей долбо… извини, - пассажир похлопал меня по плечу, - в общем, притоны, трупы, допросы, наркоманы, алконавты, шлюхи…
- Степан, вот этого я не понимаю, - перебил дядя Федя, - ну если там одни минусы, то зачем же вы туда идёте?
- А кто тебе сказал, что там одни минусы? – парировал Степан.
- Ну, ты же говоришь, что много…
- Говорю, - согласился Степан. – Я говорю, что много дерьма, но везде есть свои плюсы и минусы. То же самое и в уголовном розыске. И, кроме того, служба в милиции - это грязная и неприятная работа, но тем не менее кто-то должен её делать!.. Без неё обществу – никак. Без грязных сантехников - не будут работать туалеты. Или ты не согласен? – Степан пристально посмотрел на водителя.
- Ну, в целом, где-то ты прав, - кивнул дядя Федя. – Без милиции тоже нельзя.
- А, - улыбнулся Степан, - врубаешься.

Заметив на остановке мужчину, дядя Федя спросил у милиционера:

- Ну что? Возьмём?
-А не боишься? – ухмыльнулся Степан.
- Боюсь, - признался дядя Федя. – Без тебя не взял бы. А с милицией, чего не помочь человеку.
- Тоже верно, - обрадовался милиционер.

Через минуту в кабину забрался парень лет двадцати пяти. Руки в наколках, на пальцах синие перстни, во рту прямо спереди золотой зуб, бровь над правым глазом перечёркнута шрамом. Парень симпатичный, но какой-то шумный и суетливый.

- Вот спасибо, браток. А я уже думал, в поле сгину. До Миллерово подкинешь? Два часа ловлю машину, никто не останавливается. Народ у нас запуганный стал.
- А чего ты к ментам не подошёл? Здесь пост недалеко. Они бы посадили.
- Ага, они бы точно посадили. Ты чё, дядя? Какие менты…К этим козлам обратись…

Дядя Федя громко закашлял в кулак. Но Степан решил, видимо, подыграть новому пассажиру:

- Да, что-то я не то ляпнул, браток. Точно. С ними лучше не связываться.
- А то. Мрази. Да что я вам говорю. Вы-то, водилы, не хуже меня знаете.
- Знаем, знаем, - продолжал играть Степан. – Суки обирают нас, как липок. На каждом посту: дай, дай, дай… Ты-то по ходу, братан, сам настрадался от этих упырей?
- А то, - разошёлся пассажир. – Кстати, - он протянул руку Спепану, - Гришкой меня кличут.

Степан назвал своё имя, пожал ему руку и спросил:

- Когда откинулся-то?
- В начале декабря, - бойко ответил Григорий.
- А за что чалился?
- Да так, порожняк, можно сказать, ни за что? С участковым не поладил. Он мне лапоточки и сплёл. Придурок.
- Это ещё как? За что? – то ли изобразил удивление, то ли действительно удивился Степан.
- Да хату мы с подельником ломанули. Ну, можно было всё замять. Мы там практически ничего и не взяли. Так, по мелочи. Просто нечего было брать. Ну, а этот козёл раздул так, что мы чуть ли не банк выставили. Да ещё навешал на нас того, чего и в помине не было.
- И что? Не могли договориться? Или бабок пожалели?
- Я же говорю тебе. Придурок. Понимаешь?
- В смысле?
- В прямом, - Гриша покрутил пальцем у виска. – Конечно, предлагали. И бабок, и камушки у меня были. Ни в какую. Упёрся рогом, и хоть ты тресни.
- Может, мало предлагали? – хмыкнул Степан.
- Да не, нормально. Просто он под честного мента косит. Понимаешь?
- Может, и впрямь честный? – серьёзно спросил Степан. – Почему сразу косит?
- Ты чё, земляк, гонишь, что ли? – рассмеялся Гриша. – Где ты честных ментов видел? Ты чё, в ящик не заглядываешь? Посмотри телик. Они же все продажные. Мусора хуже проституток. Все. Все, до одного. Как я их, сук, ненавижу.

Дядя Федя снова громко откашлялся в кулак. А Степан продолжил игру:

- Не говори, брат, была бы моя воля, я бы их прямо на столбах вешал. Или расстреливал бы публично прямо на площадях. Скоты безмозглые…
- Ты, по ходу тоже настрадался от этих тварей? Уважаю. – Гриша похлопал Степана по плечу. Тот скривился и, обратившись к дяде Феде, процедил:
- Федя, тормозни.

Машина остановилась на обочине. Гриша испуганно покосился на Степана.

- Открой дверь, - приказал Степан Грише.
- Зачем? – опешил Григорий. – Что случилось?
- Я говорю, дверь открой, козлина вонючая! – взревел Степан.
- Погоди-погоди, мужик, ты чего? Можешь объяснить?
- Сейчас я тебе, сучара, объясню! – Степан вынул удостоверение и поднёс его вплотную к глазам Григория. – Ты это видел? Вылазь, скотина…
- Тю, - испугался Гриша. – Так ты ме… милиционер, что ли? Ну, так бы и сказал. Гражданин начальник, да я ничего не имею против милиционеров. Честное слово! Мамой клянусь…
- Заткнись, сволота, вылазь, говорю, - ревел Степан.
- Да клянусь тебе, гражданин начальник. Я, можно сказать, даже с уважением отношусь к милиции…
- Ты что, тварь? Ты же только что плёл тут, что ненавидишь мусоров…
- Ну, правильно, а что я должен был говорить? Сам же начал эту тему. А я испугался и давай поддакивать. Сейчас вон жизнь какая: начни хвалить ментов, тоже можешь в лоб получить. Ругаешь…
- Вылазь, говорю, - настаивал Степан, но голос его уже звучал мягче.
- Ну куда я вылезу? – жалобно произнёс Гриша. – Там я хоть на остановке стоял, а тут чисто поле. Командир, ну извини меня, дурака. Я думал, вы приблатнённые какие-то. Вот и решил поддакнуть. Честно говорю. Не веришь? Хошь, паспорт покажу. Я нормально к милиции отношусь. Можешь запрос в зону сделать, я там активистом был, администрации помогал, опасных преступников выявлял. Я же говорю тебе, случайно попал в зону. Ну, прости, начальник, - взмолился Гриша. - Я больше не буду… пожалуйста, гражданин начальничек…
- Ну и хитрожопый ты, Гриша, - вдруг рассмеялся Степан. – Ладно, поехали! На первый раз прощаю. Никогда больше так о ментах не говори, понял?
- Вот тебе крест, граждан начальник! – Гриша перекрестился. – Сам не скажу и другим не дам.
- Ну, насчёт других не заливай, - усмехнулся Степан, - с корешами встретишься, будешь крыть на чём свет стоит. Согласен?
- Понимаешь, командир… Ну…
- Ладно, не буду под Новый год грех на душу брать. Только рыло своё поганое заткни и едь молча. Ясно?
- Всё понял, начальник! Умер.

Гриша смешно ухватил пальцами свои верхнюю и нижнюю губы и изобразил, что они у него зашиты. Степан брезгливо отвернулся. Григорий же и впрямь до самого Миллерово молчал, как рыба. Дядя Федя и пассажир-милиционер ещё долго о чём-то спорили, что-то друг другу доказывали. Я думал о своём и в какой-то момент понял, что даже не слышу их. И точно: я прозевал, как исчез из кабины перепуганный до смерти Гриша. Очнулся только, когда раздался возглас дяди Феди:

- Вот и Каменск! Приехали.
- Надоел я вам, наверное, хуже горькой редьки? – улыбнулся опер.
- Нет, - говорю я, - наоборот, очень интересно.
- Здесь, Фёдор, притормози, я выйду, - он указал на остановку. – Вон мой дом, метров сто отсюда…
- Ладно, Степан, не обижайся, - дядя Федя остановил машину и протянул ему руку, - дерьма везде хватает, согласен, а у вас его просто больше. Давай, брат, без обид. С наступающим тебя.

Милиционер выпрыгнул из кабины, помахал нам рукой и, резко отвернувшись, бодро пошагал в сторону дома.

- Мент-философ, - пробормотал дядя Федя, - надо же. Впрочем, прав он. Милиция – это как большой чемодан без ручки. И нести неудобно, и бросить нельзя…

Я громко рассмеялся – представил дядя Федю, бредущим по шоссе с огромным чемоданом.

- Ты чего хохочешь? – ухмыльнулся дядя Федя.
- Представил… это… ну… человека, - соврал я, - несущего большой чемодан без ручки.
- Ага, смешно, - сказал водитель и вырулил на трассу.
- Слушайте, дядь Федь, а может, музыку послушаем? – предложил я.
- Врубай, - согласился дядя Федя, - только художника. Классные у него песни.

Я нажал на кнопку.

«Впрочем, в моём, тогда ещё детском воображении, я был недалёк от истины: письма пришли уже тогда, когда отца уже не было в живых. Письма всё приходили и приходили. С войны письма шли долго. Я любил рассматривать их, будучи уже подростком, пытаясь по касаниям карандаша представить себе образ отца. На пожелтевшей бумаге, как на состарившейся акварели, проступали фрагменты пейзажей, портретов и натюрмортов..»

Тёмная ночь.
Только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах,
Тускло звёзды мерцают.
В тёмную ночь
Ты, любимая, знаю не спишь
И у детской кроватки тайком
Ты слезу утираешь.
Как я люблю
Глубину твоих ласковых глаз.
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами…

SMS

Маша: Где ты, мой родной? Далеко?
Я: Еду. Уже в Ростовской области.
Маша: Ура! Значит, скоро будешь?
Я: Не очень скоро. Ещё около трёхсот километров.
Маша: С ума сойти. Ты уже трое суток добираешься.
Я: Потерпи немного.
Маша: Так терплю. Устал, мой котик?
Я: Всё нормально.
Маша: Целую.
Я: Целую. Скоро увидимся.

- Маша? – спросил дядя Федя.
- Угу.
- Волнуется?
- Есть такое! – ответил я и вдруг вспомнил обещание своего спутника: - Дядь Федь, вы так и не рассказали мне, как за рулём уснули. Расскажите, а.

Дядя Федя насупился, что-то долго-долго вспоминал, затем начал свой рассказ.

- В середине восьмидесятых годов я уехал в Сибирь за длинным рублём.
- За каким рублём? – не понял я.

Фёдор рассмеялся:

- Вот смотрю я на вас, нынешних, и поражаюсь. Вы действительно живёте в другой стране. То, что моим ровесникам понятно, как день и ночь, вам на каждом шагу приходится разжёвывать…
- Ну, извините, дядя Федя, - виновато произнёс я. – Я действительно…
- Да не извиняйся, Миха, - добродушно сказал он. – Я не к тому, что вы тупые или ничего не понимаете. Здесь нет ничего такого сверхъестественного. Просто жизнь настолько поменялась, что мы, вернее вы, твоё поколение, или, наоборот, мы (что-то я совсем запутался, ну да ладно) как бы попали в другую страну. Понимаешь?
- Ну, примерно, - кивнул я. – Типа очередей за колбасой. Верно?
- О! Точно, - вскрикнул водитель. – Молодец. Да, вы понятия не имеете, как это доставать колбасу или масло. Стоять в очереди за сахаром или кому-то набить морду за то, что тот попытался бутылку водки купить без очереди. Это трудно, конечно, представить.
- Дед рассказывал, что у вас раньше дефицит был даже на книги.
- Какие книги? Миха, дорогой ты мой. Я трусы себе по блату покупал. А ты говоришь, книги. Книги - то ладно. А вот мыло, зубная паста, стиральный порошок - как без них? А всё приходилось выискивать, доставать.
- Ну, а вы жалеете, что СССР не стало? – спросил я.
- А ты это к чему спрашиваешь? – удивился дядя Федя. – Тебе какая разница? Или любопытство?
- Да вы понимаете, в чём дело, - говорю я, - мне часто приходится слышать разные мнения. Мы живём все вместе: я, папа, мама, дедушка и бабушка. Ещё Лилька с нами жила. Но она вышла замуж. Так вот мы живём теперь впятером, не считая Машки и Макара…
- Какой Машки? - удивился дядя Федя.
- Это кошку и кота у нас так зовут, - рассмеялся я, заметив на лице водителя удивление.
- Эт ты что, кошку в честь своей девчонки назвал, что ли? А она не обидится?
- Да нет ну что вы, дядя Федя, - я ещё сильнее рассмеялся. - Дурак я, что ли, в честь девушки кошку называть. Просто так совпало. Раньше назвали кошку Машей. А тут Маша настоящая приехала. Мне знаете, как было неудобно, когда приехала моя Маша. Но всё обошлось. Она девчонка с чувством юмора. На такие мелочи внимания не обращает. Да и глупо на это внимание обращать. У нас в посёлке есть один пацан, так он со своей девчонкой поссорился. Знаете из-за чего? Умора, честное слово.
- Из-за чего? – спросил дядя Федя.
- Родители девчонки решили завести себе поросёнка. Светка понятия об этом не имела. Ну что, родители будут докладывать ей? Купили да купили. Она узнала об этом дня через три, когда услыхала, как этот поросёнок визжит в сарае. Ну, узнала, что поросёнка Борькой зовут. Она вечером говорит своему парню: «Борька, а у нас поросёнок дома живёт, его тоже Борькой зовут». Представляете, этот придурок как надул губу, так с лета со Светкой и не разговаривает. И что вы думаете? Его из-за этих обидок пацаны теперь поросёнком дразнят.
- Есть такой закон, Миха, - закивал дядя Федя. – Чем больше ты реагируешь на кличку или, если тем более обижаешься на неё, тем прочнее она к тебе прилипнет.
- Да, - согласился я. – Дед тоже об этом говорил. Поэтому я всегда делаю вид, что не расслышал какую-либо колкость в свой адрес. Кстати, в интернете то же самое.
- Слушай, - оживился дядя Федя, - а ну расскажи мне про интернет. Все жужжат, жужжат про него, а я ни черта ничего не знаю о нём.

Я посмотрел на него с подозрением. Думаю, опять прикалывается, что ли? Дядя Федя, заметив моя растерянность, ухмыльнулся и спрашивает:

- Ты что на меня, как на Деда Мороза смотришь?
- Думаю, - отвечаю, - снова меня разыгрываете или и впрямь ничего не знаете об интернете?
- Да ладно тебе, - говорит дядя Федя. – Серьёзно…
- Сами говорите, дочке уже шестнадцать. Она что не пользуется интернетом? – всё-таки с недоверием спросил я.
- Пользуется, конечно, - вздохнул дядя Федя. – Только я с ней вижусь очень редко. Не до интернета нам. Я почти всё время в дороге. Видимся мельком. То я поздно возвращаюсь, она уже спит. То она рано в школу уходит, я сплю.
- А выходные у вас есть? – удивился я.
- Некогда отдыхать, Мишка. Будешь много отдыхать, будешь много голодать. Какие к чёрту выходные? Я вот лет пять в отпуске не был. Пришёл к хозяину, говорю: может, отпуск взять? А он мне: зачем тебе в отпуск? Ты и так всё время в отпуске. Действительно, думаю. Отпуск отгуляю, деньги прогуляю, а потом что? Снова навёрстывай. Юлька уже взрослая совсем (дочка моя), ты знаешь сколько денег нужно, чтобы нормально одеваться, питаться, и хотя бы тот же интернет покупать. Так что, Миха, ни до выходных, ни до отпусков мне сейчас. Юлька в институт готовится, репетиторы там какие-то с ней занимаются. Этим всем мать у нас командует. А я только вот баранку кручу сутками. Ну, так чего? Про интернет давай рассказывай…
- Хитрый вы, Дядя Федя! – я шутя погрозил ему пальцем.
- С чего ты взял? – вздёрнул он брови.
- Да вы мне ещё в Тульской области обещали рассказать, как за рулём люди засыпают, но так всё и уходите от этой темы.
- Миш, да я вот только что тебе и рассказал. Ты, наверное, не понял.
- Угу, не понял, - признался я.
- Водила пашет сутками, чтобы заработок приличный был, вот и засыпает за рулём. Дорога – она же монотонная. Бежит перед глазами, как серая лента. Час бежит, два, три четыре и, в конце концов, мозг человека – бац! – и отключился. Глаза вроде открытые, а мозг уснул.
- Так бывает? – удивился я.
- Именно так и бывает, - подтвердил дядя Федя и продолжил свой рассказ. - Я тогда в тайге лес возил. Можно было работать «сутки - через двое», то есть сутки отработал, два дня отдыхаешь. А можно «сутки - через сутки», сутки поработал, сутки отдохнул и – вперёд снова в тайгу. Вот это и называлось «длинным рублём». Понял?
- Угу, - ответил я.
- Теперь давай ты, рассказывай про интернет, - дядя Федя хлопнул меня по плечу.
- Если хотите, я могу и показать, - предложил я.
- Хорошо, - согласился мой спутник, - может, перекусим?
- Я бы не отказался, - согласился .
- Сейчас найдём площадку и остановимся.

Минут через двадцать мы припарковались на специально отведённом месте и приступили к обеду. Баба Фрося приготовила нам всяких вкусностей. Варёные яйца, солёные огурцы, зажаренная курица, хлебные лепёшки, даже банку варенья…

- Молодчина бабулька. Вот умница, - потирая руки приговаривал дядя Федя. – Вот это тормозочек. Вот это да. М-м-м-м, - хрустнул он огурцом, - как ты говоришь, её зовут?
- Баба Фрося, - напомнил я. – Нравится? – я кивнул на припасы.
- Не то слово, - набив полный рот, смешно прошепелявил дядя Федя, - домашнее оно и есть домашнее. Вот что нужно кушать, Миха. А все эти колбасы-балабасы в сторону. А это что такое?
- Кисель, - попробовав, ответил я.
- Продуманная бабушка, - рассмеялся Фёдор. – Слушай, а чем это ты её так очаровал, что она расщедрилась?
- Я внуком её был. Родным…
- Это ещё как? – разинул рот дядя Федя, но тут же защёлкнул челюсти, боясь выронить содержимое из рта.

Я подробно рассказал ему историю со своим перевоплощением. Дядя Федя внимательно выслушал и сказал:

- Теперь всё ясно. Бабка истосковалась по дочери и внуку. Видимо, какой-то серьёзный конфликт произошёл, раз дочка столько лет нос не кажет. Да. Печальная история. Вот так тянешься-тянешься, растишь вас, растишь, а вы сволочи, вырастаете и кидаете своих мамок и папок.
- Дядь Федь, - обиженно протянул я.
- Не обижайся, я же любя, - он погладил меня по голове. – Обидно, сынок. Очень обидно, когда дети вырастают и забывают всё то, что сделали для них родители. И что главное, Михаил, это не такая уж и редкость в нашей жизни. Я тоже знаю одну старуху, недалеко от нас живёт, дети уже лет пять-шесть не появляются у неё. А она, пока те были маленькими, на трёх работах пахала, чтобы они были сыты и одеты. Видишь, как вышло. Выросли и забыли мать. Ни письма, ни звонка, ни в гости.
- Так может, что с ними самими случилось? – предположил я.
- Если бы, - усмехнулся дядя Федя, - так ведь с нашими общими знакомыми общаются. Я тоже по началу думал, может, куда пропали. Всяко бывает. Но нет. Живёхоньки, здоровёхоньки, просто совести у людей нет. Свиньи. Неблагодарные свиньи. Ну да ладно, что мы о грустном и о грустном? Бог всё видит, кого надо сам накажет. Ну, давай показывай свой интернет-драндулет.

Я вынул свой мобильник и принялся читать лекцию о всемирной паутине. Дядя Федя оказался очень внимательным слушателем. Когда мы дошли до всяких новостей, его очень заинтересовала информация об одном судебном приставе. Он так и сказал:

- Блин, это ж надо! Только, наверное, в нашей стране такое возможно…

Вы не слышали эту историю? Я о ней ещё вначале декабря читал. Какой-то судебный пристав изъял у должника арбалет, пришёл домой. Крепко выпил и давай стрелять из изъятого оружия по соседям. Ну те, разумеется, вызвали милицию. Стрелок не успокоился и давай палить по милиционерам. Реально, чуть не убил сотрудника милиции. Вот так бывает.

- Ну, хоть немного поняли? – спросил я после урока ликбеза по интернету.
- А что тут понимать? – рассмеялся дядя Федя. – В принципе, я догадывался, что тут всё просто, но хотелось самому пощупать и более подробно узнать. То есть, как я понимаю, любой может написать всё, что захочет и получить ответ на свой вопрос? Правильно?
- Ну, ответ, не знаю, - пожал я плечами, - могут и не ответить, если вопрос непонятный. А написать – да. Пишите всё, что захотите. Есть сайты, где вообще нет никакой цензуры. А есть, где очень строгие правила. В общем, интернет, это как громадная страна. Тут всё есть: и магазины, и библиотеки, и кинозалы. Можно скачать любое кино, любую песню. Правда, не всегда это может быть законным.
- Я слышал мнение от некоторых, что интернет – это помойная яма. И детей туда совсем пускать нельзя.
- Нет, это неправда, дядя Федя, - возразил я. – Согласен, в интернете много грязи и много всякой даже вредной информации. Но, как говорит моя бабушка, свинья везде грязи найдёт. Для меня, например, интернет – очень полезная штука. Я здесь могу и расписание уроков в своей школе посмотреть. Плюс с помощью интернета можно учиться. Сейчас вы здесь,- я постукал по дисплею своего телефона, - можете найти практически любую книгу и спокойно прочитать её.
- На телевизоре или телефоне читать книгу? Это же неудобно.
- Ну, так распечатайте на принтере и можете читать в бумажном варианте. Я, кстати, так часто делаю. Если в домашней библиотеке нет нужной книги, я выуживаю её из «сетки» (так ещё называют интернет), распечатываю и читаю. Вы знаете, у меня уже небольшая библиотечка образовалась из вот таких распечатанных на принтере книг. Так что тут человек сам решает: полезен ему интернет или вреден. Вот вам например, что хотелось бы прочитать или о ком узнать?
- Даже не знаю, - пожал плечами дядя Федя и вдруг его осенило: - А про художника здесь есть? Ну, про этого, который поёт?
- Конечно, есть, - говорю. – Найти?
- Найди, конечно, любопытно.

Я «погуглил» и вошёл на страницу, где рассказывалось о Юрии Купере.

- Вот, - протянул я трубку, - смотрите фото. А ниже текст. Почитать?
- Валяй, - кивнул дядя Федя.
- Юрий Леонидович Купер, - начал я, - родился в 1940-ом году в Москве…
- О! – перебил меня дядя Федя. – Значит, в Новом году ему уже будет семьдесят лет. А ты говоришь, шестьдесят.
- Так я ж откуда знал, - рассмеялся я. – Ну что, читать дальше?
- Давай-давай, - подбодрил меня дядя Федя. – Читай, конечно, мне так любопытно.
- «…самый успешный русский художник, - продолжил я чтение, - добившийся признания на Западе. Юрий Купер имеет на своем счету более пятидесяти персональных выставок в самых престижных галереях мира. Впрочем, кто такой Юрий Купер, знатокам искусства рассказывать не надо. Хорошо известны его великолепные «серебряные» работы со старинными молоточками, шпателями, сундуками, его тюльпаны и яблоки. «Купер предпочитает рисовать старые предметы, которые покрыты паутиной времени, как бы обветшали и увяли, но, как осенний лист, по мере увядания приобрели яркость красок. Чем больше они отмечены временем, тем более вневременными они становятся для Купера, то есть тем очевиднее их непреходящая эстетическая ценность… И если предметы Купера являются символами в себе и в более широком смысле символами художника, то его натюрморты символизируют одиночество и оторванность художника в этом мире, одиночество, дарованное ему его же творческим даром.

А есть еще спектакли в Европе и Америке, где ему принадлежат сценография и костюмы, ювелирные коллекции, оформленные во Франции и России интерьеры, книги, инсталляции, выставки скульптурных и живописно-объемных работ «Маленькие сценки в интерьере».
Юрий Купер — автор книги «Московский натюрморт», которую написал в 1975-ом году в Нью-Йорке .
Пьеса «Двенадцать картин из жизни художника» — первая и единственная. Постановка пьесы в МХТ имени А. П. Чехова — мировая премьера.
Юрий Купер работал над сценографией спектакля «Борис Годунов» в Большом театре вместе с режиссером Александром Сокуровым…» Ну как? Интересно? - спросил я.
- Конечно, интересно! Ещё бы! Да, непростой мазила какой-то, - выпятил губу дядя Федя.- Очень интересно. Спасибо тебе, Михаил.
- Это вам спасибо за то, что везёте меня, - улыбнулся я и зевнул.
- Спать хочешь? – спросил водитель. – Забирайся на спальник, вздремни.

«…, мне нравится быть в роли отсутствующего путешественника, эмигранта, плывущего вокруг света в каюте с зашторенными окнами, не выходя на берег. Приоткроешь штору, а за ней только дождь и линия горизонта. И я не редко спрашиваю себя: где я? кто я?»

Я приоткрыл штору нашего степного корабля и увидел за окном океан. Дождь. Линия горизонта, подчёркнутая лунным маслом…

Дождь лил не переставая. И всё усиливался, и усиливался. Внезапно через всё небо полосонула молния, да такая яркая, что вокруг всё на мгновение превратилось в день. Обычно сразу после всполоха молнии снова наступает темнота, но тут случилось чудо: свет остался, и на небе даже появилось солнце. Удивительное превращение! Вы встречали когда-нибудь такое явление? Это ж надо – вечер, темень и вдруг на тебе: день. Яркий, солнечный, красивый. Я вгляделся через окно в степь: а это уже и не степь вовсе. Как такое могло случиться? Я протянул руку, чтобы коснуться стекла, но его не оказалось – моя рука нырнула дальше и прикоснулась к трепещемуся парусу. Наш КАМАЗ-КАЗАК превратился в парусник. Я стоял на палубе с огромным биноклем в руках и пристально вглядывался вдаль. О боже! Неожиданно на линии горизонта я увидел тоненькую фигурку девушки в белом платье. Я едва не вдавил окуляры бинокля себе в глаза, пытаясь узнать в девчушке свою Марию. Но, увы, это была не она. Но если это не она, зачем она машет мне рукою? Что случилось? Кто она – эта дерзкая девчонка? Почему она зовёт меня? Какое ей дело до меня? Смотрите-ка размахалась. Нечего мне тут махать, у меня девчонка есть, я её люблю. А вдруг… Я даже испугался. А может там, за горизонтом, всё будет иначе? Может, не стоит торопиться да не лезть за этот чёртов горизонт. А вдруг там всё по-другому? Здесь всё понятно, всё разложено по полкам – папа, мама, бабушка, дедушка, сестра, соседи, друзья, учителя, здесь же вот и моя Машка… А там? Ведь мы никогда не знаем и не видим, что там творится за этой линией. Откуда эта пигалица вынырнула? Смотрите, какая настырная – всё машет и машет мне, зовёт меня… Будь что будет, я тоже помахал ей в ответ. Она так обрадовалась и тут же направилась ко мне. Девушка стояла в большой белой лодке, в которой кроме неё сидело несколько человек и усиленно гребли вёслами. В воде отражалось солнце и многочисленные облачка, похожие на какие-то диковинные цветы. Через некоторое время лодка остановилась напротив нашего катера, и девушка ловко перебралась из лодки к нам на палубу.

- Что же ты, Мишечка мой, так долго думал? – вдруг заговорила девчонка Машкиным голосом и, сильно тряхнув головой, рассыпала по плечам волосы.

Вот я тупица. Да как же я её не узнал. Это же моя Машка.

- Милая моя, родная девочка, прости меня бездарного и тупого путешественника. Не узнал, не узнал, не узнал…
- Ладно, не кори себя, - погладила меня Машка по голове, - приезжай скорее, я же жду тебя. Как ты долго добираешься…
- Да вот видишь, милая, - я раскинул в стороны руки, - то одно, то другое, ну никак быстрее не получается.
- Старайся, мой мальчик, старайся, я так переживаю.

Вдруг я заметил на палубе какой-то шевелящийся свёрток.

- Что это там у тебя? – испуганно спросила Маша.

Я бросился к пакету, разорвал его, и оттуда появился живой гусь. Вот это фокус. Вроде баба Фрося говорила, что он неживой. Как он тут оказался.

- Да это гусь! – объявил я. - Новогодний гостинец.
- Ты что, Миш, - удивилась Маша, - какой же это гусь? Ты что лебедя от гуся не можешь отличить?

Гусь, то есть… теперь уже лебедь недовольно вытянул шею, словно пытаясь ущипнуть меня за ногу, приблизился к Марии, та села на него верхом, и лебедь поднял её высоко в небо.

- Маша, Маша-а-а-а! – закричал я. – Вернись! Ма-а-ша-а-а!

В это самое время из трюма вылез дядя Федя и громко рассмеялся:

- Эка, прибило тебя, Миха. Ты чего орёшь-то? Куда ты там её выпроводил?
- Кого? – не понял я спросонок.
- Ну, Машку свою. Что там тебе приснилось?

Наконец-то я сообразил, что это мой очередной сон.

- Улетела, - буркнул я, протирая глаза.

Из динамика раздался знакомый голос художника: «Дождь всегда вызывает у меня тревогу, как будто перед открытием тайны, предчувствия чего-то. Это чувство объяснить себе я никогда не мог. Что-то похожее на испуг, жалость самому к себе, в общем то, что называют одиночеством. Я люблю в дождь сидеть в этом кафе. Потемневшие зеркала, в которых ничего не отражается, облупившаяся позолота на рамах, закопченный потолок, не хватает только лампочки на пыльном шнуре, горящей в полнакала, и обгоревших спичек, приклеенных к потолку. И ещё раз я вдруг поймал себя на мысли, что я не помню: где я и кто я?»

Проснувшись окончательно и заметив за бортом городские огни, я спросил:

- Дядь, Федь, уже приехали?
- Практически да. Слушай, Миха, я тебя высажу у старого автовокзала. Там возьмёшь такси и вперёд. Где твоя Дева Мария живёт?
- Улица Добровольского…
- А-а, это микрорайон Северный. Здесь, кстати, и не очень-то далеко. Вытащи свой диск, а то снова забудешь.
- Дядь Федь, если вам он понравился, оставьте диск себе, - предложил я, - у меня ещё есть дома один. Юрий Леонидович подарил один маме, другой папе. Так что у нас два.
- Даже как-то и неудобно. Диск-то для друзей…
- Ну, мы же теперь с вами друзья? – сказал я.
- Ну ладно, спасибо тебе. Хороший ты пацан. Молодец. Я рад, что познакомился с тобой. Да, запиши мой адрес, телефон… Если что, звони.

Мы обменялись телефонами, адресами и тут я вспомнил о гусе.

- Ой, дядя Федя, у меня для вас ещё один подарок.
- Какой? – насторожился мой спутник.
- Вот, - я вынул из рюкзака большой свёрток и положил на спальник, - это гусь.
- Что ещё за гусь?
- Ну, баба Фрося мне в дорогу дала, - пояснил я. - Да вы не волнуйтесь, он свежий, ещё сегодня утром бегал по двору.
- Да я-то не волнуюсь, - говорит дядя Федя, - но, извини, гуся не возьму.
- Почему? – удивился я.
- Потому что это крохоборство какое-то, а не подарок.
- Это ещё почему кра…хра… хробор…
- Ну как я могу взять гуся? Старуха тебе его подарила, а я заберу. Да он мне поперёк горла встанет, твой гусь. Ты чего, сынок? – дядя Федя развёл руки в стороны.
- Дядь Федь, придётся взять, - настаивал я. – Сейчас всё объясню. И думаю, вы меня поймёте.
- Ну, хорошо, - согласился водитель. – Объясни. Только…
- Погодите-погодите! Понимаете, тут какое дело. Я к Машке домой не пойду, потому что там её родители.
- Почему? – удивился дядя Федя. – Проехал тыщу километров, чтобы на улице с девкой погулять? Ты чего, Миха? В своём уме?
- Нет, не по улице. Машка отпросилась у родителей встречать Новый год у подружки. А у той родители уехали, и мы будем встречать Новый год вчетвером, я, Маша, подруга и её парень. Вчетвером. Все свои – в смысле ровесники. Понятно? А Машкины родители даже не узнают, что я приезжал в Москву, иначе это сразу станет известно моим родителям. А если мои родители узнают, то … понимаете… ну… дядя Федя, этот гусь ну, не в тему.
- Почему не в тему? Пусть положит его в холодильник и после праздников съедят.
- Ну как вы не можете понять? – развёл я руками. – Этот гусь нарушит всю нашу конспирацию. И всё всплывёт…
- А ты думаешь, без этого бедолаги-гуся никто ничего не узнает? – рассмеялся дядя Федя.
- Да как же они узнают? – удивлённо спросил я.
- А домой как ты поедешь? Снова на попутках?
- Нет, у Машкиной подружки есть взрослая сестра. Она пообещала меня посадить на автобус до Москвы. Там всё просто. Возьмите, дядь Федь, гуся. Очень вас прошу.

Дядя Федя думал несколько минут, вздыхал, косился на меня, чесал затылок.

Ура! Всё же мне удалось уговорить дядю Федю. Гусь поехал к нему домой. К тому времени мы подъехали к автовокзалу. За окном так и лил дождь.

- Ничего себе, - рассмеялся я. - Ну, у вас и Новый год. В Москве всё снегом завалило, а здесь ливень. Как на экваторе. Я вдруг вспомнил строчку из песни: «Тает снег в Ростове, тает в Таганроге…»
- У нас частенько такое бывает. Что поделаешь? Юг России. Ну, так что? Бывай?
- Спасибо вам большое. Вы так меня выручили. Очень вам благодарен. Всего вам доброго. С Новым годом. Привет вашей семье. Будете в Москве, звоните. Пока…

Я выпрыгнул из кабины и, набирая на ходу Машкин номер, пошагал в здание автовокзала. Недалеко от входа стоял парень лет пятнадцати. Я обратился к нему:

- Привет!
- Здорово, - приветливо ответил мне парнишка.
- Не подскажешь, где можно цветы купить?
- Подскажу, - ответил парень. – Здесь рядом. Пойдём покажу.
- Минутку, - говорю, - я в туалет заскочу. Хорошо?
- Давай, я подожду.


Продолжение: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174259104/


__________________________________________

Предыдущая глава: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174253532/


Прикосновение девятое

Лихие барсеточники высадили меня у придорожного рынка и умчались. Здесь я чуть было не подрался с пацанами.

- Чего вы не поделили? – прикрикнув на пацанов и отведя меня в сторону, спросила вмешавшаяся в конфликт старушка.
- Не знаю, - пожал я плечами. – Телефон просили позвонить, а я не дал.
- А чего не дал-то? – хмыкнула старуха.
- Они не вернут, - отвечаю.
- Откуда знаешь? – удивилась старуха.
- В Москве пацаны так телефоны отбирают, - улыбнулся я. – Точно говорю, не отдали бы…
- Так ты из Москвы? – удивилась старуха. – А здесь чего делаешь?
- В Ростов еду, - отвечаю. – У знакомого водителя по дороге сломался грузовик, вот я теперь на попутках и добираюсь. Думал, здесь найду машину, но пока не повезло, - развёл я руками.
- Хм, не повезло, - передразнила меня старуха, - а где же ты ночь собрался ночевать-то? Ты бездомный, что ли? – она осмотрела меня с головы до ног. – Вроде не похож. Сколько тебе лет?
- Тринадцать, - отвечаю.
- А родители твои где? – допытывается старуха.

Мне это стало надоедать.

- Дома, - буркнул я.

Старуха прищурилась и, поцокав языком, покачала головой:

- Ты знаешь, дорогой, а ну-ка рассказывай мне всё как есть.
- А что рассказывать? – нахмурился я.
- Всё, - бабка уцепилась мне в рукав. – Говори всю правду…
- Да отпустите меня, бабушка, - я с силой дёрнул руку, но старуха оказалась на удивление цепкой.
- Отпущу-отпущу, не волнуйся, - скрипуче рассмеялась она. – Только правду расскажи, что случилось?
- Отпустите, расскажу, - процедил я.
- Не обманешь?
- Нет…
- Ну смотри мне, - погрозила она свободной рукой.

Старуха отпустила рукав. Первая мысль у меня была – рвануть от неё. Но подумал: а куда же мне рвать? На улице темень, хоть глаза выколи. В кафе хозяин и так уже стал на меня коситься. Да и пацаны могут снова встретить, тогда уж телефон точно отберут. Ладно, подумал я и тихо сказал:

- Я самовольно уехал из дому. Сказал, что поехал к другу в Подмосковье.
- А в Ростов к кому? – спросила старушка.
- Девчонка у меня там, - сказал я и опустил голову. – С лета не виделись. Вот решил проведать… Каникулы у нас.
- Ясненько, - вздохнула старуха. – Любовь, значит. Тебя как зовут-то?
- Миша.
- Миша? – удивилась она так, словно я Гюставом Флобером представился, но тут же стало ясно, почему она так удивилась.
- Господи, Боже мой! – всплеснула она руками. – У меня тоже внука Мишей зовут. Только он в Питере живёт с матерью, в смысле с дочкой моею. Да и постарше он немного, ему в этом году пятнадцать годков исполнится. А меня зови бабой Фросей. Ладно, чего стоять-то здеся? Пошли ко мне.
- Куда? – настороженно спросил я.
- Не боись, не боись, Мишутка, - улыбнулась баба Фрося. – Я туточки рядом живу. Пошли, переночуешь у меня, а завтра поедешь. Вряд ли кто тебя ночью в дорогу возьмёт. Щас жизнь такая, шофера даже детей боятся. Пойдём-пойдём, накормлю тебя, чаем напою… Пошли, пошли. Ну чего ты, как бычок на меня смотришь? А?
- Я не знаю, как-то, - замялся я. – Понимаете…
- Так, - баба Фрося нахмурилась. – Ты мне прекращай свои московские штучки. Знаю я вас, скромников…
- Да причём тут московские штучки, - хмыкнул я. – Просто…
- Просто-непросто, на улице я тебя не оставлю. Идём!

Старуха и впрямь жила недалеко от дороги. Через пятнадцать минут мы вошли в тёплую комнатушку с низким потолком. В углу мерцала небольшая икона. Баба Фрося, войдя, перекрестилась, что-то пробормотала и, повернувшись ко мне, спросила:

- Шибко голоден? Сразу поешь или сначала в баньку?
- Не знаю, пожал я плечами, - неудобно как-то.
- Прекрати мне, - баба Фрося махнула рукой в мою сторону, - удобно, неудобно. Опять начинаешь? Ладно, пошли в баню, у меня там натоплено – соседка помогает, у нас с ней сегодня банный день. Приведи себя в порядок, а я пока стол накрою.

Таких крошечных бань я никогда не видел. Маленький предбанничек и совсем крошечная комната с каменкой и лавкой буквально на двоих человек, причём одна лавка внизу, другая под самым потолком. Точно, подумал я, больше двух человек здесь не поместится. Тут же в углу небольшой бочонок с холодной водой. На полу таз с ковшом. Горячая вода в отдельной посудине на печке.

- Не смущайся, сынок, - заметив моё удивление, говорит баба Фрося, - но мы здеся и паримся, и мылимся, и моемся. И за то спасибо. Раньше и такой не было. Это Василий, муж мой, баньку поставил, царство ему небесное. Десять лет как помер, а банька стоит. Да и куда она денется.
- Спасибо, - пробормотал я. – Всё хорошо… Спасибо…
- Вот тут в предбаннике полотенце. А у тебя и вещей нету? Может, носки, трусы постирать? Я тебе кальсоны мужнины на ночь дам. Белья осталось после него, на всю деревню хватит…
- Спасибо, бабушка Фрося, я сам постираю…
- Да ты не стесняйся, - иди-иди, раздевайся, давай я простирну. Оставляй здесь на лавке, я пойду принесу тебе кальсоны, а твои вещички заберу. Нужно же, чтобы к утру всё высохло. Я в хате сейчас по быстрому сделаю. Не переживай.

Через полчаса я, распаренный и млеющий, сидел за столом в белых, весьма просторных, кальсонах (я такие видел в кино про войну) и майке. На столе посередине стоял красивый расписной самовар, рядом тарелка с баранками, чуть поодаль чашка с соленьями – огурчики, помидоры. Большие ломти хлеба лежали прямо на скатерти. На самом краю дымилась тарелка со щами, а рядом с ней деревянная ложка. За самоваром я заметил бутылку с мутноватой жидкостью. Я догадался, что это такое.

- Чем богаты, тем и рады, - баба Фрося присела напротив. – Кушай сынок, не побрезгуй. У меня к тебе дело будет, Михаил… э-э… как тебя по батюшке-то?
- Да ну что вы, - смутился я, - называйте просто Миша. Зачем же по батюшке?
- Да это я так, - махнула она рукой, - по любопытству… Ты мне должен помочь, Миша. Поможешь?
- Конечно, - закивал я и отложил ложку в сторону.
- Да ты кушай, кушай, - замахала обеими руками баба Фрося. – Кушай и слушай. Я щас приглашу соседку свою, Дусю. Мы с ней по паре стопочек пропустим. Только скажи ей, что ты - мой внук. Хорошо?
- Как это? – удивился я и раскрыл рот. – Вы же сказали, что вашему внуку скоро пятнадцать лет, а мне всего…
- Ой, да какая разница. Тринадцать, пятнадцать. Ты думаешь, кто-то поймёт? Я вон, когда тебя увидела, подумала, что тебе лет семнадцать, не меньше. Ну, так что? Скажешь?
- А зачем? – я был в недоумении. – А… она его не видела?
- Щас, погоди, - баба Фрося, откупорила бутылку, наполнила рюмку и одним махом опрокинула содержимое в рот. Утёрла нос рукавом и тихо повторила вопрос: - Так что, скажешь?
- Скажу, - пообещал я. – А вашего внука она не видела раньше? Она не догадается, что мы её обманываем?
- Не догадается, - уверенно ответила баба Фрося. – Дочка с внуком уехала от меня тринадцать лет назад. В общем, так: скажешь, что едешь в Ростов, ну, там по каким-то своим делам и нарочно заехал меня попроведать. Понял? Именно нарочно, не из-за того, что проездом! Так и скажи! – она подняла указательный палец вверх. - Завтра, дескать, автобус утром, вот на нём и уедешь. Скажи, что не мог не заехать к бабе Фросе, мол, совесть не позволила… Прямо так и скажи. Хорошо?
- А если она про Питер будет спрашивать? Что говорить?
- Ну, придумаешь чего-нибудь. А она его видела, тот Питер? Она за свои семьдесят лет ни разу из деревни никуда не уезжала.
- А на какой улице ваша дочь живёт в Питере?
- Проспект Славы… Да зачем тебе это всё нужно? Молчи и всё… Я сама буду говорить. Ты главное скажи, что мой внук… Договорились?
- Договорились, - улыбнулся я.

В этот момент из соседней комнаты раздался какой-то странный звук. Баба Фрося метнулась туда. Я даже испугался. «Это ещё что? – подумал я и почувствовал, как холодеет спина. – Что это у неё там?» Мне мгновенно в голову полезли какие-то страшные мысли. А вы бы не испугались? Чего я только не успел подумать за какие-то несколько минут, пока баба Фрося отсутствовала. Даже мелькнула мысль рвануть из дому. Но тут Фрося вышла и тяжело вздохнула:

- Грех говорить, да хоть бы уж Бог прибрал, что ли… Измучилась я.
- А кто там? – спрашиваю шёпотом.
- Свекруха моя, скоро девяносто лет. И сама не живёт уже, и мне не даёт. Лежачая она. Скоро десять лет, как не встаёт.

Из комнаты снова раздался голос. Баба Фрося нырнула за штору, но быстро вернулась.

- Ты представляешь, Мишка, - закачала головой баба Фрося и, наклонившись ко мне, заговорила шёпотом: – вот кому расскажи, не поверят.
- Что случилось? – вздёрнул я брови. Да и как тут не вздёрнешь - что ни минута, то сюрприз.
- Да ничего не случилось, - ухмыльнулась старушка и, сев рядом со мной, продолжила шёпотом: - Татьяна Лексеевна уже давно живёт как в полусне. Заговаривается, забывает всё. Хотя иногда к ней приходит какое-то просветление – мы в такую пору даже болтаем с ней, бывает, что до утра. Правда, в последнее время всё реже и реже. Потом снова у ней разум уходит, и месяц-два живёт, как в потустороннем мире. Так ты представляешь, что она сейчас у меня спрашивает?
- Что? - раскрыл я рот от удивления.
- Говорит: Фрося, не из наших кто приехал? Ну, я сказала, что правнук приехал, Мишка, дескать в бане моется.
- Бабушка, - я тоже заговорил шёпотом, - так это что получается, ваш муж сын этой бабушки?
- Ну да, - закивала баба Фрося. – Сын, в смысле мой муж, давно умер, а его мать вот всё живёт. Мне уж кто только не говорил, чтобы я сдала её в дом престарелых. Да совесть не позволяет. Хорошая она была свекруха. Всегда меня защищала. Так вот свёкра моего звали Михаилом. Моя дочка когда родила мальчика, назвала сынка в честь деда, хотя сама его и не помнила. Я пообещала Татьяне Лексеевне, что, как только ты вернёшься из бани, мы к ней зайдём. Хорошо?
- А как же? Как…
- Ой, да не переживай ты, пусть хоть перед смертью увидит правнука…
- Бабушка Фрося, но это же неправда, разве так можно? – запротестовал я. – Она будет думать, что я настоящий, а я.. а я…
- Тьфу ты е… моё, Господи, прости, что скажешь, а ты что, пластилиновый, что ли? – Фрося повернулась к иконе и перекрестилась.
- Да, я не в том смысле. Одно дело соседям соврать, а тут родной внук… правнук… Может, лучше ей сказать правду?
- Да угомонись ты ради Бога! – шикнула баба Фрося. – Кому она нужна, твоя правда? Пошли, - она потянула меня за руку.
- Что, прямо так? – я встал и развёл руками.
- А как? – рассмеялась старуха. – Фраков у меня нету. Да пошли ты, - она снова потянула меня за руку, - пока Лексеевна при памяти. Пошли…

Мы вошли в комнату. Память моя, разумеется, не могла сохранить всё, что я там увидел, однако, думаю, вполне будет достаточно описать и то, что мне запомнилось. Что тут кривить душой, я впервые видел человека, который много лет прикован к постели. Невольно вспомнил свою палату в больнице, когда моя нога висела на виселице. Как вспомню эти процедуры, утки, так мурашки по телу. Но и тут сравнение не совсем удачное. Я-то знал, что месяц-два, и я на свободе. Хромай, но ходи куда хочешь и когда хочешь. А тут совершенно другое дело. Здесь человек слёг и знает, что это навсегда. Что здесь он найдёт свою смерть. Каково так думать? Жуть какая…

Лицо Татьяны Алексеевны было настолько высохшим, что мне в голову сразу стали лезть неприличные сравнения, ну типа мумии или что-то вроде того. Пальцы рук тоже казались какими-то неестественно длинными. Чтобы не искать нужных слов, которые в этом случае могут показаться неуместными, скажу так: вы видели, как обычно в комиксах рисуют старуху-смерть? Вот это свекровь бабы Фроси. На стене у кровати висел какой-то плюшевый ковёр с изображением картины «Три богатыря». Вот это мне показалось смешным и я, несмотря на то, что у меня дрожали коленки, чуть не прыснул в кулак, но сдержался и вместо усмешки кашлянул. «Нашли, что повесить, - подумал я, - ещё бы борцов суоми нарисовали». Татьяна Алексеевна медленно открыла глаза и также медленно повернула голову в мою сторону.

- Мишечка, мальчик мой, здравствуй.

Я от неожиданности словно онемел, хочу сказать слова приветствия и не могу. Справившись наконец-то со смятением, я выдавил:

- Здравствуйте, бабушка… э… бабушка… Татьяна Алексеевна.

Старушка молчала довольно долго, прежде чем заговорить снова:

- Миш, что ж ты меня по батюшке-то кличешь? Забыл родной, как дразнил меня бабкой Танькой? Эт сколько ж тебе годков-то?
- Пятнадцать скоро, - ответила вместо меня баба Фрося.
- Фрось, включи свет поярче, хочу получше разглядеть…

Фрося щёлкнула выключателем, под потолком ярко вспыхнула люстра. Я аж глаза зажмурил. Татьяна Алексеевна обратилась ко мне:

- Сынок, подойди поближе, не бойся ты меня. Страшная я? На смерть похожа?

Я вздрогнул. Сам только что подумал об этом. Для наблюдающего - это как-то естественно, что ли. А когда человек сам себя сравнивает со смертью – это страшно, признаюсь вам. Я вплотную приблизился к кровати больной. Старушка протянула ко мне руку и прикоснулась к моей руке. Вот не знаю, почему, но страх не покидал меня. Такое впечатление, что тебя приглашают проследовать в могилу. Может, я, конечно, глупости сейчас пишу, однако я описываю то, что со мной происходило. Не думаю, что вам нужны в данном случае мои приукрашивания и выдумки.

- Фрось! Фросенька! – позвала Татьяна Алексеевна.
- Я здесь, мама! – ответила баба Фрося.

Ещё одна неожиданность, которая поразила меня. Баба Фрося назвала старушку мамой, и вы знаете, сразу что-то изменилось, то есть страх мгновенно исчез, пропала дрожь в коленках. Даже запах изменился, и растаяло ощущение того, что мы находимся где-то в сыром погребе. Я стиснул зубы, стараясь изо всех сил удержать слёзы. Да не тут-то было! Не знаю, кем нужно быть, чтобы в такой ситуации не «замокриться». Две старых женщины, одна при смерти, и вдруг раздаётся: мама. Я вам говорил, что иногда балуюсь стишками? Сделаем паузу? Вот что я однажды сочинил о маме:

Мама! Мама… Слово-то какое!
Пальцы замирают над листом.
Птица, солнце? Что-то неземное.
Невозможно рассказать о нём.

Мама – это вовсе и не слово.
Это песня! Песня из меня.
Кажется, Ч Т О в этом звуке ново?
Только вот летит оно, звеня.

Звон колоколов и русских песен
В нём слились в единый светлый звук.
Мама, мама, слышишь мою песню?
Это шёпот твоих нежных рук.

Мама – это вовсе и не «мама».
Слово это мне не описать.
Это звук, и это сердца гамма,
Это…
…никогда мне не понять...


- Фросенька, - тихо произнесла Татьяна Алексеевна, - а ведь он на моего Мишу похож. Присмотрись. Надо же – на прадеда похож. Вот как.

Несмотря на то, что слёз на лице у Татьяны Алексеевны не было, я догадался, что она плачет. Да и баба Фрося тут же подтвердила мою догадку:

- Не плачь, мама, всё хорошо, - она погладила руку свекрови.
- Да я от счастья, доченька, - прохрипела старушка. – Я уж думала, и не увижу никогда. Ты, Миша, приезжай почаще. Я-то скоро умру, а вот бабушку свою не забывайте. Как там мама?

Растерялся я немного. При таком вопросе я, конечно, вспомнил свою маму и чуть было не ляпнул, мол, всё хорошо, мама с папой сейчас в Альпах на горных лыжах катаются. Вовремя вспомнил, где я нахожусь.

- Всё хорошо, - пробормотал я, - всё хорошо, бабушка…
- Ну и слава Богу, - вздохнула Татьяна Алексеевна. – На похороны-то хоть приезжайте… там были птицы, такие зелёные… но они не страшные… их можно с руки кормить… да-да… вы их почаще кормите… и воды, воды не забывайте наливать… Это хорошие птицы, они вам помогут… Не гоните их… Воды… Почаще давайте ми воды…
- Какие птицы? – опешил я.
- Пошли, пошли, Мишка, - шепнула мне сзади баба Фрося. – Всё, свидание закончено. Татьяна Алексеевна отправилась летать по своим мирам.

До меня только дошло, что старушка стала бредить.

- И надолго она, того, - спросил я, - когда мы вернулись в переднюю и сели снова за стол.
- Одному Богу известно, - грустно ответила баба Фрося. – Ей много радости нельзя. Сразу начинает бредить…
- Так это что, - смутился я, - получается, что она из-за меня… это…
- Не ломай голову, - рассмеялась баба Фрося, - ты ей такой подарок сделал, что можно теперь и умирать…
- А муж её давно умер? – спросил я. – В смысле, ваш свёкор.
- О! Давно. Я ещё молодой была, только замуж вышла, - баба Фрося задумалась, что-то вспоминая, затем после паузы сказала: - Светку родила, а через два года свёкор умер. Год до пятидесяти лет не дожил. А так мечтал пятьдесят лет отметить.
- Так рано? Болел?
- Да он-то мужик сам по себе крепкий был. Да война его покромсала. То ли семь, то ли восемь ранений у него, контузии. Как разденется по пояс, страх Божий - живого места не было. Его с куском железа внутри так и похоронили. Война, сынок, никого не щадила.
- А награды у него были? – спросил я.
- Были, конечно, были. Отдала их в музей. Крадут же награды. От греха подальше, всё отдала. А они у них и там пропали. Не знаю, что творится на этом свете. Люди, словно с ума посходили. И не знаешь уже, откуда беды ждать.
- Так что, награды все пропали?
- Пропали, Миша.
- Как же так?
- А вот так. Я-то думала, что из гарнизонного дома офицеров они никуда не денутся. Но, увы. Да это ещё полбеды. Ты знаешь, что я недавно у нас на рынке видела? Ужасть. Буквально этой осенью. Рехнуться можно. Ветеран идёт по рынку, что-то присматривает. При параде. Грудь вся в орденах и медалях. Останавливается возле него какая-то колымага, я в них не разбираюсь, словом машина какая-то, вся поцарапанная, ржавая, без номеров. Из кабины выскакивают два хлопца, один хватает деда сзади, заламывает ему руки, а другой начинает срывать награды. Мы и опомниться не успели. Они шмыг в машину и уехали. Деда на «скорой» увезли. Он как сел в рваном пиджаке на землю, так и не смог встать. Мы его в кафе на руках занесли, а он бедняга плачет и бормочет: «Я же за них воевал, что же они так-то?»
- Скоты! – процедил я сквозь зубы. – Это нелюди.
- Нелюди-то нелюди, только вот живут они среди нас.

Это какой нужно быть сволочью, чтобы вот так поступить? Неужели жажда наживы столь велика, что человек может превратиться в животное? Я представить не могу, что пережил в эти минуты разбоя ветеран войны. Откуда берутся отморозки, которые плюют на самое святое – на наших стариков, которые, в принципе-то, и отвоевали для нас нашу свободу. Неизвестно, в какой стране мы бы сейчас жили. Может, на привязи бы сидели или в клетке. Или работали под конвоем. Может, даже названия такого не было – Россия. Неужели это не интересует тех преступников, которые срывают ордена с ветерана?

Эй! Вы! Крадуны! Грабители! Разбойники! Чёрт с вами, украдите у меня всё, что захотите, заберите у меня всё, только ветеранов не трогайте. Не трогайте нашу историю и наши святыни! Пожалуйста. Не забывайте, что когда-то и вы станете стариками, немощными, и вас точно так же могут обидеть и что-либо у вас отобрать. В конце концов, должна же быть какая-то грань, за которую не должны переходить даже преступники? Или для вора, грабителя таких граней не существует? Вам всё равно? Но если чинить такой произвол, кто-то ограбит и обидит ваших маму и папу. Вы же не хотите этого? А если мы все примемся друг друга грабить, то скоро все превратимся в животных. Неужели вас устраивает такая жизнь?

- Так. Мишка, теперь вторая серия, - прервала мои мысли баба Фрося. - Пойду позову своих друзей, ты уж, будь добр, потерпи немного, пусть только увидят тебя, а потом ляжешь спать. Хорошо?
- Хорошо, - отвечаю я и улыбаюсь. Театр.
- Ну и молодец. На вот, кушай, - она подвинула мне чашку. – Не стесняйся. Я мигом.

Бабушка Фрося вышла из дома.

Не успел я доесть щи, как хозяйка вернулась с гостьей, бабушкой Дусей. Она была, как мне показалось, ещё старше моей спасительницы.

- Вот, полюбуйся, - указывая на меня, заявила баба Фрося, - какой парень вырос.
- Жених! – всплеснула руками баба Дуся. – Совсем Жених. Здравствуй, Миша! Не узнаёшь?
- Извините.., - начал было я, но баба Фрося опередила меня:
- Да ты что, Дуня, сдурела? Ему ж тогда полтора годика было, когда Светка уезжала.
- Боженьки ж ты мой, - запричитала гостья, - как времечко летит. Ну как там мама? – неожиданно спросила баба Дуся.
- Хорошо, - закивал я.
- Ну а батька-то не обижает?
- Не обижает, - замотал я головой и покраснел, не понимая сути вопроса.
- А родного-то хоть помнишь? – не унималась баба Дуся.

Вот попал, так попал, и баба Фрося, как назло, вышла в сени, но, к счастью, тут же вернулась.
- Дунь, ну что ты пацана пытаешь? Давай по стопочке выпьем. Праздник такой сегодня у меня.
- Да уж, - закивала соседка. – Праздник – не то слово! Не ждали, не гадали. Ну, наливай, что ли… Или Пашку подождём?
- Ой, - махнула рукой баба Фрося, - он ещё два часа будет идти, а то я Пашку не знаю…
- Не скажи, Фрося, - замотала головой гостья, - я крикнула ему, что внук к тебе приехал, так он забегал по двору. Щас, позамыкает двери да придёт, куды он денется.

Баба Дуня оказалась права. В тот же миг в дверь постучали.

- Паша, ты? – громко спросила баба Фрося.
- Да, а кто ж ещё? – в комнату ввалился старик с бородой чуть ли не до пояса и, уставившись на меня, протянул: - Да-а-а-а! Мужик. Мишка, да ты уже мужик целый.

Я привстал и тихо произнёс:

- Здрасьте!

Дед Паша крепко пожал мне руку, хлопнул по плечу, расправил указательным и большим пальцами свои пушистые усы и сказал, косясь на бабу Фросю:

- Слушай, а ведь вылитый отец. А?

Да что ж это такое? Что за деревня такая? На всех я у них тут похож. Да ещё баба Фрося маслица в огонь подливает:

- Ну, а на кого он должен быть похож-то, Павлик? Садись, давай по пять капель.

Старики выпили по рюмке, как я и догадался, самогонки. Предложили и мне «для аппетита», но я решительно отказался.

- И правильно, - согласилась баба Дуся, - лучше и не пробуй. Ну её к чёрту. Лучше уж пейте свои колы-шмолы, чем эту гадость. Ну что, молодёжь, повторим?

Через час старики словно забыли о моём существовании. Сначала заспорили о каком-то бывшем председателе колхоза. Баба Дуня говорила, что тот был самым настоящим чёртом, Фрося, напротив, называла его ангелом. Дед Паша обеих подружек назвал дурочками. Бабульки обозвали деда Пашу старым козлом. Но никто ни на кого не обижался. Всем было уютно и весело. Затем старушки, обнявшись, затянули песню «Как попала я сюда». Я чуть не уснул прямо за столом. Баба Фрося заметив, что я клюю носом, отвела меня в другую комнату и уложила спать. Уснул я мгновенно.

Проснулся рано утром, почувствовав, как кто-то гладит мою руку. Оказалось, это баба Фрося сидит возле меня. Я открыл глаза и увидел, что хозяйка плачет.

- Что случилось, бабушка? – вскочил я.
- Лежи, лежи, - улыбнулась старушка. – Не обращай внимания.
- А почему вы плачете? – я всё же приподнялся на кровати.
- Да взгрустнулось что-то, - ответила бабушка Фрося и тяжело вздохнула. – Спасибо тебе, сынок. Выручил меня вчера. Очень выручил. Сегодня вся деревня будет знать, что ко мне внучок приезжал.
- А вам это для чего? – удивился я. – Что-то никак не могу понять…
- Ой, Мишутка-Мишутка, - смахнула слезу баба Фрося, - да и не дай Бог понять это когда-нибудь. Трудно это понять, сынок… Очень трудно…
- А вы объясните, - попросил я. – Может, и пойму.
- Дочка как уехала тринадцать лет назад, так ни разу и не приезжала. А народ всяко болтает. Одни говорят, что, мол, дочку родную выжила из хаты, оттого девка и не приезжает ко мне. Дескать, обиделась навсегда. Другие говорят, что я мужа её первого отравила, зятя своего. А он сам у неё от водки сгорел.
- Как это? – оцепенел я. – Сгорел от водки?
- Ну, это так говорят, когда от водки умирают, то есть перебрал и умер. Хотя я недавно узнала, что не только водочкой зятёк-то мой баловался. Но да ладно, теперь-то всё одно уже ничего не изменишь. Только я-то причём? Ой, Господи, да чего только не болтают… А я ведь ни в чём не виновата. Зять умер, ему всего двадцать семь лет-то было, а дочка не хотела хозяйством заниматься. Пошла на трассу…
- В смысле? – удивился я. – Работать?
- Ну да. В том смысле… Ты же уже большой мальчик… всё понимаешь… Бросит на меня внука и веется днями-ночами. Придёт домой, бухнется на кровать прямо в сапогах. Отоспится, переоденется и снова на трассу. Почти год я ни сна не видела, ни отдыха. Ну, а в деревне стали болтать, что, мол, я её туда отправляю на заработки… Людям-то рот не заткнёшь. Ругались мы с ней. А когда отец ейный, то бишь мужик-то мой, Вася, узнал, чем дочка занимается, так тот вообще чуть не прибил её, с ружжом по деревне гонял. Ну, она, в конце концов, собрала вещички и уехала. С тех пор так ни разу и не виделись. Ни дочки, ни внука. Даже на похороны к отцу не приезжала. Татьяна Алексеевна похоронила сына и слегла. Думали, Бог скоро приберёт, а оно видишь как – скоро десять лет, как не встаёт, всё птиц каких-то водой поит.
- Вы отважная женщина, - говорю я бабе Фросе. – Стольких людей уже похоронили. Страшно, наверное?
- Страшна не сама смерть, Мишка, - вздохнула баба Фрося. - Страшна смерть преждевременная. Страшно, что умирают молодые.

- А дочь ваша не пишет, не звонит?
- Так, письмишко пришлёт раз в год. А в последнее время и писем не пишет. Звонила полгода назад, я ходила на почту. Спросила, как здоровье. Сказала, что всё у ей хорошо. И весь разговор. Потом я как-то позвонила ей, она говорит: мама я не могу сейчас говорить. И всё. А я потом побоялась перезванивать. Думаю, захочет, сама позвонит. Но так и не перезвонила. Ну, ничего, я подожду.
- А вы сами к ней не ездили? – спросил я.
- Ой, сыночек, да куда ж мне ехать? Скока ж денег нужно, чтобы в Питер съездить и обратно? Да и хозяйство на кого бросишь? То поросёнок, то курочки, то уточки… Я на базаре у нас приторговываю. Если б не хозяйство, давно бы зубы на полку…
- Бабушка Фрося! – взглянув на дисплей телефона, воскликнул я. – Так давайте сейчас прямо и позвоним вашей дочери. Вот же, здесь телефон берёт. Давайте номер.
- Ой, боязно что-то, - баба Фрося схватилась за сердце. – А вдруг опять не вовремя?
- Ну и что? – рассмеялся я. – Это со всеми случается. Если человек не может сейчас говорить, просит перезвонить. Что тут такого?
- Думаешь, не обидится? – прищурилась баба Фрося.
- Смешная вы, бабушка, - рассмеялся я. – За что обижаться? Где номер?
- Вот, - баба Фрося протянула листок бумаги, на котором крупными цифрами был написан номер телефона, 8-812-349….
- Это, по-моему, городской, - сообразил я, - а мобильного нет?
- Только этот…

Я набрал номер. Ответа ожидал недолго.

- Да, - ответил мужской голос. – Слушаю.
- Здравствуйте, - говорю, я, - а можно Светлану?
- Она на работе, кто её спрашивает? Что передать?
- А вы кто? – спрашиваю робко.
- Я её сын…
- Михаил? – обрадовался я. – Меня тоже Миша зовут. Миша Миров, я из Москвы. Так получилось, я случайно оказался в гостях у вашей бабушки. Хотите с ней поговорить?
- У какой бабушки? – спросил Михаил.
- Ну, у бабушки Фроси, - уточнил я и, прикрыв ладонью трубку, шепнул бабе Фросе: «Внук ваш, Мишка!». - Можете поговорить с ней. Сейчас передам трубку…

И я хотел было уже передать трубку старушке, как вдруг услышал такое, что тут же передумал.

- Я не хочу с ней говорить.
- Почему? – я обомлел.
- Она алкоголичка и сутенёрша. Отец запретил мне с ней разговаривать даже по телефону. Не звоните мне больше. Пока…

В трубке раздались короткие гудки. Баба Фрося смотрела на меня широко раскрытыми глазами, на её губах застыла нелепая улыбка.

- Что? – выдавила она и опустила глаза. – Что он сказал?
- Он на учёбе, - нашёлся я, - не может сейчас говорить…

Старого человека, по-моему, обмануть невозможно. Он только сделает вид, что обманут. Мне кажется, баба Фрося всё поняла.


Продолжение: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174254659/


__________________________________________

Предыдущая глава: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174252905/


Прикосновение восьмое

Проснувшись утром, я взглянул на часы своего телефона и обалдел – время неумолимо приближалось к обеду, а Андрей с Виталием ещё спали. Такое впечатление, что никто никуда и не собирался ехать. «А ведь я ещё даже до Воронежа не доехал», - подумал я и стал собираться в дорогу.

- Ты куда, Мишаня? – спросила охрипшим голосом вдруг откуда-то появившаяся Ленка.
- Нужно ехать, - отвечаю. – Мне ещё до Ростова добираться.
- Поднимай пацанов, - предложила девушка. – Куда ты сам-то? Здесь до трассы километров пять-шесть топать. А попутки сейчас вряд ли будут. Пока дойдёшь, снова стемнеет.

Мы с Леной вошли в комнату, где спали мои «конвоиры», и вдруг Ленка громко закричала:

- Рота, подъём!

Андрей от неожиданности чертыхнулся.

- Ну, ты чего разоралась, Ленка? – недовольно пробормотал парень.
- За Мишку забыли? - спросила она. – Он уже бедняга пешком собрался идти на дорогу. Давайте, собирайтесь. Есть будете?
- Погоди, я ещё сам не знаю. Виталь, ты жрать-то будешь? - спросил Андрей у приятеля и застонал: - И чего я вчера не умер. Намешал и водки, и пива…
- Ой, - простонал Виталий, - какая тут к чёрту жратва. Я ещё не проснулся. Дай ещё полчасика покимарить.
- Хм, - усмехнулся Андрей. – Ты что, здесь Новый год собрался встречать? Нужно ехать.
- Да знаю, - говорит Виталий. – Погоди ты, дай хоть проснуться.

Ленка принесла пацанам большую кружку белой жидкости. Я сначала подумал, что этот молоко. Но девушка пояснила:

- На, Андрюха, выпей. Да побольше пей. Отпустит. Это «Тан». Хороший напиток, кавказский. Я по утрам всегда им лечусь, если перебираю. Проверено.

Андрей, кряхтя и что-то бормоча, выпил полкружки и протянул Виталию:

- На, пей.
- Да ну его, - махнул рукой тот. – Я-то не болею. Мне бы кофейку. Лен, можно кофе?
- Сейчас сделаю, вы пока умывайтесь. Может яичницы поджарить? Миш, - обратилась она ко мне. – Будешь яичницу? С лучком.
- Спасибо, - кивнул я. – Можно немножко.
- Почему немножко? – рассмеялась Лена и подмигнула мне. – Не скромничай. Никому не верь, что скромность украшает человека. Это человек украшает скромность… когда ему это нужно. Понял?

Я так и не сообразил до сих пор, что она этим хотела сказать, но в тот раз промолчал. Лена, накрыла стол. Посредине стояла большая сковородка. Я не рискнул подсчитать, сколько она туда вбухала яиц. Но красиво получилось. Девушка украсила весь этот громадный ярко-жёлтый пирог мелко порезанной зеленью, а в самую середину вставила кустик то ли петрушки, то ли какого-то другого растения. Иными словами, красотища. Получилась прямо картина: Солнце смотрит сквозь зелёную листву деревьев. На печке весело засвистел чайник.

- Всё, сони! Готово. Прошу к столу.

Виталий слегка перекусил и поблагодарил за вкусный завтрак. А Андрей долго кряхтел, пытался запихнуть в себя кусочек рукотворного «солнца», но поковырявшись в сковородке, выдавил:

- Спасибо, Лен, но что-то не идёт…
-А вчера классно было? – рассмеялась Лена. – Сколько зарекалась не бухать, никак не выходит. А понемногу пить не получается. Садимся с девчонками ужинать. Думаем, ну всё, по стаканчику вина и хватит. А потом ещё по стаканчику, и понеслась душа в рай…
- А ты разве не слышала, что ещё кто-то из древних, по-моему, Дмитрий Донской, что ли, говорил: «Веселие Руси – есть пити…», - сказал Андрей.
- Это он тебе на Куликовом поле на ухо шепнул? - захохотала Ленка.
- Угу, - усмехнулся Андрей и провёл несколько раз по лицу большим и указательным пальцами, - всё, приеду домой, крест на выпивке поставлю. Это же издевательство над своим организмом.
- Угу, - скорчила рожицу Ленка, - зарекалась… не буду продолжать, а то обидишься.
- Лен, - отозвался Андрей, - а рассольчика нету? Говорят, это самое лучшее лекарство.
- Погоди, - сказала Ленка и исчезла за дверью.

Я увидел, как она по улице пробежала мимо окна и направилась в глубь двора. Там, как оказалось, у девчонок находился погреб. Через минуту она бежала обратно, держа обеими руками банку солёных огурцов.

- Вот, - крикнула она с порога, надув свои красные щёки, - сейчас попотчую вас рассольчиком. Самый лучший рассольчик в мире. Тамарка у нас мастерица.

Лена ловко откупорила банку, швырнув на стол искорёженную крышку, похожую на большую погнутую медаль, и налила в стаканы, предварительно набросив на них марлю, золотистую жидкость.

- Ой, как хорошо, - сделав несколько глотков, воскликнул Виталий. – Лена, ты – богиня. Ой, спасибо, ласточка. Угодила. – Он снова прильнул к стакану и его кадык запрыгал, как теннисный мячик в мешочке.

Виталий никаких комплиментов отпускать не стал. Скривился и, чиркнув зажигалкой, вышел на улицу. Выкурив сигарету, он постучал нам в окно и махнул с улицы рукой, дескать, поехали. Провожала нас Лена. Все остальные так и не проснулись.

- Счастливого пути, ребята, - пожелала нам напоследок Лена. – Теперь знаете, где живём, заезжайте почаще.
- Хорошо, - буркнул Андрей и, чмокнув её в щёку, забрался в машину.

Лена подошла ко мне и пожала руку:

- Пока, Миша, не обижайся, если что не так, - сказал она и опустила взгляд.
- Спасибо вам, - сказал я и, улыбаясь, добавил: - За что же мне на вас обижаться? Накормили, напоили. Большое вам спасибо.
- Бывай и не слушай никого. Любовь была, есть и будет! Только она делает каждого из нас человеком. Без любви, поверь мне, человек превращается в скотину. Люби свою девочку и никогда не обижай. Понял?
- Понял, - кивнул я.
- Пообещай, что никогда не обидишь, - потребовала Ленка.
- Обещаю, - произнёс я.

Мы уехали.

Выехали мы во втором часу дня. Виталик ещё долго хмурился, а Андрей травил какие-то несмешные анекдоты. Во всяком случае, ни я, ни Виталий не смеялись. Я долго молчал, затем набрался смелости и обратился к Андрею:

- Андрей, а расскажи, пожалуйста, как вы «работаете»?
- Опана! – радостно закричал парень. – Смена, что ли подрастает? Хочешь в барсеточники пойти?
- Да нет, - смутился я. – Просто интересно. Одно дело по телику рассказывают, другое – услышать от… - я никак не мог подобрать нужное слово.

На помощь пришёл Виталий:

- Ты хотел сказать: от профессионалов.
- Ну да, - кивнул я. – Вообще, как всё это происходит?
- Хорошо, слушай, - Андрей выключил магнитолу, и без того работавшую очень тихо. – Чаще всего мы работаем на парковках вблизи банков, недалеко от офисов, рынков, торговых центров, театров и даже на автозаправках. То есть для работы нужно прежде всего выбрать место, куда может подъехать богатенький лох. Врубаешься?
- Врубаюсь, - подтвердил я.
- Раньше мы прокалывали колесо, - продолжил Андрей. – Обычно заднее. Пока водила тусуется с запаской, мы из салона выуживаем всё, что там плохо лежит. Но сейчас мы так не поступаем…
- Почему? – спросил я.
- Потому что многие на такую фигню уже не «ведутся». Почти все знают об этой подставе, и держут ухо востро. Не подберёшься. Вот, ты, например, слыхал?
- Да, - закивал я. – По телику показывали.
- Ну вот, видишь? – рассмеялся Андрей. – А мы творческие люди. Для чего нам голова? Шапку носить или думать? Методов обувания много. Вот пример. Я сам лично придумал, - Андрей не без гордости постучал себя по груди. – Выследили одного чёрта на иномарке. Весь такой на понтах, крутыш. Смотрю, с барсеткой тусуется. Ну, думаю, «капуста» там сто процентов имеется. Покатались за ним. Он заехал в торговый центр. Я обрызгал ему лобовое стекло… как думаешь чем?
- Ну, не знаю, - пожал я плечами. – Ты так спрашиваешь, как будто я тоже профи.
- Лаком! Лаком для волос. Прикинь. Этот лох едет, начинает брызгать омывателем. А он не помогает. Только размазывает грязь по стеклу и всё. Мы-то заранее проверили. Знаем, что будет. А что будет? В конце концов он останавливается, чтобы протереть стекло. В этот момент Виталик меня выбрасывает и, подъехав к водиле, начинает его «грузить».
- В смысле? – не понял я. - Чем грузить?
- Вопросами! Ну там, как проехать к рынку или метро или… Да неважно, чем угодно, лишь бы отвлечь. Ну, пока Виталик его загружает, я «работаю» в салоне. Потом я иду вперёд, Виталик меня подбирает, и мы уезжаем.
- А как же водитель? – удивился я. – Он что, не видит, что к нему в салон вор забрался?
- Ой, Миха, наивный ты, - рассмеялся Андрей. – Я же не лезу на рожон. Захожу аккуратно сзади, присаживаюсь возле машины, типа шнурок развязался, и наблюдаю за лохом. Виталик вынуждает его отвернуться. А я ориентируюсь по ситуации. Иногда и обломы случаются. Более опытные водилы, даже на минуту выходя, замыкают салон. Тогда пролёт.
- То есть, как я понимаю, нужно всегда замыкать автомобиль, - сделал я вывод.
- Конечно, - подтвердил Андрей. – Мы же не будем среди бела дня ломать замок. Наша задача сделать свою «работу» как можно тише.
- Представляете, - говорю я, - а у меня мама и машину не глушит, если останавливается, чтобы воды купить в ларьке.
- Просто не попадала, наверное. Так поступают обычно люди, которые ещё не нарывались на наших коллег. Ты маме разжуй ситуацию.
- Хорошо, - ответил я и спросил: – А другие способы есть?
- Конечно, есть, - хмыкнул Андрей. – Способов много. Можно на стоянке разлить масло у левого переднего крыла. Ну, типа что-то вылилось из автомобиля. Вот скажи, какие твои будут действия?
- Не знаю, - пожал я плечами.
- Андрей, - вмешался Виталий, - ну он-то не водила. Что ты у него спрашиваешь?
- Ну да, - Андрей хлопнул себя по лбу, - точно. Короче, водитель, видя странную лужицу у своего автомобиля, сразу садится на измену.
- Не понял, - говорю. – Куда садится?

Пацаны дружно рассмеялись. Я насупился.

- Да не обижайся, - Андрей хлопнул меня по плечу. – Чего надулся. «Сел на измену», в смысле, заподозрил что-то неладное. Может, масло из двигателя вытекло или тормозная жидкость. То есть ехать в таком случае нельзя. Нужно убедиться, что случилось на самом деле. Водила ставит свою сумку, портфель, барсетку на переднее сиденье и ломится поднимать капот. Пока он вытащит масляный щуп, пока поглазеет на двигатель и разные агрегаты, мы своё дело уже сделали и свалили. Ну как?
- Ловко говорю. А не боитесь, что поймают, в тюрьму посадят? – спросил я.
- Ну, брат, - развёл руками Андрей, - тут, как говорится, волков бояться, в лес не ходить. Ловят, садят, бьют и даже… убивают.
- Кто? – раскрыл я. – Убивает кто?
- Хозяева, - сказал Андрей. – Кто же ещё? Недавно нашего знакомого двое битами забили. Оказались спортсменами. Заметили парня, а убежать пацан от них не смог. Так они его сначала головой об колесо били, а потом достали из машины биты и так отходили, что тот в больнице на следующий день скончался. И такое бывает. Но риск в каждой профессии есть.
- Страшно всё это, - сделал я заключение. – И опасно.
- Ерунда всё это, - махнул рукой Андрей. - Есть ещё и "классические" приемы. Скажем, лох паркуется, чтобы забежать в магазин, глушит мотор, собирается выходить из авто, как тут со стороны окна подъезжает "жигуль" (наш, разумеется). Пассажир косит под овечку и жалобно грузит, умоляет водителя объяснить дорогу до улицы или до проспекта, гостиницы, больницы да хоть до Кремля. Но тут, Миха, важная деталь! Очень важная деталька – наша машина останавливается не точно напротив окна, а чуть сзади. Для чего? Для того, чтобы лох, объясняя путь, как можно сильнее вывернул назад шею. Тогда он даже боковым зрением не заметит, что творится в его салоне.
- А что в его салоне? Уже ваш человек? – изумлённо спросил я.
- Ой, Мифодий, смешной ты, однако, - рассмеялся Андрей. – Ну, а кто же? Для чего машина остановилась? Поболтать с водилой?
- Ну, понял я, понял…
- Конечно, наш «компаньон» открывает дверь…
- А если водитель услышит? – спросил я.
- Обычно, не слышат. Во-первых, когда у него окно открыто, всё равно какие-то шумы с улицы мешают, а во-вторых, мы же не лезем в «Таврию» или ВАЗовскую «Копейку», что там можно взять? Ослиные уши? А двери любой иномарки открываются почти бесшумно. Ну, а дальше дело техники. На всё про всё, «хватальщику» достаточно три-четыре секунды, и дело сделано. В общем, способов много, Михаил. А главное лекарство против потери имущества простое – затворяй двери изнутри, не забывай.
- А вам не жалко своих жертв? – нахмурившись спросил я.
- Жалко, - выпятил губу Андрей. – Но это моя работа. Я никого не убиваю. Ну, украл, и что? Поймают, посадят. Я своей свободой плачу. Так что всё по-честному. А не хочешь, чтобы у тебя что-то стырили, не разевай варежку… Закон природы. Кстати, у нас есть свои нормы и правила. Порядочный вор всегда постарается сделать так, чтобы документы возвратились терпиле. Или в почтовый ящик по месту прописки подбросит или, если есть телефон позвонит, скажет, где его документы лежат вместе с сумкой. Нам-то по большому счёту ничего из его вещей не нужно, кроме денег, ну и каких-либо ценных вещей – рыжья, в смысле золотишка, дорогого телефона и так далее. Зачем мне его сумка и документы? Так что стараемся сделать доброе дело, если получается.
- Слава богу! – воскликнул Виталий. - Почти приехали. Воронежская область…
- Тут, понимаешь, Мишка, в чём дело. Так создала природа-матушка, - продолжал Андрей, словно не расслышав возглас Виталия, - или ты съешь, или тебя.
- Андрюха, - усмехнулся Виталий, - может, хватит уже? Вырастет, сам поймёт…


Продолжение: http://blog.kp.ru/users/3568543/post174254300/



____________________________________