Вера Слоним и Владимир Набоков прожили в браке пятьдесят два года. Редчайший случай, когда замужество так явно стало судьбой, профессией и призванием женщины. Как удачно заметил один из биографов писателя, Набоковы превратили свой союз в произведение искусства и благодаря ему прошли вместе богатейший творческий путь. 
 

Берлинская маска

Первая встреча молодого поэта и будущей миссис Набоков состоялась лишь в 1923 году, хотя у них была тысяча возможностей познакомиться еще в родном для обоих дореволюционном Петербурге. Поздней весной, на одном из благотворительных эмигрантских балов в Берлине, юная Вера Евсеевна Слоним сумела вскружить голову двадцатичетырехлетнему поэту-сердцееду самым беспроигрышным способом — во время первого свидания она, не снимая черной шелковой маски, стала читать Набокову его же стихи. 

Вероятно, оба мгновенно ощутили друг в друге нечто действительно родственное, созвучие душевного и интеллектуального притяжений. На восьмом десятке лет Набоков признавался, что уже в момент первой встречи с Верой, понял: эта женщина — его судьба. 

Своеобразным актом полного доверия Набокова к знакам судьбы стал предъявленный Вере уже в первые дни знакомства «дон-жуанский список» любовных побед (не из бахвальства, а лишь в подражание Пушкину!), насчитывавший около тридцати имен.

На вопрос же о том, как все обернулось бы, не случись революции и эмиграции, Набоков безапелляционно отвечал: «Мы встретились бы в Петербурге и жили бы примерно как сейчас». Мысль о том, что он мог вообще не встретить и не узнать Веру, даже не приходила ему в голову. Спустя два года после знакомства молодые люди поженились — вполне буднично зарегистрировав брак в ратуше, не пригласив никого из друзей, не сделав ни одной свадебной фотографии и поставив родственников в известность лишь постфактум.

«Когда мы познакомились, Вера была светлая блондинка, но очень скоро сделалась у меня седой», смеялся Набоков в интервью. Действительно, Вера начала седеть уже в возрасте двадцати пяти лет, но всю жизнь выглядела эффектно и неповторимо, даже в периоды тяжелого безденежья. Утонченная хрупкая Вера, с ее жемчужно-опаловой прической и фарфоровым цветом лица, была «мнемогенична», как описывал Набоков одну из своих героинь в романе «Истинная жизнь Себастьяна Найта», — «обладала неким таинственным даром — запоминаться...». 

В Вере Набоков встретил столь восхищавшее его сочетание женственной внешней хрупкости и неженского ума, силы воли, решительности и верности жизненным принципам. О бесстрашии Веры Слоним в эмигрантских кругах ходили легенды: она носила при себе браунинг-1900, с гордостью признаваясь, что была первоклассным стрелком.

Удивительно, но супруги Набоковы оба обладали редким даром синестезии, «цветным слухом» — печатные буквы, слова и тексты были окрашены для них в определенные цвета. Эта пара синестетов могла увлеченно спорить о том, какого цвета воскресенье или каким на вкус каждому чувствуется буква «М». Набокову нравилось рассказывать, что их единственный сын Дмитрий получил «в наследство» смешанную палитру от обоих родителей.

После замужества Вера служила секретаршей в адвокатских конторах, стенографисткой с французского и немецкого, переводчицей с французского и английского языков. Давала уроки французского и подрабатывала гидом в американском турагентстве. Набоков тоже преподавал английский, иногда давал уроки тенниса и бокса, но Вера, вернувшись домой, еще слушала, печатала и правила то, что написал за день ее муж, проводивший все свободное время за письменным столом. Неудивительно, что многое Вера помнила наизусть — Набоков читал ей все тексты минимум дважды, обожал править написанное и уже напечатанное, наконец, Вера отстукивала на машинке несколько экземпляров окончательного варианта.

Известно, что в 1930-1933 годы она зарабатывала в три раза больше Владимира. Американский биограф Стейси Шифф указывает, что годовой заработок Веры составлял сумму, превышающую три тысячи рейхсмарок — больше половины прибыли успешного банкира в те годы. Вместе с тем, Вера никогда не признавалась и всегда отрицала, что содержала мужа, считая, что это может бросить тень на его реноме.

По точному наблюдению ее отца, литературная деятельность всегда оставалась для Набокова главным делом в жизни, а также единственным занятием, к которому он был пригоден. Вера добровольно и самоотверженно приняла на себя заботу о творческой изоляции Набокова и не ошиблась.
 

Прощай, Париж

В 30-е годы в литературном пространстве русского Зарубежья взошла звезда Набокова-Сирина — во многом, именно благодаря усилиям госпожи Набоковой. Вершиной всего «русского периода» Набокова стал роман «Дар», в котором образ главной героини был без сомнения, очень близок именно к жене. 

Разумеется, Вера отдавала себе отчет в том, какой человек и писатель стал ее мужем, и какая роль была предназначена ей в их браке. С детства убежденный в собственной исключительности, а впоследствии и гениальной литературной одаренности, Набоков снобистски мог подразумевать и самого себя, говоря об одном из своих второстепенных героев: «Он любил себя страстной и вполне разделенной любовью». В глазах же Веры он видел себя совершенно особенным, существуя не во времени, а в отражении Вериного идеализированного взгляда — в ее глазах он видел себя таким, каким хотел быть. 
 

Вера же, словно в противовес, приуменьшала свою значимость в жизни и творчестве мужа, хотя, намеренно оставаясь в тени, вкладывала энергию, силы и способности только в карьеру Набокова, и до последних дней неустанно заботилась о сохранении его литературного наследия. 

Эта женщина, сохранив все до последней строчки из опубликованного мужем, не оставила ни одной копии собственных переводов и литературных опусов.

До замужества Вера тоже начинала печататься в эмигрантских газетах, но, влюбившись в писателя и поверив в его талант, предпочла помогать ему, а не писать самой. Верина требовательность, проницательность и интуиция не могла не сделать ее самой первой, восприимчивой и придирчивой читательницей произведений Набокова. И одновременно — первым и лучшим в мире набоковедом, полноценным профессиональным и интеллектуальным партнером мужа в творчестве и делах.

Самая главная драма в семейной жизни Веры Набоковой разыгралась в 1939 году, когда семья переехала в Париж (Вера была еврейкой, и оставаться в гитлеровской Германии было небезопасно). Во Франции Вера узнала о бурно развивавшемся романе Набокова с другой женщиной и заставила его признаться. Единственный раз в жизни Набоков действительно думал о разводе — разрывался между семьей и страстным наваждением, умолял подождать жену, писал письма любовнице, полные клятв и надежд, но в итоге остался с Верой, уже навсегда. Эта история стала для обоих Набоковых подтверждением ключевого жизненного принципа, позаимствованного писателем у Гоголя: сохранять только главное.
 

«Знакомьтесь, мой ассистент!»

В мае 1940 года, всего за две недели до ввода немецких войск, Набоковы успели покинуть Францию, попав на последний рейс лайнера «Шамплен». Оказавшись в Нью-Йорке уже не на положении белых эмигрантов, а в роли беженцев, долго не могли найти работу. 

Первая должность, которую предложили автору восьми романов, была упаковщик книг в магазине за шестьдесят восемь долларов в месяц. Свой отказ Набоков мотивировал тем, что к упаковке «решительно не приспособлен».

Столь же бескомпромиссной оказалась и Вера — она не бралась за работу переводчицей, если оплата ее не устраивала. При всей беззаветной преданности мужу и полном растворении в его делах и творчестве, Вере всегда и во всем была свойственна только высокая самооценка. 

Благодаря протекции друзей Набокову удалось получить место преподавателя русской и мировой литературы (сначала в колледже Уэсли, а потом в Корнеллском университете). Курс из тридцати лекций был разработан Верой, тот самый курс, который позднее лег в основу опубликованного сборника Набокова. Параллельно с университетской работой, она выступала в роли агента мужа, общаясь с издателями и переводчиками, рассылая рукописи в редакции и журналы. В отсутствие мужа во время выездных выступлений, занималась работой отдела чешуекрылых в Музее сравнительной зоологии, с которым Набоков сотрудничал. А в летние месяцы сопровождала мужа в поездках по другим штатам, в научно-творческих экспедициях страстного энтомолога, который так и не научился водить машину. 
 

Все мысли Набокова как обычно стремились к недописанной странице: в Америке он начал писать по-английски, хотя признавался, что поначалу это давалось очень нелегко. С каждым годом их брак все отчетливее развивался в стремлении к объединению двух целей — жизненного и творческого комфорта для Владимира и успеха для Веры. Она сама во многом была «создательницей» писателя Набокова — обеспечивая максимально благоприятные условия, ограждая от отвлекающего повседневного быта, принимая на себя все организационные и издательские дела, помогая на всех этапах творчества, Вера позволила стать ему тем, кем Набоков остался в истории мировой литературы.

В университете Вера сопровождала мужа-профессора почти на каждом занятии: сидя на первой парте, не сводя с него глаз, она не единожды прослушала курс лекций, к которому сама приложила немало сил. «Попрошу внимания, леди и джентльмены, — мой ассистент!» — гордо провозгласил Набоков.

Ассистент сделалась персоной столь же легендарной, как и сам преподаватель. Она приводила его в аудиторию, номер которой он частенько забывал. Если профессор забывал цитату или страницу, она подсказывала, если он терял очки, она занималась розысками. Она подавала нужные записи, рисовала необходимые схемы, стирала мел с доски. Готовила лекции по нелюбимому писателем Достоевскому, принимала на себя шквал экзаменационных работ (набоковский курс становился все более популярным) и, зачастую, даже повышала студентам оценки. 

Разумеется, та, которая всегда старалась держаться в тени, и была для лектора самой лучшей, элитарной аудиторией. Обращение «мой ассистент» со стороны Набокова никогда не коробило, наоборот, она гордо воспринимала это как почетную высокую должность. Именно «ассистент профессора» Вера указала как свою профессию, когда потребовалось заполнить налоговую декларацию. Отвечая на письмо бывшего студента Корнеллского университета, попросившего передать профессора привет своей очаровательной супруге, Вера подписалась: «Миссис Владимир Набоков, по-прежнему „ассистент“ В.Н.».
 

Рукописи не горят

Своим появлением на свет роман «Лолита» обязан Набокову, но вот своим существованием — только его жене. Рукописи неоднократно грозило сожжение, и Набоков не единожды порывался это сделать: все долгое время написания самого скандального произведения ХХ века автора одолевали технические сложности и сомнения. 

Известно, что осенью 1948 года именно Вера выхватила из пламени «Лолиту», когда Набоков, в минуту отчаяния, развел за домом огонь и бросил туда рукопись. «Это необходимо сохранить!», припечатала она, затоптав огонь на спасенных листах. В последующие годы она еще будет уговаривать его не уничтожать роман. 

Беспокойство Набокова по этому поводу было понятно — вплоть до 1958 года никто не брался издавать «Лолиту», ни одно издательство не желало брать на себя смелость выпустить эту «бомбу замедленного действия». Слишком рискованным шагом была публикация такого романа человеком, занимавшим должность университетского профессора. 

Вера сражалась с европейскими издателями — скандальное произведение дважды запрещали во Франции, но в итоге Вера победила. Успех «Лолиты» был поистине сокрушительным, хотя бестселлер и не избежал превратного истолкования. В одной только Америке был продан почти миллион экземпляров романа, Набоковых осаждали репортеры, издатели, голливудские продюсеры, посыпалась лавина писем, телефонных звонков, отзывов в прессе. 

Ураган «Лолита» захватил весь мир — профессор литературы с ассистентом превращались в скандально известного писателя и его знаменитую жену.

В конце 50-х Набоковы вернулись в Европу и поселились в швейцарском отеле в Монтре, где Вера провела последние тридцать лет жизни. Всемирно известный писатель, снискав славу и состояние, упорно отказывался приобрести собственное жилье, отвечая на недоуменные вопросы, что у него уже есть один дом — в Петербурге, куда ни ему, ни Вере не суждено было вернуться. В Швейцарии Набоков стал главной «достопримечательностью», в отель постоянно стремились журналисты, поклонники творчества, туристы, биографы — со всем потоком посетителей приходилось справляться Вере, которую буквально заваливали письмами звонками, просьбами о встрече и мнении. Помимо этого она не оставляла обязанностей редактора, переводчика, секретаря, уделяя внимание и текущей работе писателя. Она стала «Набоковым» для публики, его голосом, во многом мифологизируя образ писателя в глазах внешней аудитории и оставаясь для него единственно желанным читателем, понимающим с полунамека. Ни Вера, ни Владимир не нажили за всю жизнь близких друзей: по выражению биографа, это было пара, которая могла отлично развлекаться в компании друг друга и пары словарей.

Владимир Набоков умер в 1977 году. Семья старалась держать удар, но в порыве отчаяния Вера бросила сыну: «Давай наймем самолет и разобьемся!». Она пережила его на четырнадцать лет, продолжая неустанно заботиться о литературном наследии мужа, оставаясь его самым верным и преданным партнером. Поразительно, но ее жизнь мало изменилась после смерти супруга: пятьдесят лет центром ее существования была не она сама. В последние годы страдала болезнью Паркинсона, правая рука плохо слушалась, но, как и всегда, она была загружена работой, консультировала биографов, выдавая микроскопические частицы правды. «В моей жизни было много всякого интересного», так Вера ловко уходила от слишком прямых дотошных вопросов. В возрасте восьмидесяти девяти лет Вера Набокова тихо скончалась. Ее прах, согласно ее воле, смешали с прахом мужа.

За каждым великим мужчиной стоит великая женщина, даже если издали она похожа на тень — эта английская пословица повторена столько раз, что принимается за клише. Но в случае женщины, которой в действительности посвящены все произведения великого писателя, — эти слова не только уместны, но даже не передают всей полноты того значения, которое играла Вера Набокова в жизни супруга. Находясь в тени и не улавливаемая крупным планом, она была и останется всегда рядом с гением Набокова, которому самоотверженно посвятила всю свою жизнь. Она не была ни музой, ни агентом, ни биографом. Она была просто жена.

Екатерина Карелина