http://www.liveinternet.ru/users/3561375/post383680897/ - часть 1-я;

http://www.liveinternet.ru/users/3561375/post383684881/ - часть 2-я.

 

Успех оперы «Жизнь за Царя» имел одним из последствий назначение Глинки на должность капельмейстера придворной Певческой капеллы. Композитор очень радовался этому месту, потому что, во-первых, оно пристраивало, по очень милому и скромному выражению его, «соответственно способностям», а во-вторых, для него нелишними были материальные средства. В автобиографии он говорил, что получил по этому случаю казенную квартиру с дровами. Назначение состоялось 1 января 1837 года, и Глинка принялся учить придворных певчих.

Жизнь Глинки этого периода могла бы быть очень счастливой: впечатление, произведенное успехом оперы «Жизнь за Царя», постоянно подогревалось продолжающимися удачами на сцене Большого театра. Избранное общество носило композитора на руках, занятия в капелле шли успешно, в течение зимы 1836-37 года он продолжал видеться с Пушкиным, Жуковским и Кукольником, с которым был очень дружен, - у последнего постоянно собиралась толпа художников и всякого рода артистов, так что Глинка оказывался всецело в своем кругу. Но все это отравлялось несносной домашней неурядицей. Раздор Глинки с женой с каждым днем увеличивался. Сцены происходили чуть ли не ежедневно, часто по пустякам, всегда без повода со стороны мягкого и добродушного композитора. В своей автобиографии он откровенно описывал несколько таких сцен и прибавлял, что огорчение глубоко западало ему в сердце. «Дома мне было не очень хорошо, - говорил он. - Жена моя принадлежала к числу тех женщин, для которых наряды, балы, экипажи, лошади, ливреи и пр. было все; музыку понимала она плохо или, лучше сказать, за исключением мелких романсов, вовсе не разумела; все высокое и поэтическое также ей было недоступно». 

Глинка уходил из дома, куда только мог, чаще всего к Кукольнику, у которого собрания в зиму 1837-38 годов стали особенно многочисленны и оживленны. С осени этого года к занятиям Глинки прибавились еще уроки в театральной школе. В конце лета директор Гедеонов, с которым Глинка сблизился к этому времени, просил его учить пению четырех воспитанниц театральной школы. Таким образом, в театральной школе и на сцене Глинка забывал свое домашнее горе.

В конце апреля 1838 года Глинка по высочайшему повелению был послан в Малороссию для набора певчих. Добравшись до Чернигова, Глинка и его спутники нашли там несколько хороших, подходящих голосов и затем, поселившись в имении богатого черниговского помещика Г.С.Тарковского, совершали поездки в разные малорусские города с целью отыскать новые голоса.
 

 

 

Помимо официальной стороны эта поездка, продолжавшаяся около полугода, была очень полезна и важна для Глинки, потому что дала ему возможность изучить на месте малороссийскую песню и все богатство малороссийских напевов. Кроме Чернигова и Переславля композитор побывал во многих других украинских городах - Полтаве, Харькове, Киеве и Ахтырке. И везде Глинка мог слышать настоящее малороссийское пение из уст самого народа. У Тарковского, в доме которого путешественники поселились, был собственный хор, исполнявший украинские песни. Кроме того, к богатому помещику часто собирались местные любители пения. Украинские впечатления, поэтические и разнообразные, оказали на Глинку самое благотворное влияние, кроме того, он успел за это время отдохнуть от своих домашних огорчений. На Украине были написаны первые темы оперы «Руслан и Людмила». Сам сюжет, мысль о котором была подана ему князем Шаховским, Глинка имел в виду еще в Петербурге в 1837 году. В Малороссии же были написаны знаменитый марш Черномора, баллада Финна и превосходный «Персидский хор» («Ложится в поле мрак ночной»). Кроме того, там же, то есть в имении Тарковского, были написаны некоторые из лучших малороссийских романсов Глинки, например «Гуде витер», «Не щебечи, соловейку» на слова Забелы, аранжирована для оркестра элегия Геништы «Шуми, шуми».

Творческие силы Глинки, проснувшиеся под влиянием путешествия в Малороссию, не ослабевали и после возвращения в Петербург. Сюжет «Руслана и Людмилы» продолжал вдохновлять его, и в течение зимы 1838-39 года к темам, написанным в Малороссии, он прибавил несколько новых номеров, например, великолепную каватину Гориславы «Любви роскошная звезда», каватину Людмилы из первого акта «Грустно мне, родитель дорогой». Но, говоря его собственными словами, Глинка писал оперу «по кусочкам и урывками», а в течение 1839 года написание оперы и вовсе не продвигалось вперед. Причиной такой отрывочной и несистематической работы были возобновившиеся домашние нелады, опять заставившие композитора бежать от семьи. Едва успев отдохнуть в путешествии по Украине от этих неприятностей, он после возвращения в семью был встречен целым рядом тяжелых оскорбительных сцен. От него требовали денег, упрекали, что он не умеет зарабатывать и, несмотря на то, что Глинка в то время получал до десяти тысяч рублей в год при готовой квартире и почти все деньги отдавал жене, упреки не прекращались. В довершение начались угрозы покинуть мужа. Постоянные сцены и упреки довели композитора до того, что он решился издать «Собрание музыкальных пьес», состоящий из чужих и своих пьес. Но собирать, то есть выпрашивать, чужие пьесы было весьма тяжело. «Собирать эти пьесы, - говорил Глинка, - мне было не только трудно, но и досадно...». Когда же это тяжелое занятие было окончено, неожиданно встретилось новое затруднение, а именно: ни один издатель не решался купить этот сборник. «Я плакал от досады, - говорил он, - и Платон Кукольник, сжалившись надо мною, уладил дело с издателем Гурскалиным». Составитель сборника получил в итоге что-то около тысячи рублей ассигнациями. 

Композитор все более отдалялся от семьи, теснее сближаясь с симпатичным ему обществом художников и литераторов. Это была целая ассоциация свободных, веселых и талантливых людей, шутливо называвшаяся «братия». Она образовалась еще в 1835-36 годах. Никаких обязательных правил братия не придерживалась, всякий этикет, меркантильность и мелочность были изгнаны. Эта братия имела общую квартиру, хозяином которой считался Платон Кукольник. Все было устроено просто, спали по несколько человек в одной комнате, а для отсутствующих или запоздавших членов общества всегда имелись свободные и лишние места. Общность целей и стремлений, литература и искусство связывали этот кружок, к которому принадлежали Глинка, художник Карл Брюллов, Кукольник, и многие другие. Именно туда убегал Глинка от тягот своей семейной жизни. «Мне гадко было у себя дома, - говорил он, - зато сколько жизни и наслажденья с другой стороны: пламенные поэтические чувства к Е. К., которые она вполне понимала и разделяла, широкое приволье между доброй, милой и талантливой братией». За инициалами Е. К. Глинка скрыл имя особы, очень искренно и горячо им любимой. В последующие годы она была очень близка ему. Первая случайная встреча с ней произошла весной 1839 года у замужней сестры Глинки, Марьи Стунеевой. Глинка заметил ясные, выразительные глаза, стройный стан, особого рода прелесть и достоинство, разлитые во всей ее фигуре, и даже нечто страдальческое в выражении ее лица. Глинка опять влюбился. 

Весной 1839 года семейство Глинки переехало на дачу близ Лесного института, но сам он бывал там не часто. В городе пристанищем его была квартира Кукольника, откуда он все чаще и чаще навещал свою сестру Марью Ивановну: у нее проживала Е. К., служившая в то время в Смольном институте. Предлогом частых поездок в Смольный были занятия Глинки с оркестром института. «Вскоре чувства мои были вполне разделены милою Е. К., - говорил он, - и свидания с нею становились отраднее. Напротив того, с женою отношения мои становились хуже и хуже». Жена все чаще грозила покинуть его. Семейные отношения Глинки стали до такой степени невыносимы, что он сам решил оставить жену. 6 ноября 1839 года он послал ей письмо, где говорил, что причины, о которых он считает нужным умолчать, вынуждают его расстаться с нею, что сделать это нужно без ссор и взаимных упреков, и что он предоставляет ей половину всех своих доходов. 

 

Дамы петербургских аристократических домов дружно ополчились против Глинки. Предводительствовали какие-то графини, и злословию их, по словам Глинки, не было предела. Но Глинка, заболев от всех этих неприятностей, принял свои меры. Он переехал на квартиру приятеля Степанова и кроме самых близких друзей не допускал к себе никого. Знакомства большого света пришлось, таким образом, забыть. По тем же соображениям Глинка нашел неудобным продолжать свою службу в Певческой капелле и 18 декабря 1839 года вышел в отставку. Так кончился для него этот знаменательный 1839 год. Из числа его произведений этого периода, кроме названных выше, можно упомянуть написанные для Е. К. романс «Если встречусь с тобой» на слова Кольцова и «Valse-Fantaisie» (H-mol), затем другой вальс (G-dur), польский (E-dur), ноктюрн «La sИparation». Опера «Руслан и Людмила» в 1839 году не подвинулась вперед вовсе. 

1840-1842 годы были отмечены многими выдающимися произведениями Глинки. Так, в начале 1840 года он написал знаменитый свой романс «Я помню чудное мгновенье» на слова Пушкина, вальс для Е. К., отношения с которой оставались по-прежнему самыми теплыми и искренними. В мае того же 1840 года была написана мелодия знаменитого Болеро «О, дева чудная моя», из которой вслед за тем была сделана целая пьеса для фортепиано. Тем же летом были написаны двенадцать романсов под общим названием «Прощание с Петербургом». Это название было дано по следующему поводу. С весны 1840 года здоровье Е. К. стало заметно расстраиваться. Доктора объявили, что ей угрожает чахотка, и настоятельно советовали уехать из Петербурга на юг. Это известие чрезвычайно огорчило Глинку, который решил, с одной стороны, во что бы то ни стало доставить Е. К. средства для такого путешествия, а с другой, - предполагал проводить ее в этой поездке и сам. Поэтому написанные в 1840 году двенадцать романсов и были изданы под вышеприведенным названием «Прощание с Петербургом». Остальные же предположения Глинки осуществились следующим образом. 

Собрав с большим трудом семь тысяч рублей, Глинка обеспечил путешествие Е.К. Когда же он начинал думать о своем собственном отъезде, то им овладевали какие-то тревожные, неопределенно-мрачные мысли, и, улавливая себя на них, он замечал, что уезжать ему не хотелось. День отъезда был назначен, и передумать или изменить свое решение казалось невозможным. Настоящая причина этих неожиданных колебаний была в то время неясна для самого Глинки. На самом деле причиной было то, что он стал охладевать к Е. К., а в скором времени он и сам осознал эту горькую истину. Как бы то ни было, отъезд состоялся в назначенный день, а именно 11 августа 1840 года. Как было условлено, Глинка проводил Е. К. до Катежны, откуда она поехала на Витебск, а он на Смоленск. Приехав из Смоленска в Новоспасское, Глинка стал обдумывать свое положение и отношения к Е. К., и ему стало ясно, что прежнего чувства к ней у него уже нет. Тогда явилась необходимость хоть чем-нибудь оправдаться перед самим собой, и появляется такое оправдание: «За несколько дней до отъезда из Петербурга, - говорил Глинка в своей автобиографии, - Е. К. в припадке ревности жестоко огорчила меня незаслуженными, продолжительными упреками». Вслед за тем мысли композитора приняли новое направление. Он вспомнил, что у него есть иные, великие задачи в жизни, и ближайшей из них оказалась давно прерванная работа, а именно «Руслан и Людмила». Вдохновение музыканта опять пробудилось, полузабытые фантастические образы великолепной сказки Пушкина опять выплыли в его воображении, и он прилежно принялся за работу. За три дня была готова интродукция «Руслана». Вскоре после этого он отправился в Петербург и по дороге туда придумал финал оперы, который потом послужил главным основанием для увертюры к «Руслану». 

Приехав в Петербург, он поселился у Кукольника и тотчас принялся за прерванную работу. В ноябре 1840 года Глинка серьезно заболел горячкой и, хотя опасность скоро миновала, силы композитора возвращались очень медленно. Однако едва он оправился настолько, что мог работать, как снова принялся за своего «Руслана» и усердно работал над ним всю зиму. В промежутках Глинка успел написать несколько менее крупных по объему вещей, например превосходный романс «Как сладко с тобою мне быть» на слова Рындина, известную «Тарантеллу» и прочие произведения. Но ни эти второстепенные сочинения, ни недуги - ничто не могло оторвать его от работы над «Русланом и Людмилой». Он полюбил свою оперу и писал, не переставая, пока внезапно над ним не разразилась новая гроза. На сцену опять выступила его жена. 

На этот раз дело заключалось в том, что весной 1841 года по городу стали распространяться странные слухи. Они сообщали, будто жена Глинки вышла замуж за другого. Слух представлялся совершенно нелепым, но собранные Глинкой сведения подтвердили его справедливость. Сначала он был так поражен, что не знал, что и предпринять, но потом рассудил, что жена слишком злоупотребляет его терпением, и подал прошение о расторжении своего брака. Бракоразводный процесс затянулся на несколько лет. 

 

 

Всю зиму 1841-42 года Глинка вел тихий и уединенный образ жизни, занимаясь почти исключительно «Русланом», и к весне 1842 года опера была почти закончена, а немногое оставшееся нельзя было дописывать без сценических набросков и содействия балетмейстера и декоратора. Поэтому в апреле 1842 года композитор понес свою партитуру к директору театров Гедеонову. Но на этот раз все обошлось благополучно. Теперь директор театров знал, кто такой Глинка, и новая опера была принята без возражений. Также решили вопрос о гонораре и скоро начались приготовления к постановке оперы на сцене. 

В начале 1842 года в петербургском музыкальном мире произошло событие, взволновавшее все столичное общество и отразившееся отчасти и на Глинке. В Петербург приехал знаменитый Лист. Слава великого артиста была так значительна, что не только настоящие музыканты, но все петербургские дилетанты до последнего, все модные дамы большого света - словом, решительно все считали своим долгом восторгаться Листом и ухаживать за ним. Глинка часто встречался с Листом во многих домах высшего петербургского общества. Великий иностранный артист очень интересовался музыкой и личностью русского композитора, всегда упрашивал его играть или петь, и сам иногда играл его произведения. Репетиции «Руслана» продолжались, но приносили Глинке одни лишь огорчения. Все, кто слышал отрывки новой оперы, высказывали в основном негативное мнение. Глинка был в отчаянии.

Наступил день первого представления, 27 ноября 1842 года. Представление началось. Первый акт прошел еще довольно сносно, второй был бы тоже удовлетворителен, но хор в сцене Головы не справился со своей задачей и испортил дело. Четвертый акт также не произвел эффекта, а в конце пятого действия императорская фамилия уехала из театра. И когда опустился занавес, то послышавшиеся было нерешительные аплодисменты тотчас были покрыты энергичным и дружным шиканьем большинства публики. 

Это была полная неудача, не оставлявшая никаких сомнений. Глинка чувствовал себя невыразимо грустно. В следующем году оперу поспешили убрать из репертуара, и затем пятнадцать лет подряд Петербург совсем ее не видел. Имя Глинки, чья популярность была подорвана еще в 1839 году начавшимся разводом с женой, еще более померкло с неудачей «Руслана и Людмилы». А в следующих 1843-1844 годах приехали в Россию итальянцы и совершенно заполонили петербургскую сцену, надолго поглотив все внимание публики. Глинку начали постепенно забывать. 

Окончание следует...