Большинство из нас наверняка слышали историю про двух друзей – А. И. Герцена и Н. П. Огарёва, которые, гуляя как-то на Воробьёвых горах, дали друг другу клятву, которая навеки соединила их в одном стремлении к совершенству жизни. Принято говорить, что эти люди, верные своей святой клятве, пожертвовали жизнью ради освобож­дения России. Но, как выясняется, их связывала не только юношеская клятва, но и весьма запутанные и не самые красивые, с любой точки зрения, отношения.   Клятва была дана в 1827 году, Александр и Николай были тогда студентами Московского университета, а потом Огарёв написал об этом так: «На высоком берегу стояли два юноши. Оба, на заре жизни, смотрели на умирающий день и верили его будущему восходу. Оба, пророки будущего, смотрели, как гаснет свет проходящего дня, и верили, что земля ненадолго останется во мраке. И сознание грядущего электрической искрой пробежало по душам их, сердца их забились с одинаковой силой. И они бросились в объятия друг другу и сказали: «Вместе идем! Вместе идем!»   Не забыл об этом и Герцен, который писал: «Воробьёвы горы сделались для нас местом богомолья, и мы в год раз или два ходили туда, и всегда одни».   И эта клятва на Воробьёвых горах, как нам всегда говорили, вознесла дружбу Герцена и Огарёва на такую высоту, с которой «вся их последующая жизнь сливалась в одну единую жизнь». Да что там – говорили. 11 декабря 1978 года на том месте даже открыли стелу, сложенную из гранитных блоков. На бронзовом свитке там изображены портреты Герцена и Огарёва, а на граните высечено: «Здесь в 1827 году юноши А. Герцен и Н. Огарёв, ставшие великими революционерами-демократами, дали клятву не щадя жизни бороться с самодержавием».

  ЯКОВЛЕВ, ОН ЖЕ ГЕРЦЕН (КАНОНИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ)  

Александр Иванович Герцен родился в Москве в 1812 году в семье богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева. Кстати сказать, ставшую известной фамилию Герцен (от немецкого «herz» – «сердце») придумал сыну отец, и связано это было с тем, что его брак с матерью Александра Ивановича – немкой Генриеттой-Вильгельминой-Луизой Гааг – официально так и не был оформлен.   В 1847 году Герцен навсегда уехал из России. Какое-то время он жил во Франции, потом натурализовался в Швейцарии, затем переехал в Ниццу, затем – в Лондон, где им была основана русская типография для печатания всевозможных запрещенных изданий. С 1857 по 1867 год Герцен вместе со своим другом Огарёвым издавал еженедельную бесцензурную газету «Колокол», которую не без оснований называли «голосом и совестью эпохи».   Умер Александр Иванович в январе 1870 года в Париже, однако впоследствии его прах был перенесен с парижского кладбища Пер-Лашез в Ниццу.   Вот, собственно, и все, что можно прочитать об этом человеке, канонизированном в советское время, в любой энциклопедии. О его бурной жизни в эмиграции известно гораздо меньше. А вот о почти невероятных событиях, произошедших в его личной жизни, знает только узкий круг специалистов – историков и литературоведов.  

СЕМЕЙНАЯ ДРАМА И СМЕРТЬ ЖЕНЫ ГЕРЦЕНА

По всему выходит, что Герцен совершенно искренне считал, что бороться с нечеловеческими условиями русской жизни можно, лишь находясь за границей.   Конечно же, самым удобным местом для борьбы за освобождение России была Ницца, и Герцен в основном жил в этом прекрасном средиземноморском городе, который не был еще тогда французской территорией.   Короче, «декабристы разбудили Герцена», а с ним вдруг разыгралась семейная драма, нанесшая ему страшный удар в самое сердце. Дело в том, что жена Александра Ивановича вдруг не просто влюбилась в революционера и автора возвышенных стихов о величии души и справедливости Георга Гервега, но и стала его любовницей.   Надо сказать, что Герцен любил Наталью Александровну Захарьину с детства. Она была его кузиной, а точнее – незаконнорожденной дочерью Александра Алексеевича Яковлева (старшего брата отца Герцена). В 1838 году они поженились, а через несколько лет вместе покинули Россию (как потом оказалось, навсегда).   Следует отметить, что Наталья много болела. Связано это было с тем, что практически каждый год, начиная с появления на свет в 1839 году сына Александра, она рожала детей. К несчастью, второй, третий и четвертый ее ребенок умерли сразу после родов, пятый – сын Николай – родился глухим, а седьмой – дочь Лиза – прожил всего одиннадцать месяцев. В 1850 году родилась Ольга.   Георг Гервег был личностью по-своему незаурядной: он был в близких отношениях с молодым Карлом Марксом, в круг его друзей входил Рихард Вагнер…   Герцен узнал о любви своей жены к Гервегу в январе 1851 года. Его терзания по этому поводу нашли свое отражение в его произведении «Былое и думы», где им посвящена целая глава.   Герцен считал действия Гервега преступлением и признавал, что сердце его жены «было потрясено». Неизбежные последствия этого испугали его, и он писал: «Еще не было сказано ни слова, но уже сквозь наружную тишину просвечивало ближе и ближе что-то зловещее, похожее на беспрерывно пропадающие и опять являющиеся две сверкающие точки на опушке леса и свидетельствующие о близости зверя. Все быстро неслось к развязке».   А потом семейная драма достигла своего апогея, и Герцен прогнал Гервега из своего дома. И тогда началась переписка, ибо его Наталья любила поэта вопреки рассудку, а он… обнародовал ее письма, снабдив их достаточно едкими комментариями. Это была роковая ошибка! Супруги объяснились, и обманутая изменница назвала расхождение с мужем «страшной ошибкой»…   А в 1852 году жена Герцена умерла.   После этого Герцен переехал в Лондон и там, в 1853 году, основал Вольную русскую типографию, чтобы вслух, на весь мир и без помех обращаться к русскому народу. В 1855 году он выпустил в свет первый выпуск «Полярной звезды» (альманаха, названного так в честь альманаха декабристов), а в 1857 году, вместе со своим другом Огарёвым – первый лист первой русской бесцензурной газеты «Колокол».   МНЕ В БУДУЩЕМ НИЧЕГО НЕТ…   10 июня 1851 года, обращаясь к Огарёву, Герцен написал: «Вместе входили мы в жизнь… Я дошел не до цели, а до того места, где начинается спуск Для себя я больше ничего не жду, ничто не удивит меня, ничто не порадует глубоко. Удивление и радость обузданы во мне; воспоминаниями былого, страхом будущего. Я достиг такой силы безразличия, безропотности, скептицизма, иначе говоря – такой старости, что переживу все удары судьбы, хоть я равно не желаю ни долго жить, ни завтра умереть».   По сути, жена, вера в революцию, в республику – все для него тогда погибло. Он работал словно по инерции. И он с горечью констатировал: «Мне в будущем ничего нет, и нет мне будущего».   Впрочем, жить ему оставалось еще 18 лет. Целых восемнадцать лет! Немало для человека, утверждавшего, что у него нет будущего.  

НАТАЛЬЯ № 1 И НАТАЛЬЯ № 2

Перед смертью Наталья Александровна не раз говорила, что хотела бы доверить воспитание детей Наталье Алексеевне Тучковой. Жена Герцена любила ее, называла ее «моя Консуэло» (по-испански consuelo – это утешение, успокоение, отрада) и верила, что только Тучкова сумеет заменить мать осиротевшим детям.   Упомянутая Наталья Алексеевна Тучкова родилась в 1829 году в селе Яхонтово и была дочерью предводителя пензенского дворянства и участника событий 1825 года А. А. Тучкова, человека в высшей степени благородного и хранившего заветы декабристской чести. Она получила хорошее домашнее образование, а в 17 лет откликнулась на чувства… Николая Платоновича Огарёва. И в 1849 году она стала его гражданской женой. Как две Натальи стали подругами – это отдельная история.   Они сблизились во время совместного путешествия их семей по Европе в 1847–1848 годах. Вскоре у 20-летней Тучковой начался роман с Огарёвым. И ее не останавливало, что он старше на 15 лет и на данный момент все еще состоит в законном браке (в 1838 году он обвенчался с Марией Львовной Рославлевой). Не смущала ее и перспектива любовного многоугольника.   В своих «Воспоминаниях» Наталья Тучкова потом написала:   «В 1852 году Наталии Александровны Герцен не стало, а муж ее не переставал звать Огарёва, и потому было решено, что мы поедем за границу на неопределенное время».   Это был весьма смелый поступок.  

ПРОБЛЕМЫ В СЕМЬЕ ОГАРЁВА

  Дело в том, что Мария Львовна, первая жена Николая Платоновича, проживавшая тогда в Париже, решительно отказала ему в официальном разводе. При этом сама она сошлась с молодым русским художником Сократом Воробьёвым, приятелем Огарёва. А потом она объявила о том, что беременна. Говорили, что это ребенок от того самого приятеля, но Огарёв согласился признать его своим. Изумление по этому поводу было всеобщим, а возмущенный Герцен выразил свое отношение к происходившему следующим образом: «Да когда же предел этим гнусностям их семейной жизни?»   Но ребенок родился мертвым, и это явилось последним актом семейной драмы Огарёвых. Уже в декабре 1844 года супруги разъехались навсегда. И вот теперь Мария Львовна начала судебное преследование «мужа-изменника» по крупному, как она утверждала, денежному векселю, ранее выданному ей (в свое время полмиллиона рублей из отцовского состояния Николай Платонович даровал жене, а потом дело было оформлено так, будто Огарёв получил у нее эти деньги взаймы, обязавшись регулярно выплачивать ей годовые проценты). Герцен в «Былом и думах» назвал это дикое упрямство Марии Львовны «ревностью без любви». А вот Авдотья Панаева, гражданская жена поэта Некрасова, поддержала тогда Марию Львовну. Поддержал ее и сам Некрасов. Панаева, как говорят, потом сумела прибрать весь капитал своей почти обезумевшей и одинокой (Сократ Воробьёв давно бросил ее) подруги к рукам, и она выплачивала Марии Львовне проценты, правда, совсем не так регулярно, как это делал Огарёв…   Как бы то ни было в этой неприглядной истории, для Огарёва и Тучковой создалось тогда крайне тяжелое положение, которое могло привести к самым непредсказуемым последствиям.   Связь Тучковой с Огарёвым действительно создала массу проблем. В частности, А. А. Тучков, отец Натальи, настаивал, чтобы Огарёв на ней женился. Это привело в ярость его первую жену Марию. В результате, зимой 1848–1849 годов ее родственники, почтенные пензенские дворяне, донесли на Огарёва и Тучкова, объявив, что они занимаются «какими-то сочинениями в духе революционном». В доносе также утверждалось, что А. А. Тучков преспокойно взирает на растление своих дочерей, а Огарёв оставил жену и должен ей значительную сумму, «которую, конечно, и заплатил бы он, если бы не попал в коммунисты под руководство Тучкова».   Кончилось все это тем, что в 1850 году А. А. Тучков вместе с Огарёвым даже подвергся аресту и находился под тайным надзором полиции. А та доносила «наверх», что А. А. Тучков «носит бороду и обнаруживает перед молодыми людьми вольный и противорелигиозный образ мыслей».   Чуть позже генерал А. А. Куцынский, начальник Отдельного корпуса жандармов, разобравшись в сути дела, писал об Огарёве так: «Лично его не знаю, но слышал о нем, как о человеке, беспредельно кротком, добром и самого слабого характера. Женат на Рославлевой, безнравственной женщине, проживающей ныне в чужих краях. Огарёв хлопочет о разводе. Между тем приютился в семействе Тучкова и находится под непосредственным его влиянием и в самых близких отношениях с его дочерью, девицею Натальей».   Лишь смерть Марии Львовны Огарёвой весной 1853 года позволила ее бывшему мужу оформить свой новый брак, а в начале 1856 года им с Натальей Тучковой удалось получить заграничные паспорта – «для излечения болезни» Николая Платоновича. Однако вместо объявленных минеральных вод в Северной Италии они проследовали в Лондон, к Герцену.   ЖИЗНЬ ВТРОЕМ   Итак, через несколько лет после смерти жены в Англию, где жил тогда Герцен с детьми, приехал Огарёв со своей женой. И тут произошли события, которых никто предвидеть не мог…   Наталья Тучкова полюбила Герцена, и для Огарёва, который был горячо привязан к ней, это стало тяжким ударом. И что удивительно, когда отношения Герцена и Натальи Алексеевны потом зашли в тупик, когда дети Герцена и сам Герцен были отравлены ядом постоянных ссор с ней, Огарёв в одном из писем Герцену написал: «Ты иногда мне намекал, что ты внес в мою жизнь горечь. Это неправда! Я в твою жизнь внес новую горечь. Я виноват».   И это написал человек, который много лет дружил с Герценом, который странным образом жил с ним, а заодно и с его женой. Понять подобное трудно, но, в принципе, можно, ведь любовь всегда приходит и уходит помимо нашей воли и нередко делает глупыми даже очень незаурядных людей.   Согласно «Воспоминаниям» Натальи Тучковой, 15 декабря 1864 года Герцен и Огарёв усадили ее с дочерью Лизой в вагон поезда, который отправлялся на юг Франции в Монпелье. Сам Герцен обещал скоро присоединиться к ним, и, в самом деле, они вскоре дождались его приезда. А потом Александр Иванович ненадолго уехал в Женеву и, встретившись там с сыном, вернулся на Лазурный Берег.   Они с Натальей Тучковой поехали в Канны, а оттуда – в Ниццу. Весной 1865 года из Ниццы они переехали на дачу близ Женевы. Дача эта, больше похожая на старинный замок, называлась «Шато де ля Буассьер». Места там было достаточно, и вскоре к ним из Италии приехали погостить дочери Герцена Наталья (Тата) и Ольга (напомним, что от первой жены у Герцена было трое детей: Александр, Наталья и Ольга).   Было у Герцена и трое детей от Тучковой. При этом все они (дочь Лиза, а также близнецы Елена и Алексей) официально считались детьми… Огарёва, про которого Герцен не раз говорил, что они с ним – «разрозненные тома одной поэмы».   Судьба этих детей сложилась трагичес­ки. Близнецы Елена и Алексей умерли от дифтерии: дочь – в ночь с 3 на 4 декабря, а сын – 11 декабря 1864 года. А вот экзальтированная Лиза покончила с собой во Флоренции, семнадцати лет от роду, от несчастной любви к респектабельному (и счастливо женатому) французскому профессору Шарлю Летурно.

  В СИЯНЬИ ГОРДОГО ПОКОЯ…

  Последние годы жизни Герцена прошли преимущественно в Женеве, однако в 1869 году он вновь наведался в любимую Ниццу. В это время Огарёв остался в Женеве, и они продолжили общение друг с другом характерным языком XIX века – посредством писем.   В это трудно поверить, но Николай Платонович проявил в отношении своей изменницы-жены поразительное великодушие. При этом Герцен, похоже, и тут больше думал о мировых проблемах, чем о близких ему людях, спокойно наблюдая, каких огромных усилий стоило это его другу.   Герцен, как ни в чем не бывало, писал Огарёву: «В моей чистой близости с твоей подругой был для меня новый залог нашего trio».   Чистой близости? С твоей подругой? Вообще-то говоря, эта подруга была женой Огарёва, и они были венчаны в церкви. А это, особенно в XIX веке, было делом святым, фактически принятием обязательства в верности перед лицом самого Господа. Да и в одной из заповедей говорится: не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его…   Удивительно, но Огарёв был, вроде бы, и не против этого тройственного союза. Правда, через некоторое время он предпочел удалиться.   В данном контексте совершенно по-особенному звучат написанные им строки:   Тот жалок, кто под молотом судьбы Поник – испуганный – без боя: Достойный муж выходит из борьбы В сияньи гордого покоя…

  ВСПЫШКА УСТАЛОГО СЕРДЦА  

Однако деликатный уход Огарёва из любовного треугольника не принес добрых плодов. С каждым прожитым вместе с Герценом годом требовательность Натальи Тучковой росла, а вместе с этим росли раздражительность и неудовлетворенность. Это был какой-то замкнутый круг, и Александр Иванович понял, что жестоко ошибся, приняв свой порыв за любовь, сама же Тучкова весьма точно назвала его чувство «вспышкой усталого сердца». Но было уже поздно что-либо изменить. Короче говоря, их союз не принес радости никому.   Огарёв же «в сияньи гордого покоя» наблюдал за тем, как двое близких ему людей ранят и мучат друг друга. Как ни странно, хотя он и достаточно тяжело перенес разрыв с любимой женой, но его дружба с Герценом не охладела, о чем свидетельствуют его слова, написанные в 1861 году в одном из писем: «Что любовь моя к тебе так же действительна теперь, как на Воробьёвых горах, в этом я не сомневаюсь».   А вот трое детей Герцена от первого брака находились с «мачехой» в разладе. Они относились к ней не просто недружелюбно, но иногда и откровенно враждебно. Они не желали понимать чувства отца и считали, что он дурно поступил в отношении своего лучшего друга.   2 февраля 1869 года Герцен написал Огарёву: «Обрывается все на мне. Что впереди – я издали не знаю и иду с завязанными глазами. Жизнь частная погуб­лена. Время идет, силы истощаются, пошлая старость у дверей».

  ЖИЗНЬ ОГАРЁВА С МЭРИ САЗЕРЛЭНД

  А Николай Платонович в это время уже увлекся неким «погибшим, но милым созданием» – англичанкой Мэри Сазерлэнд. Она была почти неграмотной «падшей женщиной». Он познакомился с ней случайно, гуляя вечером по туманному Лондону. Озябнув, он забрел в какой-то полупустой паб и подсел там к молодой англичанке, поджидавшей случайных мужчин…   После этого они не расставались, так как сострадание к судьбе этой женщины, оказавшейся на самом дне жизни, быстро переросло у Огарёва в стойкую привязанность. Да, после всего, что он и сам пережил, он полюбил Мэри, не пожелав, как утверждает он сам в одном из писем, «завершить последний акт своей трагикомической жизни аристократической подлостью».   Вскоре Огарёв подыскал отдельную квартиру, где и поселился вместе с Мэри Сазерлэнд и ее пятилетним сыном, предполагаемый отец которого исчез, нанявшись матросом на торговое судно.   Вплоть до смерти Огарёва Мэри вела хозяйство, ухаживала за ним (он начал сильно пить, участились эпилептические припадки), была его и нянькой, и верной подругой.   Долгие годы именно она была для него одновременно и любовницей, и сестрой милосердия. Именно эта бесхитростная женщина, а не экзальтированная сторонница свободной любви, какой была Наталья Тучкова, оберегала его, как ребенка, предугадывая время его припадков.   И именно ей он посвятил следующие строки:   Как благодарен я тебе За мягкость ласки бесконечной…   По всей видимости, эта простая добрая женщина и не задумывалась при этом о «трагикомичности своей жизни» и о каких-то там «аристократических подлостях». Она и слов-то таких не знала, зато вот десять простых христианских заповедей не были для нее чем-то, имеющим отношение к кому угодно, но только к другому…   К Генри, сыну Мэри Сазерлэнд, Огарёв относился по-отцовски, а еще у них воспитывался… первый внук Герцена по прозвищу Тутс. Мальчик этот был незаконнорожденным сыном Александра Александровича Герцена и Шарлотты Гетсон, которая в начале июня 1867 года покончила с собой, бросившись в воды Женевского озера.

  ГРАНЬ, ЗА КОТОРОЙ ПРЕКРАЩАЕТСЯ БОЛЬ

  В 1869 году Огарёву было 56 лет, а Герцену – 57 лет.   По отзывам современников, тяжелая болезнь настолько подточила физические силы Огарёва, что он выглядел «глубоким стариком». Тем не менее дух его был непоколебим.   Здоровье Герцена также было совершенно разрушено. Ему хотелось лишь одного – покоя и устроенности. И как же тяжелы были выпавшие на его долю лихорадочные скитания последних лет – Париж, Ницца, Цюрих, Флоренция, Женева, Брюссель…   9 (21) января 1870 года Герцена не стало. Он был похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез, однако позже его прах был перевезен в Ниццу и погребен рядом с могилой детей и его любимой Натальей № 1.   Его друг Огарёв умер 31 мая (12 июня) 1877 года в небольшом английском городке Гринвиче: у него прямо на улице случился очередной припадок, при падении он повредил себе позвоночник и умер через несколько дней, не приходя в сознание. Его похоронили на гринвичском протестантском кладбище, и лишь в 1966 году его останки были перевезены в Москву и похоронены на Новодевичьем кладбище.   Так не стало этих двух очень странных (в том числе и по современным весьма либеральным и раскрепощенным понятиям) и очень неординарных людей, принесших некогда друг другу клятву на Воробьёвых горах.   Что же касается Натальи № 2, то ее дальнейшая судьба сложилась трагически. Умерли Герцен и Огарёв, покончила с собой ее дочь Лиза… Все было в прошлом, и одновременно с этим впереди ее ждало еще почти сорок лет жизни, холодной и полной одиночества.

http://www.sovsekretno.ru/articles/id/4678/

Смотрите оригинал материала на сайте "Совершенно секретно" :http://www.sovsekretno.ru/articles/id/4678/