В сентябре Либрусек опубликовали у себя мою книгу. Правда, не только Либрусек. Теперь она гуляет по всем библиотекам,
ее можно читать онлайн или скачать в формате Fb2.
Вот только версия представлена из черновика (клик по книжке).

А вот редакторская, полная версия (для бесплатного скачивания) представлена ЗДЕСЬ

Приятного прочтения!

...Такой пустоты я не знала ранее…
Даже, когда не стало Егора, мне казалось, что худшего финала в жизни Анны Гром быть уже не может.
Как если бы целая планета за миллиарды лет существования вдруг исчезла без следа.
Как если бы обещанный конец света произошел только для одного человека.
Можно ли это объяснить одним словом: «конец»?
Нет такого слова, что бы передать те чувства.
Это не та пустота, что следует за концом.
Это полное, абсолютное, бесповоротное, неизмеримое опустошение.
Как если бы врата рая захлопнулись просто перед тобой. И тебе больше некуда идти. Тебя просто нет.

Я не помню как села в автобус, не помню, как попала в столицу, не помню, как рухнула без сознания в холле гостиницы. Как дрожащие руки управителя и нескольких его помощников донесли меня до номера.
Я очнулась в спальне, которую так давно не видела… или я не покидала ее никогда?
Но поняла, что весь кошмар не приснился мне.
Только не знала еще, кем я проснулась в тот день.
Ведь стать прежней Анной я уже не смогу.

Меня воспринимали как босса, и, может, поэтому не задавали никаких вопросов. О том, где я была все это время. Почему вдруг свалилась как снег на голову и с фанатизмом принялась восстанавливать гостиницу?
Неожиданно для себя самой я оказалась блестящим руководителем. Строгим и настойчивым.
Егор гордился бы мною.
За год умирающая гостиница стала на ноги.
У меня твердый взгляд, гранитная воля. Я та женщина, что не знает поражения.
Та женщина, что не знает, что такое депрессия.
Та женщина, что не знает, что такое – желать себе смерти.
Такая женщина будет жить!

Однажды я нашла на своем рабочем столе письмо.
Там сообщалось, что Ирина Гром навсегда помещена в клинику для душевно больных. Что Веры Белоус не стало в живых от перенесенного ею горя. Что Семен Гром остался совсем один и просит прощения у своей дочери…
Я приехала к нему уже на другой день.
Я не узнала того человека, что открыл мне дверь.
Это был старик.
Старик, рыдающий в объятиях дочери.
Страшно подумать, как способен измениться человек всего за год. Быть может, я одна понимала, насколько это возможно.
Я просила отца уехать со мной, но он не соглашался.
Там оставался последний его долг, последнее искупление…
Его жена, его заключенная, для которой отныне он являлся личным стражем, до последнего ее дня.
Это было его решение.
Его жизнь.
Но я сказала, что всегда буду ждать его.
Потому что он мой отец!

Есть ли в той новой жизни Кирилл?

Мы не могли видеться.
Но всегда, неизменно я ощущала его рядом. Как родственную душу, которую чувствуешь сквозь пространство…
В любой день, в любой час я могла найти его, прийти на премьеру, встретиться с ним, заглянуть в глаза, и – О, Боже! – обнять его!
Ничего я не жаждала сильнее.
И ничего так не боялась.
Боялась не того, что при виде Кирилла меня раздавят воспоминания.
Я боялась себя, своих чувств.
Странно бояться чего бы то ни было после всего, что случилось.
Странно бояться оживающего сердца.
А все же сердце намного сильнее, чем представляет наш ум.


Мой ум больше не туманиться, логика и воля стали тверже камня. Я как никогда четко разделяю грань между чувствами и бизнесом, эмоциями и рассудком. А главное – с первого взгляда определяю сущность человека, его мысли, намерения. Будто дар ясновидца обрела моя истерзанная душа в награду за выдержку и терпение. Чтобы стать крепким инструментом – налаженным и звонким – в руках судьбы.

...
Двери лифта бесшумно открылись и я в который раз убедилась, что не только в моем номере, но и здесь все осталось на своих местах, как и прежде.
Небольшой вестибюль. Гладкий мраморный пол, покрытый мягким вишневым ковром. Удобные диванчики. А вот и то самое кресло…
У кресла, ко мне спиной, стоял человек.
Я узнала его сразу.
Сердце вспыхнуло огнем.
Он смотрел на меня через отражение в окне. А когда повернулся…
Не знаю, почему я не упала как подкошенная, ведь практически перестала ощущать под ногами пол.
Прежняя Анна наверняка упала бы.
Я же стояла и не сводила с него глаз, боясь проронить хоть слово…
Кирилл подошел не спеша, изучая меня жадным взглядом, тоже молча…
Может, прошла секунда, а может, час. Мы стояли в шаге друг от друга и, не моргая, смотрели друг другу в глаза.
И не могли насмотреться.
Потом он обнял меня так крепко, что я готова была закричать от боли. Такой сладкой боли!
Наши поцелуи были несдержанными и голодными, чередуясь с осторожными и робкими.
И мы не могли насытиться.
Набрасывались друг на друга так, будто хотели убить, а потом снова оживляли нежными прикосновениями…

Сейчас ночь.
Он уснул, утомленный и счастливый.
В огромном окне моей спальни – от пола к потолку - виднеется внизу яркий ночной город. Как много там счастья и боли, встреч и разлук, смерти и жизни, а сколько любви…
Луна смотрела на меня так понимающе.
И тогда я впервые села за ноут-бук, чтобы написать обо всем, что случилось, и понять, что привело нашу жизнь, мою и моих родителей, к такому губительному финалу...
Любовь? Или иллюзии?
Мы все живем в иллюзиях, и даже, если не сознаем того, все равно имеем единственное стремление в жизни – найти что-то настоящее. Настоящий дом, настоящую любовь…
Но, если иллюзии с легкостью помещаются в одной голове, то в поисках настоящего не хватит и целого мира.
Иллюзия – сладкая таблетка в минуты безверья. И наркотик, разрушающий человеческое существо, как любой другой наркотик.
Но мы устроены так, что иллюзии всегда будут частью нашей жизни. Мы в плену у себя самих. Но только мы сами способны контролировать степень своего самообмана.
Живите в иллюзиях, дамы и господа! Но не позволяйте им господствовать над вами.

Тот финал был предрешен, когда я только появилась на свет.
Но именно он дал мне новую жизнь. И подарил мне Кирилла.


Тело болит от страстных поцелуев. Губы искусаны, но я улыбаюсь.
Перед тем, как уснуть, Кирилл прошептал:
– Я тебя больше никогда не отпущу. Я никому тебя не отдам, слышишь? Чего бы это мне ни стоило, я пойду на все, но я никому и никогда тебя не отдам…

Интересно. Как далеко он готов пойти ради этого?..


март,2009

...Я не спеша приблизилась к небольшой калиточке, вошла в сад и уже тогда смогла разглядеть, что свет горел в каминной. Значит, он уже здесь, мелькнула мысль в голове. Либо оставил свет нарочно, чтобы я его дождалась.
В саду возле дома было темно, там что-то треснуло, мне показалось, ветка, и я быстро оглянулась. Почудилось, там кто-то есть. И тут же пришлось напомнить себе, что я не имею права бояться. Я повернулась к саду спиной и поднялась по ступенькам крыльца. Дверь в дом оказалась распахнута. Не успела я разобраться, что к чему, как услышала рокот мотоцикла, стремительно приближающийся к дому.
Кажется, Кирилл спешил, потому что пролетел сквозь калитку не останавливаясь. Все выглядело так, будто он собирался въехать в дом на мотоцикле. Может, снова попытается меня раздавить, подумалось мельком. Но мужчина соскочил с байка на ходу, как каскадер, и одним прыжком взлетел на крыльцо.
Прежде чем я сообразила, что происходит, его руки сомкнулись на моей шее стальным обручем. Дребезжащий от бешенства голос зашипел в лицо:
– Ты думаешь, я не смогу сделать этого снова?!!
Я попыталась вырваться, но все мои усилия оказались тщетными. Он оторвал меня от земли и с силой вдавил в стену дома. Ноги мои беспомощно повисли в воздухе и я почувствовала, что тело немеет, что скоро наступит конец.
Но в тот же миг, словно по команде инстинкта, я из последних сил ударила его пяткой в промежность. Он взревел, как дикое животное и швырнул меня в распахнутую дверь веранды. Увидев, что парень очень быстро отходит от шока, я вынуждена была вскочить на ноги и ринуться в каминную, потому что обратный путь, путь из дома, он преграждал собою. Далеко убежать я не успела. Он снова швырнул меня с сумасшедшей яростью, и я как тряпичная кукла полетела через комнату, опрокинув собою кресло и едва не угодив головою в камин. От боли и шока я не могла подняться, и не успела прийти в себя, как он уже набросился на меня с новой силой, издавая страшные звериные звуки, выкрикивая оскорбления.
– Думаешь, я не смогу убить тебя снова? Тварь!
Он начал колотить меня головой об угол камина, пальцы сжимались на горле все сильнее. Перекошенное, нечеловеческое лицо – это было последнее, что я видела, перед тем, как в глазах потемнело, а в ушах неожиданно раздался шум прибоя. Краем глаза я успела заметить мелькнувшую тень за спиной мужчины, и кажется, успела подумать, что в комнате есть еще кто-то…


Веки разомкнулись и в глаза ударил резкий свет. Я в панике схватилась за горло, понимая, что не могу дышать.
Но дыхание, хоть и с болью, но все же прорвалось сквозь глотку.
Я лежала на полу и какое-то время не могла понять, что происходит. Горло болело, будто кто-то сжимал его мертвой хваткой… До меня вдруг дошло, что так и было. В ушах гремели слова проклятий, перед взором стоял лик монстра, испускающего пену…
Я попробовала подняться, но это было чертовски трудно.
Тело не слушалось, казалось совсем ватным.
Я стала осторожно ползти по полу.
Я не знала, сколько времени прошло с тех пор, как меня душили. Я не знала, думал ли убийца, что он меня прикончил, или специально бросил здесь, чтобы потом домучить. Я понимала одно, этот человек – больной псих, он не отпустит меня живой.
Я осмотрелась, но никого не увидела. Прислушалась, но ничего не услышала. И все же ни секунды не сомневалась, что он где-то поблизости. Может быть, даже следит за мною, забавляясь.
Мне нужно что-то делать. Как-то защищаться.
Ожидая нападения в каждый момент, я все же доползла до веранды. Дверь дома оставалась по-прежнему распахнута, я стала ползти быстрее при виде ее. Но руки вдруг заскользили в чем-то липком и холодном, я на что-то наткнулась у самого порога. Я с ужасом сообразила, что это кровь и, приглядевшись в полутьме, нашла подтверждение своей худшей догадки. Мужчина в милицейской форме лежал в луже крови прямо посреди прохода.
Только чудом я не закричала тогда. Тошнота и головокружение стали накатывать на меня быстро и неудержимо. И все же страх добавил мне сил. Рывком вскочив на ноги, я выбежала на крыльцо. Но там я снова потеряла равновесие, споткнувшись на ступеньке. Подвернув лодыжку и пролетев остаток лестницы, повалилась на сырую землю.
Прижав ладонь ко рту и сжимая зубы от боли, я заставила себя промолчать и в этот раз. Почувствовав, что сейчас брызнут слёзы, я зажмурила глаза и призвала всю внутреннюю силу, чтобы совладать с чувствами. Рядом лежал мотоцикл. При виде него, я вспомнила, что Кирилл по-прежнему где-то неподалеку.
Приподнявшись на локтях, я постаралась реально оценить состояние ноющей ступни и свою способность бежать. Затем снова стала твердить сквозь зубы, что иного выхода у меня нет, что придется бороться, не смотря на слабость и боль. И пока я беспомощно соображала, откуда-то неожиданно донеслись мужские голоса, чей-то истерический смех, а затем звук выстрела.
Я замерла и прислушалась. Сомнений не было, где-то за домом, вероятнее всего возле озера, что-то происходило.
Я заставила себя подняться и, почти не ощущая ног, с трудом ступая на поврежденную лодыжку, побрела в том направлении. Все было именно так, как я и предположила. Возле озера действительно происходило что-то странное.
Первое, что я увидела – два темных силуэта. Мне пришлось несколько раз тряхнуть головой, заставляя себя собраться, потому что в какой-то момент я решила, что у меня случился обман зрения, либо я просто перестала управлять рассудком.
Там было два Кирилла.
И они, кажется, боролись не на жизнь, а на смерть.
Ноги подкосились и я снова рухнула в метрах двадцати от них, наблюдая за происходящим как в гипнотическом сне.
Один из Кириллов явно лидировал. Он вогнал Второго в озеро почти по грудь и нещадно дубасил его, хватал за волосы и пытался утопить. Тот, что был Вторым, время от времени давал отмашку, но сил у него, судя по всему, становилось все меньше.
– Как ты выбрался, скотина, – орал Первый Кирилл, хватая за горло Второго. – Ты перехитрить меня хотел, да? – После чего он снова стал топить двойника, почти полностью скрыв его под воду. Но неожиданно Кирилл номер Два произвел какое-то хитрое движение, резко вынырнул и, обхватив противника за ноги свободными руками, перебросил его через голову и тот, потеряв равновесие, плашмя полетел в воду.
Воспользовавшись моментом, когда противник оказался временно устранен, мужчина стал быстро выбираться из озера. Но нападающий не предоставил ему такого удовольствия и вскоре догнал его, и теперь они боролись уже практически на берегу.
И мне вдруг стало ясно, за что они боролись. Это без сомнения было оружие, которое лежало где-то в траве, может, в метре от них, и к которому каждый стремился дотянуться, опережая другого...
Я продолжала смотреть на них, пребывая в полубессознательном состоянии. И один из Кириллов вдруг заметил меня и закричал в исступлении.
– Беги!!!
Его двойник, воспользовавшись тем, что соперник отвлекся, нанес ему сокрушающий удар в челюсть, от которого мужчина снова оказался по пояс в воде. И когда обернулся, вдруг оказалось, что это не Кирилл…Что это был просто человек в одежде Кирилла…А настоящий Кирилл оглушенный, снова тонул в озере.
Увидев меня, Псевдокирилл гримасно хмыкнул:
– Сколько раз мне тебя убить, чтобы ты, наконец, сдохла, – Спросил он с ненавистью, поднимая с земли пистолет.
– Ты сначала закончи со мной, – прокричал ему Кирилл, барахтаясь в воде.
Псевдокирилл крякнул, содрогаясь всем телом, явно насмехаясь над воинственностью Кирилла, снова направляясь в воду, размахивая пистолетом в воздухе, как какой-нибудь забавной игрушкой.
– Я же пообещал, что ты сдохнешь. – сказал он. – Выбирай: утопишься или застрелишься? – После чего истерично захохотал.
– Только после тебя, – плюнул Кирилл.
До меня, наконец, дошло происходящее.
Человек, который пытался утопить Кирилла – и есть убийца. Тот самый человек, что набросился на меня в доме. Тот самый человек, что убил Миру и Алису, затем преследовал меня, всячески камуфлируясь под Чатаева.
А Кирилл был его очередной жертвой. Нет, не просто жертвой. Убийца собирался списать на него все свои преступления. Вот почему он был в его одежде, ездил на его мотоцикле. И очевидно просто сейчас, на моих глазах, он убьет Кирилла...

...Наконец телефон зазвонил.
Я уже находилась в ванной, прилипнув к двери и пытаясь расслышать, о чем говорит отец. Включенный душ мешал мне, практически все заглушая. Но вот интонация папы резко подскочила:
– Что? Замок не работает? Я сейчас спущусь.
Как только входная дверь захлопнулась, я выскочила из ванной, держа наготове пакет с одеждой. Посчитала до десяти, чтобы у отца было время спуститься вниз, и тогда осторожно выскользнула в подъезд.
Родители жили на предпоследнем, восьмом этаже, и это обстоятельство я так же учла. Я поднялась на девятый. Там, как правило, было тихо, вероятность наткнуться на кого-нибудь в десять часов вечера практически ровнялась нулю. Я быстро переоделась, и к тому моменту, когда двери лифта распахнулись на восьмом этаже, выпустив моего отца с пиццей, я уже поправляла парик на голове.
Едва дождавшись пока он войдет в квартиру, нажала на кнопку лифта, молясь, чтобы его никто не перехватил. У меня оставались считанные секунды до того момента, когда отец поймет, что меня нет в душе. Сейчас он крикнет через дверь ванной, что пицца прибыла. Не получив ответа постучит, поймет, что дверь открыта, войдет и увидит, что меня там нет. Он помчит в мою спальню, но подозрение уже охватит его, ведь неспроста же парень, принесший пиццу, утверждал, будто его предупредили наперед о неисправности кодового замка. Не найдя меня и в зале, возле телевизора, он, наконец, поднимет шум, догадавшись, что я просто нагло сбежала из дома…
И тогда меня поймают раньше, чем лифт остановится на первом этаже…
И вот я выхожу из двери подъезда, внушая себе, что я не Анна Гром, что даже не похожа на нее, что даже если отец уже поднял тревогу, никто не обратит внимание на обычную молоденькую девчонку с длинными черными волосами, выходящую из подъезда. Или все же обратит?
Я шагала намеренно развязно, лениво, беззаботно, сунув руки в карманы, как это делают все подростки. Никто сейчас и не станет сомневаться, что я подросток.
И все же мне удалось.
Я беспрепятственно миновала все посты, и будучи уже далеко за приделами двора, в котором жили родители, все еще не верила, что все получилось
Под покровом ночи город выглядел еще более плачевно. В неподдельной глухой пустоте даже собаки спрятались по норам. Но упорная мощная сила, дикое горячее стремление росло с каждым шагом, увлекая и подгоняя меня пульсирующим в сознании решением, пробивающимися молодыми ростками надежды.
Земля была еще мокрой, в лужах на асфальте одиноко и мрачно утопало отражение редких уличных фонарей. Воздух сырой и прохладный. Из-за отсутствия ветра все будто замерло, как на старой картинке, и, казалось, никогда уже не рассосется этот застывший призрачный вакуум, никогда не наступит день, и люди не станут шагать по этим тротуарам…
Весь мир словно исчезал за стенами города - там притаилась тьма, непроглядная, пустая и черная. Оставались только пустынные улицы, да звезды на тусклом расплывчатом небе. И еще неизвестность.
А несколько недель назад так же как и я сейчас, смело, без оглядки, шел он – убийца, навстречу своей жертве. Либо она сама ступала бесшумно, бессознательно, не замечая угнетающей этой пустоты, плывя сквозь дымку блаженства в окрыляющем наркотическом экстазе. На губах ее блуждала счастливая улыбка, луна отражалась в блестящих холодных глазах. Может она даже знала куда идет и зачем. Знала, кто идет следом, знала, что ждет впереди. Но связь с земным ее прекращалась, а звезды, как тысячи глаз небесных зрителей, наблюдали последний ее спектакль…
И я не просто шла по бегущему вперед тротуару, грязному и безлюдному. Судьба вела меня извилистым путем испытаний.
Такси дожидалось, где и было договорено. Таксист, решив, что я малолетняя проститутка, потребовал денег наперед, за то, что заставила его ждать. Когда он услышал, куда мне нужно ехать, разразился проклятиями.
– Сатанисты, что ли? Слышал я о таких. Поэтому никуда я тебя ночью за город не повезу.
– Послушайте, уважаемый, – сказала я железным тоном, – я сейчас пребываю в очень взвинченном состоянии, именно в таком, знаете ли, в котором очень легко скандалить, хоть скандалить я ненавижу всем нутром. И поэтому если вы не везете меня, куда я прошу, мне придется звонить диспетчеру и сообщать о вашем нежелании работать. Либо мы договариваемся о двойной сумме, и вы ни о чем не заботитесь.
Он недовольно пожевал усы и завел мотор.
Я сидела рядом с ним и внимательно следила за дорогой, стараясь вспомнить направление. Было темно и я боялась ошибиться. Какое-то время мне казалось, что вся дорога за городом совершенно одинакова, что мне никогда не удастся найти то место, куда возил меня Кирилл. Нервы были напряжены до предела. Наконец мне показалось, что я узнала поворот и приказала водителю резко свернуть. Оставалось проехать совсем немного, но таксист неожиданно испугался и сказал, что дальше он не едет.
– Почему?
– Ага! Выскочат сейчас твои дружки из кустов, накинут мне удавку на шею и до свидания. Я что дурак, по-твоему! – Машина остановилась. – Выметайся давай! Давай деньги и выметайся. – Он вырвал деньги у меня из руки и вытолкнул из машины. Затем так, будто сам черт гонится за ним по пятам, помчался прочь.
Я осталась на неизвестной дороге, в темноте, не уверенная даже в правильном ли направлении иду. Заросли деревьев производили таинственные звуки, шумя листьями и роняя капли дождя.
Но ни темнота, ни деревя-мистификаторы не способны были нагнать на меня страх. Страх совершенно иной, сжимающий сердце, был много сильнее. Что, если я ошиблась, и нахожусь теперь в той стороне, где нет никакой вероятности встретить Кирилла?
Но пройдя несколько метров, путаясь ногами в мокрой траве и спотыкаясь на неровной тропинке, поняла, что не ошиблась. Вскоре я заметила светящиеся окна в доме, и уже не сомневалась, что это та самая усадьба...

...– Тебе придется торчать под подъездом на протяжении всей ночи, оберегая меня как английскую королеву. Разве остаться в квартире не лучший вариант? И тебе спокойнее, и меня совесть не замучит. Я могу постелить тебе на диване в гостиной…
Заметив его колебание, я быстро добавила:
– Давай обойдемся без стеснений! Кому еще я могу доверять, если не тебе?
Леша неожиданно залился краской стыда, словно подросток, и я с запозданием сообразила, что такие слова могли нанести ущерб тем чувствам, что он испытывал ко мне. Я, считай, в лоб заявила ему, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не будет восприниматься мною, как мужчина. Но с другой стороны, я надеялась, что он примет мое доверие, ведь, кокой бы не была ситуация, но никому другому я не разрешила бы остаться на ночлег в моем доме. И все же этот аспект, видимо, оказался принят во внимание. Одновременно растроганный и гордый таким обстоятельством, Алексей, колебавшийся в действительности не так уж долго, почесал колючий подбородок и уверенно кивнул.
– Ну тогда ему точно сюда не пробраться!
Я вздохнула и гостеприимно развела руками:
– Располагайтесь, как дома, капитан! Могу предложить немного марочного вина, у меня в холодильнике как раз стоит початая бутылка.
– Нет, мне нельзя. – Улыбнулся Алексей. – Но раз уж я твой гость, то, пожалуй, метнусь в душ. Ты не возражаешь?
– Нисколько...

Сама не понимаю, как такое произошло, скорее всего, я просто следовала привычке, забыв о всякой осторожности, забыв даже безоговорочный приказ Борщева. Почти бессознательно я растворила дверь балкона, ежась и кутаясь в длинный халат, вышла на улицу и посмотрела на непроглядное небо, находившееся настолько низко, что, казалось, до него можно было без проблем дотронуться рукой.
Я набрала в легкие воздух, в надежде почувствовать ароматы цветов или вишен, таких необходимых, способных подтвердить неповторимость, тонкость, превосходство природы. Превосходство жизни! Но в этой застывшей, наполненной сыростью и запахом гнили ночи, не было ничего радушного, прекрасного или просто обнадеживающего.
Прислонившись к краю балкона, я посмотрела на полюбившийся мне перекресток, стремясь найти в нем хоть какие-то признаки былой прелести и восторга. Как же все переменчиво в этой жизни. То, что было вчера неописуемой живой красотой, сегодня уже наполнено мраком, дышит смертью. То, что радовало вчера, сегодня отбирает последнюю надежду…
Я задумчиво пригубила вино, но внезапно поняла, что больше не ощущаю бокал в своей руке. Услышала, как он беспомощно разлетелся на мелкие осколки где-то далеко внизу, столкнувшись с асфальтом. Но я больше не думала о нем… Не думала ни о чем.
Я оторопело, не двигаясь смотрела на угол дома.
Точно на том месте, где и предполагал Борщев, стоял Кирилл Чатаев.
Он был одет как в тот раз, когда я видела его впервые – в длинный кожаный плащ и плотную вязаную шапочку, скрывающую часть лица. Но сомнений не было – то был именно он. И он не сводил с меня глаз.
Страх ударил в голову, будто непосильная доза алкоголя, в миг все поплыло перед глазами, а живот скрутила необъяснимая судорога. Я резко метнулась обратно в комнату, и, запутавшись в занавесках, рухнула на пол как подкошенная. Не в силах подняться, цепляясь за край подоконника, царапая и ломая ногти в панике, я стремилась как можно скорее запереть дверь балкона, и когда, наконец, смогла это сделать, прижалась к ней спиной, в ужасе схватившись за голову.
Все же он там! Он там! Он пришел меня убить!
Из ванной выскочил Борщев в наспех застегнутой рубашке и брюках.
– Мне показалось, – вскричал он, несясь ко мне навстречу. – Или хлопнула дверь балкона?
Я не могла разомкнуть рта от страха.
Леша выкрикивал еще что-то, встряхивал меня, но я находилась будто в ступоре. Он помог мне подняться на ноги и отвел на кухню.
– Ты что, хотела выйти на балкон? Зачем? Я же запретил тебе! Разве ты не понимаешь, насколько это опасно?
Он приставил к моим губам чашку с водой и заставил выпить. Затем набрал еще воды, посчитав, что этого не достаточно, но я резко замотала головой, протестуя, и Леша сердито пригрозил:
– Либо говоришь мне, что случилось, либо я сейчас же звоню твоему отцу!
Я взяла чашку, но ничего не сказала.
Однако в этот миг одна очень необычная, почти незаметная деталь привлекла мое внимание.
Я смотрела поверх чашки на свой холодильник, сплошь обклеенный цветными напоминашками, смотрела во все глаза, боясь, что у меня начались галлюцинации, что я окончательно сошла с ума…
Поставив чашку на стол я медленно встала, едва не падая в обморок, не сводя с него глаз… с того странного предмета, постороннего предмета, никогда раньше не бывавшего ни в моем доме, ни в моей кухне, ни тем бом лее на моем холодильнике.
– Аня, ты скажешь мне, что происходит? – Голос Борщева звучал почти отчаянно.
Я же с невероятным ужасом, как в кошмарном сне, потянула руку к тому месту на холодильнике, где напоминашек было особенно много, наклеенных одна поверх другую, схожих по форме на растрепанного разноцветного осьминога, из-под брюха которого выглядывал едва заметный темный уголок. Я уже не сомневалась, что это было… но дотронуться до него оказалось несказанно трудно, несколько секунд я не дышала, понимая, что сейчас я открою ящик Пандоры, что обратного пути уже не будет, что вся суть происходящего кошмара станет явной просто сейчас…
Осторожно, не дыша, я дотронулась до того злополучного уголка, потянула его, содрогаясь всем телом от того, что открывалось моим глазам. Сперва я увидела часть чьей-то руки на изображении, затем жгуче-черные длинные волосы, разметавшиеся по траве…
– Все же, – выдавила я сквозь парализованную от шока гортань. – Все же он оставил мне послание, Леша… Ты был прав…Господи… Ты был прав…Это страшный человек!
Истерически всхлипывая, я подала Алексею небольшой палароидный снимок. На нем была Мирослава Липка. Только что убитая Мирослава Липка.
– Вот зачем он был здесь… Он хотел, чтобы я знала…
– Чертов псих, – сквозь зубы выкрикнул Борщев, и схватил меня за руку.
– Так ты выходила на балкон? Ты была там? Ты его видела, да? Поэтому испугалась?
И не дожидаясь, что я скажу, капитан схватил пистолет и побежал к двери.
– Нет, – опомнилась я, бросаясь за ним. – Не выходи, Леша! Он слишком опасен! Не нужно, пожалуйста…
Но двери уже были распахнуты.
– Запри дверь и звони в милицию, – эхом разнесся его голос по подъезду.
Я упала в пороге, и продолжала умолять:
– Леша, нет… Леша, он же убьет тебя, он тебя убьет…
Через минуту на улице прогремело два громких выстрела…
Я не сомневалась… это стреляли в Борщева.
Еще через минуту я услышала шаги в подъезде.
Шаги, которые не могли принадлежать капитану, всегда ступавшему тяжело и быстро. Те шаги были очень легкими, почти бесшумными, неторопливыми и уверенными.
Это убийца поднимался по темным ступенькам подъезда. Я знала это так же точно, как и то, для чего он идет сюда.
Я увидела в полутьме его силуэт, он уже приближался. Высокая широкоплечая фигура в черном словно вырастала из недр подъезда…
И в тот момент, когда я практически сдалась, чувствуя себя слабой и беспомощной марионеткой в его жестокой игре, с неожиданной яростью я набросилась на дверь всем телом и захлопнула ее за миг до того, как он появился на лестничной площадке.
Сердце билось как загнанное.
Не сдаваться! – твердило оно с каждым новым ударом.
Не сдаваться!
Злорадная улыбка исказила мое лицо.
Не сдаваться!
Ты ведь этого хотел? Чтобы я не сдавалась?
Ну так будь по-твоему!!!

Я быстро поднялась с пола, схватила трубку телефона и позвонила в милицию.
Затем набрала номер отца…

...Состояние казалось критичным.
На протяжении всей ночи я не сомкнула глаз.
Мне не сиделось, не лежалось, и привычно блуждать по квартире беспризорным лунатиком было невмоготу. Даже тот факт, что кофе иссякло, а в холодильнике гуляет ветер, меня нисколько не заботил.
Сомнение, как удавка, медленно затягивалось вокруг шеи. Отчаяние сильнее прежнего стучалось в душу. Я задыхалась от этих мук и снова чувствовала себя бессильной перед ними, снова не понимала, что происходит.
Чертов замкнутый круг!
О, Егор! Кто-то разрушил наше с тобой счастье. И с тех пор я как узник в темной темнице, у которого под ногами глубокий колодец, а над головой раскачивается безжалостный маятник, считая минуты до конца. Знаешь ли ты, как невыносимо без тебя?..

Телефон и звонок на двери я отключила.
Никого не желаю впускать в этот мир, наполненный болью…
Держитесь лучше подальше!

Но только волнение начало понемногу стихать, новая причина для беспокойства объявилась тут как тут.
В моей квартире неожиданно возник запах сигаретного дыма.
Почти неуловимый, слабый аромат, но вполне ощутимый для не привыкшего человека. Он проникал в мою гостиную через прихожую, а в прихожую…
Эта мысль заставила меня схватиться с места.
Кто-то находился прямо за дверью моей квартиры!
Я подошла к ней и прислушалась. Но, как ни старалась, ничего не услышала. И терпение мое окончательно лопнуло. С треском отперев все замки, я выскочила на залитую полумраком площадку.
Как и в прошлый раз – никого!
Только серый мрак и дым сигарет.
Но в следующий момент я услышала торопливые легкие шаги, спускающиеся вниз. Метнувшись к межлестничному проему я попыталась разглядеть, кто там, но в подъезде было слишком темно.
– Эй! – Крикнула я совершенно безрассудно. – Я здесь!
Мелькнувшая внизу черная тень на долю секунды приостановилась, что позволило мне увидеть силуэт незнакомца.
Молодой мужчина. Высокий, широкоплечий. Темный капюшон скрывал его лицо, когда он мимолетно поднял ко мне голову. Разглядеть его более детально я не успела, в мгновение ока он растворился в темноте и даже всегда скрипящая дверь подъезда в этот раз почти не визгнула.
– Кирилл? – выдохнула я растерянно.
И каждой клеткой своего тела ощутила внезапный холод, пронизывающий так сильно, что ноги стали подкашиваться. Медленно, очень медленно, словно оглушенная мощным ударом, в поисках жизненно важной опоры я прислонилась к стене подъезда и только тогда почувствовала, что сердце мое стало невероятно большим и тяжелым – билось молотом, прыгало сверху вниз – в груди, в животе, в позвоночнике…
Казалось, что я стою так бесконечно долго, выравнивая конвульсивное дыхание и в то же время понимая, что не могу дышать совсем. В организме все замедлилось, и в момент этой паузы я не могла даже думать. Это все пришло потом, когда по венам резко хлынула кровь и боль в груди разорвалась на тысячи острых осколков, впилась в голову. Лицо запылало огнем, я вся как будто очутилась в кипящей смоле. А мысли завертелись уже с неудержимой скоростью и беспорядочностью.
И почти не помня себя, я помчала вниз, за ночным гостем.

До сих пор тяжело вспомнить то, что происходило дальше.
Выбежав на улицу, я сначала никого не увидела, а потом…
Тот самый человек, который только что находился в моем подъезде, в нескольких шагах от меня садился за руль большого спортивного мотоцикла.
– Кирилл! – Я успела окликнуть его еще до того, как загудел мотор. Но он только бегло взглянул на меня. И уже в следующую секунду, как в страшном сне, мотоцикл резко развернулся, раскидывая колесами большие куски грязи и, не успела я понять, что происходит, полетел прямиком на меня.
Лишь в последнюю секунду, подчиняясь явно чему-то сверхъестественному, я отпрыгнула в сторону и покатилась по земле. Мотоцикл промчался в опасной близости от моего тела и, с шумом набирая скорость, улетел в ночь.
Свет фонаря у подъезда резко и неестественно покосило, брызнуло потоком ярких искр и, возведя голову к небу, спасаясь видом луны, я вдруг осознала, что в глазах у меня все перевернулось вверх дном: земля безобразно вскочила вверх, а вот луна, напротив, рухнула оземь и разбилась, как игрушечный магический шар.
Борясь с наступившим шоком, я попробовала подняться, но в животе все внезапно перевернулось, и, сделав несколько неуверенных шагов, я снова повалилась на газон. И все ненадолго затихло, укутавшись в пелену мрака…

Но плохая новость явилась ранним утром.
В мою дверь забарабанили во весь опор, одновременно с этим выжимая звонок. Я схватилась так быстро, что упала с кровати.
Ничего не понимая, протирая сонные глаза, кутаясь на ходу в халат и путаясь в его длинных полах, побежала к двери и прицелилась в глазок. Перед квартирой стоял капитан Борщев.
– Леша? – Я встретила его с изумленным видом. – Что заставило тебя высаживать мне дверь в половине седьмого? Пожарная тревога?
– Хуже, Аня. Поверь, гораздо хуже. – Перебил капитан, тяжело дыша, будто перед этим бежал. – Я едва дождался утра, потому что не хотел беспокоить тебя ночью. Кое-что случилось…
– Неужели еще кого-то убили, – спросила я наугад и осеклась. В глазах Алексея возник ответ, не оставляющий сомнений. У меня снова все похолодело внутри.
– Алису Боднер вчера поздно вечером нашел охранник строительства, которое расположено неподалеку от ее дома. – Подтвердил Борщев печальную догадку. – Она упала с восьмого этажа...

Пятнадцать минут спустя в коридоре прокуратуры я наткнулась на отца, беседующего с Борщевым.
– Папа? – В виду последних событий я даже не знала, стоит ли мне удивляться. – Что ты тут делаешь?
– Я пытался лечить девочку, что погибла, – признался отец.
– О, спасибо, что сказал мне об этом!
– Существует такое понятие – лечебная тайна... Только теперь это не имеет значения. Я не успел ей помочь.
– Ты тоже считаешь, что она покончила с собой?
– Такое можно предположить. Если бы не следы…
– Какие еще следы?
Леша прокашлялся.
– Твой отец имеет в виду следы мотоцикла и отпечатки ботинок Чатаева, которые обнаружили возле места вчерашней трагедии…
– Почему это именно его следы? – перебила я.
– Ты хочешь услышать подробности проведенной экспертизы? – веско спросил Борщев.
– Послушайте, – я устало покачала головой. – Я видела эту девушку незадолго до смерти. И верю, что она сама способна была прыгнуть с высотки.
– Так много улик указывают на вину Чатаева. – Вздохнул отец. – И только ты в это не веришь?
– Зачем ему убивать кого-то, оставлять при этом свои собственные следы? Он должен был, как минимум сойти с ума, чтобы пойти на такое.
– И почему ты исключаешь такую возможность? – Серьезно спросил папа. – Сума сходят даже молодые и талантливые…
– О, господи, – простонала я. – Это бред! Вы просто не понимаете. Найдите его! Или большая проблема - найти человека, которого все знают здесь в лицо? Всему есть объяснение. Я уверена…
– Как я мог допустить, чтобы ты попала в эту идиотскую ситуацию? – Неожиданно воскликнул отец, чуть не подпрыгивая на месте от злости на самого себя. – Ты стала несдержанна, неконтролируема, ты даже не слушаешь, что тебе говорят!
Эта эмоциональная вспышка была не свойственна ему, и должна была меня удивить, но я ответила натянуто, почти безразлично:
– Ты разве не этого хотел, чтобы я, наконец, вышла из роли спящей принцессы? Что же касается контроля, то, по-моему, только сейчас я поняла, что это такое. Я знаю, что ты волнуешься из-за меня. Но кто из нас сейчас несдержан, кто паникует?
Он глубоко вдохнул, потирая виски:
– Аня, но это еще не все...
– Нет, все, достаточно, – резко оборвала я. – Ничего больше не хочу слышать. Мне нужно побыть одной…
И еще до того, как кто-то из мужчин успел среагировать, я сорвалась с места и помчалась прочь...

...На балконе непривычно сквозило. Ни пижама, ни теплый свитер не согревали меня. От того ли, что холод присутствовал в ночи, от того ли, что холодило у меня внутри, либо от того и другого одновременно.
В комнате The Сure тихо наигрывали «The Same Deep Water As You». Прислонившись к косяку балконной двери я с непониманием смотрела в небо – блеклое, непроглядное, с редкими звездами, казавшимися такими же одинокими, как и я.
Происходило нечто необъяснимое с чувствами, с восприятием, с моей жизнью. В груди пылало адское пламя, с каждой минутой разгораясь все сильнее и опаснее.
До этого дня я определенно знала от чего мои страдания. Что могло быть ужаснее, чем потеря любимого? Оказалось, даже родные не могли возместить утрату.
Но вот появилось еще что-то.
Не имеющее пока объяснения.
Усугубившее и размножившее мои нескончаемые муки.
Как жар лихорадки опаляет каждую клетку организма, как бред затуманивает рассудок и ломает волю, как тяжелая болезнь завладевает телом, издеваясь над душой…неизвестность изводила меня.
Кто побывал в моей квартире?
Что ему нужно?
Не он ли следил за каждым моим шагом? И не следит ли сейчас?
Если это убийца Мирославы, то зачем ему понадобилась я?
И где, Господи, Кирилл, когда он так нужен?!! Мне кажется, он сумел бы объяснить происходящее.
Я вспоминала высокий мудрый лоб, проникновенные ясные глаза, мужественный подбородок и красивый большой рот, говоривший правильно и правдиво.
При первой встрече - такой дерзкий, циничный, озлобленный…
Потом подозрительный, мрачный…
Наконец - такой чуткий, сильный, заботливый…
И когда сказал, что я одна его понимаю, может, не ошибся?
Нет. Прийти сюда после всего и разгромить мою квартиру он не мог. Пусть хоть весь мир считал иначе.
Он… словно родственная душа, которую я так долго искала. Я чувствовала его насквозь, и доверяла, быть может, как никому другому. Тревоги прошлого странным образом отступали, когда он находился рядом…
Обхватив руками плечи я злилась от того, что это не его руки обнимают и согревают меня сейчас, и точно так же злилась на себя за неудержимое это желание.
Я не смела думать о нем, и не думать не могла тем более.
Как не хватало мне того покоя, что находила я в присутствии этого человека.
Не хватало его запаха, голоса.
И в то же время я беспрестанно ощущала его рядом.
Снова и снова высокая темная фигура Кирилла представала передо мной, стоило хоть на секунду прикрыть глаза.
Я ждала увидеть тень под своим балконом, услышать звук его шагов где-то среди улицы или рев мотора, разглядеть в ночной мгле силуэт мужчины на большом тяжелом мотоцикле…
Я вынуждена была признаться себе в том, что только тем и занималась, что каждое мгновение ждала известий от Кирилла, а еще больше – его самого.
Он не давал слова прийти, не обещал увидеться, но я почему-то упорно продолжала его ждать. А от того тревога только росла с каждой секундой.
Белая мужская рубашка лежала на диване.
Она вселяла чувство тепла.
Я разделась и одела ее на голое тело вместо пижамы, почувствовав, что она и вправду грела, нежно прикасаясь к коже. После этого забралась в постель и постаралась уснуть.
Но в голове неожиданно раздался жалобный визг Алисы, ужасающе громкий, отчетливый, будто она находилась здесь, в моей комнате: «Он не человек… Мефистофель!.. Твою душу он тоже украдет!..»
...

...Все было перевернуто вверх дном…
Я стояла не двигаясь, внимательно прислушиваясь, нет ли кого в квартире, пока не удостоверилась, что кроме меня там больше никого не было.
Потом медленно опустилась на колени, подняла валяющуюся на полу трубку телефона и, наконец, позвонила отцу.
Он примчался уже через несколько минут.
– Что пропало? – Спросил меня первым же делом.
– Еще не знаю…
Как ни странно, с виду я казалась такой спокойной, будто ничего не случилось. Отец же, напротив, был не на шутку напуган.
– Значит, говоришь, дверь не взломана? – Он в десятый раз проверил замок.
– Толи вошли с ключом, – предположила я, – толи с помощью отмычки.
– Важно не это, а то, что тебя не было дома в тот момент. Господи! Подумать страшно, что могло произойти.
Отец забегал по квартире.
– Присмотрись, пожалуйста, могло ли что-то пропасть. Не понимаю одного - вся техника, в том числе и ноут-бук – на месте! Обычно воруют это…
Он резко остановился и с тревогой посмотрел в мои глаза.
– Но, похоже, это не ограбление!
– Тогда, что же? – удивилась я.
– Не знаю. Но, может быть, тебя хотели напугать, или … убить!

В словах отца присутствовала логика.
Это не ограбление.
Абсолютно все вещи – на местах.
И преследующий меня взгляд – не выдумка натянутых нервов.
Кто-то взял меня на мушку и стремился это показать.
Но с какой целью?
Кто?
Убийца?
Я не имею отношения к расследованию.
Я не располагаю тайной информацией… Разве что кто-то думал иначе.
Но если бы мне действительно угрожала опасность, никто бы не стал устраивать представления. Такие вещи решаются быстро: ножом, пулей, битой ...

Но это не может быть Кирилл!

Почему же я об этом подумала?..

...Чувство, что за мною следят не покидало на протяжении всего дня.
С каждой минутой оно нарастало. И вот, после визита к Алисе, это подозрение стало особенно острым.
Я не спеша шагала по улице, захваченная в плен тысячью опасений и предположений, но всем своим нутром ощущала настойчивый тяжелый взгляд, сверлящий затылок.
Несколько раз оглядывалась, но ни в ком не заметила ничего подозрительного.
Я нарочно не торопилась, боясь поддаться параное. Но как только остановилась у перекрестка, дожидаясь, когда загорится зеленый свет, чувство возобновилось.
Что бы не происходило, я старалась удержать над собою контроль. Прежде всего, пришла к выводу, что следует немедленно позвонить отцу. Нужно рассказать ему про Алису. Он как никто другой знает, что правильно в такой ситуации. Я достала мобильный из сумочки и, миновав пешеходный переход, остановилась, чтобы набрать папин номер.
Но внезапно взгляд ударил, словно битой!
Чувствуя дрожь во всем теле, я резко обернулась.
На этот раз я видела преследователя в каждом встречном лице.
От резкого движения телефон выскользнул из ладони и хлюпнулся в бездонную лужу прямо у моих ног. Я стремительно схватила его двумя пальцами и выудила из воды, но оказалось поздно. В одну секунду экран мобильно потемнел и заплыл, и по нему густыми каплями потекла грязь.
Мне больше ничего не оставалось, как только броситься на всех парах к своему дому, до которого оставалось рукой подать. Так или иначе нужно было срочно звонить отцу. Ни минутой дольше я не желала испытывать на себе тягостное ощущение незримого присутствия и контроля. Кто бы ни был тот человек, но каждой клеткой, каждым фибром я улавливала его черные мысли и злые намерения.
Но взгляд неотступно преследовал меня до самого подъезда.
Наэлектризованная и взвинченная я все же продолжала владеть собой, припоминая, что подобное уже происходило недавно.
Сдерживая дыхание, я поднялась наверх, периодически поглядывая в межлесничный проем, всячески стараясь избежать паники. Я открыла дверь и вошла в квартиру.
И тут меня ждало настоящее потрясение!..

В колонках играет - Enya


..Странная особенность есть у людей – настырная, бестактная, голодная на детали – домысливать фрагменты чужой жизни.
И чем меньше открываешься окружающим, тем страшнее становятся «скелеты» в твоем шкафу.
Говорю, как человек, ежедневно натыкающийся на притензийные взгляды и неозвученные вопросы (о подробностях моей личной жизни, конечно). Ничуть не удивилась бы, узнав, что соседи, которых я к тому же почти не знаю, видят меня если не тихо помешанной, то несчастной старой девой с проклятием на роду – несомненно.
Мало кто знал все подробности тех событий, что мне пришлось пережить. В провинции не каждый с жадностью следит за столичными сенсациями. А кто и знал, воспринимал по-своему. Одни жалели меня и боялись лишний раз заговорить в моем присутствии. Вторые считали настолько странной особой, что всячески избегали. Третьи, напротив, почему-то думали, что эдак мне и поделом.
А я с одинаковым равнодушием относилась ко мнению каждого из них.
Потому что жалость – это не то же, что и сочувствие; это удар хлыстом по кровоточащей ране. Испытывать неизъяснимый страх к загадочной личности способны лишь глупые люди. Ну а порицание… думаю, здесь объяснять нечего.
Пусть несхожие убеждения – с неразличимой жестокостью бьют по нерву...
Бессмысленно тратить силы на то, чтобы объясняться перед каждым встречным. Насколько проще и безболезнее жить, зная свое и ни перед кем не отчитываться. А судачить… станут неизбежно, всегда и при любых обстоятельствах.
К счастью, мне всегда хватало здравомыслия относиться к подобным вещам с прохладой. Ведь наиболее чистого человека проще всего оклеветать. И покуда в микрокосме возникает беспрестанная необходимость сравнивать, подсчитывать, примеривать чью-то жизнь на лекало собственной, всегда остается одна задача – найти как можно больше доказательств несвершения еще чьей-то мечты, надежды, счастья…
Вам сейчас спокойно и уютно? А ведь кому-то не до сна от перманентного ужаса, копошащихся в пытливом мозгу теорий и подозрений: от чего у соседа ноги разные – одна левая, вторая – правая?
Вам смешно? Превосходно. Ничего, что есть люди, способные на абсурде соткать вам образ чудовища Франкенштейна.


И все же – как я завелась тогда! – в разрез с собственными убеждениями – выяснив, что практически каждый представляет меня и Кирилла Чатаева в роли тайных любовников.
Видимо, натуральнее думать, что мужчина и женщина, оказавшись рядом, непременно обязаны прыгнуть в постель, чем предположить, что у них обоюдное несчастье и связывать их может разве что взаимоподдержка.
И откуда такое гнусное и примитивное представление о человеческих отношениях?
...
На растекшемся серой акварелью небе уже не высились грозовые тучи. Дождя пока не предвиделось, но и солнце не слишком рвалось показаться пусть мельком.
И хотя порывы ветра продолжали впечатлять напорностью, но это вселяло веру, что как только он вырвется за пределы города, то утащит заодно и полотняную кулису, заслоняющую солнце.
А вдруг это ветер перемен, подумала я, застегивая разметавшиеся полы плаща, и несет в себе только хорошее?
Но ветер ударил в лицо с такой внезапной силой, что я была вынуждена прикрыть глаза, не заметив при этом, как разлетаются последние крохи хранимых мною надежд…
Алексей уже дожидался при входе в парк. Увидев меня, сильно обрадовался, пожал руку, и все же радость эта выглядела несколько омраченной, запечатлевшись мелкими, едва уловимыми складками тревоги на высоком лбу капитана.
– Выглядишь потрясающе, – отметил, очевидно, чтобы подсластить предстоящий разговор.
– Отдых не проходит бесследно, – отшутилась я с той же целью.
Затем мы прошли вглубь парка, прогуливаясь по аккуратно вымощенным дорожкам, пока Леша внезапно не остановился у высокого старого клена и выразительно посмотрел на меня большими грустными глазами цвета незабудки.
– Вот здесь ее нашли.
Я продолжала хранить спокойствие.
– Ты для этого пригласил меня в парк? Чтобы показать место, где убили Мирославу Липку?
– Главным образом – да. Парк в последнее время не пользуется популярностью, как видишь, здесь не очень многолюдно. Ничто не мешает откровенному разговору.
– Поэтому мы тут, – признался Борщев. – Эта Алиса не просто поклонница, а настоящая фанатка Чатаева. Доказывает, что часто следила за влюбленной парочкой. И… та ночь не была исключением. Они долго пререкались, потому что Мира настаивала на расставании, а Кирилл возражал. Она пыталась уйти, но он преследовал ее, не отпускал. Так они оказались в парке. Алиса притаилась за деревьями и могла все видеть и слышать… На этом месте, по словам девушки, у Мирославы Липки случилась истерика. Она попросила Чатаева о последней услуге – ввести ей наркотик, потому что у нее дрожали руки.
– Блестящее воображение, – прокомментировала я ледяным тоном. – Достойно медали!
– Дослушай до конца, пожалуйста…Он это сделал! Потом, как утверждает Алиса, парочка принялась неистово целоваться и она этого не выдержала, убежала прочь. А спустя час Мрослава Липка была уже мертва…
Леша не стал бы убеждать меня в том, во что сам не верит. Как истинный друг, он всегда был готов прийти мне на помощь по первому зову. Но все мое нутро протестовало против перечисленных доказательств, отторгая любые обвинения в адрес Кирилла, как горячечный бред. Осторожно подхватив меня под локоть, Борщев предложил присесть, и мы отправились к ближайшей лавочке.
Я несколько минут просеивала полученную информацию, пытаясь найти логическое объяснение не только отпечаткам на шприце, но и прежде всего – почему Кирилл ничего не рассказал мне об их последней с Мирой встрече?
– Алиса могла подбросить шприц сама, – предположила я. – Она же на него указала!
– Для чего? – Моя догадка не убедила капитана.
– Проучить нерадивого мальчика! – Я снова почувствовала, как мои щеки вспыхнули, но в этот раз от негодования. У меня просто в голове не умещалось, как такая бесстыжая ложь могла привести к столь серьезным последствиям. – Любовь случается безгранично жестокая, Леша. Ты себе не представляешь, я не представляю. Можно лишь догадываться…
– Всякое может случится, – согласился капитан. – Но иных фактов нет.
Я презрительно улыбнулась.
– Факты? Показания взбесившейся поклонницы – это факты? Шприц с отпечатками, который по неизвестной причине не был обнаружен сразу. Может еще одним фактом является то, что в милиции служат одни оболтусы, которые не умеют работать с местом преступления и находить улики? Не говори мне, что умелая подделка не способна стать фактом.
– Тогда почему этот человек скрывается?
– Он не скрывается! Он скорбит!
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но…Как ты сама подметила, любовь бывает самой разной. Любовь становится причиной для убийства. Жалость становится причиной для убийства. Это не значит, что убийца не скорбит.
– Он ее не убивал! – Мой голос выдавал раздражение. – Слишком все явно, тебе не кажется? Шприц, отпечатки, укрывательство!
– Явно для кино, – покачал головой Борщев. – Натурально – для жизни. У тебя необычное положение в этой ситуации, поэтому ему не составило труда добиться твоего расположения. К тому же, не секрет, Кирилл Чатаев – превосходный актер.
– Мое необычное положение позволяет мне по-особому воспринимать людей. – Ответила я с жаром. – Не логикой, не фактами, а сердцем. Интуицией!
– Мне очень жаль, Аня…
В животе возникло неприятное, пронизывающее насквозь ощущение холода. Это было плохое предчувствие. Назревало что-то ужасное. Я знала это также точно, как и то, что жизнь моя резко сменила курс, и обратного пути уже не было. Она несла меня на сумасшедшей скорости просто к обрыву пропасти. Если я не возьму контроль в свои руки, меня ничто не спасёт...

...– Что дальше, – спросила я Кирилла, когда мы вошли в подъезд моего дома. Он пожелал провести меня до квартиры.
– Побуду немного здесь, и, если ничего не изменилось в расследовании, сделаю покупки и снова уеду за город...
Он резко встал перед дверью моей квартиры и заставил меня отступить на шаг назад.
– Ты ведь запирала дверь?
– Конечно. Что-то не так?
Я выглянула из-за его спины и увидела небольшой зазор в проеме, свидетельствующий о том, что дверь была заперта не плотно, лишь слегка прикрыта. Вслед за этим из квартиры донесся отчетливый звук чьих-то быстро приближающихся шагов.
Кирилл молча оттолкнул меня к стене и загородил собою. Его рука метнулась ко внутреннему карману куртки и я тревожно напряглась всем телом.
Дверь резко распахнулась.
На пороге возникла моя дражайшая мать. Я испустила громкий вздох облегчения.
– Что вам нужно? – Она сходу накинулась на Кирилла.
Его рука опустилась.
Я поспешила выскочить ей на встречу. Мать, завидя меня, сделалась белее белого, чудом не лишившись чувств, и бросилась с объятьями.
– Девочка моя! Я с ума схожу! Мы не знаем, что думать… Всю милицию на уши поставили.
Затем быстро осеклась и, окинув Кирилла подозрительным взглядом, строго спросила:
– Где ты была?
– Может, мы поговорим об этом в квартире, а не здесь?
Она беспомощно развела руками и пропустила нас внутрь. Кирилла, правда, с большой неохотой, оглядывая нежеланного гостя с головы до пят.
– Кто этот молодой человек? – Посыпались вопросы градом, едва дверь за нами притворилась. – Ты была с ним? Где? Почему мы ничего не знали? Что все это значит?
– Его зовут Кирилл, – не поспевала я за ее ритмом.
Мама почти задыхалась, ее руки неугомонно тряслись, я же, напротив, сохраняла дивное спокойствие.
– Ты исчезла на целую неделю! Тебя уже считают безвести пропавшей… Это не похоже на тебя!
– На тебя это так же не похоже. Ты кричишь!
– Погодите, – вмешался в перепалку мужчина. – Если вы допускаете, что ваша дочь занималась чем-то непристойным…
Мама пригвоздила его взглядом.
– Я вас не спрашивала! Будете объясняться перед прокурором!
– Мам! – Попыталась я смягчить обстановку. – Разве такому тону ты меня учила?
Ее выразительные зеленые глаза впились в Кирилла, как стальной прут.
Похоже, в пылу полемики мама позабыла все признаки манер и приличий, которыми ее с младых ногтей шпиговала моя неравнодушная к аристократии бабуля.
– Что ж, – кивнул Кирилл понимающе. – Если нужно, я уйду.
– Да, конечно, будьте так добры!
Ее откровенная неприязнь нисколько его не задела.И все же сознание того, что он уходит, отозвалось неприятным чувством одиночества и незащищенности.Мама провожала его испепеляющим взором до самого выхода.
– Маленькая моя, что с тобой?
– Мам, послушай, ну не надо, – протянула я устало. – Ну не маленькая я уже давно. Отдай мне ключи, прошу. Так будет лучше, поверь.
– Ты разве не знаешь, как мы переживаем за тебя?
– Все будет хорошо.
Не спеша, будто под влиянием шока, она подала мне небольшую связку ключей. Я отвернулась, чтобы не видеть ее слез. Все выглядело так, словно я отправляю ее на казнь.
Но я оставалась непоколебима.
Пора освобождать себя и родителей от тех страшных оков, которыми мы сами приковали себя к нашей трагедии.
Выбора нет, придется действовать радикально.
– Что он сделал с тобой? – Простонала мать.
– Просто позволил проснуться.
– Как это понимать?
– Теперь, – произнесла я, четко выделяя каждое слово, деликатно выпроваживая ее за дверь, – все будет по-другому…
И нисколько не ошиблась.
Определенно все стало другим!...

...Мы долго смотрели друг на друга, пока Кирилл не нарушил молчание:
– Я не имел права…
Мне хотелось сказать ему взглядом, что это уже не имеет значение, что ему сейчас не следует ничего говорить. И он все понял.
А потом я попросила:
– Покажи мне ваше тайное место…

Мотоцикл несся по трассе со скоростью, превышающей сто километров в час. Мы ехали куда-то за город.
Крепко обхватив Кирилла за талию, я прижалась к его спине, ощущая, как под кожанкой шевелятся крепкие мышцы. Стоило лишь на миг прикрыть глаза и казалось, что я лечу, что мы оба летим, прорезая собою сферы…толи в космос, толи в тартарары. Какая разница!...

Не помню, когда мотоцикл съехал с шоссе и очутился на этой едва виднеющей в траве тропинке. Но она вела к огромному густому саду, в тени которого скрывался небольшой летний домик, предназначенный, судя по всему, исключительно для отдыха.
Молодой человек взял меня за руку и повел за дом. Здесь сад неожиданно прерывался и, как будто вынырнув из сказки, представала широкая поляна, усыпанная живописными узорами мелких диких цветов. За небольшим склоном поблескивало в лучах утреннего солнца чистое, как роса и прозрачное, как хрусталь озеро, удобно растянувшееся гигантским блюдцем, отражая окаймляющие его деревья и камыш.
От неописуемой красоты у меня перехватило дыхание и я остановилась как вкопанная, чувствуя себя Алисой в стране чудес...


Кирилл неожиданно склонился надо мною, чтобы я видела его глаза и всю серьезность его намерений. – Ты мне кое-что пообещай.
Я смотрела на него неуверенно. Он же, напротив, был полон решимости и, можно сказать, отваги. Казалось, в такой момент он без труда пожертвовал бы собственной жизнью ради этого обещания.
– Как только снова почувствуешь, что с тобою твориться что-то неладное, или вдруг начнут атаковать опасные мысли, ты сразу же будешь вспоминать обо мне и… об обещании.
– Каком обещании?
– Никогда не сдаваться! Не позволять таким моментам брать верх!
– Но, – начала я сбивчиво, – во имя чего, какой смысл…
– Смыслом будет само обещание, – постановил молодой человек.
Я немного подумала и кивнула.
– Хорошо. Хорошо… Обещаю!

Странная просьба.
Еще более странным было то, что давая это обещание, я не сознавала всей его важности и глубины.
И уж тем более не могла предположить, какую решающую роль оно сыграет в ближайшем времени.

В колонках играет - Pixes
...Сон внезапно прервался, и я снова вздрогнула. Но уже от чего-то другого, постороннего.
Я открыла глаза и застыла в безмолвном ужасе.
В моей комнате был мужчина...


Наверное, мне следовало закричать, поднять шум, звать на помощь.
Я же только схватилась, прижимая к себе простыню, влипла в изголовье кровати и неотрывно смотрела на него.
Кирилл сделал предостерегающий жест рукой:
– Все нормально.
Он сидел на стуле напротив моей кровати.
– Что вы здесь делаете, – с силой выдавила я из себя.
– Отнюдь не то, что вы подумали.
Я оглядела свою спальню. Свет, бьющий из окна, свидетельствовал о том, что день наступил уже давно. Но я все еще не сбросила с себя липкую паутину сна и пребывала под впечатлением своих странных сновидений.
– И все же…
– Я пришел поговорить, – спокойно объяснил молодой человек. – Звонок на двери не работал, видимо, вы его отключили. Когда постучал, дверь оказалась открыта. Я подумал, что-то случилось. Может, вломились грабители… Но я, уж простите, вошел и сюда, убедиться, что это действительно так, что вы не лежите мертвой…
– Мертвой? – удивилась я.
Его брови многозначительно взлетели вверх:
– Вы же не думаете, что мы живем на острове «Утопия»? Спали вы, к тому же, очень неспокойно.
Я взглянула на него с откровенным недоверием.
– И как долго вы «сторожите» мой сон?
– Не беспокойтесь, я здесь не больше двух часов.
– И что же вы делали?
Он был готов к подобному расспросу.
– А вы как думаете? Ждал вашего пробуждения.
– Разве вас не учили предварительно звонить, предупреждать о визите? – проворчала я сонно и недовольно.
– Разве вас не учили запираться на ночь, – парировал молодой человек все так же беспристрастно. – Думаете, будь я вором, насильником или, к примеру, убийцей, меня бы заботили тонкости этикета?..
– Наверное, вы разочарованы. – Я криво усмехнулась.
– Нисколько. – От его взгляда у меня по коже пробежали мурашки. – Но, если хотите, чтобы я сейчас же ушел…
Я почувствовала себя злой и невоспитанной девчонкой, промямлила что-то малоразборчивое, толи в знак протеста, толи извиняясь. Стала усиленно протирать глаза, чтобы уж наверняка проснуться, получив тем самым возможность полноценно изучить ситуацию.
Кирилл встал.
Высокий, мужественный, с гибким как у кошки телом.
Снял курточку и предложил приготовить кофе.
– Кофе нет, – призналась я со вздохом. – Не умею обращаться с ним рационально.
– Ничего, в этот раз я угощаю, - отозвался он загадочно и побрел на кухню.
Что тут происходит, спрашивала я себя, вставая с кровати, одевая поверх пижамы длинный вязаный джемпер. Человек, которого я знаю какие-то три дня, готовит мне кофе в моей же кухне? Я, наверное, все еще сплю!
Когда я решила взглянуть на себя в зеркало, меня пробила внезапная дрожь…
Там я тоже стояла в белом, во сне…
О, мой сон!

...
Холодные струи резко впились в кожу, дыхание сковало, мышцы на секунду парализовало. Я быстро выдохнула, и горячая волна ударила в голову, появился приток внезапной энергии, а вместе с ней – ошеломляющая боль в груди…
Я присела в ванной, сжалась комком и поняла, что плачу.
Егор не снился мне уже больше года!

Но через несколько минут заставила взять себя в руки.
Насухо обтерлась полотенцем, одела халат.
Не думать о нем. Не думать, приказала себе мысленно.
Не сметь!
Нельзя!
Ты понимаешь?
НЕЛЬЗЯ!
Там, в гостиной, тебя ждет человек, который ничего об этом не знает. Он просто хочет поговорить....

– Вы правильно заметили тогда, я чужак в этом городе. Выгляжу подозрительно, веду себя подозрительно, хотя все прекрасно знают, что это – тот самый актер из столицы, и с радостью просят автографы... Вы кажетесь мне такой же чужачкой здесь, как и я, а потому внушаете доверие. После того, как человек едва не погиб под твоими колесами, трудно утверждать, что мы не знакомы… Еще мне известно, что вы лишь немногим меня младше, из чего следует, что было бы логичнее перейти на «ты».
– Согласна. Глупо продолжать выкать, изображая манерности. Но чем я могу быть полезна? Криминальными новостями я больше не располагаю, ты знаешь.
– Ни за что бы не согласился говорить с журналистом, не думаю, что стоит объяснять причину… Хорошо, что ты не имеешь отношения к той никчемной газетке и к той смехотворной рубрике про угоны машин и кражи кошельков...
...
Его глаза стали холодными и неподвижными, устремившись в невидимую даль, черты лица резко обострились.
– Не могу поверить, что все кончено. И не могу смириться… Не понимаю, почему планета до сих пор не рухнула. Все стало отравленным, безжизненным, пустым. Одна фальшивка вокруг – декорация из картона и пластилина! Как можно продолжать жить? У кого я еще могу спросить об этом. – Он повернул ко мне лицо, которое не просто вопрошало, а молило. – Как найти силы, чтобы жить дальше?
Кровь едва не закипела у меня в ушах от внезапно подскочившей температуры. Острая боль, похожая на судорогу пронзила все тело, от чего я сцепила руки в замок, чтобы окончательно не потерять над собою контроль, превозмогая эмоции с невероятным трудом… и все же пытаясь сделать вид, что не понимаю, о чем он говорит.
– Почему у меня? – выдохнула чуть слышно.
Всего лишь несколько секунд Кирилл раздумывал, но тот момент показался мне несравним даже с вечностью. Наконец он произнес:
– Я знаю, что случилось с тобою два года назад.
Теперь, на смену пульсирующего пожара, явился пронзительный холод. Я перестала одновременно ощущать и собственное тело, и собственное дыхание, и почву под ногами, и вообще все вокруг.
– Когда-то я взахлеб читал все статьи Анны Гром – неповторимого театрального критика. Но вдруг они просто исчезли, как и сама автор. Газеты кричали о страшном происшествии, ходили слухи, что журналистка покончила с собой… И совершенно неожиданно, при таких странных обстоятельствах, я встречаю ее здесь, в далекой провинции. Неужели это тот же человек? И… Каким образом? Я хочу знать, как ты сумела найти силы, чтобы жить дальше после всего, что случилось? Объясни мне, Анна! Никто не поймет меня так, как ты. Я слышал сегодня, как во сне ты звала его по имени. Егор! Но как ты сумела смириться… смириться с тем, что его убили просто на твоих глазах, в день вашей свадьбы…
– Замолчи!!! – Закричала я в истерике, закрывая уши руками, стараясь заглушить стук вырывающегося из груди сердца. – Пожалуйста, замолчи! Уйди! ОСТАВЬ МЕНЯ! УЙДИ!!!


Он не знал, он не мог знать, что слова его послужат детонатором…
Но когда бомба взорвалось, было уже слишком поздно.
Реакция последовала необратимая.
В тот миг я его возненавидела.
Кирилл коснулся того заветного места в моей памяти, что жила все это время, как раковая опухоль, всегда оставаясь со мной, никуда не исчезая…но была заглушена и притуплена тысячью нечеловеческих усилий…

...За перевод той ночью я взялась вяло, без интереса, принуждая себя чем-нибудь заняться, а главное – всячески отвлечься от пережитого накануне.
Но уже через какое-то время, как это обычно и происходит, так углубилась в работу, что не успела заметить, как перевод романа оказался полностью завершен к третьему часу ночи.
Медленно потягиваясь перед ноут-буком и разминая мышцы, все еще отдающие болью после аварии, я вдруг вспомнила, что успешное завершение какой-либо работы принято отмечать бокалом крепкого напитка, и что на этот случай где-то обязательно завалялась бутылочка отменного марочного вина у меня на кухне.
Город восторженно наблюдал свой тридцать первый сон, когда, поплескивая в бокале ароматным марочным вином, я вышла на балкон и, поглядев на ночные фонари, преданно караулившие звезды, как влюбленные поэты; или же, как ночные дозорцы, в любых погодных условиях освещающие пространство специально для таких, как я, - предложила им тост:
– Пусть люди, наконец, научаться находить любовь друг в друге, а не в карманных книжках!
Фонари поддержали меня молча, слегка подрагивая влажными глазищами и, кутаясь в вуаль дождя, размышляли, похоже, о том, что с таким же точно успехом они могли бы проплывать сейчас в тихом тумане где-нибудь на островах, как маяки.
– Что ж, – вздохнула я сочувственно. – Фонари тоже имеют право мечтать.
Последний раз, когда я стояла на балконе, ночь была теплой, по-настоящему летней и спокойной. Свежий ветер шептал неразборчивые пиететы кронам деревьев, и так приятно было расслабленно вдохнуть в себя чистый аромат дремавшего города: запах цветов, лип, вишен…
И вот деревья уже стояли растрепанные, понурившись в древней девичьей печали, тоскуя по солнечным ласкам и озорству ветра. А те, что виднелись из парка, будто бы еще плотнее стали жаться друг к другу, смыкаясь в круг заговорщиков, обсуждая свои коварные планы. Сам мрак, казалось, сгустился над ними, навис тяжелой тучей.
Я почти не сомневалась, что три дня назад я так же стояла здесь и наблюдала спящие окрестности: пустынные улицы, затихший перекресток, уютно примостившиеся клумбы. В то время, когда совсем неподалеку от сюда, в небольшом городском парке кто-то сильный и жестокий, чье лицо скрывала маска темноты, выжимал душу из того, кто оказался слаб и беспомощен.
По спине потянуло холодом, толи от заблудившегося порыва ветра, толи от представленной невольно картины.
Ведь, возможно, только трое людей не спало в ту безлунную, неподвижную ночь: Мира, убийца и…я!

...
На экране ноут-бука все еще светилась последняя страница романа с триумфальным хеппи-эндом: граф и графиня зажили, наконец, в любви и согласии, рожая наследников один за другим, - в общем, как и подобает. На то она и бумага, чтобы выдумывать на ней беспрекословное счастье.
Широко зевнув, я захлопнула крышку компьютера и отправилась в свою уютную белую спальню, чтобы как можно на дольше забыться сном…