Мессия или Еретик? (начало)

(первоначальная публикация: Авторский проект Ээльмаа Юрия)

Юрий Ээльмаа

06.02.2003

История моего знакомства с фильмом «Фанатик» такова. Впервые услышав о нем от своего знакомого, я, честно признаться, не очень заинтересовался. Американский фильм о еврее, ставшем антисемитом и нацистом — слишком уж это отдавало обычной голливудской поделкой на аттрактивную тему. С унынием я прочитал описание на коробке видеокассеты: «22-летний еврей Дэнни Балинт становится скинхедом. На встречах неофашистских активистов Дэнни производит на присутствующих неизгладимое впечатление силой своего слова. Однако по мере того как авторитет Дэнни среди новых друзей растет, в душе он остается раввином — раввином, который избивает евреев днем, а ночью изучает религиозные тексты и обучает свою подружку...».

Согласитесь, занимательного мало. Но я все-таки вставил кассету, начал смотреть. Через полтора часа, когда экран телевизора погас, я продолжал сидеть как вкопанный. Ощущение сформулировать было сложно — осталось очень много вопросов, на которые не было ответа. Одним словом, надо было смотреть еще раз. Посмотрел еще раз — количество вопросов заметно увеличилось. То же самое произошло и в третий раз.

Сказать, что теперь я все понял — нет, не могу. Это не рецензия, скорее, это можно назвать попыткой «прочесть текст фильма». Насколько она удачна — покажет будущее. Пока же — о названии.

«Фанатик» — это не самый адекватный перевод. Если понимать фанатика как человека, отличающегося исступленной религиозностью, то в фильме все как раз наоборот. Если как жестокого изувера — да, жестокость есть, но дело не в этом. На мой взгляд, оригинальное “The Believer” более точно переводится как «Верящий». Не «верующий», а именно «верящий», так как первое значение клишированно связано с религией, что применительно к данному фильму совершенно неверно — как раз с религией у героя картины отношения напряженные, и, в конечном счете, не в самой религии дело. Верящий, тот, кто верит, имеющийкакую-то веру — это наиболее близко специфике фильма.

Картина как бы разбита на два временных плана: прошлое и настоящее. О прошлом разговор особый — все корни трагедии героя находятся именно там. Будучи учеником религиозной школы, он становится в оппозицию к учителю. Причиной спора становится его интерпретация ветхозаветного мифа об испытании Авраама, готового принести в жертву сына Исаака по повелению Бога. Учитель излагает ортодоксальную точку зрения, против которой выступает юный Дэнни: «Здесь речь идет не о вере Авраама. Речь идет о могуществе Бога. Бог говорит: «Знаешь, какой я могущественный? Я могу заставить тебя сделать все, что захочу, любую глупость, даже убить своего сына. Потому что я — все, а ты — ничто [...] Предположим, Бог дал ему овна, и что? Когда Авраам занес нож, в душе он уже убил Исаака. Он никогда не смог забыть этого, и Исаак тоже». Естественно, подобная точка зрения рождает резкое неприятие: подобное инакомыслие понравиться не может, тем более в религиозной школе. Как результат — многократно повторяющийся на протяжении фильма эпизод: Дэнни сбегает вниз по школьной лестнице, его зовут вернуться, но он не слышит. Человек бежит от неудовлетворяющей его религии в мир.

Этот миф в разных ипостасях становится как бы лейтмотивом фильма — позже именно его герой будет читать с девушкой, про Авраама он услышит, попав в синагогу. На мой взгляд, это неслучайно — эпизод с Исааком в Ветхом Завете один из наиболее противоречивых. Но есть и другая причина — о ней ниже. Это противоречие с детских лет не дает герою относиться к религии как к незыблемой данности.

Религия специфична именно тем, что в своей основе несет безграничную, безоглядную веру. Поставь ее под сомнение — и ты уже еретик, отступник. Начни ее анализировать, подвергать рациональному расчленению — и она трещит по швам, распадается на куски. Дэнни выступает не против религии как таковой, он — противник безоглядной веры. Будучи антисемитом, он досконально разбирается в ней, читает в оригинале Тору. В этом смысле показателен следующий эпизод. Как предводитель банды скинхедов он отправляется громить синагогу. И, когда один из дружков с криком ненависти начинает рвать священные свитки, между ним и Дэнни происходит такой диалог:

«Как ты можешь ненавидеть евреев, если ничего про них не знаешь?

— Я ненавижу так же, как и ты.

— Правда? А что такое шатас, цицис, цифилин, ты можешь отличить кадиш от кидуша? Если ты что-то ненавидишь, ты должен понять, почему. А Эйхман? — он изучил Тору, Талмуд, Мишну и все остальное. Он ненавидел евреев.

— Кто такой Эйхман?

— Кто такой Эйхман??? Он возглавлял подотдел гестапо по делам евреев, он депортировал евреев в лагеря.»

Это один из лейтмотивов фильма: для ненависти необходимо знание. Герой своими поступками как бы отвечает на вопрос Катулла, вынесенный в эпиграф картины: «Я люблю и ненавижу. Кто скажет мне, почему?»

Очень примечательна одна из начальных сцен: Дэнни видит в метро юношу в кипе, очках и с Торой под мышкой, догоняет его и начинает избивать ногами. За что? — вспыхивает в сознании зрителя. Повалив еврея на землю, он начинает его избивать с криком: «Ты думаешь, Бог подсунет вместо тебя барана? Нет!» Как бы странно это ни показалось, но вопрос задается именно в будущем времени. «Ударь меня, ударь, я прошу тебя!» — лицо еврея изображает страх, лицо Дэнни — боль. Кто страдает больше, однозначно сказать нельзя.

Проясняет эту ситуацию другой эпизод. После драки герой избегает тюрьмы за счет того, что в воспитательных целях он должен принимать участие в сеансах групповой психотерапии. Старый еврей рассказывает историю о том, как на его глазах фашист поднял на штык его малолетнего сына; кровь капала на глаза отца, потом гитлеровец отдал мужчине труп его ребенка. Характерно, что, сострадая услышанному, Дэнни не может понять его поведение.

Дэнни: «И что вы сделали, пока сержант убивал вашего сына?»

Сидящая рядом женщина: «А что он мог сделать?

Дэнни: «Что он мог сделать? Он мог наброситься на сержанта, выдавить ему глаза, отобрать штык!»

Женщина: «Его бы тут же застрелили. Он был бы мертв через две секунды. Кто вы такой, чтобы судить?»

Дэнни: «Ну и умер бы, подумаешь. А теперь он хуже, чем труп, он — кусок дерьма».

Дэниэл уходит с собрания со словами: «Нам нечему учиться у этих людей. Это вы должны учиться у нас. Учиться убивать своего врага».

По сути происшествие с юношей-евреем и описанная ситуация повествуют об одном и том же. Люди принимают за догму общепринятое поведение и ведут себя сообразно ему. Юноша читает священную книгу, не задумываясь о прочитанном, воспринимая это с единой, заданной точки зрения. Старики-евреи, забитые и покорные, прошедшие ад Холокоста, привыкли горевать о своей судьбе, вспоминать собственную пассивность как должное, считать, что они поступали «как все». Для них всегда и во всем есть некая модель поведения, которая им знакома, и они не считают возможным отклониться от нее хотя бы на шаг.

Нельзя согласиться с мнением героя. Действительно, с издевкой относиться к судьбе еврейской нации в годы Второй Мировой — преступление. Легко осмыслять историю в сослагательном наклонении, говорить, как надо было поступить, когда сам ты не был, не испытал, не прошел. (Молодой человек ещё неоднократно вернется в своих мыслях к этому эпизоду; он будет проигрывать его, представляясь то сержантом, то отцом. В конце концов, представив себя на месте отца ребенка, он бросится на эсесовца и начнет грызть ему горло.) Но одновременно с этим осудить юношу тоже не получается. У него есть своя четкая позиция, свое мнение, для него подобная пассивность немыслима. «Ты думаешь, Бог подсунет вместо тебя барана?» — эта фраза для Дэнни — не вопрос ветхозаветного мифа. Это проблема настоящего: «Ты думаешь, все в мире идет по заведенному кем-топорядку, думаешь, твоя воля и разум бессильны что-либо изменить, считаешь, что сам ничего сделать не можешь???» — примерно такой смысл герой вкладывает в свой вопрос. Для Дэнни органична диаметрально противоположная модель поведения.

Продолжение http://www.liveinternet.ru/users/3167883/post239661918/