С того удивительного, сумасшедшего времени минуло уже почти полвека. Начало 60-х… Отважная четвёрка советских парней в океане и первые в мире наши космонавты, азартный «карибский кризис» и упорные слухи о наших десантных кораблях в Ла-Манше, «семимильные шаги» к коммунизму и пробивающийся сквозь завывания и трески радиоэфира бесстрастный и сухой аналитический голос: «СССР: десять лет без Сталина»…

Теперь это кажется невероятным: всего лишь десять лет. Впрочем, через десять лет «после Сталина» коротковолновую возможность услышать такой ехидный и такой чужой «вражеский голос» имели далеко не все. Да и обычные-то телевизоры, совсем даже не цветные и не плоские, были тогда далеко не в каждой семье — по вечерам гуляли, читали, встречались, смеялись, делали что-то по хозяйству, играли — вы не поверите! — в городки, ходили в кино и ходили друг к другу в гости, а мужики под звуки радиолы, да и не одной, доносившиеся из раскрытых настежь окон, самозабвенно стучали во дворах костяшками домино…

Телевизоров было немного, зато радио в городах было у всех. Расслабленные воскресные утра начинались песенными позывными радиопередачи, которую слушала вся страна: «С добрым утром, с добрым утром и с хорошим днём!..». Эти сорок пять минут — с девяти пятнадцати до десяти — любили и ждали, наверное, в каждом доме. Имена, шутки и песни, хотя бы разочек прозвучавшие в передаче «С добрым утром», моментально становились известны всем.

И вот однажды, воскресным апрельским утром 1962 года, страна услышала новую песню Аркадия Островского на слова Льва Ошанина:

А у нас во дворе есть девчонка одна,
Среди шумных подруг неприметна она.
Никому из ребят неприметна она.

Есть дружок у меня, я с ним с детства знаком,
Но о ней я молчу даже с лучшим дружком.
Почему-то молчу даже с лучшим дружком.

Не боюсь я, ребята, ни ночи, ни дня,
Ни крутых кулаков, ни воды, ни огня.
А при ней — словно вдруг подменяют меня.

Вот опять вечерком я стою у ворот,
Она мимо из булочной с булкой идёт…
Я стою и молчу, и обида берёт.

Или утром стучит каблучками она —
Обо всём позабыв, я слежу из окна.
И не знаю, зачем мне она так нужна.

Припев:
Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет.
А я всё гляжу, глаз не отвожу…

Вот так. «Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет. А я всё гляжу, глаз не отвожу»… Так и с самой песней получилось: вроде бы незатейливая, простая в любом смысле, она в одночасье стала фантастически популярной, и теперь изо всех раскрытых настежь окон звучал уже голос молодого Кобзона: «Она мимо из булочной с булкой идёт»…

Собственно говоря, широкую известность и популярность будущий народный артист СССР Иосиф Кобзон и получил-то именно благодаря этой простой песенке. Это была первая песня, которую он самостоятельно исполнил для столь широкой аудитории. Ну что, послушаем?..

Лев Ошанин был совершенно незаурядным поэтом-песенником. Какими-то неуловимыми штрихами, лёгкими интонациями он умел создать настроение, вылепить песенный образ. Ну вот вспомним его лучшие песни: «Если любишь — найди» 1940 года, или его «Дороги» 1945 года («Выстрел грянёт, // Ворон кружит, // Твой дружок в бурьяне // Неживой лежит…»), или же написанную им в том же 1962 году песню «Течёт Волга», которая стала потом своеобразной «визитной карточкой» Людмилы Зыкиной. Льву Ошанину — наверное, единственному из его коллег-песенников — посчастливилось поставить уникальный эксперимент: на протяжении трёх-четырёх лет написать настоящую песенную поэму, с одним и тем же местом действия и с одними и теми же героями, за судьбой которых в напряжении следила вся громадная страна. Эксперимент этот едва ли можно теперь повторить: для этого понадобилась бы та страна — и то время…

Разумеется, отдавая Кобзону песню «А у нас во дворе», Островский с Ошаниным ни о каких таких поэмах вовсе и не думали. Обычная песенка, проходная, для воскресной радиопередачи. «Никому из ребят неприметна она» — как и её малоизвестный исполнитель. Но неожиданно для авторов своё веское слово сказали «та страна и то время» — на радио обрушилась буквально лавина писем: «А дальше-то что? Что ж там дальше-то было?». В конце концов, радио не выдержало и взмолилось: «Островский с Ошаниным, делайте что хотите, но люди требуют продолжения». Вызов времени Островский с Ошаниным приняли. Очередная глава поэмы в песнях получила название «И опять во дворе». Судя по тексту, молодой человек преодолел свою первоначальную робость и рискнул-таки покинуть свой наблюдательный пункт у окна, выйти во двор и познакомиться со своей пассией поближе:

Ты не грусти, может быть, ещё встретимся, —
Я от тебя не сбегу никуда.
Сколько в пути ни пробуду я месяцев,
А возвращусь хоть на вечер сюда.

Не отнимай свою руку, пожалуйста!
Как бы судьба ни сложилась для нас, —
Завтра забудь меня, маме пожалуйся, —
Но поцелуй на прощанье хоть раз!

В туфлях на гвоздиках, в тоненьком свитере…
Глупая, всё тебя мучит одно:
Как бы подружки твои не увидели
Да старики, что стучат в домино.

Ты не грусти, может быть, ещё встретимся, —
Я от тебя не сбегу никуда.
Сколько в пути ни пробуду я месяцев,
А возвращусь хоть на вечер сюда.

И опять во дворе
Нам пластинка поёт
И проститься с тобой
Всё никак не даёт.

Песню снова отдали Иосифу Кобзону. Вначале, в ноябре 1962 года, песня прозвучала в передаче «С добрым утром», а в новогоднюю ночь Кобзон исполнил её и в телевизионном «Голубом огоньке». Слушаем:

«И опять во дворе» — поёт Иосиф Кобзон

Славный молодой человек… Познакомиться-то он познакомился, и даже, судя по всему, довольно близко, но… но вот не поздновато ли? «Но поцелуй на прощанье хоть раз» — а куда это он, собственно говоря, засобирался?..

Лев Ошанин — мастер нюансов. Одна лишь первая строчка говорит тут о его песенном герое всё: «Ты не грусти, может быть, ещё встретимся» — действительно, чего грустить-то? Ведь — чем чёрт не шутит! — может, и встретимся когда! А ну-ка, целуй на прощанье!.. Да никуда я от тебя не сбегу: хоть на вечерок, да заскочу ещё!.. Вот ещё моду взяла — грустить по пустякам…

Они ещё очень-очень молоды, эти песенные герои. Мальчишка и девчонка. Он, быть может, чуть моложе своих лет, а она — чуточку старше и по-житейски мудрее. Любовь? Какая там любовь… Разве что её ожидание. «Глупая, всё тебя мучит одно: как бы подружки твои не увидели…» — бедный мальчик! едва ли её мучит только лишь это…

Короче говоря, с песенным героем всё вроде бы стало ясно. После школы, если не в институт, молодые люди обычно отправляются в армию. А на долю их девчонок остаётся ждать. И они ждут… сколько смогут. Если любят.

Если любят… «А что ж это, уважаемые Островский с Ошаниным, вы всё о нём да о нём? Всё Кобзон да Кобзон?» — заволновались телезрители и радиослушатели огромной страны. И вновь посыпались во все редакции письма: «А почему, собственно говоря, вы ничего не говорите о ней? Она-то хоть любит его?..»

Должно быть, Льва Ошанина охватили в тот момент смешанные чувства. Внимание радиослушателей и телезрителей, конечно, всегда для автора приятно, но он вдруг осознал, что вместе с Аркадием Островским поневоле становится родоначальником нового песенного жанра… Ровно через год после первой, весной 1963 года, на свет появилась третья глава поэмы в песнях, написанная уже от лица безмолвной до той поры «девчонки с булкой»:

Ты глядел на меня,
Ты искал меня всюду.
Я, бывало, бегу,
Ото всех твои взгляды храня.
А теперь тебя нет,
Тебя нет почему-то.
Я хочу, чтоб ты был,
Чтобы так же глядел на меня.

Я иду без тебя
Переулком знакомым,
Я спешу не с тобой,
Не с тобой, а с Наташкой в кино.

А тебе шлют привет
Окна тихого дома
Да ещё старики,
Что всё так же стучат в домино.

Во дворе дотемна
Крутят ту же пластинку.
Ты сказал, что придёшь,
Хоть на вечер вернёшься сюда.
Вечер мне ни к чему,
Вечер мал, как песчинка.
Я тебя подожду,
Только ты приходи навсегда.

А за окном то дождь, то снег,
И спать пора, и никак не уснуть.
Всё тот же двор, всё тот же смех,
И лишь тебя не хватает чуть-чуть.

Надо прямо сказать, что на волновавший всех слушателей вопрос «любит она его или не любит?» Лев Ошанин отвечает тут весьма уклончиво: «Она ещё так молода…». Понимай, как хочешь… Мне нравилось, как ты смотрел на меня, и я, пожалуй, тебя подожду… но только если ты больше никуда не уедешь! А вот если уедешь, то не подожду. «Вечер мне ни к чему».

Короче говоря, наши песенные герои оказались одинаково славными. Вполне достойны друг друга оказались и исполнители песен, ибо «женскую партию» песенной поэмы Аркадий Островский отдал замечательной эстрадной певице Майе Кристалинской. Слушаем:

«Я тебя подожду» в исполнении Майи Кристалинской

Вероятно, этот выбор всё-таки делался в расчёте на будущие «главы» поэмы, потому что образ легкомысленной девочки не очень соответствовал тем песенным образам, которые характерны для Майи Кристалинской. И хотя почти все её песни грустные («Выступление Кристалинской стало диссонансом в жизнерадостном окружении… К сожалению, подобные песни нравятся, особенно людям с «душевным надрывом» — вот так, примерно в те же годы, громили Майю Кристалинскую в газете «Советская культура»), но грусть эта — грусть осознанная, грусть взрослой состоявшейся женщины, а вовсе не девочки. «В нашем городе дождь» Колмановского и «Нежность» Пахмутовой — вот её песни. Отдавая в 1963 году Майе Кристалинской песенку «Я тебя подожду», Аркадий Островский, по-видимому, просто спасал свою любимую певицу от очередной «опалы» со стороны чиновников от искусства…

Впрочем, герои «Дворового цикла» взрослели стремительно, и когда прошли три года вынужденной разлуки, в которую их отправил Лев Ошанин, они вернулись к слушателям уже совсем-совсем другими. Не только ведь в поэме — и в жизни тоже прошло три года. Несмотря на непрекращавшийся поток писем от слушателей, авторы не торопились писать продолжение: тема полудетской любви себя явно исчерпала, и новые главы «Дворового цикла» должны были звучать уже по-новому. Но как сделать этот переход? И стоило ли его делать?..

Таким переходом явилась песня под названием «Прошло три года», которую (опять же для радиопередачи «С добрым утром») записал Иосиф Кобзон. В ней всё узнаваемо: тот же двор, тот же дом, радиола в окне, каблучки и тонкий свитерок. Но вот от прежней легкомысленности и бесшабашности героя не осталось и следа:

Вот снова этот двор,
Мой добрый старый дом.
Я с тех счастливых пор
Три года не был в нём.
На милом этаже
Квадратики огня…
Теперь они уже
Горят не для меня.

Здесь всё иное вдруг —
И дождь иной, и снег.
Другой пластинки звук,
Другой девчонки смех…

Стучат давным-давно
Другие каблучки,
И лишь за домино
Всё те же старики.

Вот переулок мой —
Но нет ответных глаз:
Вернулся я домой,
А ты не дождалась.
У этих вот ворот
Шаги твои стерёг…
Где он теперь мелькнёт,
Твой тонкий свитерок?

Как и следовало ожидать, она — не дождалась его. И вновь посыпались письма: «Подумаешь — три года, ведь девчонка совсем юная, чистая, как хрустальная. Такая не может не ждать», или: «Умоляю вас, измените свою песню. Это неправда, это неестественно. Так не должно быть»… В тот-то и дело, что всё это было вполне естественно, иначе и быть не могло. Авторы цикла переходили к теме взрослой, осознанной и высокой любви, а сделать это после первых трёх песен было очень нелегко. Слушаем Иосифа Кобзона:

«Прошло три года». И снова этот двор, и снова — Иосиф Кобзон

Следующую песню, «Детство ушло вдаль», написанную практически одновременно с этой, исполнила Майя Кристалинская. И это была уже вполне «её» песня. А слова там такие:

Детство ушло вдаль,
Детства чуть-чуть жаль.
Помню сердец стук,
И смелость глаз, и робость рук.

Если б тебе знать,
Как нелегко ждать,
Ты б не терял дня,
Догнал меня, вернул меня.

Слушай шагов звук,
Двери входной стук,
Голос встречай мой —
Спешу к тебе, спешу домой!

С текстом третьей песни, с той девочкой, которая и сама-то не знает, чего она хочет, отчасти перекликается лишь второй куплет, где звучит нечто вроде беспомощного оправдания: «Если б тебе знать, как нелегко ждать…». Но теперь прежняя девочка выросла, и она любит, и она твёрдо знает, где её дом: «Спешу к тебе, спешу домой!».

Припев, который звучит после каждого куплета, как бы замыкает собой весь песенный цикл:

И всё сбылось — и не сбылось,
Венком сомнений и надежд переплелось.
И счастья нет, и счастье ждёт
У наших старых, наших маленьких ворот…

Переплетение сомнений и надежд: чего больше? чего меньше? встретятся они или же нет? Остаётся лишь гадать. Они любят, они надеются, они стремятся друг к другу — и в этом нет теперь никаких сомнений…

«Детство ушло вдаль». Майя Кристалинская

Песню «Детство ушло вдаль» её авторы посвятили Майе Кристалинской. В сентябре 1967 года Аркадий Островский ушёл из жизни, и уникальная песенная поэма осталась недописанной.

Вот так и закончилась эта история длиною в четыре года…

Эпилог

Не совсем так. Над поэмой в песнях под условным названием «Дворовый цикл» Аркадий Островский работал до самых последних дней. Уже после его смерти прозвучала написанная им вместе с Ошаниным «Доверчивая песня». В оглавлении звуковых страниц июльского номера журнала «Кругозор» за 1968 год читаем: «Последний набросок Аркадия Ильича Островского — «Доверчивая песня» (аранжировка А. Пахмутовой)». Никакой более подробной информации на страницах журнала нет. Для «Кругозора» (33ГД-0001088) эту песню записал Иосиф Кобзон. В том же году, однако, увидели свет ещё несколько грампластинок, на которых «Доверчивую песню» исполняет как Иосиф Кобзон, так и Майя Кристалинская. На пластинке с записями Кристалинской (Д 23941-2) всего четыре песни Аркадия Островского: три из цикла «Полутона» (на стихи Инны Кашежевой) и одна, написанная на стихи Льва Ошанина, — «Доверчивая песня». Кроме того, в исполнении Кристалинской эта песня имеется и на гибкой грампластинке (33ГД-0001238). А на появившейся в том же году пластинке с записями Кобзона (Д 25217-22) все его песни «Дворового цикла» идут единым блоком — начиная с песни «А у нас во дворе» и заканчивая «Доверчивой песней».

Позднее, в 1969 году, был выпущен альбом «Избранные песни» Аркадия Островского из трёх грампластинок, вторую из которых (Д 25219-20) открывают все шесть песен «Дворового цикла» в исполнении Иосифа Кобзона и Майи Кристалинской («Доверчивую песню» поёт Кобзон). И, наконец, в 1970 году запись Иосифа Кобзона появилась на двух долгоиграющих грампластинках (Д 027933-4 и С 01763-4), а запись Майи Кристалинской — на одной (С-01727-8).

Если судить по тексту, то, право же, нелегко отделаться от впечатления, что «Доверчивую песню» он и она должны были бы петь всё-таки вместе. Вот эта песня. Стихи Льва Ошанина:

Опять, опять, опять,
Во сне, в бреду, в хмелю
Позволь мне повторять,
Что я тебя люблю.

Велю я всем кругом —
И птицам, и  шмелю —
Звенеть тебе о том,
Что я тебя люблю!

Звенит весенний гром,
Оставлен тихий дом.
Дорогу кораблю,
Раз я тебя люблю!

Никому не верь, что звёзды уснут,
Что уснёт любовь — слышишь? никому
Не верь!

Слушаем заключительную главу «Дворового цикла» в исполнении Майи Кристалинской и в исполнении Иосифа Кобзона. «Доверчивая песня» — пусть и не вместе, но они спели её.

Майя Кристалинская

Иосиф Кобзон

Фотографии, которые вы видите, были сделаны много лет спустя, в 1984 году, на юбилейном вечере памяти Аркадия Островского. Майя Кристалинская и Иосиф Кобзон поют свои песни «Дворового цикла»… Весной следующего года Майя Кристалинская будет уже не в состоянии говорить и сможет лишь тихо плакать в телефонную трубку. Летом 1985 года её не станет…

Вот теперь, кажется, всё.

Валентин Антонов