Ранее в тот день, когда Аугсбургское исповедание было представлено императору, маркграф Георг Бранденбургский и другие исповедники отказались принять участие в мессе Corpus Christi и процессии. Георг объяснил свое решение так: "В своем отказе мы опираемся на ясное Слово Божье, уклониться от которого мы не можем, ибо души наши связаны им. Мы отказываемся не из нежелания повиноваться Его Императорскому Величеству, но из страха согрешить, противясь Божьему Слову. Во всех делах человеческих мы готовы служить Его Величеству своим имением, жизнью и кровью и доказать тем самым, что мы верны вассальной клятве. Но в делах божественных у нас есть другой, высший Господин и Король, Которому мы обязаны повиноваться ради спасения своих бедных душ. Его Величество властвует над нашими телами, но не над нашими душами. Да, прежде чем я отрекусь от своего Бога и Его Евангелия, я преклоню колени перед Вашим Императорским Величеством и позволю отсечь себе голову!"

В соответствии с учением Рима, Святое Причастие предназначено только для праведных, для тех, кто стал праведным посредством таинства исповеди. В соответствии со взглядами Лютера, Святое Причастие предназначено только для грешников, для тех, кто остается грешниками, даже получив отпущение грехов. Ибо Христос сошел с небес, где обитал среди сонма безгрешных святых, чтобы жить на земле среди грешников. Если таков смысл Его Воплощения, то таков смысл и Реального Присутствия Его Тела и Крови в Таинстве.

— Hermann Sasse, This is My Body, pg. 90.

Иногда создается впечатление, что с с тех пор, как пиетизм уничтожил лютеранское понимание оправдания и освящения, лютеранская церковь забыла великие истины о ежедневном покаянии и ежедневном прощении грехов, записанные в нашем катехизисе. Стоит ли удивляться тому, что члены нашей церкви уходили и продолжают уходить к методистам?

Наши люди не видят разницы между лютеранским и методистским пониманием христианской веры. Эту перемену можно наблюдать во всех лютеранских церквях, в Германии и Скандинавии, в Америке и Австралии.

Здесь нам необходимо вновь научиться от Лютера и от наших исповеданий тому, что значит быть евангелическим христианином, в буквальном смысле живущим ежедневным покаянием и ежедневным щедрым прошением грехов, peccator simul et justus. Вновь возжечь огонь этой веры — великая задача лютеранского благовестия.

— Hermann Sasse, Problems Of Lutheran Evangelism

Исповедание веры, богословие, «ортодоксальная» теология, которые не заключают в себе восхваление Бога, почти наверняка ошибочны. Конфессиональная, или исповедующая церковь, заинтересованная лишь в доктринальном исповедании, но не в исповедании как покаянии и восхвалении Бога, не может быть поистине конфессиональной церковью. Действительно великие богословы церкви —  такие, как Амвросий Медиоланский, Василий Великий, Фома Аквинский, Лютер — всегда были одновременно и великими литургистами. Шлейермахер и Ритчль в этом старом понимании слова не были богословами вообще. Их богословие невозможно выразить в песне или молитве.

— Германн Зассе

Фактом Своей жизни в нас Христос ничего не делает для оправдания или освящения нашего ближнего. Именно этого в былые времена так и не поняли пиетисты. Присутствие Христа в пиетисте не приносит пользу никому, кроме самого пиетиста. Фундаментальное заблуждение пиетизма заключается в том, что он не желает признать этот простой факт. Лютеранское богословие действительно исповедует, что Христос живет в каждом христианине и, конечно, в кафолической церкви, однако лютеранское богословие не говорит ни о чем, живущем в нас. Оно всегда указывает вовне нас. Таким образом, мы говорим о «отправлении Таинств», потому что можем распознать или определить, что мы живем во Христе, не иначе, чем обратив свой взор ко внешним Слову и Таинству, которые приходят к нам извне. Отправлять можно только то, что что тебе доверили отправлять. Теперь же в роли точки присутствия Богочеловека выступает не «отправление Таинств», а присутствие Христа в «сакраментальной жизни церкви». Присутствие Христа в нас и через нас в роли Его сакраментального присутствия, которое «преобразует и обновляет культуру», — это нечто бесконечно далекое от учения лютеранских вероисповедных книг. Это учение не основывается на лютеранских исповеданиях. Здесь мы имеем дело со своего рода корпоративным пиетизмом в стиле «мы свидетельствуем... о живущем в нас Христе» — в отличие от персонального или индивидуалистического пиетизма, который свидетельствует о Христе, живущем во мне. Лютеранин предлагает людям смотреть не на нас и не на меня, но только лишь на Иисуса, Который для нас. Лютеранское сакраментальное богословие заключается именно в том, что Иисус, преданный за нас при Своем Первом Пришествии, подается нам здесь и сейчас (см. 1 Иоанна 5:6, 8).

— Рольф Пройз

Если церковь позволяет одному из своих учителей, вопреки клятве, принесенной им при ординации в служители, впасть в лжеучение, можно с уверенностью сказать: надежды на то, что церковь переживет [эти трудные времена], больше нет. Если церковь молчит, когда ее пасторы проповедуют реформатское учение о Таинствах, это может послужить им извинением, поскольку во время обучения они не имели возможности ознакомиться с лютеранским учением. И когда церковь безропотно принимает призвание учителя, преподающего Крещение и Вечерю в кальвинистской манере, она тем самым провозглашает, что по существу готова терпеть подобные учения. В таком случае сама церковь исключает любую возможность доктринальной дисциплины. В таком случае она исключает возможность восстановления дисциплины применительно к тому, каким образом Вечеря Господня совершается в ее пределах. В таком случае она не может двигаться в сторону возрождения конфессионально верной евангелическо-лютеранской церкви. И в таком случае, по существу, возникает общение Алтаря с реформатами. В таком случае церковью можно назвать и «Объединенную евангелическо-лютеранскую церковь», в которой упразднены все границы церковности, в соответствии с нашими вероисповедными книгами отделяющие истинную католическую, ортодоксальную церковь в новозаветном ее понимании от фанатических сект [schwaermerischen Sekten].

— Герман Зассе (1948)

Мы верны этой церкви — не потому, что это церковь наших отцов, но потому, что это церковь Евангелия; не потому, что это церковь Лютера, но потому, что это Церковь Иисуса Христа. Если бы она стала чем-то иным, если бы ее учение было чем-то иным, нежели правильным изложением понятного Слова Божьего, это бы уже была не наша церковь. Важна не лютеранская литургия. Церковь может обойтись и без нее, если придется. Важны не символические книги. Если когда-нибудь будет доказано, что они содержат принципиальные ошибки, мы первыми бросили бы их в огонь, поскольку наша norma normans, стандарт, по которому мы судим любые учения, — одна лишь Библия. Важно не существование евангелическо-лютеранской церкви как самостоятельной части христианского мира. В тот миг, когда она станет чем-либо иным, нежели подсвечником, на котором стоит единственный светильник, который освещает нашу стезю, она превратится в секту и должна будет исчезнуть. Мы не были бы лютеранами, если бы не веровали так!

— Герман Зассе. На сем стоим.

Ясное учение Нового Завета заключается в том, что истинное единство Церкви — это единство в истине. И болезненный опыт церковной истории, особенно последнего столетия, свидетельствует, что всякий раз, когда предпринимались попытки объединить церкви без поиска чистого учения — иными словами, без выяснения того, что в христианстве есть истина, а что заблуждение, — единство не достигалось, и, что еще хуже, разделения всегда усиливались

Восемнадцатый Артикул, «О Свободной Воле», наши противники принимают, хотя и прибавляют к нему некоторые свидетельства, совершенно не подходящие к данному случаю. Они прибавляют также провозглашение, что не следует ни слишком много приписывать свободной воле, как это делают пелагиане, ни отвергать всякую свободу воли, как это делают манихеи. Прекрасно; но в чем разница между пелагианами и нашими противниками, если и те, и другие полагают, будто люди способны любить Бога и исполнять Божьи заповеди по существу поступков без Святого Духа, а также способны заслужить благодать и оправдание делами, которые разум совершает сам, без Святого Духа? Как много нелепостей проистекает из этих пелагианских воззрений, которые с величайшей авторитетностью преподают в школах!

Шестнадцатый Артикул, в котором мы исповедали, что христиане имеют законное право занимать государственные должности, заседать в суде, решать вопросы в соответствии с имперскими законами и прочими законами, ныне имеющими силу, назначать справедливые наказания, участвовать в справедливых войнах, служить солдатами, заключать законные сделки, владеть собственностью, приносить клятву, когда того требует суд, заключать брак; наконец, что обоснованные светские постановления являются добрым творением Божьим и божественными постановлениями, которыми христианин может безопасно пользоваться, наши оппоненты принимают без оговорок. Весь этот вопрос, касающийся различий между царством Христа и царством политическим, — а именно, что царство Христово имеет духовную природу [в той мере, в какой Христос правит посредством Слова и проповеди], то есть берет начало в сердце и представляет собой знание Бога, страх Божий и веру, вечную праведность и вечную жизнь, — был разъяснен для пользы [для замечательно великого утешения многих совестей] в сочинениях наших писателей. Между тем, это царство позволяет нам внешне пользоваться обоснованными политическими постановлениями любой страны, в которой мы живем, точно так же как оно позволяет нам пользоваться лекарствами или искусством зодчества, или пищей, питьем, воздухом. Аналогичным образом, Евангелие не учреждает новых законов, касающихся светского государства, но повелевает нам слушаться существующих законов, будь они написаны язычниками или кем-то иным, и чтобы это послушание мы проявляли с любовью. Ибо Карлштадт был безумен, когда возложил на наши плечи праведный закон Моисеев. Об этих вопросах наши богословы писали более подробно, потому что монахи распространили по Церкви множество пагубных мнений. Они называли обобществление имущества принципом Евангелия; они говорили, что не иметь собственности, не защищаться по закону, [не иметь жены и детей], — это евангельские наставления. Эти мнения во многом отодвигают на задний план Евангелие и духовное царство, [благодаря чему люди перестали понимать, что означают слова «христианин» и «духовное царство Христово»; они перемешали светское царство с духовным, от чего произошли многие волнения, бунтарства и вредоносные учения], и представляют опасность для всеобщего благосостояния. Ибо Евангелие не уничтожает государство или семью, [куплю, продажу и прочие светские нормы], но, скорее, одобряет их и обязывает нас повиноваться им как божественному установлению не только из-за наказания, но и по совести.

Мы читаем в «Журнале немецкого учителя» (Deutschen Lehrerzeitung): «Несомненно, серьезная нравственная угроза заключается в индустриализации масс; но мы видим причину чрезвычайного религиозного положения в нашей стране во влиянии богословского либерализма, движимого модернистским человеческим духом, который протягивает людям камни вместо хлеба. Там, где Божье Слово проповедуется громко и ясно, даже сегодня оно являет себя божественной силой, приносящей спасение всякому верующему». Это совершенно справедливое суждение. «Богословский либерализм» проповедуется не только так называемыми «либеральными богословами», но также богословами, которые именуют себя лютеранами, но отрицают непогрешимый божественный авторитет Писания и основывают обращение и спасение человека не только на милости Божьей, но и на добром поведении человека. Увы, в наше время появился обтекаемый богословский жаргон. Мы разделяем «либеральных» и «позитивных» богословов таким образом, что «либеральными» мы называем тех, кто решительно вознамерился превратить христианскую религию в продукт человеческого рассудка, о тех богословов, которые еще желают сохранить какие-то части христианской религии, мы награждаем титулом «позитивных». Однако этот титул в полном смысле приличествует лишь тем, кто во все отношениях остается верен раз и навсегда записанному в Писании. Всякий же, кто позволяет что-то отнимать от этого, проповедует уже не «позитивное», а негативное богословие. То же самое справедливо в отношении термина «конфессиональное богословие». Конфессиональные лютеранские богословы исповедуют именно конфессиональное богословие. Знание поощряется в той мере, в какой они признали учение лютеранских исповеданий библейским и способны эффективно его проповедовать.

— Franz Pieper, CTM, vol. 1, pg 388.

Не могу сказать, какой высоколобый специалист по церковному праву — и был ли он вообще богословом? — впервые разграничил церкви, которые являются лютеранскими только de jure, и церкви, которые являются лютеранскими de facto. Этим разграничением он одурачил всех, в том числе и меня, о чем я хочу прямо заявить. Вероятно, он был плохим правоведом. Хороший правовед знал бы, насколько неточны и двусмысленны эти выражения. В общем праве, к примеру, признание de facto имеет гораздо меньший вес, нежели признание de jure, тогда как применительно к церквям эти выражения имеют почти обратное значение: de facto гораздо важнее, чем de jure.

В нашей церковной жизни [Kirchentum],  даже в опустошенных и разрушенных церковных территориях [Kirchengebieten] Германии — и какая государственная церковь осмелится назвать себя неповрежденной в отношении духовной жизни? — все еще существует истинное духовное служение [geistliches Amt]. Оно присутствует везде, где пастор делает свое дело не как религиозный виртуоз, наподобие молодого Шлейермахера [1768-1834], не как глашатай частного благочестия, но также когда в великой немощи и сознании собственного недостоинства он исполняет служение проповеди Евангелия и совершения Таинств [ministerium decendi evangelii et porrigendi sacramenta — АИ V], основанное Христом. Когда во время ординации на нас возложили руки, в тот момент мы приняли из рук Иисуса Христа это служение, поручение проповедовать вверенному нам приходу Его Евангелие чисто и ясно, ничего не прибавляя и не убавляя, совершать Святое Крещение, возвещать кающимся грешникам прощение от Его имени и по Его поручению и раздавать им Его истинное тело и истинную кровь в Таинстве Алтаря. В то время мы дали обет исполнить это поручение и однажды, в день суда, нам всем придется дать отчет в том, как мы исполнили свои обеты, принесенные при рукоположении.

Ниже приведен отрывок из доктринальной части (corpus doctrinae) Брауншвейгско-Вольфенбютельского церковного устава 1569 года. В этом церковном уставе рассматривались всевозможные вопросы, стоявшие перед территориальной церковью. Когда скончался прежний герцог [Гених V Младший], давний противник Лютера и Реформации, трон перешел к его ученому калеке-сыну Юлию. Молодой человек немедленно позвал Хемница и Андрэ, чтобы те реформировали церковь в его герцогстве.

О ВЕЧЕРЕ ГОСПОДНЕЙ

Для воспоминания о единой искупительной жертве, которую Он однажды принес на кресте, Христос установил [Матфея 26:26-28; Марка 14:22-24; Луки 22:19-20; 1 Коринфянам 11:23-26] Свою Святую Вечерю, в которой Его память и Его смерть должны провозглашаться до тех пор, пока Он не придет вновь, чтобы судить живых и мертвых. Он установил эту Вечерю в ту ночь, в которую предан был, как Свое завещание, в котором оставил ученикам Свои благословения и небесные сокровища, которые приобрел через принесение в жертву Своего тела и пролитие Своей крови; иными словами, Он желает передать, вручить, удостоверить и запечатать эти благословения и сокровища всем верующим. Для этой цели в Своей Вечере вместе с внешним хлебом Он дает нам в пищу Свое тело, преданное за нас. И вместе с внешним вином Он дает нам в питье саму Свою кровь, пролитую на кресте для прощения грехов. И поскольку мы, таким образом, имеем в Вечере Господней великие, славные, изобильные небесные богатства и благословения, эта Вечеря в христианских церквях должна соблюдаться и совершаться с высочайшим почтением, а следовательно, не должна ничем отличаться от повеления и заповеди, которую Сын Божий дал нам в Своем завещании. Ибо даже человеческое завещание никто не меняет после того, как оно заверено (Галатам 3[:15]), и человека, отнимающего что-либо от завещания или добавляющего что-либо к нему, считают святотатцем. Завещание Сына Божьего, в котором Он даровал нам благословения нашего спасения, тем более следует соблюдать в страхе Божьем. И потому отныне в этих церквях Вечеря Господня будет преподаваться и совершаться так, как повелел и заповедал Господь в своем завещании, — а именно, под обоими видами, так чтобы вместе с хлебом раздавалось и принималось тело Христа, а с вином — кровь Христа. И ни в коем случае нельзя допускать, чтобы Вечеря раздавалась или принималась только под одним видом. Ибо это противоречит ясной заповеди завещания Христова. Чтобы Церковь знала, что ей дается и раздается, Слова Установления должны произноситься громким, хорошо слышимым, ясным голосом на всем понятном языке по очереди — сначала над хлебом, а потом над вином. И людям следует разъяснять из Слова Божьего, каким ужасным разграблением Церкви и святотатством является то, что папа обокрал мирян и запретил им пить от чаши Господней, которую Господь Христос в своем завещании не только позволил предлагать и принимать, но и заповедал всем, призывающим Его имя, 1 Коринфянам 1[:2]; 11[:25-26]. И так это было везде в первых древних христианских церквях во времена апостолов и после них. И людям следует объяснять, чего добивался дьявол этим хищением чаши, — украсть у людей прекрасное утешение, даруемое ясными словами из второй части Вечери: «Это есть кровь Моя нового завета, за многих изливаемая для отпущения грехов» (Матфея 26[:28]). Ибо ради этого они даже вычеркнули из первой части миссала слова quod pro vobis datur («которая за вас предается»).  Это сделано для того, чтобы еще вернее подвести людей к их жертвоприношению мессы. Однако употребление обоих видов должно сохраняться не потому, что папа разрешает и позволяет это, но потому, что Сын Божий в Своем завещании именно так определил и заповедал это, и потому, что запрет на второй вид — это омерзительный грех против завещания Христова.

Более того, «верный исповеданиям» синод должен также «c. следить за верностью своих членов исповеданиям».

И потому недостаточно, чтобы синод, так сказать, лишь  официально заявил: «Синод, верный исповеданиям, безоговорочно держащийся всех Символов [т. е. вероисповедных книг]». Недостаточно и того, чтобы он принимал лишь таких пасторов и учителей, чья верность исповеданиям очевидна. Он также должен следить за тем, чтобы пасторы и учителя оставались такими; ибо только тот, кто будет «верным до конца, спасется» (Мф. 10:22, Luther Bibel).