Открытое письмо г-ну территориальному епископу д-ру Майзеру в Мюнхене

По самой своей природе лютеранская церковь, церковь неизмененного Аугсбургского исповедания, является конфессиональной церковью в строгом понимании этого слова, и лишь в таком качестве она может существовать. Таков однозначный урок американской церковной истории.

Сегодня в Америке не было бы лютеранства, если бы лютеранам не хватило мужества явить миру, и в особенности христианскому миру, skandalon конфессиональной церкви. Из Священного Писания они знали, что сердечной веры не бывает без исповедания уст. Они научились от Лютера тому, что вера приходит от слышания, через проповедь чистого Евангелия, и что Церковь живет Словом Божьим, которое проповедуется во всей истине и чистоте, и Таинствами, которые совершаются согласно установлению Господа Христа. Вопреки всем религиозным и нерелигиозным обычаям того времени, они не стыдились идентифицировать себя с великими догмами ортодоксальной Церкви всех времен, с учениями лютеранских исповеданий, поскольку распознали в них истинное толкование Священного Писания как безошибочного (untrüglich) Слова Божьего.

Я считаю невозможным искать утешаться тем, что лютеранское исповедание пока еще признается de jure, а гетеродоксия считается противозаконной. В конечном итоге совершенно неважно, какими методами — законными или противозаконными — заблуждение побеждает в церкви. Сатану это не волнует. Напротив, он, вероятно, вполне доволен богословием "как будто", которое ведет себя так, как будто все по-прежнему в полном порядке, как будто нет необходимости твердо противостать заблуждению и изгнать его из Церкви, как будто Слово Божье ровным счетом ничего об этом не говорит.

Во всех письмах, приходивших в рождественские дни из разных областей лютеранской церкви в Европе и Америки, из территориальных и свободных церквей, больших и малых церквей, без исключения говорится о глубоком внутреннем расстройстве этих церквей. В них говорится о прискорбных вещах, о которых почти не пишут церковные газеты, о вещах, о которых высказываться публично совсем нельзя или можно с большими ограничениями. Однако все эти голоса создают у человека, живущего за пределами Европы и Америки, впечатление, что лютеранским церквям всего мира угрожает одна-единственная болезнь. Это крайнее обмирщение самой церкви.

Пасторы, не имеющие никакого серьезного богословского образования и прекратившие учиться превращаются в простых компиляторов, и их проповеди или «омилии» перестают быть проповедью чистого Евангелия. Миряне, не живущие согласно божественному призванию, которым они наделены в силу всеобщего священства, могут стать хорошими администраторами или управляющими в своем приходе или в синоде, в церковном совете или комитете, однако то, что они строят, не является христианской общиной в том смысле, как ее понимают Новый Завет и лютеранские исповедания. Скорее, это некое религиозное общество, общество для восполнения религиозных потребностей. Возможно, эти люди благонамеренны и благочестивы, искренне желают построить «Царство», однако они не знают ни что такое Царство Божье, ни что такое Церковь Христова. Им невдомек, что построить Царство Божье мы как раз и не в силах, что это Церковь Христа, Который созидает Свою Церковь Своим Евангелием и Своими Таинствами. Если эти люди пытаются создать церковное единство, они способны думать о нем лишь в терминах человеческой социологии. Им невдомек, что единство Церкви — это нечто совершенно отличное от единства, существующего в чисто человеческом сообществе.

Прочитав все Священное Писание от корки до корки, мы не найдем в нем ни единого текста, в котором отдельным христианам или целым общинам позволялось бы слушать тех учителей, которые проповедуют ложное учение, будь то по многим или немногим вопросам, или поддерживать общение с ними. Но мы находим сотни текстов, в которых христианам самым официальным образом заповедуется держаться подальше от тех, кто проповедует ложное учение. «Так вы отлучаете от общения все остальные церковные объединения!», — говорят нам люди. Вовсе нет. Мы знаем и исповедуем, что даже в гетеродоксальных общинах, до тех пор, пока там еще проповедуется существенная часть Божьего Слова, есть много возлюбленных чад Божьих, которые по недостатку разумения оказались в чужом лагере. Но было бы глупо и противно воле Божьей, если бы ради этих заблудших христиан мы объединились с лжеучителями и тем самым укрепили заблудших христиан в их заблуждениях, а лжеучителей — в их лжеучениях. Когда 200 человек по неразумию покинули Иерусалим вместе с Авессаломом [2 Царств 15:11], было бы неправильно, если бы верные израильтяне ради них тоже перешли в стан мятежников или даже поддерживали с ними дружеские отношения.

С лютеранами все обстоит так: мы не должны исповедовать или проповедовать того, что не сможем повторить перед судилищем Христовым. Лютер пишет:

Когда Господь Христос придет и спросит его: «Почему, Лютер, ты так непреклонен в своем учении о Таинстве?» — он ответит: «Господь Иисус, Ты Сам дал мне Свое Слово, которое говорит: „Примите, ядите, сие есть Тело Мое; примите, пейте, сия есть Кровь Моя“. Я твердо держался этих слов». Тогда Господь скажет ему: «Ты хорошо поступил, Лютер».

Конечно, подобную уверенность мы можем иметь лишь в том случае, если верим, что Священное Писание ясно, и что мы должны принимать слова Писания так, как они записаны. Предметом споров об артикулах христианской веры являются не различные толкования sedes doctrinae, но неизменно слова самого Писания. Это вопрос того, готовы мы или нет позволить словам Писания звучать так, как они записаны.

Сакраментарии отстаивали свое ложное учение с великим упорством, но при этом они полагали, что учение о Таинствах не настолько важно, чтобы о нем спорить. Именно по этой причине Цвингли, все еще несогласный с Лютером после Марбургской конференции 1529 года, предложил ему руку общения. Лютер вспоминал об этом так:

Не вызывает ни малейшего сомнения тот факт, что Евангелическо-Лютеранская Церковь является конфессиональной в самом строгом смысле слова, и что она перестает быть Церковью Лютеранской Реформации в тот же миг, когда перестает быть Церковью Лютеранских Исповеданий. В этом отношении наши оппоненты зачастую более чутки, нежели мы, лютеране, когда, напуганные постоянными обвинениями в «конфессионализме», мы пытаемся доказать окружающим, что мы не настолько плохи. Можно исписать целую страницу упреками, которые обрушивались на нас с момента зарождения пиетизма до времен немецкого Kirchenkampf (церковной борьбы при Гитлере). И сегодня нам приходится выслушивать эти упреки в еще более резкой форме, потому что мы — конфессиональная церковь, церковь, которая серьезно относится к исповеданиям Отцов и осмеливаться требовать от своих пасторов соблюдения этих исповеданий, потому что (quia) они согласуются с Писанием.

Глядя на эти бесконечные поношения, пытаясь понять причину столь страстных возражений, направленных против этого лютеранского конфессионализма и вызывающих в памяти ожесточение, с которыми несколько конфессий сражались друг с другом в Эпоху Ортодоксии, поневоле задаешься вопросом, не противостоит ли здесь Лютеранской Церкви нечто большее, нежели человеческие силы. Это можно сравнить с нападками на Церковь Аугсбургского Исповедания в шестнадцатом столетии, которые нельзя объяснить одними лишь человеческими страстями и человеческими мнениями. И тем более нашим священным долгом отныне становится не только понимать исповедание, которое мы призваны защищать, но и все лучше и лучше осознавать, в чем заключается сущность истинного исповедания веры и его роль в Церкви.

— Герман Зассе

Пастор Питерс пишет об американском Синоде Миссури, но то же самое, ИМХО, можно сказать и о любой конфессиональной лютеранской церкви:

Будущее Синода Миссури, если оно у него есть, не в культе чистоты, где ортодоксальность каждого верующего подвергается постоянным проверкам. Мы не нуждаемся в гестапо, проверяющем догматическую лояльность. Будущее Синода Миссури, если оно у него есть, не в воспроизведении идеальной картинки, сохранившейся в нашей памяти с давних времен. Мы не можем себе позволить жить так, как будто на дворе все еще вчерашний день. Будущее Синода Миссури, если оно у него есть, нельзя обеспечить переписыванием конституции и устава (хотя они явно нуждаются в поправках). Будущее Синода Миссури не поджидает нас в каком-то внеконфессиональном журнале с рецептами церковного строительства. Мы уже сполна изведали запретный плод этих убеждений и принципов, несовместимых с нашими Исповеданиями.

Будущее Синода Миссури — а я верю, что у него есть будущее, — связано с пасторами и общинами, которые хотят быть лютеранами и не стыдятся этого; которые убеждены, что ответы, данные в наших вероисповедных книгах, по прежнему актуальны для решения вопросов, которые ставит перед нами нынешнее время и нынешняя культура; которые способны понятно и убедительно говорить с теми, кто еще не присоединился к нам; которые пытаются быть не всем для всех, но просто лютеранами посреди царящего вокруг хаоса; и которые воскресным утром остаются теми же людьми, какими они были на протяжении недели.

— Пастор Ларри Питерс

Из самой сути Конфессионального принципа Лютеранской Церкви, каким мы видим его в ранних истоках и в позднейших плодах Реформационного сознания, вытекает то, что люди, которые, подобно авторам Формулы Согласия «самым искренним образом исповедуют Аугсбургское Исповедание 1530 года», если только они искренни и последовательны, с такой же искренностью исповедуют принцип Книги Согласия; и наоборот. Это искреннее, ex animo [чистосердечное] исповедание Неизмененного Аугсбургского Исповедания требует от лютеранской деноминации на деле проповедовать это самое учение — в том виде, как оно изложено в Исповедании, — во всех церквях, принадлежащих к этой деноминации. Это подчеркивает не только Формула Согласия посредством часто встречающегося оборота «мы верим, учим и исповедуем», но и само Аугсбургское Исповедание, которое провозглашает: «Наши церкви в единодушном согласии учат…».

Таким образом, те, кто принимает это Исповедание, должны реально и единодушно проповедовать изложенное в нем учение; и те, кто принимает его ex animo, должны проповедовать от чистого сердца и с увлечением.

О том, принимает ли конкретная деноминация ex animo определенный набор принципов и учений, можно судить по двум критериям: во-первых, по официальному исповеданию веры этой деноминации; во-вторых, по тому, чему на самом деле официально учат те, кому поручено ее представлять.

Если некий синод принимает ex animo определенные принципы, он тем самым становится их защитником и недвусмысленное заявляет об этом в своих основополагающих, уставных документах, дабы весь мир, и в особенности его собственные члены и члены всех прочих деноминаций, не заблуждались на сей счет.

Однако, во-вторых, официальное учение, которое проповедуют его учителя — будь то профессора, писатели, пасторы, катехизаторы, делегаты, — должно подлинно соответствовать тому принципу, который посылающая их деноминация принимает ex animo. И хотя о деноминации действительно следует судить только на основании ее официальных высказываний; тем не менее, верность и преданность деноминации ее официальным высказываниям поверяется высказываниями ее официальных учителей, будь то пасторов, профессоров или писателей, — и не тем, что они говорят в частном порядке, но тем, что они говорят со своих кафедр, в своих учебниках и публичных заявлениях от имени деноминации, которую они, по собственным словам, представляют, и в особенности тем, что они, как представители Лютеранской Церкви, делают и говорят перед другими христианскими вероисповеданиями и другими христианами.

Если деноминация принимает принципы во всей полноте, но учителя ее проповедуют иное, это похоже на банк с безупречными принципами работы, часть сотрудников которого, вопреки этим принципам и в нарушение оных, исполняют порученные им обязанности, следуя сомнительным финансовым принципам. Как бы часто такой банк ни говорил о своих принципах и своем уставе, как бы красиво ни смотрелись правила, вывешенные на его стене, и какими бы безупречными ни были его президент и члены совета директоров, если он допускает, чтобы официальные сделки совершались сомнительным образом вопреки правилам и принципам, оправдываясь тем, что руководство, дескать, не может ограничивать личную инициативу сотрудников, не стоит винить вкладчиков и другие финансовые учреждения, если они сочтут нужным изъять свои вклады и закрыть свои счета в этом банке.

Настоящий вопрос заключается не в том, что ты формально принимаешь, но во что ты веришь, что ты публично проповедуешь, и что ты оставишь в наследство тем, кто придет после тебя. Если это полноценные лютеранские вероисповедание и практика, то название и количество стандартов не так важно. Если же нет, но на тебя ложится ответственность доказать и показать, что твои ущербные стандарты не свидетельствуют об ущербности твоей лютеранской веры. Аугсбургское Исповедание не задумывалось как всестороннее, полное и окончательно изложение лютеранского вероучения. Оно заканчивается такими словами: «Мы подробно изложили только те вопросы, по которым сочли необходимым высказаться… Если пожелаете нечто большее, мы готовы, если Богу будет угодно, предоставить более обширные сведения в соответствии с Писаниями». Позднейшие Исповедания как раз и содержат эти «более обширные сведения в соответствии с Писаниями», о которых говорится в самом Аугсбургском Исповедании, и без которых оно неполно.

— Theodore E. Schmauk. The Confessional Principle and The Confessions of the Lutheran Church (as Embodying The Evangelical Confession of the Christian Church), pp. 888-890

Как носители публичных признаков Церкви Исповедания требуют практического использования и воплощения, а не формального буквоедства в любом виде. Если Евангелие проповедуется чисто, и Таинства совершаются надлежащим образом, то ортодоксия и церковное общение фактически имеют место, даже если не все ортодоксальные Символы Веры и Исповедания формально упоминаются в церковной конституции или клятвах во время пасторской ординации. И, напротив, торжественные клятвы в верности всей Книге Согласия ничего не стоят, если они остаются только на бумаге (которая, как известно, «все стерпит») формальных документов, тогда как на практике с кафедр, в семинариях и публикациях распространяются учения, противные Книге Согласия. Если Исповедания в действительности не исповедуются, это игрушечные исповедания — нечто вроде фишек в святотатственной игре в церковь.

«Единство Церкви состоит не в принятии одних и тех же Исповеданий, а в принятии и проповеди одних и тех же учений». И, конечно, «церковная община не утрачивает своей ортодоксальности из-за случайно вкравшихся заблуждений, если только она противостоит этим учениям и, в конечном итоге, искореняет их посредством богословской дисциплины». Сама природа Евангелия, а следовательно, и природа евангелической Реформации, требует, чтобы содержание ценилось выше формы, а реальность — выше внешности.

Именно в церковном общении, в первую очередь, происходит исповедание или отречение. Когда церковное общение ограничено кругом церквей, между которыми есть подлинное согласие относительно Евангелия и Таинств, как их определяет Книга Согласия, эти Исповедания используются в полном соответствии с их замыслом и намерением. С другой стороны, когда номинально лютеранские церкви официально практикуют или допускают общение кафедры и алтаря с церквями и служителями, учение которых противоречит Книге Согласия, они, тем самым, объявляют эти Исповедания недействительными, даже если непрестанно поют им дифирамбы по церковно-политическим мотивам. Объединяясь с нелютеранскими церквями в общении кафедры и алтаря, лютеранские церкви перестают быть лютеранскими церквями и превращаются в синкретические секты.

Конечно, вполне можно представить, что время от времени отдельные лютеранские богословы или даже целые группы богословов и их последователей будут обнаруживать, что они утратили свои прежние убеждения и больше не верят, не проповедуют и не исповедуют так, как того требует Книга Согласия. Если это несогласие публично признаётся, и из этого делаются надлежащие практические выводы, никто не может обвинить этих людей в недостойном поведении. Что действительно нетерпимо, и что разрушает целостность Церкви, так это постоянные заверения в конфессиональной верности, когда реальность явно говорит о противоположном.

— Kurt E. Marquart. The Church and Her Fellowship, Ministry and Governance:
Confessional Lutheran Dogmatics. Volume IX, pp. 74-75