Юноша бледный со взором туманным,
Что ты дрожишь, как щенок,
Разве не пил ты, как кровь из раны,
Капли вина с моих ног?
Разве замерз? Я согрею быстро,
Быстро, лицом к стене,
Хлопнет и хлопнет и хлопнет выстрел
Флогером на спине.
Вот ты испуган, а вот распластан,
Нега в глазах и сон,
И от верёвок - податлив, ласков,
Рано ещё... стон...
Встать, довести до усталой дрожи,
Ах, терпеливый... Что ж...
Розги оставят следы на коже,
Где не оставил нож.
Выпив до капли твою силу,
Я отстегну поводок.
Дам и тебе пить, смешному, милому
Капли вина с моих ног.

И сразу стало понятно, кто они такие - почесунчики!

Для почесунчика мороз
Не может быть вопросом!
Какой тут может быть вопрос?
Натянет шапку он на нос,
И, босиком, как рыжий пёс,
Попрыгать выйдет на мороз,
А всех оставит с носом!

У почесунчика всегда
Должны быть: дом, огонь, еда,
И непременно ерунда
Должна в шкафу таиться.
И должен кто-нибудь всегда
Чесать его туда, сюда,
За ушком, выше, ниже, да!
И кофе поделиться.
***
А ещё они, бывают, тоже
Слёзы льют горючие и пресные,
С мокрым носом некрасивы, непохожие
На весёлых, умных, интересных...
Но под вечер хлюпать перестанут,
И свернутся рядом с тёплым боком,
И - впервые - почесАнье станут
Не просить, а выносить, жестокое.
Снова хлюпать тихо будут носом,
Всё же выгнувшись руке навстречу,
И почти безмолвным будет вечер,
Хоть на все ответы есть вопросы...

Когда чешутся пятки и спинка,
Попа, бёдра и прочие части,
Я хорошая, как на картинке,
Добронравное бодрое счастье))
А когда проходит чесотка,
И сижу-прислоняюсь без вздохов,
После пары недель без плётки
Как-то странно - не то, чтобы плохо,
Но углы-косяки мне несут синяки,
А ножи угрожают ранами,
В голове ерунда, в общем, просто беда,
Из какого я племени странного?
Из морей глубины или дальних планет
Почесунчики прибыли к людям?
И чесанье спины - наше средство от бед,
Интересно, кем дальше мы будем?

Разбила любимую чашку!
Да ладно бы - только свою!
Как вышла такая промашка...
Вздохнула и молча стою.
Ещё повздыхала, собрала
Осколки (+ дважды порез)
А времени-времени мало,
Практически, скажем, в обрез.
Как в детстве, собрать побыстрее
Стараюсь и спрятать в ведро.
И думаю - взгреют-не взгреют,
Сжимается тяжко нутро.
И вспомнила то, что забыла:
Свою неуклюжесть кляня,
Уж столько я чашек тех била,
Но только не били меня.
Родители были готовы
Ремня дать за много вещей,
А чашки - фигня, одним словом,
Лишь веник нести поскорей.
А я-то вздыхала - посуда
По тем временам дефицит,
И мама гордилась тем блюдом,
Сервизом, что чисто блестит...
И вот за оплошность такую
Покорно готова была
Снести я и порку любую,
И в угол сама бы пошла,
А драли всегда за другое,
И я отбивалась тогда...
... А, ладно. Задумалась, что ли...
Ну, чашка. То разве беда?
Хозяин придёт и рассудит,
Но жаль, вдруг расстроится он.
А порка - уж будет - не будет -
Про то мы узнаем потом...
Узнаю, что скажет случай,
Какой скоро выпадет фант,
Я верю, мне будет лучшим
И нужным любой вариант.

Боль это только боль,
Боль это только боль,
Это всего лишь боль,
Пой через слёзы, пой.

Это всего лишь боль.
Разве она - страх?
Колется на губах,
Будет всегда с тобой.

Мне ли бояться. Боль.
Разве она зла?
Разве придёт иной
Та, что вчера была?

Тело орёт "Нет!"
Тело кричит "Стой!"
Где-то в конце свет
Будет потом с тобой.

Где-то вдали свет.
Веришь в него ты.
Что будешь делать ты,
Если его нет?

Я вот все про хааароших нижних девачек пишу, а чего так - у меня еще другая половинка есть... ну даже если не половинка, а треть... все равно есть))

***
Ты - ничтожество у моих ног,
Приносящий себя в жертву Бог,
Златоглазый лесной сатир,
Открывающий кровью пир.
Мои руки дрожат. Стоп.
Ты не видишь, а я молчу.
Вдавлен в пол под тяжестью стоп,
Я твой стон услышать хочу.
Запустив свои пальцы в прядь,
Буду нити из боли прясть,
Буду крики ткать в полотно,
Буду прятать тебя в темно-
Ту, что не видишь ещё,
Я покажу, закрывая твои глаза,
Она ждёт, укрывая твоё плечо,
Отвернись и не смотри назад.
Страх гложет так издалёка,
Что ты кажешься сильным, будто скала.
Хочешь видеть меня жестокой,
ДА, я это прошла!
Плакать, быть слабой,
Я тоже хотела металла,
Вбиваться в стену от ужаса,
Глохнуть от криков... а стала...
Понимать, что это уловка,
И ты не признаешься мне сейчас,
Настоящим явиться неловко,
Страх не придёт за час.
Но только не боль открывает правде ворота,
Ты делаешь вид, что ты потерял ключи,
Если боишься - играй, что кричать неохота,
Когда перестанешь бояться - кричи!

А я добрая, когда битая, странно, послушная (а что странного?) Умная даже на три часа, тихая возле тебя желанного. А тишина гулко тянется между ударами мостиком, и для чего ж я выбрала - ап! хвостиком!
раз! оборотень мимо, два! рассеяться, три! появиться из дыма, ну а чего трудного, чего странного, разница - душу/шкуру зализывать рваную, да у меня кевлара того тонны, на себя и на того парня, а после луны огромной-огромной - нет, уже ничего не странно. А когда сердишься, просыпается, как там его - са-мо-сох-ра-не-ние, и пальцы нежней ласкаются, и мыслей чувствую дуновение, и страх, наверное, выдуманный, почему-то кажущийся настоящим, плескается где-то внутри, и, чтобы штилило, я становлюсь недышащей. А потом - детско-весёлая, да и четверо глаз сверкающих - что плакала, уж неважно, и следы уже будто тающие... Солёное щиплет кожу, слова твои в душу, ниже, глубже (и туда тоже), а я смелее и ближе. И потом я немножко умница, до утра или завтрашней ночи, и кажется, что вся улица знает, чего хочешь. И кажется, будто спросят, куда вот метровая ива, да и вообще ветки ломать - это некрасиво. И стыдно одной только, идешь преступницей с розгами, и глупо боюсь, а что глупо, знаю сама мозгом, а сердце скачет от свиста, который потом будет, а они мелькают под листьями, и мимо проходят люди... А тишина за ударами - всё короче и всё тяжелее, и невидимые следы парами вечером чуть жалею. И невидимые слёзы в уголках глаз через полсуток, а сама такая как прежде всё равно осталась как будто... и тишина льется, теперь уже безударная, а мне-то что остаётся - просто быть благодарной, да вытащить вверх за уши, и не сидеть поздно, взаправдашне быть послушной, да болью чувствовать воздух...

Под ёлочкой Снегурочка
Стояла, чуть дыша.
Дрожащая фигурочка,
А свечка, не спеша,
Всё капала и капала
На ярко-красный зад.
Рубцы от плети на спине
Алели в ровный ряд.
Висят прищепки на грудях,
Под ёлочкой горох.
Она бы и сказала "Ах!",
Но в кляпе тонет "Ох!"
Верёвочки привязаны
К макушке и к рукам,
Иголочки к животику
Прижались и к соскам,
Меж ног зажата палочка,
Что выронить нельзя,
Перед лицом скакалочка,
А за столом друзья.
Течёт шампанское рекой
На спинку, а не в рот -
Вот так счастливо встретила
Снегурка Новый Год!

Раскатистый рык - до дрожи
Страшно и весело. Боже,
Прости, поминаю всуе,
Не обращай внимания,
Я трепещу и ликую
От красоты мироздания
В ударах и прикосновениях,
В узлах и изнеможении,
Спасибо за то, что можно,
Спасибо за то, что умею
Так холодеть до дрожи,
И так до жары теплею.
Так уходить и вернуться,
Так плакать и улыбаться,
Уснуть и в плечо уткнуться,
Проснуться и поцеловаться.
Ем одеяло от боли,
Целую бьющие руки,
То девочка рядом с тобою,
То чувствую запах суки,
То лишь бы никто не трогал,
То хоть бы на миг коснуться...
...И всё же, спасибо Богу,
Что можно уйти и вернуться...

Я хочу быть твоим тигрёнком,
Возле ног вытягивать когти,
И царапать совсем небольно,
И уткнуться горячим носом.
Чтоб ты гладил меня по спинке,
Почесал бы меня за ушком,
Чтобы я перестала плакать,
Чтобы я задышала светом.
Чтобы были твои полоски,
Чтобы ты рисовал, как хочешь,
Чтобы делал меня красивой,
Чтобы было смотреть приятно,
Чтобы было приятно трогать,
Чтоб от каждой кусачей розги
Я второй раз сжималась снова,
Когда гладишь её следы.
Ты бы видел, жалел и снова
Заставлял электрической цепью
Замыкаться на выключатель,
Проводник на котором - ты.
Чтобы страх растворялся в сердце,
Чтоб доверие заставляло
Принимать твою боль и строгость,
Ждать твой голос и с каждым звуком
Пропадать так темно и сладко,
Я всего лишь обычная девочка
Я всего лишь такая, как все.

Волк пришёл на псарню, перерезал белых,
Перерезал рыжих драгоценных псов,
Что ещё недавно окружили стаю,
И с весёлым лаем выгнали волков.

Для собак забава, для собак работа,
Засвистели пули и раздался вой,
И за полчаса закончилась охота,
Он один покинул тот неравный бой.

Запах крови пьяный, запах крови манит,
И клыки бесшумно режут в темноте,
А к утру на псарне никого не станет,
Все они охотники, да клыки - не те.

Ах, не повезло им, цепи да решётки,
Никуда не вырваться, только умирать,
Истекали кровью глотки, глотки, глотки
Не успев залаять или зарычать.

Запах крови пьяный, запах крови манит,
Волк услышал рядом неумелый вой -
Сука-полукровка лязгнула зубами
И загрызла рядом рыжего с собой.

Люди говорили, "нету с неё толку",
Люди говорили - "беспородный брак",
Видно, мамка где-то нагуляла с волком,
Этой только портить дорогих собак.

Что кормить задаром бешеную дуру,
Не даёт погладить, не идёт к рукам,
Подрастёт немного, да сдадим на шкуру,
А учить такую только дуракам.

Волк хотел вцепиться, но глаза шальные
И оскал знакомый вдруг остановил,
Кровь на морде суки и черты родные -
И совсем несильно серый укусил.

Как она ласкала жадно и несмело,
Дух умчался к звёздам, цепь тянула вниз,
Как под светом лунным трепетало тело,
Позабыв, что это - лишь его каприз...

...Волк ушёл с рассветом, а она молчала,
Зная, за скулёжку лишь получит плеть.
Запах крови пьяный, никого не стало,
Ничего не стало, нечего жалеть.

Ласковой полосой пройдись по спине,
Оставь мне на память минуту огня,
Я так хочу утонуть в твоей глубине,
Я так хочу оставить тебе на память меня.
Плакать, солёных слёз чувствовать горький вкус,
Руки твои в слезах моих мокрые целовать,
Сбей ниспосланной болью с плеч моих тяжкий груз,
Знаешь, а я сейчас и не хочу летать.
Лучше своей рукой ниже меня прибей,
И запрети кусать кровь из дрожащих губ,
Знаешь, для всех людей ты бы казался груб,
А для меня сейчас ближе всех и добрей.
Пусть я стыжусь сейчас, боль перекроет стыд,
В первый, последний раз - злой и холодный быт.
В этой застывшей тьме стужи и страха след
Спалит твоя рука - вот их уже и нет.

Февральского огня погасли фотовспышки,
Я снова вплетена в твою тугую сеть.
Я стану для тебя котёнком, ставшим мышкой,
Когда твоим огнём в меня вопьётся плеть.
Я стану "быть собой", и потеряю душу,
Я где-то воспарю, лежа у твоих ног.
Я стану тишиной - послушай же, послушай!
Спасибо, что тогда меня услышать смог.
И каждый новый крик, как вышитая песня,
Узором на спине, и там, где не спина.
И я теряю миг, когда с тобою вместе,
И остаюсь во тьме с тобою и одна.

Как я хотел бы стать кобылою!
Нет, лучше, всё-таки, конём.
Тогда б на мне скакала милая,
Досадно, правда, - только днём.
Сжимала мне бока коленями,
Касалась всем, что есть у дам...
А я бы ржал от вожделения
И с ней носился по лугам.
Я был бы в играх ей товарищем -
Рысил и мчал во весь опор.
Мочился я бы впечатляюще
И не спешил убрать прибор.
Она бы мне по заду шлёпала,
Следила, чтобы не простыл,
Чесала хвост, вокруг да около,
А я б копытом землю рыл...
Меня за шею обнимала бы...
Вот если б это всё сбылось!
Я вспоминал о том немало бы.
Да, кстати, блин! Почём овёс?

Девочке хочется спать и не хочется,
Ласковых рук опять не предвидится,
Ну и плевать, хоть и можно обидеться,
Лезвие точится, точится, точится.
А я не гот, мне резать вены в лом,
А я сижу
За рабочим столом.
А я не буду
На кухне мыть посуду.
Я хочу спать, спать, спать.
На коврике рядом.
А скажут не спать -
Не буду, не надо.
Всё равно взошло солнце,
А кто-то меня утешает,
Спрашивает, беседует,
А я, может, уже еду я...
Ах, неправда,
Я сижу за столом, тут.
Слева мозги ебут,
Справа целуют.
Между прочим, холодно -
Пора под одеяло.
Чтоб не упасть в грязь лицом,
будильник на семь.
Днём буду зевать, отворачиваясь,
Делать вид, что мне пофиг.
смешно - даже не устала;
Только пальцы не гнутся,
Да застыли
Мысли
когда-то они были. были. были.
Спокойной ночи.
Четыре ноль одна.