К слову сказать, Грошек на Крите углядел еще два дорожных знака, которые так и не повстречались мне – “Stop” (дороги нет) и “One way” (одна дорога). Однако я как убежденный пешеход, путешествующий на самоходном транспорте, мог эти знаки не заметить. Вообще же я подстроил увиденное в Греции под свой фонетический произвол. Мне претит называть столицу Крита по-грошевски – Ираклион, поскольку таковое транскрибирование, по-моему, снижает героическое звучание имени – Heraklion, отсылающего не к Ираклию и не к его женской ипостаси Ире – а к “Hero”, к Гераклу, Гераклиту и т. д. Мне также вслед за Грошеком не суметь так утонченно рассказать ни про “раки”, знаменитую греческую 80-градусную водку, ни про “Метаксу” – слишком приторную, чтобы я мог ее пить не разбодяживая “Колой”, ни про меха, всучиваемые туристам в салонах в разгар летнего сезона.
Наконец, усладившись долгим, вселяющим необъяснимый покой созерцанием красных термитов, подобравши также с земли стреляную гильзу с пятиконечной звездой на капсюле, я сел на велосипед и покатил дальше, в сторону Агеос-Николаос. Немного притормозил у археологического городка под огромным прозрачным тентом, совершенно безлюдного. Не осмелился в него войти. Потом выехал на трассу вроде крымской “верхней дороги”: подмывало конечно втопить напропалую по шоссе, без оглядки, сбежать, затеряться – не пропасть, а объявиться - самым сверхъестественным образом – в каких-нибудь интернациональных трущобах – свободным радикалом, отпустить бороду, заняться ремесленничеством, работать с глиной, соломой, ливанским кедром, черт его знает с чем еще, добиться преуспевания, отыскать наконец пригожую жену, скромную труженицу в черном… Но я еще поспевал к обеду.
Здешний эфир не был напоен пряностью и страстью, непременно связанной с коварством, радушие ландшафта и людей не оставляло впечатления навязчивости или типично переигранного гостеприимства, воздух не резал нос высокогорным озоном. Еще раз, проезжая дубравы, я остановился возле одной из них, чтобы напоследок присесть и перевести дыхание; но каково же было мое удивление, когда я, приблизившись, в сумраке ее тени неожиданно разглядел силуэт ротвейлера…