Конец зимней сессии и я, пьяный по самые ушки, спешу из гостей домой – в общагу.
Однако время уже даже и не позднее, а скорее рассвет, то, понимая, что меня уже никуда не пустят, резко меняю направление в сторону Рижского вокзала и мню себя успевшим на последнюю электричку. Я предполагаю, что если я завалюсь к родной тетке в ночь за полночь, то она только рада будет, что я жив и не отдыхаю в милицейском обезьяннике.
На вокзале полно ментов, я жмусь по углам и тщательно прячусь, поскольку мое состояние и без антиалкогольной трубочки у всех на виду – волосы у меня развеваются в разные стороны, глаза дикие, выхлоп адский и дифферент фантастический.
Вот и электричка – несусь вспуганной ланью в средний вагон (там все собираются ночью) и падаю на скамейку печальным осенним листом… Сплю…
Вдруг трам-тарарам, визги, вопли и грохот дверей… В вагон вваливается такой же упитый в хлам мужик – штаны у него расстегнуты и из порванной мотни трусы видны, в руках у него колода карт. Он с недоумением и ненавистью смотрит на вжавшихся в спинки сидений обывателей и орет, как марал на брачной случке:
- Ну шо, суки!!! В картишки сыграем?!!!
Спьяну у меня мелькает мысль, что где-то я это рыло уже видел и, может быть, мы с ним даже знакомы, поэтому машу ему рукой:
- Подь сюда! Давай раскинем…
Сила инерции, изучаемая нами в восьмом классе, несет пьянчугу ко мне, а когда его доносит до искомой точки, то вектор сил меняется и уже гравитация кидает его на скамейку… Он банкует… Игра интеллектуальная – очко… Едем себе и играем… Наконец, надоело… Тут он мне говорит:
- Тебе куда ехать? А может ко мне зайдем, мне на следующей выходить… Добавим…
Мне абсолютно все равно:
- Давай, - соглашаюсь я.
Выходим из электрички, бредем по черти какой дороге – буераки и канавы сплошные, да грязь непролазная и ни зги не видать – я уж усомнился – есть ли тут жилое место. А у знакомца моего – лирическое настроение и стихотворный зуд.
- Ты Есенина любишь? – спрашивает. И тут же стихи декламировать начинает: “Но я все-таки кого-нибудь зарежу под осенний этот свист”. И хохочет сатанински.
У меня так все и упало…
“Куда иду, зачем и, главное, с кем?!!!” – а по коже так холодок и ходит. Наклонился я незаметно и увесистым булыжником запасся – кто ж его знает, как дальше наше знакомство пойдет и по какой линии? Однако, вот и огонек показался, а вскоре и домик нарисовался. Знакомец мой к двери ломанулся и стал так стучать, как будто участковый с повесткой заявился. Дверь отворилась и показался мужичок – белый как лунь и с бородой… Чистый Серафим Саровский…
Увидя нас, он аж просиял:
- Ну слава тебе, Господи! Колюня приехал и товарища привез! То-то радости матери будет…
Колюня челомкнул батю в щеку и прохрипел:
- Ничего, что поздно?
Серафим Саровский только руками всплеснул:
- Какое поздно?! Слава Богу, что вообще приехал!
Зашли в дом, Колюня показал мне дверь:
- Туда иди, а я ща…
Я вошел, хата просторная, хаос в ней еще более интересный – все либо на полу валяется, либо на кровати. А валяются сплошные рукописи, отпечатанные на машинке. От скуки взял одну – так это же сценарии, взял другую – тоже самое…
Тут меня и осенило, откуда я харю эту в пьяном угаре узнал – то ж актер наш известный и я кучу фильмов с его участием видел. Тут дверь от удара ноги распахнулась – Колюня заваливает – руки тарелками и двумя бутылями водочки заняты. И на стул мне показывает:
- Туда садись! У меня там все гости сидят… Вчера Кеша Смоктуновский на нем кирял, сегодя –ты будешь… Тебя как кличут-то?
- Зови меня Славкой, - говорю.
Сели мы за стол, засосали по стаканчику и огурчиками захрустели.
- О чем говорить, Славка, будем? – спросил Колюня, наливая по второй.
Заговорили о символизме в искусстве, о важности построения структурной ткани произведения, полностью подчиненной главенству символа заключенной в это произведении идеи, о том, шум дождя и тот должен высвечивать этот символ и усиливать идею. Колюня все кивал головой, подливал и приговаривал:
- Мудер! Мудер ты, подлец! Я об этом и не думал…
- Думал ты все, - отвечаю, - Но не словами, а душой.
Колюня задумался:
- Прав ты. Конечно, думал. Я знаешь что делаю? Прежде чем роль делать, я музыку к ней сочиняю, такой, знаешь, звуковой характер себе делаю и стихи к мелодии пишу. А потом уже на площадке постоянно себя сверяю с музыкой – в так я ей двигаюсь, вплетаются ли слов роли в текст моей песни… И славно так получается… Давай я тебе поиграю…
Он откинулся назад, взял баян, открыл сценарий и… пели мы до утра…
Утром провожать нас вышла мать. Она с какой-то лаской всматривалась в мое лицо и спросила:
- А вы недавно сниматься стали?
И тут же сам и ответила:
- Лицо у вас хорошее, не испитое еще… Вы там за Колей присматривайте…
На прощание перекрестила она нам лбы немытые и к иконе приложила:
- С Богом, дети!