Был приглашён и участвовал в очередном заседании дискуссионного клуба «Современность сквозь призму литературы» филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
В рамках 38 международной филологической конференции СПбГУ «Актуальные проблемы переводоведения» состоялась дискуссия на тему «Переводчик: соперник или раб?» В ней приняли участие члены секции перевода союза писателей России С. Вольский, А.Родосский, В. Кузнецов, Н. Харламова, В. Соколов, Ю. Свенцицкая, Е.Полянская.

Известны слова русского поэта В.А. Жуковского о том, что переводчик в прозе раб, а в поэзии соперник. Разумеется, переводить стихи гораздо сложнее, нежели текст, особенно если это перевод не по подстрочнику.
По словам участников дискуссии, во время перевода происходит соприкосновение. Если эмоционального, смыслового, личностного соприкосновения автора и переводчика не будет, то получится не перевод, а пересказ.

На самом деле требования к переводу весьма значительны, чтобы добиться максимальной идентичности. Это несколько уровней: и уровень смысла, и уровень чувства, и уровень настроения, и уровень стихосложения, и др. Часто перед поэтами-переводчиками возникает дилемма: либо отдать предпочтение смыслу, либо настроению стиха.

Известно несколько переводов «Фауста» Гёте. Лично мне больше нравится перевод Н.Холодковского (как более афористичный и поэтичный), хотя он и не такой глубокий, как перевод Б.Пастернака. Но есть ещё и перевод Константина Иванова (преподавателя истории царской семьи), который был опубликован лишь в 2006 году. Существует перевод «Фауста», сделанный отцом поэта Арсения Тарковского Александром Тарковским. Очень интересно сравнивать различные переводы. Но, по мнению переводчиков, не следует издавать книги, состоящие из переводов нескольких авторов.

Любопытен факт, что книга Я.Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» первоначально была издана на немецком языке, при том, что Гашек писал её на чешском. Но издать на чешском было очень трудно, и тогда книгу перевели на немецкий, и все дальнейшие переводы были с немецкого.
Любопытно, что и «Евгений Онегин» до недавнего времени был в переводе прозаическом. Хотя несколько лет появился рифмованный перевод.

Я высказал мысль, что «смысл потерялся в переводах». Известно, что в период написания Библии, язык древних евреев насчитывал 3 тысячи слов. Современный русский язык насчитывает почти в десять раз больше. Поэтому часто значения тех или иных понятий, состояний, переживаний и смыслов теряется. Как, например, в известной фразе из Евангелия «Блаженны нищие духом». Многие переводят и понимают эту фразу неоднозначно. Поэтому я и считаю, что смысл потерялся в переводах. Одно дело описать экстатическое религиозное переживание с помощью 3 тысяч слов, а другое с помощью 30 тысяч слов. Хотя известно, что количество слов, употребляемых в повседневном быту, не превышает двух тысяч.

Однажды, побывав в финском консульстве на встрече с молодыми поэтами, я впервые узнал, что финские поэты пишут исключительно верлибром. Но оказывается, не только финские, но и польские поэты, и многие другие.

Принято считать, что стихотворение это рифмованный текст. Но это не совсем так. Существует ещё такое понятие как верлибр (свободный стих, стих, не имеющий регулярных и обязательных ритма и рифмы).

Я согласен с мнением, что стихи могут быть разные, если только они хорошие.
Мои критики часто пытаются убедить меня в том, что мои стихи вовсе не стихи, что в них хромает рифма, да и рифмы плохие. А я и не оправдываюсь, потому что не считаю себя поэтом, и не пишу стихи, – для меня это лишь форма выражения мыслей. Хотя иногда случается, когда я пытаюсь выразить мысль, слова каким-то непостижимым для меня образом сами рифмуются. Я называю такие строчки просто текстом, хотя многим моим читателя нравятся эти мои «стихи».
Немецкий поэт Генрих Гейне как-то сказал: «красивые рифмы нередко служат костылями хромым мыслям».

Любопытно, что рифма как таковая, появилась лишь в 12 веке. А до этого существовал лишь размер. Античная поэзия рифмы не знала.

Лично я считаю, и многие поддержали моё мнение, что рифмованный стих более глубок, более эмоционален и более проникновенен, нежели верлибр. Не случайно в античности поэзию считали дыханием богов, а прозу низким искусством.

Известно высказывание Андрея Тарковского о том, что стихи не переводятся (поскольку теряется неповторимость поэтического высказывания автора).
Но, по мнению присутствовавших переводчиков, стихи можно и нужно переводить. Они считают, что сегодня не устарели такие формы стихосложения как терцины, сонет, триолет, гекзаметр.

На мой вопрос, какой язык наиболее подходит для стихосложения, я получил ответ, что идеальным языком является русский. По мнению поэтов-переводчиков, русский язык как никакой другой удобен для стихотворчества, поскольку имеет множество мужских и женских рифм, свободное ударение, он идеально ритмичен, имеет свою неповторимую мелодичность. Многие за границей часто просят просто почитать стихи на русском, чтобы насладиться музыкой русского стихосложения.

«Язык – это дом духа», сказал известный немецкий философ Мартин Хайдеггер.
Весьма показательно, что в английском языке нет слова «поступок», как и нет слова «правда».
Свой первый роман я вначале хотел назвать «Stranger/Чужой». Но когда узнал, что английскому слову «stranger» соответствует множество близких по значению русских слов, я решил назвать свой роман именно этой последовательностью – «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак». Причём отсутствие запятых есть характеризующая человека целостность состояний в их логическом развитии.
Многим это кажется тавтологией. Но на самом деле, последовательность этих слов раскрывает логику внутреннего развития человека и его восприятия окружающими. В этом названии заключена вся драма человека.

Желающие полностью прослушать дискуссию, могут скачать аудиофайл в формате dvf (два часа) по ссылке для скачивания: http://files.mail.ru/K0YRZS
Чтобы прослушать в формате MP3, нужно конвертировать файл. Конвертер здесь: http://www.nch.com.au/components/switchsetup.exe

В ГОСТЯХ У БОРИСА ПАСТЕРНАКА



Да, я чужой себе и людям.
Странный — вот имя для меня.
Я не приемлю серых буден
И лжи с названием “семья”.
Пусть замерзаю средь бездушья,
Из слез свою броню создав.
В ней одиночества удушье,
И задыхаюсь весь в слезах.
Как мотылек, я засыпаю
На холоде и на ветру.
И очень скоро, точно знаю,
Без понимания умру.
И если где-то в одночасье
Вдруг вспыхнет огонек любви,
Лечу к нему сквозь все ненастья,
Чтоб в пламени сгореть свечи.
Но лучше ль жить так, замерзая,
Мне в одиночестве своем?
Пусть лучше, к смерти подлетая,
Всё лучшее в себе спасем.
И вот несусь, куда не зная,
Чтоб в пламени любви сгореть.
Пусть лучше буду жить мечтая,
Чем жить, чтоб только умереть.
Я жить хочу, а это значит
Любить, страдать и всех прощать.
Любовь меня всему научит —
Как крест нести и умирать.
(из моего романа «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак» на сайте Новая Русская Литература http://www.newruslit.nm.ru

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – http://www.nikolaykofyrin.narod.ru