По чему тоскуете, россияне, несущие матом седьмого, последнего вождя страны Советов Михаила Сергеевича Горбачёва? По вот таким "новостным выпускам", способным усыпить даже самого гиперактивного ребёнка, соперничающими в информативности со сводкой продаж веников в Ямало-Ненецком автономном округе? Или по "интернациональному долгу", выгребающему из ваших карманов деньги на поддержку "братских народов", вялым подобием которого является государственная поддержка бандитов-сепаратистов Юго-Востока Украины, ставящих свои интересы превыше жизней и здоровья жителей так называемой "Новороссии"?

Вы забыли или не знали, как выглядит "развитой социализм" образца середины 80-х годов ХХ века? Это поправимо!

1984 год. У руля СССР стоит Константин Устинович Черненко. Вся его былая энергия, прилежность, скромные знания и ограниченное воображение ушли, были потрачены на бесподобную чиновничью карьеру.

Черненко продвигался, порою почти полз к следующей ступени иерархической лестницы ленинской партии. Когда ему шел семьдесят третий год, он наконец, обессиленный, сел в кресло генерального секретаря партии – высшую должность в советском государстве.

Черненко оказался самым старым из всех советских лидеров, когда-либо получавших этот пост. Больной старец, скрытный и осторожный, с посредственным умом, торопливой и невнятной речью, получил жезл высшего коммунистического правителя.

Гигантскую страну, обладавшую колоссальными ресурсами и ядерным оружием возглавил глубоко посредственный человек, малообразованный, без широкого государственного мышления, очень скудно наделенный природой интеллектуальными способностями. Кроме прилежности партийного чиновника, исключительной услужливости перед генсеками, правившими страной до него, бумажной педантичности, хорошего знания всех бюрократических пружин и правил, Черненко не обладал более ничем, что необходимо лидеру "ленинской партии и государства".

Черненко – не случайность. Это закономерный плод бюрократического всевластия и вырождения большевизма.

Черненко не был в состоянии повести страну и партию в будущее. Его «пришествие» стало знаком углубления общего кризиса общества, признаком полного отсутствия у партии позитивных программ, симптомом неизбежности грядущих потрясений. Не будучи авгуром, можно было сказать: черная птица грядущей беды для коммунизма появилась над Кремлем.

Новый генсек ничего не разрушал и не созидал. Он не имел ни явных врагов, ни больших политических друзей. Черненко не позвал страну поднимать новую «целину» или демонтировать систему тотальной слежки. Генсек был классическим бюрократом с посредственным мышлением.

Это было время тусклого безвременья. Обществом владело чувство апатии, политического равнодушия, какого-то смутного ожидания, а порой и нескрываемого интеллектуального смятения.

По телевизору награждали «победителей» соцсоревнования, народ выстаивал на улицах длинные очереди около полупустых магазинов, проводились многолюдные и многочасовые собрания партийных активов; переполненные электрички из ближнего и дальнего Подмосковья везли в столицу граждан «развитого социалистического общества», надеявшихся хоть что-то купить там; милицией наглухо перекрывалось движение на улицах, когда длинные черные «членовозы» (лимузины высшего руководства) после рабочего дня отвозили «неприкасаемых» в загородные подмосковные шикарные особняки.

В это время СССР вел необъявленную и непонятную людям войну в Афганистане.
После замученного Тараки пришел к власти его убийца Амин, которого, в свою очередь, советские спецназовцы расстреляли в его собственном дворце. Посадили в Кабуле послушного и говорливого Кармаля, сменили его потом еще одним ставленником КГБ – Наджибуллой… Но все эти перетасовки ничего не изменили и изменить не могли. СССР застрял в грязной войне, принимая ежедневно цинковые гробы со своими солдатами из соседней горной страны.

В бараках "социалистического лагеря" тоже не было спокойно: «Солидарность» в Польше продолжала глухо сопротивляться; у Берлинской стены не прекращали убивать смельчаков, пытавшихся ее преодолеть; «диссиденты» не только из СССР, но и из Чехословакии, Венгрии, Болгарии все громче заявляли о себе, требовали свободы и соблюдения прав человека.

А советские самолеты везли кубинских солдат в Анголу и Эфиопию для спасения обанкротившихся марксистских режимов.

Северная Корея, все более дистанцировавшаяся от Москвы, тем не менее продолжала требовать от нее новых поставок оружия и боевой техники.

Китай как бы выжидал, не отказываясь от своих «трех условий»
(Суть этих претензий состояла в том, чтобы СССР вывел свои войска из Монголии, потребовал от Вьетнама вывода их войск из Кампучии и сократил советские войска на границе с Китаем до уровня 1964 г. На тот момент в КНР всерьез рассматривали теорию о том, что СССР стремится окружить Китай). Все попытки советской дипломатии улучшить прохладные отношения со «срединным государством» наталкивались на вежливые и в то же время жесткие отказы. СССР хотел «остаться» во Вьетнаме, но тот нуждался лишь в его технической помощи, а не в политических советах.

В Африке и арабском мире, где возникли с помощью СССР режимы «социалистической ориентации», росли военные арсеналы. Туда ехали все новые сотни и тысячи советских военных советников. А тощая экономика этих стран неумолимо впадала в полную дистрофию.

В Вашингтоне и столицах стран НАТО все больше понимали: СССР надломился под тяжестью гонки вооружений и кризиса директивной экономики и не хотели ни в чем уступать «империи зла». Если Андропова еще пытались приглашать из Москвы на переговоры для встречи с Рейганом, Колем, некоторыми другими лидерами западного мира, то Черненко уже приглашали очень немногие.

В «коммунистическом и рабочем движении» картина не менялась уже многие десятилетия.
В штаб-квартиры марксистских партий шли из Москвы «рекомендации» – как усилить борьбу с ракетными планами США, «еврокоммунизмом», идеологическими диверсиями империализма. Все сохранялось и продолжалось в духе традиций.

По-прежнему лидеры и функционеры этих партий тянулись в Москву на отдых, за инструкциями, а главное – за деньгами. В СССР в течение года приезжали не менее 2–2,5 тысячи руководителей разного уровня из «братских компартий». В международном отделе ЦК, с его почти двадцатью секторами, прикидывали, как лучше распределить многомиллионный валютный бюджет «для помощи братским партиям». И распределяли. Миллионы долларов, фунтов, марок, франков, как в ленинские времена. Только теперь опыта и конспирации в этом деле было больше… Везли народные деньги на Запад и Восток, конечно, представители КГБ. Не было ни одного провала в доставке.
Видимо, деньги советского народа были нужнее коммунистическим функционерам всех мастей на заграничных счетах, чем самому советскому народу.

А в СССР в это время, согласно очередного постановления ЦК КПСС и Совет Министров СССР продолжается "работа по увековечиванию памяти вождя большевизма В.И.Ульянова-Ленина". На основании этого решения были осчастливлены многие десятки городов: Красновишерск, Малая Вишера, Чудово, Ковылкино, Ханты-Мансийск, Волжский, Бийск, Сызрань, Воркута, Белебей, Мичуринск, Анапа, Дудинка, Находка, Нефтекамск, Северодвинск и многие, многие другие.

Монументальное идеологическое безумие продолжалось. Каменные, чугунные, бетонные, бронзовые идолы вождя продолжали расти по городам и весям неоглядной державы. И, как вы понимаете, - за народные деньги.

Ученые и специалисты в своих докладах к заседанию политбюро в 1983 году пытались привлечь внимание высших руководителей партии и страны к тому, что имеются серьезные просчеты в проектировании АЭС, особенно это касается ядерной, радиационной и пожарной безопасности. Тщетно. Потом нам это обернулось Чернобылем.

К середине 80-х над державой воцарился в полную силу ленинский тезис: «Учет и контроль – вот главная экономическая задача». Не в производстве, не в использовании в нем достижений научно-технического прогресса, не во внедрении новых прогрессивных технологий, а именно в контроле с ленинских времен большевики видели ключ решения всех экономических проблем, что привело страну с наимощнейшим экономическим потенциалом к полному краху. Главными рефлексами, которые воспитывало Государство в советском человеке стали "отбирательный", "делительный", и "контрольный" социальные рефлексы, без которых трудно представить советскую действительность, а также советский менталитет руководителей.

Директивная экономика, достаточно эффективная в чрезвычайных ситуациях войны, террора, диктатуры, уже не могла «прибавить». Возьмём, к примеру, одну из сфер, которая интегрально характеризует состояние экономики государства.

В 1984 году Советским Союзом закуплено на Западе 45,5 миллиона тонн зерна и зерно-продуктов, 484 тысячи тонн мяса и мясопродуктов, свыше одного миллиона тонн масла животного и растительного, других продовольственных товаров на свободно конвертируемую валюту. Страна для этого отправила за рубеж более 300 тонн золота, огромные валютные суммы, вырученные за продажу газа, нефти, леса, другого сырья.

Государство, потенциально чрезвычайно богатое, проедало природные ресурсы, будучи совершенно не в состоянии прокормить свой народ. Все усиливалась тенденция перехода предприятий на импортное оборудование, которое, однако, использовалось из рук вон плохо. Собственное станкостроение все более отставало. В 1984 году из 272 предприятий и объектов, сооружаемых на импортном оборудовании, большинство не выполнило плановых заданий.

На 1 января 1985 года остались не введенными в эксплуатацию 506 комплектов импортного оборудования. у половины которых уже истекли сроки гарантии. Большинство предприятий, созданных на базе импортного оборудования, в силу ряда внутренних причин помногу лет не могут выйти на проектную мощность. Например, на Братском лесопромышленном комплексе по производству вискозной целлюлозы в течение 10 лет не в состоянии наладить работу на импортном оборудовании.

Но руководители, зная качество отечественного, советского оборудования, добиваются новых и новых закупок импортного. Если в 1983 году в Госплан СССР поступило 725 заявок на импорт оборудования, то в 1984 году – уже 924 заявки. Большая часть доставленного оборудования подолгу, иногда годами, лежала без движения.

Колоссальные валютные средства были направлены на закупку проката черных металлов и стальных труб, химической продукции, промышленных товаров народного потребления. Почти 60 процентов, докладывал в политбюро Б.И. Гостев, заместитель заведующего экономическим отделом ЦК КПСС, использованных средств в свободно конвертируемой валюте ушло на импорт продовольствия, черных металлов, химическую продукцию и промтовары широкого спроса. И это при том, что у нас покупались только нефть, газ, древесина, некоторое другое сырье.

Бесхозяйственность, игнорирование экономической целесообразности, затыкание бесчисленных «дыр» за счет проедания национальных ресурсов все отчетливее обозначали контуры приближающегося тотального кризиса общества. Хотя официальная статистика, манипулируя показателями, утверждала, что общий объем промышленного производства увеличился на 4,2 процента при годовом плане 3,8 процента. Производительность труда, по официозу, возросла в промышленности на 3,9 процента. Естественно, считалось, что возросли и реальные доходы на душу населения на 3,3 процента.

Данная справка, подготовленная думающим экономистом Б.И. Гостевым, является, по сути, приговором эффективности социалистической экономики. Однако предложения экономического отдела ЦК свелись, в свете столь удручающей картины, к «усилению контроля за выполнением постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 23 декабря 1983 года, повышению ответственности кадров за обоснованность закупок за границей…»

Благополучным показателям уже мало кто верил: сплошные «дефициты», пустые полки магазинов, скрытая спекуляция, приписки, поездки в столицу «за колбасой» превратились в явление советской жизни.

Исходя из всего этого, разве СССР не нуждался в реформах? И как можно кинуть камень в того, кто хотя бы попытался разгрести эти авгиевы конюшни "развитого социализма"?