Рекомендую всем. Это, бесспорно, беллетристика, но беллетристика наивышего качества. Роман написан замечательным литературным языком и читается очень легко, однако позволяет получить довольно полное представление о философии Спинозы, образе его мышления и биографии. Великолепен также и сюжет. Столкновение Альфреда Розенберга, идеолога нацизма, с философией великого еврейского мыслителя, которым восхищался Гете – это потрясающе, нет, даже гениально. Правда, мне сдается, что такой конфликт был бы намного интереснее и драматичнее, если бы вместо недалекого, самолюбивого и просто-напросто ленивого Альфреда Розенберга роль антагониста исполнял какой-нибудь более цельный, умный и последовательный человек. Розенберг на протяжении всей своей жизни ощущает, что «проблема Спинозы» ставит под вопрос все его убеждения, и ее _надо бы_ решить. Но в книге Ялома он ее не решает, либо прямо уклоняясь от конфликта, либо «имитируя бурную деятельность». Скажем, на решительное одноразовое действие – явиться в личную библиотеку Бенто на захваченной нацистами территории и конфисковать все книги из его музея – Альфреда хватает, а на то, чтобы действительно _прочесть_ захваченные книги – уже нет. Хотя бы по причине лингвистической безграмотности (в библиотеке Спинозы просто-напросто нет книг на языках, известных Розенбергу – русском и немецком).

Альфред вообще довольно интересный персонаж, тут сказывается огромный опыт Ялома как психотерапевта. Как невротик Розенберг невероятно убедителен и со своей нелепой, истерической любовью к Гитлеру порою вызывает даже жалость. В книге Ялома он предстает  как слабый и расхлябанный, но в то же время убежденный в собственных талантах (большей частью вымышленных) человек, который мнит себя философом и одержим полностью иррациональными идеями о собственном величии (величии собственной расы). Как тут ни вспомнить зарисовки Фромма о Гитлере и Геббельсе!.. Обычно, когда книга разбита на главы, посвященные разным (почти непересекающимся) сюжетным линиям, всегда можно сказать, какая заинтересовала тебя больше. Если говорить о книге Ялома, я это сделать не могу. Заканчивая главу о Спинозе, я испытывал большой соблазн перелистнуть страницы, посвященные Альфреду Розенбергу, и узнать, «что стало с Бенто». И наоборот. Однако, если с Розенбергом все понятно, он _действительно_ антагонист, то относительно Спинозы (разумеется, и здесь, и далее я говорю не о самом Спинозе, а о персонаже Ялома) сказать что-то определенное сложнее. Он, бесспорно, привлекает своей искренностью и стремлением следовать собственной совести, а также неприятием распространенных предрассудков и бессмысленного ханжества. Но в своем стремлении к сухому рационализму он – по крайней мере на меня – произвел впечатление скорее человека эрудированного и логичного, чем мудрого. А уж та нетерпимость, с которой он свел сложные вопросы веры только к глупости и некритичности других людей, и вовсе кажется мне непростительной. Логика представляется ему универсальным и единственно возможным способом познания, и он выстраивает некий идеальный мир, в котором будет править разум и к которому должно – по его мысли, а точнее, по его желанию – однажды  прийти человечество. При этом его абсолютно не интересует, захотят ли сами люди жить в подобном мире. В этом он уподобляется Платону, утопистам и социалистам всех мастей.

Тезис «Бог тождественен Природе, а Природа – это Бог» тоже весьма сомнителен,  поскольку, если Бог – не Личность, то, при своей несомненной слабости, ограниченности и смертности человек все же выше Бога. Человек-как-личность обладает чувствами, воспоминаниями, стремлением к познанию, способностью – по крайней мере, потенциальной – различать добро и зло, чувством прекрасного, умением любить… et cetera, et cetera. А Бог Спинозы – трансцендентное ничтожество, или, если угодно, трансцендентное Ничто. Довольно-таки скучная картинка.

Далее. Если уж Спиноза многократно повторяет, что нет добра и зла как такового, существует только наше эмоциональное отношение к тем или другим событиям, а Бог, лишенный личного начала, вообще не может ничего от нас _хотеть_, то чего ради он дает торжественный обет жить добродетельно и поступать по совести?.. И это человек, буквально одержимый логикой!! Какая, нафиг, _совесть_, если нет добра и зла? Вообще, любого, кто упоминает о загробной жизни, герой Ялома сейчас же (с простодушным удовольствием садиста) припирает к стенке, требуя сказать, на чем основано их убеждение в бессмертии души. Естественно, никаких доказательств у несчастных не находится. А между тем недурно было бы спросить, на чем основана слепая вера самого Спинозы в совесть. Совесть – вещь такая же абстрактная, как Бог. Ее нельзя увидеть и пощупать, хотя можно чувствовать. Но если мы категорически и безусловно отвергаем чувственное и интуитивное познание при доказательстве существования бессмертия, или добра и зла, или же Бога, то и совесть нам _логически_ приходится отвергнуть.

Думаю, во многом дело в том, что Ялом – убежденный атеист. Я не хочу сказать, что он нарочно приписал Спинозе собственные мысли или исказил его позицию, о нет. Но само отношение к проблеме… Помню, как в одной своей новелле Ялом говорит о своем же смертельно больном пациенте, который обрел душевное равновесие благодаря тому, что обратился в буддизм и уверовал в реинкарнацию. На рациональном уровне Ялом не может не порадоваться этому; в конце концов, цель психотерапии – избавление от внутренних страданий, а пациент и в самом деле перестал страдать. Но по тексту чувствуется, как ужасно раздражает Ялома подобное «бегство от реальности», «иллюзия» и «ослепление». Казалось бы – раз после смерти все равно «ничего нет», какая разница, во что человек будет верить здесь и сейчас, если ему будет хорошо? Полностью рациональный подход к вере требовал бы именно такого отношения.

Раз нет никакой высшей истины, от которой непозволительно было бы отступить, то к вере стоит относиться потребительски, как к пледу или тапкам. Почему бы нет?.. Но Ялом реагирует невероятно эмоционально. И мне кажется, я знаю, почему. Мысль о конечности (трагизме) человеческого бытия порождает настоящий экзистенциальный ужас. Это ощущение _мучительно_.  Быть атеистом и при этом сохранять невозмутимое спокойствие способен либо полный идиот, либо человек, начисто лишенный воображения. Ялом же не только человек с воображением, но прежде всего очень умный человек. Неудивительно, что верность своим убеждениям для него оборачивается страданием. И уж тем более неудивительно, что он испытывает раздражение против людей, которые не изъявляют такой же готовности «страдать за правду». Монополию на правду он при этом, разумеется, присваивает именно себе.      

Впрочем, вернусь к Спинозе. Сам я когда-то взялся за него из-за похвал, щедро расточаемых ему Эрихом Фромом. Совершив ту же самую ошибку, что и Альфред Розенберг, я сразу принялся за «Этику» (никто не подсказал мне, что начать следует не с нее). Я не нашел в себе достаточной усидчивости, чтобы прочитать ее внимательно и вдумчиво, а при поверхностном прочтении подобной книги ты невольно становишься похож на обезьяну, которая, подражая человеку, с умным видом водит пальцам по странице, но ни понимает ни единой буквы. Стиль изложения а-ля геометрические теоремы показался мне довольно неуклюжим, даже раздражающим. Я полагаю, это именно моя вина, хотя – как ни крути – философ должен быть доходчивым, раз уж его задача – поделиться с миром некими открывшимися ему истинами. Короче говоря, с философией Спинозы я позволил себе ознакомиться в переложении, а не в первоисточнике. Но после книги Ялома начал всерьез подумывать о «Богословско-политическом трактате». Это тоже несомненный плюс.

Если же говорить о минусах романа, то их два, и оба очень суьективны. Первый – это недостаточная острота конфликта. Как я уже говорил, от столкновения Альфреда Розенберга и Спинозы («столкновения», конечно, в переносном смысле) ожидаешь чего-то бОльшего, какой-то роковой развязки в духе греческой трагедии, какого-то… ну, взрыва, что ли. Вместо этого их соприкосновение проходит «по касательной». Забавно, что, хотя в романе описаны и «пивной путч», и Нюрнберг, и даже казнь героя, самой яркой и полной драматизма сценой остается вызов шестнадцатилетнего Альфреда Розенберга к директору школы за антисемитсткие высказывания.  

Еще один минус (не особенно серьезный, на мой взгляд, но все же) – это то, что _все_ серьезные сюжетообразующие диалоги напоминают не обычную беседу двух людей, а, так сказать, взаимную психотерапию. Ялом наделяет своих персонажей знанием человеческой природы, свойственным опытному психотерапевту, и даже позволяет им использовать явно психоаналитические приемы и формулировки. Это смотрится довольно органично, когда один из второстепенных персонажей – психиатр по образованию – беседует с Альфредом Розенбергом. Но вот в диалогах Франку и Спинозы это явный перебор.

Материал, собранный из нескольких статей и книг, просмотренных за два последних дня, а также собственные наблюдения. Короче говоря, конспект.

Депрессивным состояниям сопутствуют:

- Чувство самоизоляции, проявляющееся в ощущение несхожести с другими людьми и отделенности от мира. Человек заключен в пространстве своих мыслей и переживаний, как в тюрьме, и, сам того не понимая, задыхается от недостатка новых впечатлений

- Часто - низкая самооценка. Или же, наоборот, завышенная. Причем человек в депрессии не ощущает себя просто "хорошим" или просто "плохим", а непременно "хуже" или "лучше" окружающих. Существенный разрыв между самооценкой и оценкой остальных людей, естественно, усугубляет отчуждение.

- Романтизация своей депрессии, ассоциирование депрессии с желанными чертами, нередко - мрачное обаяние страдающего человека и способность упиваться этим состоянием

- Рассуждения в духе "Лучше я буду (...вставить желаемое качество...), чем счастливым". Ожесточение, происходящее из убеждения - не всегда совсем безосновательного - в невозможности достижения счастья не только в настоящем, но и в обозримом будущем 

- Непереносимые внутренние противоречия и порождаемыя ими постоянная тревога, боль и внутреннее истощение

"Мы развиваем свою уникальную систему личностных индикаторов, на основе которых создаем гипотезы <о жизни, внешнем мире и самих себе>, которые мы постоянно тестируем вовне, пересматривая наши конструкторы, если они не подтверждаются собранными доказательствами. Психологическое нарушение представляет собой блокировки этого процесса, так что мы можем, для примера, постоянно пользоваться определенными конструкциями, несмотря на их несоответствие опыту. Некоторые из этих конструкций могут оказаться самоповреждающими, и их непрерывное возобновление выглядит парадоксально с точки зрения гедонистического взгляда на человеческие мотивации. Однако они вполне понимаемы в представлении попыток пациента объяснить и... структурировать свой мир".

Человек в депрессии действительно "не хочет" быть счастливым, жестко ограничивая себя внутренними запретами. При этом в его мотивации скорее всего должен существовать какой-то фактор, ставший камнем преткновения. Возможна, например, подобная цепочка рассуждений: "Все делают (А) и им хорошо. Мне не нравится (А), причем не нравится настолько, что даже счастье - через (А) - не выглядит желанным, а, наоборот, отталкивает". Противорение такого рода как раз и становится "центральной дилеммой" депрессии. Правда, не ясно, что тут можно сделать. Примирить ли человека с тем образом действий, который обозначается как (А), или найти другой путь к счастью через (В)? И сколько вообще путей, ведущих к счастью?...

"Ограничение возникает тогда, когда индивид... не различает степени широты конструкторов, находит многие из своих конструкторов неприменимыми для других людей и не может переносить противоречивость своего понимания. Поведенческие ограничения обнаруживаются в тотальности суждений о мире... Процессом, противоположным ограничению, является расширение, в котором личность расширяет границы себя и своего мира, обретает новый эмоциональный опыт и новые способы видения".

Может ли какой-то человек, даже имеющий специальное образование, помочь другому в снятии таких противоречий? Понимание причин - вещь ценная, но оно не всегда способно помогать в преодолении последствий. Мне понравилось, как Ирвин Ялом написал о встрече психоаналитика и пациента:

"Эта встреча, составляющая самую суть психотерапии, является заинтересованным и глубоко человечным контактом двух людей, один из которых (обычно это пациент, но не всегда) страдает больше, чем другой".

Неплохо сказано. Обычно это пациент!...

Но не всегда.