Заставила себя добраться до дневника. Больше месяца не могла морально подготовиться))
Даже юбилей нашей крошки-Иришки не помог. Да, нашей старшей дочке 5-го сентября исполнилось 50. Блин, да я до сих пор в себя не приду... Просто отказываюсь понимать. Вроде совсем недавно мне самой было пятьдесят, а вместо скучнрго юбилея я рванула в Иркутск, - к своим, к Ангаре, домой.
И того заряда обновления мне хватило на несколько лет. Дома все другое - вода, давление, состав воздуха. Мне показалось, что и гравитация другая, так я бесшабашно летала))
Ладно, давно это было. Иркин юбилей я смотрела на фотках и немножко слушала, как они
задорно поют "Наш ковер - цветочная поляна". Любимая пластинка про бременских музыкантов., которую Олег с Иринкой знали наизусть и пели дуэтом с Иришкиных пяти лет. Серьезный шестилетний Олег еще и оркестр изображал и все подпевки))
Устраивали мне концерты, отца-то постоянно дома не было. Он сейчас многое узнает - гмм -
с большим удивлением. Но лучше поздно, однако, не так ли?
В общем, в сентябре осталось еще два дня рождения, старшего и младшего внуков.
Один - в Волгограде, другой - в Москве. Я их практически не вижу.

Когда-то очень давно Москву посетил известный американский писатель Гор Видал (1925-2012). Москвичи расспрашивали его о современной американской литературе, в том числе с восхищением говорили о романах Курта Воннегута (1922-2007). На что Видал заметил:
- Романы Курта страшно проигрывают в оригинале...

Действительно, при чтении переводной прозы и – особенно – поэзии всегда возникает беспокойный вопрос: кто на самом деле вызывает восхищение – автор оригинала или его переводчик?..

Вот 17 сентября Чехия отмечает 115 лет со дня рождения поэта Франтишека ГРУБИНА (1910-1871).

Какое-то время назад в интернете и вокруг, как нынче принято говорить, завирусилось стихотворение Грубина «Ещё не осень…» в очень хорошем переложении Владимира Яворовского:

Еще не осень! Если я
Терплю, как осень терпит лужи,
Печаль былого бытия,
Я знаю: завтра будет лучше.
Я тыщу планов отнесу
На завтра: ничего не поздно.
Мой гроб еще шумит в лесу.
Он - дерево. Он нянчит гнёзда.
Я, как безумный, не ловлю
Любые волны. Всё же, всё же,
Когда я снова полюблю,
Вновь обезумею до дрожи.
Я знаю, что придет тоска
И дружбу, и любовь наруша,
Отчаявшийся, чужака
В самом себе я обнаружу.
Но в поединке между ним
И тем во мне, кто жизнь прославил,
Я буду сам судьей своим.
И будет этот бой неравен.

Но нашёлся и другой вариант (неизвестного переводчика):
Ещё не осень на дворе,
Но много дней, бывало часто,
Я прожил, словно в сентябре.
Всегда они свежо промчатся.
Я столько планов запорол,
Откладывал, надеясь, где-то
Ещё качает гнёзда ствол,
В котором гроб мой жаждет света.
Уже в припадке не ловлю
Волну идущую, но чую:
Ещё дурачиться люблю,
Ещё нырну в судьбу чужую.
И от похмелья не уйти
Дней без жены, без друга, всяких,
Когда застану я в груди
Приют иного бедолаги.
Но в том сраженье между ним
И тем, кто жизнь во мне лелеет,
я как судья неумолим:
Рождённый ползать, ввысь не смеет.

Этот, довольно неуклюжий, перевод в каких-то деталях совпадает с первым (и с подстрочником), но сюжеты строф и общее настроение оригинала искажены чуть не до противоположного. У Грубина завершающая строфа (подводящая итог) звучит драматично, но жизнеутверждающе (подстрочник): «Но в этой борьбе между ним И тем, кто во мне хвалит жизнь, Я буду своим судьёй, пока смогу Держаться за землю, даже искалеченный.» У анонима же какой-то горьковский Уж вполз со своей бескрылой философией: «Рождённый ползать, ввысь не смеет».

Вот и гадай, действительно ли иноязычный автор сказал то, что перевёл переводчик.

https://vkvideo.ru/video-124051663_456239912