Как известно, в лечении, политике и воспитании детей у нас разбираются все подряд. В этом можно убедиться, постояв в очереди к аптечному окошку: соседи обязательно расскажут вам, какая таблетка лучше "от головы", какая "от живота".
Михаил Нестеров. За приворотным зельем. 1888 год
С некоторыми поправками можно сказать, что за 500 лет в этом плане не изменилось ничего. При Иване Грозном наши соотечественники точно так же не доверяли врачам и упоённо предавались самолечению, проводя время в аптеках.
Понюхать пороху
Другое дело, что аптек как таковых тогда всё-таки не было. Вернее, были, но назывались по-другому — зелейные ряды или зелейные лавки. Первоначально словом "зелье" называлась трава вообще и капуста в частности. Но к XVI столетию за ним чётко закрепилось другое значение. Зелье — это что-то сложное, хитроумное, таинственное, чем можно моментально и вылечить, и убить человека. Недаром артиллерийский порох тогда называли не иначе как "огневое зелье".
А вот само слово "порох" тогда относилось только и исключительно к лекарствам. Вернее, к одной из форм приготовления препарата. Таких форм было множество — "мазыни" (мазь), "масла духовитые" (эфирные), "пластури" (пластырь), "леваши" (пастилки), "горошки подъязычные" (пилюли) и "водки травные" (спиртовые настойки). Но самыми популярными были как раз "порохи", то есть порошки.
Кое-какие "порохи" можно было изготовить и самостоятельно. Так, одним из излюбленных кровоостанавливающих средств в Московской Руси был "порох берёзовый", то есть жжёная кора, растёртая в порошок, — универсальная присыпка для открытых ран и язвочек. Другие "порохи" приходилось искать по зелейным лавкам. Иностранцы неоднократно отмечали, что "московиты, особенно простолюдины, из-за грубой пищи часто страдают несварением и геморроем". Тут на помощь приходил старинный рецепт: "Возьми пороха гусятника, смешай с мёдом и маслом коровьим, и тем смазывай от болести почечуйной". "Болесть почечуйная" — это и есть геморрой, слово происходит одновременно и от "подтекать", и от "почёсывать". Гусятником или почечуйной травой именовали горец из семейства гречишных. "Сидельцы" зелейных лавок знали своё дело — горец эффективно используется и в современной медицине.
То же самое касается и других медикаментов. Бытописатели Москвы, особенно деятели "просвещённого" XVIII столетия, часто писали о прошедших временах пренебрежительно — всё, что было до Петра Великого, казалось им дикостью и варварством. Так, историк Михаил Чулков, не стесняясь, говорит: "До 1701 г. был в Москве зелейный ряд и по улицам многие зелейные лавки, где продавали всякие товары и шарлатанские масти, используемые вместо лекарств".
Фармация и коррупция
Если здесь что и можно назвать шарлатанским, то это только способ, с помощью которого торговцы добывали сырьё. Да и то вернее будет сказать не "шарлатанский", а насквозь коррупционный.
Москвичи очень любили лечиться. Соответственно спрос на лекарственные препараты был крайне велик, недаром зелейные ряды по капиталу и торговому обороту шли вровень с мясными и овощными. К тому же именно они были основными поставщиками готовых лекарств для стрелецких полков. Так что спрос нужно было удовлетворять, а своих мощностей у торговцев не хватало. И в ход была пущена остроумная схема. Московские "зелейные сидельцы" каким-то образом вышли на главу тогдашнего правительства, князя Ивана Борисовича Черкасского. Он пользовался полным доверием первого царя из династии Романовых Михаила Фёдоровича. И при этом был жаден до денег. Какую сумму ему посулили — неизвестно. Но именно он "продавил" новую повинность для государственных крестьян — ягодную.
Разумеется, в виду имели не чернику и землянику. Главной "медицинской ягодой" тогда считались плоды можжевельника. На их основе приготавливали "водку апоплектику" — спиртовую настойку, которая считалась чуть ли не панацеей. Её применяли при водянке, при заражении глистами, при болезненных менструациях и слабом пищеварении. Масло из ягод считалось отличным средством от головной боли, от застарелого ревматизма и суставных опухолей. Ягодами, растёртыми с барсучьим или медвежьим жиром, довольно эффективно лечили туберкулёз, особенно на ранних стадиях. Их также использовали при желчнокаменной болезни, воспалении мочеполовой системы, язвенной болезни желудка, а ещё при гастроэнтеритах, вздутии кишечника, изжоге... Иными словами, синенькие можжевеловые шишечки были альфой и омегой русской фармакологии.
И можжевельник пошёл в Москву потоком. Сначала ягодной повинностью обложили только ярославских, тверских и костромских мужиков. Потом её ужесточили и распространили на другие области страны. А ещё позже к можжевельнику добавили прочие лекарственные растения. Всё это вместе по-прежнему называли ягодной повинностью, хотя собственно ягоды там занимали немного места. Из Казани возами везли высушенный гусятник, ту самую "почечуйную траву". Из Воронежа и Саратова — "солодковое коренье, осеннее и вешнее", из которого делали лакрицу. Из Рязани — "кошкину траву и коренье", всем знакомую валериану. Из Сибири — зверобой и сосновые почки. Из южных областей, например из Астрахани, — полынь цитварную. Специализация по растениям была такова, что брезговали даже подмосковной рябиной — её специально везли из суздальского села Невежино, где собирали в Андреевском лесу.
При таких поставках сырья московские зелейные лавки очень быстро стали реальными медицинскими центрами, где не только продавали лекарства, но и учили ими пользоваться. Результатом стало распространение самопальных лечебников. Между прочим, кое-какие советы XVII века вполне пригодны и сейчас. Например: "Ежели учинится глиста, тою глисту надобно лекарствами утомити и обессилити, чтобы она в клубок вместилася, а и от кишок бы отстала, и как она от кишок отстанет и в те поры мочно её на низ согнати, для чего дай рябины дикой невежинской в молоке коровьем, либо полыни цитварной в молоке козьем".
https://matveychev-oleg.livejournal.com/8188069.html
lj_matveychev_oleg
гельб
Лека_Леночка