С Это первая большая должность, на которую вас назначили. Вы этого раньше намеренно сторонились?

Да. Если бы года три-четыре назад мне сказали, что со мной это случится, я бы не поверил. Мне не раз недвусмысленно намекали на возможность взять художественное руководство одного из московских театров в свои руки. Я всегда отказывался, потому что не было ни желания, ни готовности, ни необходимой безжалостности.

С Почему сейчас согласились?

Чтобы заниматься творчеством.

С Но чтобы заниматься творчеством, необязательно становиться художественным руководителем.

Для того чтобы заниматься театральным творчеством, нужно очень много: репетиционная база и возможность выбирать пьесы по своему желанию, а не подстраивать материал под те условия, в которых существуешь.

С А что вы будете делать еще?

В том числе я буду заниматься ребрендингом театра, менять мебель в фойе, делать музей...

С Совсем недавно Москву сотряс скандал в театре Маяковского, где поссорились худрук и директор, по сути, ровно из-за мебели.  Не боитесь склок на эту тему?

С директором у меня проблем не будет – мы знаем друг друга еще с тех пор, когда я работал в Театре Ермоловой. Гурвич пользуется неизменным уважением среди коллег. Он выбран председателем совета директоров московских театров. Очень целеустремленный, серьезный и готовый к переменам человек. Что касается разграничения обязанностей, то я считаю, что художественный руководитель отвечает в театре за все, начиная с дизайна номерков и заканчивая аплодисментами. Ровно поэтому я как режиссер вряд ли начну в первый же год работать, пока буду решать организационные и финансовые вопросы.

Вообще есть много причин, по которым люди соглашаются на подобные должности, но они все ко мне неприменимы. Первая – финансовое благополучие, но этот пункт сразу исключается: я даже не интересовался размером оклада, поскольку точно знаю, что в театре деньги заработать можно либо на спонсорах, либо на соцзаказе.

Вторая причина – ощущение власти. Но я уже и так более десяти лет руковожу не одним десятком людей, которые подчиняются моему художественному вкусу, моим нравственным требованиям, критериям, которые я диктую. Я руковожу Театральным товариществом, духовым оркестром, рестораном. Я знаю, что власть – это ответственность за судьбы людей.

Следующая причина, по которой принимают на себя художественное руководство театром, – это гарантия спокойной старости, когда можно сесть в кресло, а дальше, как осьминог, распустить щупальца и из кабинета выехать только вперед ногами. Однако и эта причина не годится. Со мной заключают контракт на три года.

С Вы же вроде хотели на пять лет?

Пять лет – это хороший срок, за который можно многое успеть. Мне сказали, три тоже неплохо – я не спорю.

С Кстати, о сроках правления. Как вам кажется, справедливо, что президентский срок продлили с четырех до шести лет?

Слушайте, какая разница, у нас все равно уже двадцать лет один и тот же президент!

С А есть какой-то выход из этой ситуации?

«Художественным руководителям страны» пускать к себе в труппу «молодых и талантливых режиссеров». Вот нам говорят: а кто кроме Путина? Ребята, в стране сто шестьдесят миллионов – и нет никого, кроме Путина? Не смешите! При всем уважении или неуважении к нему. Ну не может такого быть, чтобы в России не было человека, который может управлять.

С А есть в России человек, которого бы вы поддержали в качестве кандидата в президенты?

А мне его не показывают.

С Какие отношения должны быть у творческого человека с властью?

Никаких.

С Но ведь московская власть вам театр дала?

Для меня власть – те, кто в Кремле. На департамент культуры я рассчитываю как на союзников, соратников. И я не буду делать то, что противоречит моим принципам. Я скорее уйду с этого поста, оставлю его за милую душу, абсолютно спокойно.

С За кем из коллег вы следите, на кого ориентируетесь?

Скажу честно: ни на кого. Мне когда-то Зоя Борисовна Богуславская сказала: «Олег, вы человек, которого очень мало интересует творчество других». Я в курсе того, что происходит в других театрах, но не могу сказать, что сильно этим интересуюсь.

С Вы приходите в театр со своей командой?

Я не буду брать в труппу никого из своих. Да им это не очень нужно: например, Саша Усов работает во МХАТе, Витя Сухоруков – в Театре Моссовета и на Малой Бронной. Более того, у востребованного актера сейчас нет стремления занять место в труппе. Скорее наоборот: занять место в труппе хотят те, кто опасается за свое будущее. Просто моя компания «Театральное товарищество» заключит с Театром Ермоловой контракт, и я перенесу на сцену театра наши спектакли. Нам же очень нужно привлечь зрителей, а пока в репертуаре многие спектакли вызывают вопросы и даже недоумение.

С Театр должен воспитывать, учить любить ближнего, родину?

Это замечательно звучит, но к этим фразам мы давно относимся с иронией…

С Как и вся интеллигенция, в общем-то.

Это слово вообще не произносите – я никогда не мог понять, что это такое. Те, кто сейчас себя называет интеллигентами, не вызывают у меня никаких эмоций, кроме неуважения. Что касается театра, я считаю, что миссия его – заставлять людей думать. А что, собственно, еще делает театр? Он только этим и занимается.

С Вы чувствуете себя свободным человеком?

Да никогда в жизни! Публичный человек априори не может быть свободным. Он может только следовать каким-то внутренним принципам, не изменять себе. Каждый раз, когда мы врем сами себе, происходит сбой существующей в нас системы. Я боюсь, как бы моя система не развинтилась. Кем то ведь был определен мой путь, мое развитие.

С Вы живете сегодняшним днем?

Стараюсь. Но я не могу не думать о завтра, хотя бы с той точки зрения, что завтра меня может не стать.

С С этой точки зрения вы думаете не про себя, а про людей, которые останутся.

Про людей, которые останутся, безусловно. Но и про себя, про свою душу тоже. Мне же придется отвечать за все гадости, которые я тут наделал. Поэтому стараюсь их поменьше делать.

С Представьте себе, что вы умерли, пришли к Богу, и он спрашивает: «Счастлив ли ты был, Олег?»

Я буду счастлив как минимум потому, что могу с Ним разговаривать. Это, наверное, и будет ощущением счастья. Андрей Битов мне когда-то сказал замечательную фразу. Спрашивает: «Вы верующий человек?» Я говорю: «Верующий». – «А вы знаете, какое самое потрясающее доказательство существования Бога?» «О-па», – подумал я. «Андрей Георгиевич, ну расскажите мне». И он говорит: «Мы не знаем, что происходит с нами после смерти, – кто-то наложил на это табу». Человечество знает все, кроме этого. И для меня это главное доказательство существования высших сил, милости и любви: сюда, ребята, вы попадете, только когда помрете, когда повзрослеете. А еще я верю, что если за весь день не подумал о смерти, значит, день прошел зря.С